 |
| Московский комсомолец | Мария Лямина | 31.01.2005 |
Немецкий лайнер «Вильгельм Густлов» являлся плавучей базой 2-го учебного дивизиона подводных лодок рейха.
На нем 30 января 1945 г. к берегам Британии направлялись около 10 тысяч человек: 3700 специально подготовленных подводников (последняя надежда Гитлера установить контроль над Атлантикой) и более 6000 немецких офицеров и чиновников с семьями, которые спасались от наступления Советской Армии. После атаки нашей подлодки из них уцелело менее тысячи.
Недаром гибель «Вильгельма Густлова» называют самой крупной в истории морской катастрофой, по сравнению с которой меркнет даже трагическая смерть «Титаника».
СПРАВКА «МК»
C-13 — подлодка класса «Сталинец». Одно из последних достижений отечественной техники времен войны. Обладала хорошей скоростью, имела мощное торпедное вооружение и две пушки калибром в сто и сорок пять миллиметров. Единственная из 13 подлодок подобного класса под несчастливым номером, уцелевшая на Балтике.
«Вильгельм Густлов» был океанским туристическим лайнером. Помимо люкс-номеров (включая личные апартаменты фюрера), ресторанов и спортзалов в нем была даже часовня. Лайнер должен был стать «Адольфом Гитлером». Однако фюрер решил назвать его в честь сподвижника, который в 1936 г. был застрелен еврейским юношей. На церемонии спуска на воду присутствовал Гитлер и вдова Густлова. В своей речи фюрер выразил уверенность, что «имя мученика останется в веках». Пророчество Гитлера оправдалось…
За годы, прошедшие со времени потопления «Густлова», эти события обросли всевозможными легендами. Говорили, что уничтожить «Густлова» Маринеско помогло счастливое стечение обстоятельств, а не проявленный экипажем героизм. Что на «Густлове» эвакуировались женщины и дети, а не офицеры, стало быть, Маринеско — не герой, а убийца. Что Гитлер вовсе не объявлял Маринеско своим личным врагом…
— Вообще рассказывать о «Густлове» отец не любил, — признается Леонора Александровна Маринеско. Она работает в Одесском мореходном училище, которое некогда закончил ее отец и которое ныне носит его имя. — Это ведь потом подвиг отца прозвали «атакой века», причем не наши, а германские исследователи. А «подводником N1» и Героем Советского Союза он стал и вовсе после смерти. У отца с потоплением этого лайнера были связаны сильные переживания и тяжелая моральная травма…
Почему же Александр Маринеско, который должен был по праву гордиться своим военным подвигом, сделавшим его, без тени сомнения, одной из самых легендарных фигур в мировой истории, не любил лишний раз упоминать о нем? Виной всему, как считает дочь подводника, стал чересчур прямолинейный характер отца:
— Он не любил перед начальством пресмыкаться. Мог «врезать» в ответ резким словцом, если его заставляли исполнять глупые, на его взгляд, директивы. Характер у отца был очень уж независимым, и командование его за это недолюбливало. В результате за потопление «Густлова» отец получил лишь орден Красного Знамени. Особых почестей не удосужился и экипаж подлодки. Отец очень переживал — не так за себя, как за команду, все говорил с досадой: «Ну ладно, капитан провинился, а экипаж-то при чем?!»
Шерше ля фам
Неуживчивый характер — это скорее только лишний повод к тому, что подвиг Маринеско не оценили по достоинству. Главная причина была совсем в другом. Как говорят в таких случаях французы — «шерше ля фам».
— Я сейчас думаю: не случись того, что произошло с отцом новогодней ночью 1945-го, его жизнь могла бы сложиться по-другому. Но всего не предусмотришь. Своим родным, кстати, он эту историю никогда не рассказывал: хвастать там особо нечем. Так что знаю ее со слов его друга Александра Крона и членов экипажа — очевидцев событий.
31 декабря 1944 г. лодка стояла на базе в финском Ханко. Маринеско вместе с судовым доктором с разрешения комбрига отправились отмечать Новый год в город.
— Отец с другом сели в одном ресторанчике, выпили по стопочке-другой, захотелось разнообразить общение… Тут к ним подошла хозяйка заведения, шведка. Слово за слово — а шведка хорошо говорила по-русски, — отец ей приглянулся, и она ему тоже. В конце концов гулянье переместилось в апартаменты владелицы ресторана, находящиеся этажом выше…
В это время экипаж С-13 бурно отмечал Новый год на плавбазе вместе с финскими моряками. Веселье продолжалось до тех пор, пока к финнам не пожаловали в гости девушки. Соскучившиеся по женской ласке советские матросы тоже приударили за дамами. Финны, естественно, обиделись. Попытка восстановить справедливость обернулась массовой дракой.
— Скандал тут же докатился до командования. «Где командир С-13?! — бушевали в штабе. — Найти срочно!» Глубокой ночью в ресторан, где отдыхал отец, примчался гонец. Но отец, выслушав его, отослал обратно с напутствием: «Ты меня не видел». И вот почему. Чуть раньше к шведке заявился жених. «Прогони», — сказал отец. «А ты на мне женишься?» — спросила шведка. «Не женюсь, но все равно прогони». Жених был изгнан — и тут посыльный. «Мне надо идти», — решительно заявил Маринеско. Но шведка поддела отца: «Я из-за тебя жениха прогнала, а ты из-за меня даже отказаться от своей службы не можешь на пару часов». Уязвленное мужское самолюбие взяло верх. Отец заявился на базу лишь к поднятию флага, к восьми утра. Кстати, некоторые «исследователи» пишут, что Маринеско был в загуле три дня. Это все полная чушь!
Короткая романтическая ночь вышла Маринеско боком. С флота не погнали, но грешок с иностранкой припомнили — при представлении к награде. Ведь типичный советский герой не мог дерзить, пить, гулять… А если и занимался этим, то тихо и в тайне от командования. Маринеско же, как будто назло, делал все с размахом. Он был «нетипичным» героем. За это и поплатился.
— Я много раз читала: Александр Маринеско был пьяницей. Скажу так: пил он не больше и не меньше других, — негодует дочь подводника. — Спирт ведь на плавбазе стоял канистрами, офицеры часто собирались в каютах, песни пели… У отца, кстати, особого слуха и голоса не было, но пел он всегда с чувством, — смеется Леонора Маринеско. — Любимая песня у него была — «Прощай, любимый город». Естественно, без ста грамм посиделки не обходились.
Погоня
О самом подвиге Маринеско написано немало. В том, что произошло 30 января 1945 г. в 23.08 в Данцигской бухте (Данциг — ныне польский порт Гданьск. — Авт.), сплелись героизм экипажа С-13, неожиданная фортуна, сопутствующая нашим подводникам, фатальное невезение, постигшее «Вильгельма Густлова», и, наконец, само провидение. Оно подарило Маринеско сразу несколько шансов стать героем и выжить.
— «Густлов» фактически подписал себе смертный приговор, когда включил кормовые огни, — продолжает Леонора Александровна. — Это было совершеннейшей глупостью, но тому была причина. Дело в том, что немцы прислали на лайнер радиограмму: встречным курсом к вам идут тральщики для сопровождения — обозначьтесь, чтобы избежать столкновения.
На С-13, несмотря на буран, огни «Густлова» заметили и начали преследование. Однако скорость лодки была ниже скорости лайнера. Тогда Маринеско принял решение идти на максимальной скорости — С-13 «выжимала» 19 с лишним узлов, тогда как пределом для нее считается 18.
— Как рассказывали сослуживцы отца, дым от дизелей внутри стоял такой, что некоторые матросы падали в обморок. Их тут же уносили, и на место заступали другие. Это было очень рискованно. Если бы вдруг полетел какой-нибудь подшипник, лодка бы лишилась скорости и стала бы уязвимой… В конце концов лайнер удалось нагнать, и здесь отец решил пойти на хитрость — атаковать его не со стороны моря, а со стороны берега. А глубина там не более 30 метров, так что в случае обнаружения нельзя было бы ни погрузиться, ни увильнуть. Но отец рассчитывал на эффект неожиданности: нападения со стороны «своего» берега немцы явно не ждут.
Когда лодка была уже почти у цели, ее обнаружил немецкий крейсер из числа кораблей сопровождения, но не понял, кто это — свои или чужие. Начал сигналить. Наш сигнальщик доложил Маринеско: мол, нам немцы что-то мигают на «своем». По идее, обнаруженной лодке стоило бы быстренько ретироваться, но, видимо, близость цели и азарт были столь велики, что Маринеско отмахнулся: ответь ему что-нибудь по-быстрому. Сигнальщик отбил крейсеру коротко и ясно: «Пошел на.!». Удивительно, но на крейсере сразу успокоились!
— Никто не знает, почему так случилось, но скорее всего немцы не разобрали в метели сигнал, — улыбается Леонора Александровна, — и решили, что раз отвечает, значит, точно не чужой.
Концы в воду
С-13 удалось обогнуть «Густлов» с берега. Став в положение атаки, подлодка одна за другой выпустила по кораблю четыре торпеды. Три попали в цель, а четвертая… застряла в торпедном аппарате. По словам Леоноры Маринеско, каким-то чудом матросам удалось затянуть ее обратно. Ведь торпеда могла сдетонировать от близкого взрыва!
Однако потопить корабль — лишь половина дела. Нужно было еще оторваться от погони. Если столь фантастически успешно проведенную «атаку века» некоторые «доброхоты» потом и списывали лишь на стечение обстоятельств, то уход от преследования — вне всяких сомнений личная заслуга Маринеско. Нестандартный подход к делу позволил увести подлодку от погони.
Счастливому исходу помогло и потрясающее чутье командира: матросы потом рассказывали Леоноре, как ее отец несколько часов просидел на стульчике, приложив ухо к корпусу лодки. Услышав подозрительный шум, Маринеско тут же отдавал команду о смене курса, причем зачастую делал это раньше, чем об опасности докладывал судовой акустик. А разозленный враг, проворонивший советскую подлодку, сил на погоню явно не жалел.
— Подлодку «гоняли» сразу несколько крейсеров и миноносцев, — продолжает Леонора Александровна, — акустик без конца «засекал» поблизости все новые суда, скорость и маневренность которых была значительно выше, чем у С-13. Лодку несколько раз зажимали в кольцо, однако ей удалось вырваться из окружения через непрерывный дождь из глубинных бомб. Их, кстати, было сброшено аж 240 — матросы скрупулезно откладывали по спичке после каждого очередного взрыва. Там, где взрывались бомбы, вода была взбаламучена, и акустические приборы врага из-за этого работали с помехами, чем и воспользовался отец, буквально протискиваясь через смертельно опасную «бомбовую сетку».
В конце концов, покрутившись в море и запутав немцев, Маринеско решил вернуться… на место гибели «Густлова». Его расчет был верен: враг даже не мог предположить подобного поворота событий. И Маринеско не прогадал. В мутной воде, которая несколько часов назад похоронила «Вильгельма Густлова», лодка погрузилась на дно, дождалась, пока немецкие корабли отбомбятся и уйдут, и, «отдышавшись», победоносно уплыла восвояси.
Личный враг N26
— О катастрофе «Густлова» сразу было доложено Гитлеру, — продолжает рассказ Леонора Маринеско. — Он тут же объявил отца своим личным врагом. Но не врагом N1, как пишут (врагом N1 был Сталин, за ним шли Черчилль, Эйзенхауэр), — Маринеско в этом списке значился под номером 26. После войны я встречалась с одним нашим разведчиком, который в то время работал в тылу врага, и он уверял, что в Германии после гибели «Густлова» был объявлен трехдневный траур. Я этому верю. Разве не повод — гибель последней надежды германского флота? Кстати, меня очень расстраивают спекуляции на тему, что Маринеско потопил лайнер, битком набитый вовсе не офицерами, а гражданскими лицами. Это не так. На «Густлове» было 22 высокопоставленных партийных чиновника, генералы, старшие офицеры, батальон вспомогательной службы порта из войск СС, а главное — 3700 унтер-офицеров, выпускников школы подводного плавания, и 100 командиров подлодок, окончивших специальный курс усовершенствования…
В этом походе Александру Маринеско удалось потопить еще один крупный немецкий корабль — «Генерал фон Штойбен», с 3500 солдат и офицеров на борту.
Однако командование отблагодарило командира С-13 весьма скупо. Маринеско очень тяжело переживал эту несправедливость. Масла в огонь добавил последний, апрельский боевой поход перед Победой, из которого С-13 вернулась с нулевым «уловом».
— В последний поход к отцу посадили штабную «утку» — контр- адмирала Стеценко. С ним у отца сложились крайне напряженные отношения. Стеценко чувствовал себя на лодке хозяином и постоянно указывал Маринеско, что нужно делать. Отца это ужасно заедало. Маринеско хочет в атаку — Стеценко запрещает. Маринеско принимает решение — Стеценко его отменяет. В приступе ярости отец даже однажды сказал вахтенному: запиши в судовой журнал, что командование лодкой я передаю контр-адмиралу…
В итоге поход оказался совершенно безрезультатным. Между тем двое из экипажа все же получили за него награды. Это были… контр-адмирал Стеценко (ему вручили орден Нахимова) и 11-летний мальчик-юнга, который выносил в мешках парашу.
От тюрьмы и от сумы…
Маринеско так и не смог простить командованию издевательскую, как он считал, благодарность за потопление «Густлова» и «Штойбена». Свой протест он выражал весьма дерзкими поступками: гулял, пил, кутил с друзьями…
— Это было лето-осень 1945 года, — вздыхает Леонора Александровна. — Война уже закончилась, отец находился в глубокой депрессии, переживал за несправедливость. На службу приходил когда хотел, никому не подчинялся. Всем говорил, что не хочет больше служить, просил его демобилизовать. Но его не отпускали. Сами понимаете, грамотные офицеры были нужны… Отец в отместку продолжал гулять пуще прежнего. В результате, так сказать, «за аморалку» его понизили в звании сразу на две ступени — с капитана 3 ранга до старшего лейтенанта.
В сентябре 1945-го Александр Иванович отправился в Москву лично к адмиралу Николаю Кузнецову, чтобы тот удовлетворил его просьбу, — с военного флота он был-таки демобилизован. А по приезде из столицы он ушел из семьи…
— Отец тогда долго не возвращался из Москвы в Кронштадт, и мама забила тревогу: может, случилось что? «Доброжелатели» вскоре донесли: а Сашу видели в Ленинграде… Мама сразу догадалась, что у отца там есть женщина. Отец всегда был неравнодушен к женскому полу, и это было трудно скрывать. Мама, естественно, об этом знала, но терпела. А тут еще кто-то из сослуживцев отца намекнул: а вы у него в шкатулочке поройтесь — найдете для себя много интересного. Отец всегда говорил, что хранит в шкатулке служебные документы, но там оказались свидетельства совсем других «подвигов» — письма, фотографии женщин, с которыми отца когда-либо связывали близкие отношения. Для мамы это было последней каплей: когда отец приехал, она тут же увела его в комнату и закрыла дверь — он даже не успел снять шинель. Через пару минут отец вышел и сказал мне: «Лора, я уезжаю». Я сразу поняла, что он уезжает насовсем…
С женщиной, у которой Маринеско был в Ленинграде, блокадницей Анной Ивановной, он прожил некоторое время, а потом познакомился со своей второй женой Валентиной Ивановной (в 1953 г. у них родилась дочь Таня). С ней легендарный подводник состоял в браке более 10 лет. Однако в конце 50-х они разошлись.
Не многие знают, что Александр Маринеско полтора года провел на Колыме, будучи осужденным за хищение госимущества.
— В тюрьму отец попал с должности замдиректора Ленинградского института переливания крови, — говорит Леонора Александровна. — Однажды он с согласия руководства развез по домам сотрудников списанные с баланса торфяные брикеты для отопления, которые без дела валялись во дворе института. Когда об этом прознало ОБХСС, руководство быстренько «умыло руки», списав всю вину целиком на отца. За такую вот ерунду его осудили на три года. Правда, отсидел он в два раза меньше…
После возвращения Маринеско отношения супругов постепенно разладились.
— Незадолго до смерти отец все-таки нашел ту, которую искал всю жизнь, — спокойную, мудрую, заботливую. Ее тоже звали Валентина — Валентина Александровна. Он тогда писал мне: «Наконец-то я совершенно счастлив, я встретил настоящего друга». Кстати, незадолго до знакомства с Валентиной Второй, как мы ее между собой называли, отец сделал попытку примириться с моей мамой. Однако наладить отношения заново не удалось. За столом, дома у общих друзей, отец начал обвинять мать в том, что их развод — это ее вина. Тогда мама встала и, ни слова не говоря, ушла. Отец бежал за ней до конца переулка и кричал: «Нина, вернись!» Но она даже не обернулась. Из гордости. Это была их последняя встреча… Мама, кстати, уже после смерти отца как-то призналась мне: «Эх, Лора, мне бы мои нынешние мозги — да в 45-й год, может, и не развелись бы мы тогда с отцом…»
«Я верю в жизнь»
После отсидки Александр Маринеско работал на ленинградском заводе «Мезон» (на его территории сейчас стоит памятник легендарному подводнику; еще два монумента Маринеско установлены в Кронштадте и Одессе. — Авт.). В 1963 году у него обнаружили рак горла. Умирал он в больнице, долго и мучительно. В конце жизни Маринеско не мог уже ни есть, ни говорить.
Одним из последних, кто видел командира С-13 живым, был его давний друг, инженер-механик дивизиона подводных лодок Михаил Ванштейн. Врачи даже разрешили закадычным однополчанам в последний раз выпить коньяку — уже было все равно. Ванштейн с такой болью и состраданием глядел на умирающего друга, утыканного катетерами, что Маринеско не сдержался — взял лист бумаги в написал: «Миша, у тебя испуганные глаза. Брось. Вот теперь я верю в жизнь. Мне поставят искусственный пищевод».
25 ноября 1963 года Александр Маринеско умер. Незадолго до смерти герой-подводник все-таки получил сатисфакцию от властей. В 1960 году тогдашний министр обороны Малиновский своим приказом отменил все прежние наказания и восстановил Александра Ивановича в звании капитана 3 ранга.
Тем не менее заслуженная награда нашла героя лишь спустя 55 лет после совершенного подвига — после многолетних стараний боевых товарищей Маринеско, после того, как на страницах западной прессы европейские историки и даже ветераны морфлота рейха неоднократно журили СССР: «Как, Маринеско у вас до сих пор не герой?! Да это просто немыслимо!»
5 мая 1990 г. Указом Президента СССР Горбачева Александру Маринеско было присвоено звание Героя Советского Союза.
