Православие и современность | Ксения Гаркавенко | 25.10.2013 |
Родился в 1873 году в Москве в семье строительного подрядчика; атмосфера православного благочестия, царившего в доме, запечатлена в «Лете Господнем», «Богомолье». Еще до революции обрел писательскую известность. Но детское доверие к Богу ушло: в студенческие годы под влиянием толстовства, социалистических учений Шмелев становится, по его собственному позднейшему признанию, «никаким по вере». Февральскую революцию, как и большинство «прогрессивной» интеллигенции, встретил восторженно, октябрьскую не принял, тогда еще не осознав, что вторая — закономерное следствие первой. Годы Гражданской войны провел в Крыму; здесь же пережил страшное горе: потерю горячо любимого единственного сына Сергея.
В ноябре 1920 года после эвакуации Русской армии барона Врангеля Крым заняли красные. Начались массовые расправы с теми, кто имел наивность поверить обещанной большевиками амнистии и остался. Крым в те месяцы называли всероссийским кладбищем. Только по официальным советским данным (тогда еще публикуемым; позднее эта тема стала запретной) там было расстреляно 56 тысяч человек. Эти цифры сильно занижены: по данным союзов врачей Крыма, не менее 120 тысяч человек — офицеров, солдат, сестер милосердия, священников, а также детей и стариков — легли тогда в братские могилы. Среди них был и Сергей.
Шмелев запечатлел крымскую трагедию в эпопее «Солнце мертвых» уже находясь в эмиграции, в 1923 году. Это повествование о медленном, мучительном умирании края, который совсем недавно был благодатнейшим уголком Российской империи. Умирают сады, виноградники, розарии. Умирают животные, причем их смерти описаны почти столь же пронзительно, как смерти человеческие. Умирают люди — и те 120 тысяч расстрелянных без суда и следствия, и никем не считанные гибнущие от голода, болезней, бандитского ножа. «Я знаю, что в виноградниках, под Кастелью, не будет винограда, что в белых домиках — пусто, а по лесистым взгорьям разметаны человеческие жизни. Знаю, что земля напитана кровью, и вино выйдет терпким и не даст радостного забытья. Страшное вписала в себя серая стена Куш-Каи, видная надалеко. Время придет — прочтется».
Книга написана кровью сердца. Ее сравнивали с дантовским «Адом», сразу же перевели на 13 языков. Томас Манн был потрясен произведением Шмелева: «Это кошмарный, окутанный в поэтический блеск документ эпохи». Редьяр Киплинг писал Ивану Сергеевичу о его книге: «Прочтя ее, начинаешь хоть в малой степени постигать те бездны, через которые проходит Ваша страна. Произведение, страшное в своей правдивости». Шмелева неоднократно выдвигали на Нобелевскую премию, и, хотя лауреатом он не стал, сам факт выдвижения тоже кое-что значит.
В рассказах, созданных в 1920-е годы, Шмелев продолжает свою летопись русского горя. Повествование в них чаще всего ведется от первого лица — перед читателем проходят сестра милосердия («Кровавый грех»), псаломщик («Смешное дело»), офицер («Чертов балаган»), чиновники, ученые, крестьяне. Излюбленная Шмелевым «сказовая» форма подчеркивает жизненную достоверность изображаемого.
Кто виноват в гибели Родины? Этот вопрос ставится в «Солнце мертвых», в рассказах «Два Ивана», «Почему так случилось», «Журавли», во многих других рассказах и публицистике 1920-х, в написанной ранее, еще в России, сатирической сказке «Сладкий мужик», в завершенном в 1936 году романе «Няня из Москвы». Для Шмелева ответ очевиден: огромная доля вины лежит на русской интеллигенции, в немалой части своей безбожной и беспочвенной. С болью размышляет писатель о трагической участи молодежи, которой за грехи отцов, так бездарно проболтавших Россию, принесших ее в жертву утопиям, пришлось платить кровью и смертью на полях сражений, а тем, кому посчастливилось выжить, — неприкаянным эмигрантским существованием.
К концу 1920-х годов, словно устав от мучительной темы страданий современной России, Шмелев все чаще обращается памятью к прошлому. В этот период создаются романы «История любовная», «Солдаты» (последний по ряду причин остался незавершенным). Но еще в 1925 году писатель сообщал редактору газеты «Возрождение» П.Б.Струве: «В записях и в памяти есть много кусков, — они как-нибудь свяжутся книгой (в параллель „Солнцу мертвых“). Может, эта книга будет „Солнцем живых“.. В прошлом у всех нас, в России, было много живого и подлинно светлого, что может быть утрачено навсегда. Но оно БЫЛО». В 1930? е годы этот замысел осуществился: Шмелев написал «Лето Господне» и «Богомолье». И если «Солнце мертвых» по справедливости называют одной из самых страшных книг в русской литературе, то эти две повести, без сомнения, среди самых светлых и радостных. Московская жизнь рубежа 1870−1880-х годов, увиденная глазами ребенка, мальчика Вани, — таково содержание «Лета Господня». «Богомолье» — рассказ о паломничестве Вани в Троице-Сергиеву Лавру. Но сказать так — ничего не сказать, потому что поэзию не передать прозой.
Примечательно, что если читатели приняли эти произведения восторженно (писатель получал сотни писем из разных стран, где осели русские беженцы), то в критике единодушия не было. К примеру, Галина Кузнецова считала, что Россия Шмелева, «потонувшая в пирогах и блинах — ужасна». Примерно в том же духе отозвался Георгий Адамович. Между тем это неверно по существу: бытописательство в произведениях Шмелева — отнюдь не главное. По точному наблюдению философа И.А.Ильина, «Православие всегда искало раскрыть сердце человека навстречу Христу и ввести веяние Духа Святого во все уголки душевной и бытовой жизни <…>. И вот с тех пор как существует русская литература, впервые художник показал эту чудесную встречу мироосвящающего Православия с разверстой и отзывчиво-нежной детской душой. Впервые создана лирическая поэма об этой встрече, состаивающейся <…> в быту. Ибо быт насквозь пронизан токами православного созерцания; и младенческое сердце, <…> не разумеющее церковного ритуала, пропитывается излучениями православной веры, наслаждается восприятием священного в жизни; и потом, повернувшись к людям и к природе, радостно видит, как навстречу ему всё радостно лучится лучами скрытой Божественности». Лирическая поэма, отмечает далее критик, перерастает в «эпическую поэму о России и об основах ее духовного бытия». Близкий друг Шмелева И.А. Ильин явился и самым глубоким интерпретатором его творчества.
По свидетельству Бориса Зайцева, Шмелев был одним из двух самых читаемых писателей эмиграции (второй — Марк Алданов). Но читателям на Родине его творчество стало доступно лишь с конца 1950-х годов, причем издавались только дореволюционные произведения. О публикации «Солнца мертвых» по понятным причинам речи быть не могло. А «Лето Господне» в середине 1980-х чуть не напечатали в одном литературно-художественном журнале, да цензура вовремя спохватилась: прочтет советский человек главу «Постный рынок» или описание рынка на Конной в главе «Рождество», сравнит с привычно пустыми прилавками и сделает выводы, какие не надо. Книги Шмелева, созданные за рубежом, пришли к нам лишь в перестроечные годы.
Последним крупным произведением писателя стал роман «Пути небесные». По общему мнению, он уступает лучшим произведениям Шмелева. Любовная история инженера Виктора Алексеевича и золотошвейки Дариньки, оказавшейся дочерью аристократа, не лишена налета мелодраматизма (хотя в основе романа лежат события, происходившие в реальной действительности), а повествование, стремительно развивающееся в первом томе, во втором несколько затянуто. Впрочем, роман не был завершен, в силу чего категоричные суждения о нем вряд ли уместны.
Скончался писатель 24 июня 1950 года в православном монастыре Покрова Пресвятой Богородицы в Бюсси-ан-Отт. Был похоронен на знаменитом парижском кладбище СентЖеневьев-де-Буа. В 2000 году его прах был перенесен в Москву на кладбище Донского монастыря.
http://www.eparhia-saratov.ru/pages/2013−10−25−00−03−51-samiy-russkiy