Протоиерей Николай Харьюзов: пастырь, публицист, исповедник

К 50-летию со дня преставления

В начале XX века по нашей земле прошла страшная буря. Она разрушила храмы, погубила множество людей, подняла пыль, которая закрыла солнце для многих, разъела глаза и многих удушила. Но после этой страшной бури наша Церковь обрела и великое богатство — сонм мучеников, которые являются нашими предстателями и молитвенниками на небесах. Нет уголка на нашей земле, где бы ни было такого предстателя, хотя о многих мы пока ничего еще не знаем.

В храме Бориса и Глеба в Зюзине их было двое — отец и сын: священники Александр и Николай Харьюзовы.

Сведения об отце Александре Харьюзове скудны. Родился он в 1882 году в семье Афанасия Харьюзова — диакона Михайло-Архангельской Верхневологодской церкви Вологодского уезда. Когда стал священником, неизвестно, но около 1934 года принял Зюзинский приход. Это был общительный, веселый человек; играл на гитаре, любил петь романсы, за что от некоторых в селе получил прозвище «красный поп». Он был одним из немногих жителей села Зюзина, кто выписывал газеты. Отец Александр был арестован 14 сентября 1937 года по обвинению в «антисоветской агитации» (ст. 58−10 УК РСФСР). Виновным себя не признал. Родственники получили лживое известие, что он осужден на 10 лет ИТЛ, — в действительности 9 января 1938 года отец Александр был приговорен Новосибирской тройкой УНКВД к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян.

Место священника в храме Бориса и Глеба занял его сын — иерей Николай Харьюзов: сразу после ареста отца Александра он попросил у священноначалия перевода на его место и в сентябре поселился в сторожке при храме. Сумев быстро организовать прихожан, он создал церковный совет, получил разрешение на открытие церкви и начал совершать богослужения.

В те страшные годы многим было очевидно, что он разделит участь отца. Действительно, уже 28 ноября 1937 года священник Николай Харьюзов был арестован по той же ст. 58 п. 10 УК. Но сыну, в отличие от отца, предстояла долгая жизнь. Человек он был яркий, образованный и готов был бесстрашно стоять за православную веру.

Монахине Сергии (Каламкаровой) удалось собрать о нем довольно подробные сведения. Родился отец Николай 28 ноября 1900 года в городе Великий Устюг Вологодской губернии. Окончил Ишимское духовное училище и Киевскую духовную семинарию. В 1918 году Николай Харьюзов поступил на историко-филологический факультет Киевского университета, закончил три курса в 1921 году. С июня 1921 года работал заведующим детской площадкой, секретарем рабоче-крестьянской инспекции, учителем русского языка и литературы в семилетней школе.

Супругой Николая Харьюзова стала дочь священника церкви села Роги протоиерея Леонтия Гримальского (причислен к лику святых; память священномученика Леонтия Гримальского — 13/26 февраля). 7 августа 1922 года Николай был рукоположен в сан диакона, а 27 августа 1922 года — священника. В 1929 году он перешел в Вятскую епархию, где служил его дядя, иерей Леонид Афанасьевич Харьюзов (расстрелян в 1938 году).

В 1930 году иерей Николай Харьюзов был принят в Московскую епархию и служил сначала в селе Жигалово Щелковского района, а потом в селе Гжель Раменского района.

«На селе кругом вопль и стон, антихристы-коммунисты разоряют страну, издеваются и расстреливают лучших людей. Но это им даром не пройдет, все православные должны сплотиться вокруг Церкви Божьей и действовать заедино».

«Коммунисты ни за что судят и сажают в тюрьмы лучших людей, ни с чем не считаются, вот у меня забрали отца и, несмотря на его старость, всё же посадили — вот вам и Сталинская конституция, вот вам и „свобода“».

«Терпите, православные, скоро конец придет вашему терпению, будет война, всех коммунистов уничтожат». Такие высказывания, записанные со слов «свидетелей», вменялись в вину отцу Николаю.

Виновным в антисоветской деятельности он себя не признал.

7 декабря 1937 года тройка при УНКВД ССР по Московской области постановила: Харьюзова Николая Александровича заключить в исправтрудлагерь сроком на 10 лет, считая срок с 26 ноября 1937 года.

Для отбывания наказания отец Николай был отправлен в Бамлаг.

О причинах, побудивших власти к его аресту, узнаем и из писем отца Николая, которые рассылались им в разные инстанции с просьбой пересмотра его дела: «..в качестве единственного доказательства моей контрреволюционной агитации какое-то заявление совершенно неизвестной мне женщины о том, что я якобы публично, за столом высказывал сожаление об аресте своего отца. Что я сожалел об аресте своего отца, я не отрицаю и сейчас, но чтобы из этого простого и естественного сыновнего сожаления создавать факт контрреволюционной агитации, то для этого нужна своеобразная логика. Других обвинений мне предъявлено не было. Виновным себя я, конечно, не признал. Да, я был служителем культа, но это не значит, что я был врагом своей Родины, был изменником своего Социалистического Отечества, успехи которого из года в год я видел воочию. Я не занимался никогда и никакой контрреволюционной агитацией».

В ходе следствия, произведенного при пересмотре дела, были допрошены люди, знавшие по селу Зюзино отца Николая, в том числе члены сельсовета и свидетели, дававшие показания в 1937 году. Все они показали, что антисоветских высказываний и вообще бесед на политические темы от него не слышали — им просто давали подписывать уже приготовленные заранее «показания». Но было при этом также выяснено, что отец Николай знает несколько иностранных языков, а один из новых свидетелей, бухгалтер совхоза, приставленный в 1937 году сельсоветом следить за священником, показал, что видел, будто посещавшая с экскурсией церковь некая иностранка (бывшая графиня) якобы передала что-то отцу Николаю. Кроме того, он слышал, как «Харьюзов после приезда в село Зюзино заявил, что он приехал продолжать дело отца (который ранее был арестован за активную контрреволюционную деятельность среди населения, имел связь с иностранцами и подозревался в шпионаже)». «Учитывая, что осужденный Харьюзов Николай Александрович — выходец из социально чужой среды (служитель рел. культа)», УНКВД сочло это достаточным, чтобы принять решение об оставлении приговора в силе. Но и.о. прокурора Ленинского района, посчитав, что показаний свидетелей недостаточно для изобличения осужденного Харьюзова в шпионаже и контрреволюционной деятельности, отправил дело на дополнительное расследование, согласившись, впрочем, с тем, что «Харьюзов по своему происхождению является социально опасным элементом для общества и поэтому освобожденным из-под стражи быть не может до полного расследования его дела».

В ноябре Раменский райотдел НКВД начал допрашивать новых свидетелей — жителей села Жигалово, в котором отец Николай прослужил несколько лет. Некоторые из них пели в то время на клиросе. Большей частью показания были нейтральными: в них описывалось, что Николай Александрович (так называли жители села священника) в беседах о политике держался неопределенной стороны, и они не могли точно сказать, за или против советской власти он был.

Но следователю удалось найти двух жителей Жигалова, давших нужные показания о том, что отец Николай высказывал недовольство колхозным строем. На этом основании 3 декабря 1939 года постановлено было отклонить ходатайство «Харьюзова Н.А. как а/с человека, который проводил подрывную работу в колхозе, разлагал дисциплину в колхозе и вел к-р агитацию против колхозного строительства. будучи враждебно настроенным к Сов. власти, проводил контрреволюционную деятельность». Приговор тройки УНКВД от 1937 года был оставлен в силе.

Наступил июнь 1941 года, началась война, и довольно скоро советская власть была вынуждена поменять свое отношение к Церкви.

21 ноября 1943 года, согласно решению Архангельского областного суда, отец Николай был по болезни освобожден досрочно и в марте 1944 года назначен настоятелем Михайловской церкви села Загорново Московской области.

С 1945 года отец Николай Харьюзов становится постоянным автором «Журнала Московской Патриархии». В этом служении раскрылся особый талант отца Николая.

В «Истории Русской Церкви (1917−1997)» протоиерея Владислава Цыпина о нем упоминается в таком контексте: «Особенно плодовитыми авторами „Журнала Московской Патриархии“ первых послевоенных лет были протоиерей А.П. Смирнов, протоиерей Н.А. Харьюзов, Л.Н. Парийский, А. Шаповалова, профессор И.Н. Шабатин, подписывавший свои статьи о русской церковной истории псевдонимом Никита Волнянский, профессор Г. П. Георгиевский».

Некоторые из публикаций отца Николая сегодня можно прочесть в интернете. Например, статью «Можно ли простить фашистов?»: «Если мы признаем провиденциализм, признаем возмездие за совершенные проступки и здесь на земле, то говорить о прощении тех, кто залил кровью всё человечество, кто уничтожает все лучшие достижения человеческого гения, кто в своей дьявольской жестокости убивает и истязает стариков, женщин, детей, — говорить о прощении их — значит „подвергать себя тому же осуждению, что и фашисты, утопающие в крови своих жертв“». Эти слова, думаю, и сегодня многим будет полезно услышать.

С 1945 по 1948 год отец Николай написал около 15 статей для «Журнала Московской Патриархии».

Доверяли отцу Николаю и важные в каноническом смысле статьи. Так, например, в № 5 за 1945 год опубликована статья «Необходимые итоги», посвященная годовщине со дня кончины Святейшего Патриарха Сергия. В ней отец Николай ставит в заслугу Святейшему активную борьбу с обновленческим движением: «Велико значение Святейшего Патриарха Сергия в искоренении обновленческого раскола и других подобных течений. Всю свою жизнь он твердо и мудро вел Церковь Российскую, основываясь на принципах Декларации 1927 года. И словом, и делом он никогда не изменял принятому решению. И кровопролитнейшая война, навязанная нам фашистскими людоедами, воочию всем — и ближним и дальним, и у нас и за границей — доказала его любовь к Церкви и Родине, доказала правильность его принципов и поведения. Он был „не кабинетным мечтателем“, а верным хранителем и выразителем лучших традиций Русской Православной Церкви. Все верующие люди — епископы, клирики и миряне — пошли за ним и сохранили чистоту и неповрежденность Вселенской Истины, заключенной в нашей Поместной Церкви. „Хранитель благочестия“ — верующий народ увидел в патриархе Сергии своего действительно пастыря и пошел за ним. Увидели в нем истинного пастыря и обновленческие руководители и с раскаянием начали возвращаться в лоно Церкви».

Как видим, отец Николай полагает, что Декларация 1927 года была направлена против обновленческого движения.

Не был чужд отец Николай и лирики. В № 4 за 1946 год опубликован его замечательный пасхальный этюд: «Детство. Предпасхальная суета. Мать занята изготовлением разнообразнейших праздничных снедей, отец почти целые дни в храме, а я с нетерпением спрашиваю: «Мама, скоро ли Христос воскреснет?» Я бегаю из комнаты в комнату, мешаю всем и ожидаю пасхальной службы, света, огней, фейерверков. Вечер. Говорят о последних днях земной жизни Христа. Слезы туманят глаза, сердце вот-вот выскочит из груди. Хочется всех обнять, всех любить, всем делать добро. И с детской осмысленностью ждешь победы Добра над Злом, ждешь воскресения и. тихо засыпаешь с улыбкой на лице.

Старость. Желаю разрешитися и быть с воскресшим Господом. В старости, более чем когда бы то ни было, меня влечет к Себе Воскресший Спаситель. Нет, жизнь не бесцельна, жизнь человека не обрывается, как нить; она (жизнь) полна глубокого смысла и значения; она продолжается для каждого из нас и за гробом".

Активно отец Николай писал и на патриотические темы: «Вера в Тебя, Господи, вера в Твою любовь к нам — наказующую и милующую — эта вера всегда была неотъемлема от нашего народа, и она, по справедливым словам А.С. Пушкина, „дает нам особенный национальный характер“. Отсюда именно мы, наша Родина, лучшие люди ее (Ломоносов, Белинский, Достоевский и др.) всегда верили, что Россия должна сказать миру новое слово, объединить мир так, как классически объединено сейчас наше многонациональное советское государство».

Или в статье о Бородинской битве «Не нам, не нам, а имени Твоему»: «Весь громаднейший лагерь был своего рода домом молитвы. Духовенство всю ночь служило молебны пред особо чтимыми святынями, вдохновляло людей на великий подвиг жертвенной любви, и все — от великого полководца до последнего ополченца — на коленях просили Господа и Его Матерь дать им силы «постоять за свою Родину, с честью умереть за нее, спасти ее».

Многие, как бы готовясь к смерти, надевали чистое белье, говели и причащались. О вине позабыли: «Не такой завтра день, не к тому готовимся мы», — говорили войска.

И они — эти простые, незаметные, но мужественные русские воины — оказались непобедимыми.

И как тогда, 135 лет тому назад, русские чудо-богатыри исполнили свои долг перед страной, так и теперь, во дни второй, Великой Отечественной войны, наши русские витязи, плечом к плечу с народами братских республик, железной грудью защитили Родину от фашистского нашествия, смыли своей кровью нанесенное нам оскорбление, своей беззаветной храбростью и мужеством создали Родине и себе вечную, не умирающую в веках славу, которой мы гордимся сейчас, как в свое время гордились ею и наши великие предки. Как тогда, так и теперь «всё бросил наш народ на алтарь Отечества: дома, имущество, все достояние свое», но победил врага и отстоял независимость своей великой Родины".

Эта активная публицистическая деятельность не могла остаться без внимания. Тем более что отец Николай если и занимал такую патриотическую позицию, и признавал советскую власть, хотя она и отправила его в заключение, всё же не стал соглашателем с этой властью, столь враждебной Церкви.

«Служение отца Николая отличалось большой смелостью для того времени.

Им проводилась реставрация как икон внутри церкви, так и росписей снаружи, что воспринималось властями как специальные действия, чтобы привлечь в церковь большее число верующих.

В 1945—1946 годах неоднократно в Загорнове совершались торжественные соборные богослужения, которые привлекали множество молящихся и противниками веры воспринимались как устроенные специально для того, чтобы отвлечь колхозников от работы в колхозах.

Врагом отца Николая стал директор сельской школы.

В декабре 1946 года в Загорновской школе состоялось собрание учителей школы совместно с сельским активом на тему международного положения. Отец Николай пришел на него без приглашения. В противовес словам докладчика о том, что Церковь являлась в своей основе, а особенно в последние годы, реакционной, священник поднялся с места и выступил перед присутствующими с заявлением о том, что Православная Церковь не является реакционной, мероприятия ее нужно проводить и поддерживать", — пишет монахиня Сергия (Каламкарова).

«Ежегодно перед началом учебного года отец Николай служил 29 или же 30 августа молебны для школьников и причащал детей. В церковь собиралось до 200 учащихся начальных классов Загорновской, Сафоновской и Старковской школ. В проповедях перед детьми священник говорил, чтобы школьники слушались учителей, родителей, посещали церковь и не забывали Христа.

В июне 1948 года протоиерей Николай произнес проповедь на похоронах члена партии председателя колхоза А.П. Филипповой, отмечая, что она в последние дни жизни стала верующей и всем необходимо следовать ее примеру.

В сентябре 1948 года ревностный священник обошел все дома в деревне Литвиново, служа молебны, несмотря на то, что, по указанию исполкома Раменского райсовета депутатов, ему было это запрещено в связи с эпидемией инфекционных заболеваний. Вызванный председателем Загорновского сельсовета, отец Николай заявил, что решению исполкома райсовета он подчиняться не будет".

Конечно же, столь деятельного пастыря не могли оставить без своей опеки органы госбезопасности. В конце 1948 года к нему был приставлен секретный осведомитель — учитель местной школы и классный руководитель Тамары, дочери отца Николая. Этот человек неоднократно посещал священника дома, вызывал его на провокационные беседы, просил религиозную и философскую литературу, якобы нужную ему для учебы в пединституте.

12 ноября 1949 года священник Николай Александрович Харьюзов был арестован и заключен во Внутреннюю Бутырскую тюрьму Москвы.

На допросах отец Николай не отрицал своих слов «о том, что в 1937 году людей сажали в тюрьмы без суда и следствия и в заключении погибло очень много невинных людей»; «о Загорновском колхозе, где колхозникам жить тяжело, так как они уже несколько лет на трудодни ничего не получают, к тому же их обложили непосильными налогами, что они даже продают своих последних коров..» И 22 февраля 1950 года он был осужден по ст. 58−10 ч. 1 и направлен для отбытия десятилетнего наказания в лагерь строгого режима МВД СССР.

25 декабря 1955 года отец Николай был досрочно освобожден. Впоследствии он добился пересмотра обоих дел, что для него, как священнослужителя, было очень важно.

В последние годы отец Николай служил в храмах Владимирской епархии.

В понедельник 9 декабря 1963 года протоиерей Николай Харьюзов пришел на службу в Троицкий собор города Александрова. Еще в дороге он почувствовал себя плохо, но всё же не вернулся домой. В больнице ему поставили диагноз: инфаркт миокарда. Отец Николай стремился домой — служить на день ангела. Незадолго до смерти батюшка, уже теряя сознание, вскакивал со словами: «Пустите, пойду в храм служить».

12 декабря 1963 года служитель Христов протоиерей Николай Александрович Харьюзов закончил свой жизненный путь.

Сейчас во Владимирской епархии готовится книга о протоиерее Николае, в основе которой — архивные материалы, собранные монахиней Сергией (Каламкаровой).

http://www.pravoslavie.ru/put/66 611.htm