 |
| Газета.GZT.Ru | Надежда Кеворкова | 31.01.2005 |
«Ты сильный, бей первым»
6 утра. В казарме черно от духовенства. Помолившись после подъема, священники зычно обсуждают наболевшие проблемы, размахивая широкими рукавами и приглашая коллег делиться опытом: что делать с дедовщиной, с «этнодедовщиной», с самоубийствами, как конкурировать с телевизором? Отец Михаил из гарнизонного храма Илии Муромца рассказывает, как он учит забитых русских солдатиков сопротивляться сплоченным группам кавказцев: «Ты подойди к каждому и скажи: «Ты сильный, бей первым!» Правда, по признанию самого батюшки, в его гарнизоне конфликты и так всегда разрешаются в пользу русских — они в большинстве. Собеседник отца Михаила отец Павел из Челябинской епархии вспоминает, как в гарнизоне, где уже есть православный храм, к командиру пришли солдаты-мусульмане: просить, чтобы им мечеть построили. «Для начала прислали им имама, — рассказывает отец Павел, — но после первой же его проповеди они от него сами отказались». «Не патриот он России, не нужно нам такого», — так, если верить отцу Павлу, порешили военнослужащие татарской национальности. Эту правдоподобную историю иеромонах Савва (Молчанов), заместитель председателя синодального военного отдела, поднимает до уровня обобщений: «Православные и мусульмане России — патриоты страны, никакого конфликта между ними нет, и те, и другие — защитники страны, а вот мусульмане мира находятся в конфликте с нехристианской западной силой».
В казарме отцы чувствуют себя привычно: свои подрясники они сложили по углам, молитвословы — на тумбочках. Сами аккуратно, не сминая одеял, устроились на образцово заправленных кроватях. Рыжий, широкоплечий, похожий на Голиафа батюшка, опираясь на трость, мерит шагами проход. Рядом с ним семенит седенький бодрячок. Оба о чем-то оживленно беседуют, не обращая никакого внимания на неотступно следующие за ними камеры.
«Мы ходим в том же костюме, что и в пятом веке»
Многие отцы — сами из бывших офицеров. Может, поэтому в большинстве своем они стройны, подтянуты, опрятны и подстрижены в высшей степени аккуратно. Если и есть у кого косица, то туго заплетенная, без торчащих косм. Едва ли не треть из них — кавалеры орденов и медалей, есть награжденные еще за Афганистан, есть отмеченные сербами: за Косово. «Профессиональной армии всего 300 лет, а мы ходим в том же костюме, что и в пятом веке», — с достоинством делится с корреспондентом ГАЗЕТЫ отец Олег, тут же, правда, оговариваясь, что в полевых условиях большинство батюшек предпочитают все же камуфляж, спасая подрясник от сырости в вещмешке.
С каждой вспышкой камер в казарме становится все тише — отцам явно претит быть неким декоративным украшением телевизионного видеоряда. Да и к телевидению в целом у большинства отношение крайне отрицательное — как к мощнейшему средству разложения нации. На одного из почетных гостей сборов — телеведущего Михаила Леонтьева — некоторые батюшки поглядывают, мягко говоря, без симпатии. «Это же голова из ящика, она сегодня говорит одно, завтра — другое», — доходчиво разъясняет корреспонденту ГАЗЕТЫ один из священников. «Пойми, главное по важности решение современного человека — решение выключить телевизор. Дальше все решается само собой», — горячо втолковывает другой.
Большинство военных иереев — из белого духовенства. Они женаты, обременены семьями, имеют по трое, а то и по пятеро детей. Интересуюсь, почему не идут в армию монахи, ведь у них никаких лишних мирских забот нет. «В монахи уходят от мира, а мы должны совсем рядом с ним быть, ежечасно, да вот и с вами уметь разговаривать», — отвечает отец Павел из Челябинской епархии. Ежегодно с военнослужащими своей части он ездит в Чечню. И рассказывает, что «у них в области отказников от армии среди русских нет». «Наши мальчишки с приходов, — говорит отец Павел, — норовят в самые огневые места попасть, хотя я по соглашению с военкоматом могу их пристроить в гарнизонные храмы».
«Мы заражены и заворожены формулой «не убий» как абсолютным запретом»
Румяный круглолицый игумен Иоасаф из киевского Свято-Троицкого Ионинского монастыря 7 месяцев отработал в Ираке. «Наша-то армия, украинская, в Ираке есть. Вот и пришлось — и священником, и офицером». Правда, самому отцу Иоасафу, имеющему звание старшего лейтенанта, стрелять не довелось, но на его глазах в Сувейре, где дислоцирован украинский контингент в Ираке, погибли пятеро его соотечественников. «Вавилон для меня — место рождения цивилизации, — делится со мной отец Иоасаф. — А про разграбление его коалицией — то все ложь. Через ворота Иштар ни одна военная машина не проедет, для них специальную дорогу проложили». Про боевиков, обстреливающих военные колонны из деревень, провоцируя войсковые атаки на мирных жителей, он рассказывает с негодованием. «Какие же это партизаны! Они стреляют из мирных деревень, потом на эти деревни обрушивается огонь, а они уходят невредимы!» Наши священники, в большинстве своем коалиционным войскам уж точно не сочувствующие, хмурятся и делают вид, что этих речей отца Иоасафа не слышат.
Иерей Михаил из синодального военного отдела, служащий во Власихе в храме Илии Муромца, прежде окончил философский факультет МГУ, говорит на всех древних языках. «Только в русском языке глагол «убить» представлен одним смыслом. Вот поэтому мы заражены и заворожены формулой «не убий» как абсолютным запретом. Но в виду-то имеется несправедливое убийство! Воин не осуждаем за свое дело ни на арамейском, ни на французском, ни на арабском». Зычный глас отца Михаила собирает вокруг него целую толпу священства — стоят, кивают. Это священство явно хочет отойти от привычного образа батюшки — некоего неповоротливого толстяка с кадилом и в длиннополой «бабьей» одежде, говорящего на непонятном духовитом языке. Они горят желанием возродить «воинство Христово» в средневековом его смысле. Недаром в подвале гарнизонного храма во Власихе стоит муляж рыцаря в латах, а многие свящгарнизонах они, как правило, «приходящие батюшки». Ведь появление священника в части — это чаще всего личная воля ее командира, следствие его личных отношений с епископом или настоятелем. В тех местах, где командир — атеист, никаких священников в частях нет, сколько бы верующих солдат у него ни служило. Больше того, мне рассказали о нескольких случаях, когда офицеры, получившие — иногда заочно — второе, богословское образование, рукоположенные в священники и годами исполняющие обязанности войсковых капелланов в «свободное от службы время», не имеют никакого продвижения по службе. Их сверстники в чинах растут, а они — все капитанами.
В Ракетных войсках отношение к священнослужителям другое. Из 16 подразделений Ракетных войск храмы есть в 14. Командующий РВСН генерал-полковник Николай Соловцов среди «высокопреподобий» смотрится вполне естественно. Призывает их заниматься тем, что в компетенции духовенства и гарнизона, например установкой в казармах телефонов доверия, — «чтобы любой солдат мог в любое время обратиться к пастырю». Дело капеллана, полагает генерал Соловцов, «идти к тем, кто тяготится службой, кто сидит на гауптвахте, кто горькую запивает из офицеров». «А мы, — заканчивает он, — заинтересованы, чтобы этот институт военных священников появился в армии как можно быстрее». На мой вопрос, о каких именно священниках идет речь, командующий РВСН отвечает так: «Подавляющее число наших солдат и офицеров — православные по происхождению. Мусульман и других верующих в армии меньше процента, в ракетных войсках — единицы. Поэтому мы ждем именно православное духовенство».
«Дассен сознания не разрушает, не то что «Гарбадж»
В казарменной столовой звучит Джо Дассен. Пока остальные едят, отец Александр, настоятель гарнизонного храма, осуждает современные ритмы. «А это как, не мешает?» — спрашиваю я. Он в ответ смеется: «Ну, это классика, это же не «Гарбадж». Дассен сознания не разрушает!» В Чечне отец Александр бывает каждые два месяца. В одну из первых командировок, по его словам, чудесным образом излечился от страшной, неизлечимой болезни. «Всего-то пять месяцев в холоде и голоде — и здоров, — вспоминает он. — Иной раз думаешь: нет, все, больше не поеду в эту пластилиновую страну, а как приходит время — душа рвется».
«Мы как апостолы две тысячи лет назад»
Никаких социальных гарантий «военные батюшки» не имеют: ни от государства, ни от Церкви. «Если священник станет калекой, пособия не получит. Если убьют — семье пособия не дождаться», — говорит отец Николай из Поволжья. Осенью Патриарх Алексий II на встрече с президентом обмолвился о том, что даже дипломы церковных учебных заведений государством не признаются, не говоря уж о рабочем стаже для пенсий, — глава государства об этом даже не подозревал.
«Мы как апостолы 2 тысячи лет назад, — считает протоиерей Дмитрий Смирнов, глава военного отдела Московского патриархата. — Нас мало, а перед нами лежит языческий мир, ведь Христос потерпел фиаско в современной Европе». «В стране, — продолжает он, — 5 миллионов человек в погонах (сюда отец Дмитрий зачисляет всех — от солдат-срочников до милиционеров и вохровцев), 5 миллионов прекрасных мужчин, бессребреников и патриотов высокой пробы. Но только священное воинство готово к тому, что, если через 20 лет не будет ни страны, ни армии, они останутся и душой, и хребтом России. Нас мало, поэтому мы должны быть эффективны. Проблемы мира решаются не на Уолл-стрит, есть еще фактор Господа Бога!»
Духовенство в российской армии
Упоминаний о нахождении духовных лиц среди русских ратников до ХVI века не существует, однако очевидно, что присутствие таковых было естественной потребностью воинов, поскольку перед каждой битвой они постились, молились и причащались. В войске духовенство сопровождало чтимые иконы, а ратный смертный подвиг на поле брани против чужеземного врага был высшей доблестью: считалось, что он гарантирует павшим пребывание в раю. В первом военном уставе 1647 года «Учение и хитрость ратного строя пехотных людей» упомянут полковой священник, находящийся на государевом жалованье. С XVII века и до 1730 года все церковные приходы сдавали в пользу военного духовенства «гривну подможных денег». Петровские Артикулы флоту и армии в части «Пункты иеромонахам» определили права и обязанности военных священников, подчинявшихся не командованию, а архиереям. С XIX века они перешли в подчинение обер-священника армии и флота, причем армейские священнослужители пользовались гораздо большими правами и почетом, чем флотские. В основном служить в войска отправляли монахов или вдовых священников. По мере расширения империи в вооруженных силах появились «этнические» полки (в основном мусульманские со своими муллами и имамами). К 1917 году военного духовенства в России насчитывалось около 5 тысяч человек, а гарнизонных храмов — 800. Декретом января 1918 года институт военного духовенства был отменен.
В 1996 году между Русской Православной Церковью и Министерством обороны РФ было подписано соглашение о сотрудничестве. В регионах аналогичные соглашения подписывают епархии и соответствующие воинские подразделения. Этот документ подтверждает «добрые намерения» сторон, но не оговаривает никаких юридических сторон сотрудничества.
8-я статья закона РФ «О статусе военнослужащих» освобождает государство от обязанностей по удовлетворению религиозных потребностей военнослужащих. Кроме того, она ограничивает право на свободу совести и вероисповедания, если это противоречит интересам службы.
Существуют разные социологические данные, на которые опираются государственные и церковные лоббисты института военных священников. Так, считается, что 80% населения страны являются православными. При этом, по данным Главного управления В, за редкими исключениями, только для чтения лекций об исламе для офицерского состава.
Военное духовенство в зарубежных армиях
В современных зарубежных армиях служба военного духовенства определяется нормативными актами министерств обороны. Священники назначаются либо военным, либо религиозным управлением вооруженных сил по согласованию друг с другом. Институт капелланов финансируется из военного бюджета, статус капелланов в части их прав и привилегий приравнен к офицерскому. У военных священников есть свое руководство, свой штат, внештатный актив, учебные заведения, СМИ, помещения. Согласно Женевской конвенции 1949 года, священнослужители не считаются лицами, принимающими участие в боевых действиях, и сохраняют свой статус в случае пленения: им должно быть предоставлено право продолжать свое служение среди пленных.
В обязанности священников, помимо прямых богослужебных, входит консультирование командиров и штабов по религиозным вопросам, в том числе по вопросам местных культов и обычаев в районе расположения частей. На них возложены и обязанности устанавливать связи с местными религиозными и благотворительными организациями.
В США институт военных капелланов находится в подчинении военного ведомства, им финансируется и ему же подчиняется. Протестанты различных деноминаций, католики, иудеи, мусульмане имеют своих служителей (их всего около 3 тысяч). Присяга американского военного заканчи структуры действуют в армии независимо от армейских, но в координации с ними. В 1956 году министерство обороны ФРГ издало Центральное служебное предписание об организации военно-церковной службы, состоящей из католической и евангелической частей. Прочие конфессии не считаются в Германии «традиционными» для армии (в области образования круг «традиционных» конфессий шире). Возглавляют эти службы епископы, которых по согласованию с бундесвером назначают, соответственно, Ватикан и совет евангелической церкви. Руководители обеих служб — генеральный декан и викарий — по своему рангу приравнены к бригадным генералам. Военные священники назначаются на службу в армию из приходов или монастырей на 6−8 лет. Продлить этот срок можно не более чем на 4 года. Капелланом в Германии может стать выпускник семинарии не старше 35 лет, имеющий 3-годичный стаж приходской службы. Каждый кандидат проходит 3-месячный испытательный срок и месячные курсы. На каждого священника, имеющего помощника из гражданских служащих бундесвера, приходится около 1,5 тысячи военнослужащих. При этом военные священники считаются гражданскими лицами, не имеют военных званий и приравнены к госслужащим. Финансирование их деятельности осуществляется из госбюджета. Кроме того, обе церкви передают армии целевую часть налога, который платят обычные военнослужащие. Помимо конфессиональных обязанностей немецкие священники преподают своей пастве «науку жизни», представляющую собой свод нравственных правил общежития.
