Железным шагом.

«Былая Русь! Не в те ли годы
Наш день, как будто у груди
Был вскормлен образом свободы,
Всегда мелькавшим впереди?…»
Н. Рубцов

«Еще не гнутся казаки…»
Н. Гоголь «Тарас Бульба»

Поток националистических идей пронесся по России. Старые партийные различия в патриотическом движении стираются. Национализм, очевидно, призван к тому, чтобы стать новой демаркационной линией в русском обществе. Я уверен, что так и произойдет при правильном теоретическом и практическом подходе, объединении национальных и социальных проблем, понимании того, что национально-социальный излом тектонических плит русской исторической жизни был, есть и будет общей и единственной причиной всех наших бед и нестроений (наших «историко-политических «цунами»).
При этом особенно важно разобраться в одном тонком и принципиальном вопросе, на который я как-то не обращал внимания ранее, полагая, что здесь все и так ясно. Однако же в последнее время убедился, что это далеко не так. Речь идет о христианстве, даже не о вере в Бога, а именно — христианстве.
Буквально на каждой встрече с читателями найдется обязательно кто-нибудь, кто задаст вопрос о том, почему во всех своих статьях я не только ссылаюсь на те или иные выдержки из Библии, но и пытаюсь по мере сил своих показать, что причины всех наших исторических ошибок и промахов — в апостасии (отходе от Бога), и без глубокого осознания этого выстроить русское государство не удастся, и объединить наши силы для этого славного дела мы не сможем.
Более того, всерьез предлагаются различные варианты язычества — «Удар русских Богов» Истархова и прочая чепуха, которую, казалось бы, можно рассматривать только как литературную шутку, что-то вроде «Козьмы Пруткова». Ан нет. Все совершенно серьезно. Можно было бы, конечно, ответить фразой из книги притчей Соломоновых: «Упорство невежд убьет их, и беспечность глупцов погубит их». Хотя я и глубоко убежден в правоте этих слов, но… наша-то задача (православной интелигенции) как раз и состоит в просвещении народа.
Неужели Церковь перед лицом Христа останется безмолвной, когда люди обратятся к ней за разрешением этих вопросов? Мысли эти постоянно приходят в голову, особенно сейчас, в дни, когда все мы отмечаем светлый праздник Крещения Господня.
Иногда отвечают приблизительно так: или христианство — религия, или это — социология; или его нужно принимать целиком, как веру, не прикрывая им свои революционные и иные вожделения, или отказаться от него совсем.
На мой взгляд, правильнее было бы сказать, что исповедующие Христа, а особенно священнослужители, должны отказаться от всех принципов правды большинства (так называемой демократии), а не правды Христовой, от веры в формы и утверждения, обычно игнорирующие самого человека и его дух.
Здесь уместно будет привести слова одного из крупнейших церковных авторитетов — святителя Григория Богослова (бывшего в свое время, по мнению его современников, и одним из образованнейших людей Европы): «Когда же дело идет о явном нечестии, тогда должно скорее идти на огонь и меч, несмотря на требования времени и властей и вообще на все, нежели приобщаться лукавого… Всего страшнее — бояться чего-либо более нежели Бога, и по сей болезни служителю истины стать предателем истины».
Опасность здесь не в том, что в народе якобы нет веры. В настоящее время храмы, как правило, заполнены, особенно в церковные праздники. Но живость чувства веры не исключает деморализации, сбитости с толку, незнания, где искать правду, а вследствие этого происходит ослабление нравственного влияния православного общества на своих членов. Эта деморализация зависит от противоречивости действия лиц и учреждений церковных и постепенно порождает много опасностей для Православия.
Среди православного мира в настоящее время нарастает в отношении своих церковных дел два чувства: апатия и раздражение. Апатия происходит от сознания, что «при таких порядках — ничего не поделаешь». Но то же сознание рождает и раздражение, и все это обращается на церковные власти, бессилие которых начинает быть все более видимо народу. Здесь-то, казалось бы, и надо выступить с проповедью того, что формами политическими и социальными идеалы жизни свободной, чуждой эксплуатации и насилия (то, к чему инстинктивно всегда стремится народ и что составляет постоянный предмет для его эксплуатации и обмана), не достигаются, а обеспечиваются лишь по степени этического развития личности, что это и есть подлинная правда истории. Развитие же этического начала — в качестве чего-то самобытного и самодовлеющего, в свою очередь, истекает из векового, религиозного и именно православного сознания, оставившего глубокие следы даже на тех, которые в личных верованиях совершенно отошли от православия. Эта-то вечная практическая проповедь христианства вошла в сознание русских гораздо глубже, чем многие из них сами думают, и сослужила огромную службу России в годину страшной смуты, разрушающей государство вот уже более века.
Христианству в мире приходится выносить тягчайшую борьбу против всемирного антихристианского движения, во главе которого стоит мировое еврейство и которое ставит своей целью совершенно покончить с христианскою эпохою.
В такую эпоху русский народ, храня свое самосознание, обязан быть более чем когда-либо всемирною опорою христианства. Это одно может дать исторический смысл и нравственное содержание национальной борьбе за построение русского государства, за государственное существование русского народа. Если же мы покинем эту миссию, то русский народ тем самым отрекается от своего прошлого, да и вообще от всякого идеального смысла своего существования. Государство русского народа, покидая христианскую миссию, становится столь же ненужным для человечества, как делается совершенно незаменимым, необходимым и драгоценным, если блюдет эту миссию. А блюсти ее нельзя иначе как в связи с верою и Церковью.
Но помимо этой общей точки зрения, дающей мировой смысл русскому государству, значение церкви важно и в более тесном, практическом отношении, т.к. церковь есть источник наиболее совершенной нравственной дисциплины народа.
Ниспровержения исторических основ нашего государства, с вытекающими отсюда потребностями отыскивать и устанавливать нечто новое (как показал опыт XX столетия и его несколько революций) — нужны только для нерусских частей населения России, и нужны именно с целью подорвать русскую гегемонию. Однако, как показал опыт (особенно — новейший, 1991 года — демократической революции), в сущности, эта задача нелепа даже в их собственных интересах, за исключением разве, может быть, одних евреев, если предположить, что евреи действительно в состоянии поработить весь мир, извратив и уничтожив государственные основы, обеспечивающие силу других народностей. Что же касается наших сограждан (в том числе и нынешних граждан ближнего зарубежья) — католиков, протестантов и даже магометан, то подрыв русской гегемонии несет гибель не одним нам, но и им самим. Как же не понять, что Россию никто не в силах поддержать и понять кроме самих русских? Остальные народы могут в этом помогать русским, как нередко и помогали, но сами не в состоянии справиться с такой тяготой.
Если же мы, русские, понимаем свою историческую задачу, то никак и не должны допустить подрыва связи русского народа с православной верой и Церковью. На этой связи у нас держится все: и здравое нравственное воспитание народа, и национальное сознание своего мирового смысла и — вследствие этого — сильное чувство патриотизма, и необоримое условие формирования русского государства — национальная диктатура.
Конечно, в среде церковных иерархов иногда (а в последнее время — все чаще) происходят странные вещи — награждаются церковными орденами злейшие враги русского народа, отсутствует национально ориентированная социальная политика, присутствует слишком уж откровенное (не вызванное «дипломатической» необходимостью) угодничество перед антинародной властью и многое чего еще, что можно поставить им в упрек. Однако же надо не забывать, что Церковь Христова — это не церковная иерархия, и даже не храм, и даже не молящийся народ, а мистическое единение во главе с Христом всех христиан — и ныне живущих на Земле, и живущих в мире ином, что в такой Церкви — нет смерти, а есть постоянное мистическое общение всего церковного народа, когда-либо населявшего Русскую Православную Землю. Такое понятие дает многое, и тем более — не оставляет места никакому язычеству, и даже атеистов заставляет задуматься (и чем они становятся старше — тем больше и глубже задумываются!) о Христовой истине и своей роли в ее отстаивании и воплощении в жизни русского народа. Бывают, конечно, минуты, когда кажется, что ты один, а кругом — безысходность и пустота, и нет выхода. В такие минуты вспоминаются стихи одного малоизвестного поэта (имя его затерялось и ничего не дает широкой публике, а потому я его опускаю):

Поручик выпьет перед боем
Глоток вина походной фляги,
Он через час железным строем
Уйдет в психической атаке…

И я иду под тем же флагом,
И я в психической атаке
Немало лет, железным шагом…

И я иду по вольной воле,
По той земле, где нивы хмуры,
И мне упасть на том же поле,
Не добежав до амбразуры…

Хотелось бы привести один, лежащий на поверхности пример из нашей истории, указывающий на значение гуманитарной, духовной культуры, а следовательно, и их основы — Православия на судьбу русского народа. Речь идет о Великой Отечественной войне — важнейшим победоносном событии в истории нашего народа в XX веке. Война была не только битвой армии на полях сражений, но и битвой умов в военных штабах и конструкторских бюро. Если проанализировать наиболее крупных немецких авторов по истории Второй мировой (Типпельскирх, Паулюс, Гудериан), да и, пожалуй, наших полководцев (Жуков, Конев, Василевский), а тем более произведения изящной словесности, вышедшие из-под пера писателей-фронтовиков (Карпов, Солженицын, Астафьев, Дроздов, Быков), то поражаешься на первый взгляд удивительно общему у всех этих разных по происхождению, опыту жизни и таланту людей (что касается наших полководцев, то здесь, конечно, — надо «уметь читать»!) выводу: битву умов в конструкторских бюро мы безусловно и абсолютно выиграли, а вот битву умов в военных штабах мы так и не смогли выиграть до конца войны. Почему так?
Ответ очевиден — техническая интеллигенция восстанавливается значительно быстрее, чем интеллигенция военная, представляющая собой результат длительного исторического развития, опирающегося на духовные (и в первую очередь — религиозные) традиции. Не секрет, что лучшая часть русской военной интеллигенции была уничтожена в Первой мировой, на полях гражданской войны и в последующих репрессиях против русского народа захватившей в России власть еврейской национальной буржуазии. Здесь же заметим, что все без исключения авторы (и наши, и западные) отдают пальму первенства в оценке боевых качеств рядового состава — русскому солдату, чья отвага, самопожертвование и верность долгу и определили в значительной степени нашу Победу.
И это — несмотря на очень сложную оценку первых лет войны, когда сдача в плен была массовым явлением в Красной Армии, а многие русские на захваченных территориях готовы были к сотрудничеству с оккупантами, во многом благодаря тому, что воспринимали их на первых порах как — в какой-то степени — освободителей от еврейской власти. Думаю, что в значительной степени именно это обстоятельство и определило те огромные потери (во многом — неучтенные), которые понес наш народ в этой войне. Достаточно напомнить, что в войсках враждебной державы — Германии впервые за всю историю войн, которые когда-либо вела Россия, сражалось до 10% военнослужащих — русских по происхождению (по разным оценкам, до 1 миллиона человек).
Русский народ к началу войны был разобщен, элита уничтожена и в полной мере не восстановлена, Православная Церковь — расколота, духовное единство отсутствовало, и только ценой величайших жертв народ смог победить захватчиков. Думаю, нелишне заметить, что Победа эта (по мнению Солженицына) далась русскому народу ценой таких жертв, таких усилий, что он надорвался и в исторической жизни не восстановился до сих пор. Именно поэтому, по мнению того же автора, так легко далась победа над ним еврейству в демократической революции 1991 года.
Такой длительный экскурс в историю политическую и духовную потребовался нам для того, чтобы понять: именно из истории, ее сильных и слабых сторон растут все корни наших успехов (хотя и очень скромные — но они все же есть) и нестроений. Более того, я глубоко убежден, что все наши неудачи в национальной и патриотической сфере объясняются тем, что оказался разрушен наш быт, атмосфера уважения предков, разрушен тот героический ряд их, который и составляет становой хребет исторической жизни любого народа.
Ведь чем сильны, например, евреи? Не армией, флотом и даже не деньгами, а бытовой культурой. Разрушьте их историческую память: пророков, судей, библейских царей — и они растворятся в славянском море, как соль.
Надо, наконец, понять, что именно отсутствие духовного единства, сплоченности под одним историческим знаменем — Православием приводит к огромным нравственным, физическим и материальным потерям у русских — и потому рассматривать все попытки нарушить это духовное единство как большое зло, направленное против русского народа. В этом отношении хотелось бы сказать два слова о получивших в последнее время большую популярность «молодых лимоновцах». Безусловно, сочувствуя и тем из них, которые осуждены на неоправданно большие сроки, и их родителям, надо все же честно сказать, что лимоновское движение молодых нацболов — это путь для канализации религиозной энергии русской молодежи на пустое и не правое дело — путь бессмысленных жертв, путь раскола русского молодежного движения сопротивления — нечто вроде того, когда в начале XX века еврейству удалось религиозную энергию русской молодежи (огромную энергию) канализировать в революционную деятельность, направленную не на созидание, а наоборот — на разрушение русского государства.
Блестящим литературным примером этого (с живыми прототипами) являются Павка Корчагин (Николай Островский) из очень популярного в свое время романа «Как закалялась сталь» и герои неоконченного романа того же автора «Рожденные бурей».
В то же время нас окружают живые ситуации, вокруг которых можно и нужно сплачиваться в нарастающем сопротивлении антинародной власти. Свежий пример, от которого, как говорится, «волосы встают дыбом».
В ночь под новый 2005 год в Санкт-Петербурге был с особой жестокостью убит (по одной из версий — кавказцами) любимец русской молодежи — олимпийский чемпион велосипедист 33-летний Дмитрий Нелюбин — на глазах жены и их маленького ребенка, смотревших из окна, как их папа в честь Нового Года во дворе решил зажечь бенгальский огонь. Убит просто за то, что он — русский и захотел в своем (а не в их!) русском городе вести себя раскованно и свободно.
Вот повод для того, чтобы потребовать от губернатора и прокурора уйти в отставку, если убийцы не будут найдены, сплотиться вокруг этого требования, юридическим и иным образом оформить его как элемент сопротивления уничтожению русских в принадлежащем им городе.
Хотелось бы в связи с этим остановиться и на так называемом сопротивлении, которое у нас почему-то путают с протестным движением, хотя протест и сопротивление — суть совершенно разные гносеологические категории. Первое означает высказанное недовольство чем-либо, а второе — активное действие, заставляющее любыми средствами (вплоть до самых «острых») противоположную сторону подчиняться высказываемым требованиям. Примером протеста является голодовка (протест «на коленях»), пикет, выступления в СМИ, примером сопротивления — гражданское неповиновение, террор, гражданская война.
Почему-то считается, что сопротивление находится вне рамок юридически разрешенных действий. Это не так. Я уже не говорю о том, что в соответствии с «Принципом равноправия и самоопределения народов» (п. 2, ст. 1 Устава ООН) народ имеет право на вооруженную борьбу с целью создания своего государства.
Посмотрим на пример более нам близкий. В соответствии с действующей Конституцией РФ (ст. 7) Россия объявлена социальным государством, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и развитие каждого человека. Эта важнейшая норма оказалась недействующей в целом, государство таковым не стало. Однако норма оказалась действующей в отношении новых нерусских собственников, а не русского населения, которое государство оставило на произвол судьбы.
Проблема соотношения частных и публичных интересов в последнее десятилетие является предметом оживленных дискуссий представителей общей теории права и отраслевых юридических наук. Но независимо от теоретических воззрений бесспорным является то, что, если бы обязанности государства перед своими гражданами были четко закреплены в Конституции РФ, оно просто не смогло бы допустить превращение большей части населения своей страны в нищих людей и какой-то кучки «приватизаторов» — в богатейших на планете Земля олигархов, а затем еще в экстремальных ситуациях выражать их частнособственнические интересы, придав забвению интересы общественные. Отсутствие нормы ответственности является юридическим основанием для любых форм сопротивления с целью ее введения.
В заключение хотелось бы вообще остановиться на соотношении в нашей жизни прав и обязанностей. Права человека находятся в центре общественного внимания, о них много говорят и пишут, они постоянно у всех на слуху. Обязанности же по-прежнему — в тени, о них не вспоминают, не спорят, как будто такого института нет. Все требуют только прав и желательно — без всяких ограничений. Объективно произошла некая абсолютизация и фетишизация прав, превращение их в самоцель.
В результате — в существующей правовой модели РФ созданы фактические права и свободы без обязанности перед обществом и государством у одних людей (преимущественно — нерусских), и остались прежние обязанности без прав и свобод у других (главным образом — русских). Это привело к разрушению не только экономики, но и всех сфер социальной жизни, восстановление которых без смены политической и правовой парадигмы невозможно. Правовые средства не могут быть эффективны без соответствующей политической среды, обеспечивающей консолидацию всех политических сил в вопросах понимания основ правовой политики государства.
Для обеспечения реального правового процесса, проведения цивилизованной правовой политики необходимы единая политическая воля общества и эффективный государственный аппарат, что в современных условиях может быть реализовано только через русскую национальную диктатуру, идущую к власти под развернутым знаменем Православия.
Услышь, Господи, молитву нашу о страждущей стране Российской, и о еже избавиться ей от лютого жидовского пленения.