Приходы | Священник Михаил Дудко | 19.10.2013 |
На днях председатель Совета Федерации России В.И. Матвиенко озвучила идею создания отдельного государственного органа по делам национальностей и религиозных объединений. Для многих верующих людей, заставших времена официального государственного атеизма, данная инициатива привела на память действовавший в СССР Совет по делам религий. По просьбе портала «Приходы» воспоминаниями о том, какой след в его жизни оставило это ведомство, поделился протоиерей Михаил Дудко.
− Мой личный опыт относится к тому времени, когда деятельность Совета по делам религий была уже на излете. Я с юности мечтал поступить в Московские духовные школы, чтобы стать священником, но в силу ряда причин, в том числе из-за того, что отец мой был известен на Западе, я вряд ли мог надеяться на поступление, ведь, как известно, в ту пору довольно часто именно представители Совета по делам религий, а также действующие их руками представители соответствующих органов решали, кому будет позволено получить духовное образование, а кому нет.
В свое время мне довелось иметь разговор в Совете по делам религий относительно того, могу ли я поступать в семинарию, но разговор этот окончился ничем, и я получил возможность учиться в духовной школе уже много позже, когда появились перемены в отношениях государства с Церковью, когда началась перестройка в церковно-общественных отношениях, а Совет по делам религий двигался потихоньку к своему упразднению.
Должен сказать, от разговоров с представителями Совета по делам религий у меня остались самые отрицательные впечатления — видимо, если бы ситуация в стране не изменилась кардинальным образом, мне так и не удалось бы стать священником.
Совет по делам религий действовал при Совете министров: республиканский — при правительстве РСФСР, союзный — при правительстве Советского Союза. Формально он являлся органом, призванным разрешать вопросы, которые могли возникнуть в условиях, когда Церковь жила в атеистическом государстве. На самом деле Совет помогал контролировать Церковь и не столько способствовал урегулированию проблем, сколько создавал новые. Он решал, что в тогдашнем формально атеистическом обществе Церкви можно делать, а что нельзя. В этой структуре были подразделения, которые отвечали за религию в целом, были те, что отвечали за деятельность самой крупной религиозной организации — Русской Православной Церкви, и, конечно, люди, которые там работали, стали передаточным звеном между партией, которая была носителем атеистической идеологии, и повседневной практической жизнью Церкви.
Если речь идет об идее воссоздания такого органа в сегодняшних реалиях, то, на мой взгляд, это может закончиться одним: новый «совет по делам религий» станет еще одним передаточным звеном между Церковью и теми государственными инстанциями, с которыми в настоящее время в рамках налаженных механизмов взаимодействия достаточно оперативно решаются те или иные вопросы, касающиеся церковной жизни и церковного служения в обществе. Следовательно, новый орган не улучшит ситуацию, а ухудшит ее, отбросит нас на десятилетия назад. К сожалению, чиновничий аппарат всегда и везде имеет тенденцию разбухать и самые простые вопросы делать очень сложными. На мой взгляд, первым следствием возрождения такого органа стало бы ухудшение и замедление взаимодействия между Церковью и государством, которое сейчас находится на довольно хорошем уровне.
Я противник идеи воссоздания тем или иным образом Совета по делам религий, и кроме исторических причин этому есть практическое соображения. Вот, например, такое. Конечно, чиновники, как и любые люди, имеют личные убеждения, в том числе религиозные. При этом надо констатировать, что в наших условиях принцип отделения Церкви от государства зачастую рассматривается не столько как равное отношение государства разным религиям, сколько как некая безрелигиозная идеология. И это, несомненно, будет иметь влияние на каждого чиновника органа, «ведающего религией», то есть, на мой взгляд, почти обязательным может стать требование к такому человеку не иметь отношения ни к одной официальной религиозной организации, например, не быть православным верующим. Может получиться, что фактически опять атеисты будут пытаться «рулить Церковью». Это, мне кажется, один из самых серьезных аргументов против того, чтобы чиновники Совета по делам религий, буде появится решение о его воссоздании в той или иной форме, имели хоть какую-то власть у нас в стране — это бы выродилось в руководство церковно-общественными, церковно-государственными отношениями со стороны людей, не имеющих отношения к религии и уже в силу этого настроенных не слишком положительно к самой религиозной идее.
Какие полномочия чиновников Совета по делам религии позволяли им вмешиваться в жизнь Церкви и конкретных священнослужителей?
− Уполномоченные Совета по делам религий стали притчей во языцех, и это были весьма мрачные фигуры в атеистический период бытия нашей страны. Без них невозможно было назначить священника на тот или иной приход, и историй о том, как они сыграли отрицательную роль в жизни церковных людей, колоссальное количество. Было очень легко потерять регистрацию, без которой священник не имел права служить. Регистрации лишали за самые невинные с точки зрения обычного человека вещи, например, если священник занимал активную позицию, чем, по мнению чиновника, «нарушал принцип отделения Церкви от государства».
Лишившись регистрации или не получив ее, клирик не мог служить. Это было в руках чиновника, соответственно, он мог, используя имеющуюся власть, почти полностью контролировать деятельность священнослужителя. А порой уполномоченные давили на иерархов Церкви, чтобы они призвали того или иного священнослужителя не быть «слишком активным». К счастью, далеко не всегда им шли навстречу; порой удавалось уговорить, умастить чиновника и тем самым сохранить регистрацию вызвавших недовольство священников.
Уполномоченные считали себя важными государственными деятелями, задача которых состоит в контроле за темными непросвещенными священниками, епископами, не говоря уж о мирянах, и это практически всегда отражалось на стиле общения, который напоминал разговор барина с неким подчиненным ему человеком. Уполномоченные всегда игнорировали церковный сан собеседника, обращались по имени-отчеству даже к Патриарху, пожимали руку, не считая, разумеется, нужным попросить благословения. Конечно, тех, кто помнит этот классический стиль общения уполномоченного по делам религий с церковными деятелями, просто в жар бросает при одной мысли о том, что подобный орган может возродиться. Вполне возможно, что вместе с ним возродится и прежняя стилистика общения.
Повторю, я очень скептически отношусь к возрождению в той или иной форме подобного института, по происхождению своему абсолютно советского. Полагаю, те, кто ратуют за его появление, или не сталкивались в свое время с Советом по делам религий, или же пребывают в иллюзии, что все может быть совершенно по-другому. Однако нельзя забывать, что порой форма влияет на содержание, а эта форма неудачная.