Тесный путь — это путь единственный

В жизни Митрополита Бориспольского Антония (Паканича), Управляющего делами Украинской Православной Церкви, Первого викария Киевской митрополии, постоянного члена Священного Синода Украинской Православной Церкви Московского Патриархата, ректора Киевских Духовных Академии и семинарии, тесным образом переплелись судьбы России и Украины. Родившийся в Закарпатье, будущий Владыка нес армейскую службу в Сибири, затем окончил Московскую духовную семинарию и Академию при Свято-Троицкой Сергиевой Лавре. Здесь же принял монашество и был наречен в честь преподобного Антония, основателя Киево-Печерской Лавры. Вскоре именно сюда, на место аскетических подвигов его небесного покровителя, Митрополит Антоний был назначен для служения. Преподавать он стал еще в Московской Академии, занимал должности помощника инспектора МДА, затем помощника ректора по представительской работе. Так начинался путь Владыки Антония к руководству Киевскими духовными школами. Сегодня, в непростых условиях, ему, его коллегам и студентам приходится возрождать и укреплять традиции киевского духовного образования. Благо над ними раскинула свой молитвенный покров древняя и Божией милостью неодолимая до сего дня Киево-Печерская Лавра.

— Владыка, Вы сами в своей жизни как-то ощущаете эту связь теперь уже двух разных государств?

— Киев — наша общая купель, все родилось здесь. Потом менялось время, менялось территориальное деление, но это все равно остается пространством единой святой Православной Русской Церкви. Без воли Божией ничего в этой жизни не происходит, главное, чтобы государственные, политические границы не касались веры. Я совсем недавно был в Сербии для подписания договора с Православным богословским факультетом Белградского университета, и вот как раз возникло такое ощущение: границы есть, а ты как дома, потому что у нас единая вера, единая Чаша. Когда мы совершаем богослужение, то существуем в той богатой, кипучей и мощной среде — в том Предании, которое на протяжении многих и многих веков собиралось и сохранялось в Православии.

— А связь с Церковью у Вас с детства?

— Мои родители — простые, глубоко верующие люди, поэтому я не помню себя вне Церкви. С самых ранних лет сохранились воспоминания: просыпаюсь, открываю глаза — передо мной иконка, и я знаю, что надо встать, умыться и пойти помолиться, прежде чем что-то делать. До сих пор не забылись некоторые тогдашние детские выражения. Например, мы со старшей сестрой и младшим братом называли Спасителя не «Иисус Христос», а «Иисусик». Детская душа по-особенному молится, для нее очень важно ощущение, что Бог близкий.

И потом, конечно, очень большое влияние на воспитание всего нашего поколения оказал женский Вознесенский монастырь на окраине моего родного села Чумалево, куда в период хрущевских гонений свезли из закрытых обителей монахинь почти со всего Закарпатья. Этот дух монашеской жизни, наполненной глубокой верой, будто лампадку, зажег во мне желание идти путем духовного совершенства, — так молились простые монахини из глубинки, так несли они свои послушания. Вообще, из нашего села вышло много священнослужителей.

— А как это желание превратилось в твердое решение?

— У меня не было болезненного выбора, кем быть. Я даже помню миг, когда окончательно понял, что стану священником. Это произошло во время богослужения, которое впервые в нашем монастыре совершал Епископ Мукачевский и Ужгородский Савва. Я тогда учился в пятом классе. Впоследствии я в течение нескольких лет был у Владыки Саввы иподиаконом. В Мукачево ездил за сто с лишним километров, часто пропускал из-за этого уроки в школе, маму даже вызывали к директору. Она меня не укоряла, так как понимала, что я твердо и всерьез выбрал путь к церковному алтарю, только тихонько молилась ночами, чтобы все обошлось и получилось. А образ епископа Саввы — строгого монаха, богослова, хорошего архиерея — сыграл решающую роль в выборе учебного заведения — семинарии в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, которую окончил и он.

— Как для Вас открылась Лавра, что Вы можете вспомнить о самой учебе, о монастырских службах?

— Наверное, этот период самый счастливый в моей жизни, самый яркий, потому что это и юность, и множество друзей, и насыщение духовным богатством семинарской библиотеки. Ведь богословские книги тогда были редкостью. Библиотека Академии нас просто поглощала: мы пытались прочитать все, сделать какие возможно копии. А ведь в те годы еще не было ксерокса, перепечатывали на машинках. И если тебе доставался четвертый, почти чистый, как мы говорили — слепой экземпляр, это считалось счастьем! Какие споры разгорались о том, кому он достанется.

А наши преподаватели! Архимандрит Матфей (Мормыль), Царство ему Небесное, архимандрит Венедикт (Князев), Константин Евфимович Скурат, Михаил Степанович Иванов, Алексей Ильич Осипов, Владимир Дмитриевич Юдин — можно назвать целую плеяду. Для нас они были носителями подлинного церковного, православного духа, сохранившими его несмотря на притеснения и прещения от советской власти. Одним своим поведением, своей глубокой верой они нас заставляли быть лучше. Сейчас уже, будучи ректором Киевской Духовной Академии, я понимаю, насколько важен сам коллектив и дух школы.

Одно из самых ярких студенческих впечатлений у меня до сих пор перед глазами: длинные очереди студентов духовной семинарии, регентской и иконописной школ на исповедь в Лавре. Вот такое прекрасное стояние! Мы почти каждую субботу исповедовались, старались причащаться, если допускали. Это была подлинная церковная жизнь.

— А Вы, будучи студентом, ощущали, что за стенами семинарии — недружелюбная среда?

— Присутствовало осознание того, что ты идешь против общего течения. Тогда экскурсии по Лавре вели люди нецерковные, и все их рассказы были наполнены атеистическим содержанием и ложью. Через забор, отделявший пространство МДАиС, нас показывали, как в зоопарке. Да и само желание поступать в духовную школу считалось вызовом обществу. Надо было еще ухитриться попасть на вступительные экзамены, потому что существовала такая уловка: когда узнавали, что юноша подал документы в духовную семинарию, его как раз на этот период вызывали в военкомат. За мной также приехали, чтобы забрать на переподготовку (я уже к тому времени отслужил срочную), — мы просто чудом разминулись. Военкомовская машина двигалась по центральной дороге, а я тем временем просто шел другой тропинкой, поэтому смог беспрепятственно уехать в Москву.

— Вас такое положение больше угнетало или воодушевляло?

— Я как-то об этом не думал. Конечно, когда на тебя указывают пальцем, неприятно, а с другой стороны, это способствует самоорганизации. Это, может быть, один из положительных моментов того времени. Нас было не очень много тогда, духовенство и семинаристы почти все друг друга знали, поэтому мы жили такой большой крепкой семьей. Но, знаете, желания противопоставить себя кому-то не возникало. Была цель — служить Церкви, жить с Богом, нести и сохранять веру Христову, а все остальное — второстепенно.

— Скажите, выбор между монашеством и белым священством был для Вас очевиден?

— Сначала все было ясно, но потом наступали и такие моменты, когда этот выбор я был готов переоценить. Слава Богу, в Лавре очень хорошие духовники, которые могут помочь разобраться, что является тонким искушением, а что действительно — твой путь.

— Владыка, Вы несколько лет преподавали в Московской Духовной Академии и семинарии, но в 2002 году написали прошение о переводе в Украину. С чем было связано такое решение?

— Надо сказать, что оно не было внезапным. Дело в том, что после открытия Киевской духовной семинарии Блаженнейший Митрополит Киевский и всея Украины Владимир направил запрос на тех выпускников Академии, кто родился в Украине, чтобы обеспечить духовную школу преподавателями. Но тогда так сложилось, что ректор МДАиС, Владыка Филарет, написал Святейшему Патриарху Алексию рапорт о том, что меня нужно оставить в Московской Академии. Святейший дал свое согласие, и после окончания мне пришлось задержаться. В этот период моего становления как преподавателя, как администратора — ведь я был и помощником ректора по представительской работе, и заведующим церковно-археологическим кабинетом — я получил поистине бесценный опыт работы и общения с настоящими, без преувеличения сказать, светилами богословской науки. А в 2001 году во время визита Блаженнейшего Митрополита Владимира в Троице-Сергиеву Лавру мы с ним встретились, и после этого появилось мое прошение.

— Через пять с лишним лет после переезда Вас назначили ректором Киевских духовных школ. Какие задачи Вы для себя определили как главные?

— Главное было выработать оптимальную для украинских реалий стратегию и тактику реформ. На тот момент я уже полгода был епископом и успел немного разобраться в сложностях и положительных моментах сложившейся в стране ситуации. К этому времени уже какой-то опыт был и у Москвы, ведь Московские духовные школы тоже находились в процессе реорганизации.

— Существует ли какое-то традиционно сложившееся отличие духовного образования в Украине и в России?

— В каждой из четырех дореволюционных Академий — Московской, Санкт-Петербургской, Казанской и Киевской — была своя атмосфера и свое исследовательское направление. Наша Киевская Академия, которая берет начало от Киево-Могилянской коллегии, традиционно занималась изучением западных отцов Церкви. Именно киевские профессора переводили на русский язык блаженного Августина, Иеронима и других. Но, к сожалению, весь XX век для нашего образования — это агрессивная попытка уничтожить все то, что было накоплено за многие века. Возрождаться Киевские духовные школы стали только в 1989 году, поэтому у нас все начиналось с нуля — и с библиотекой, и с кадрами. К этому времени уже не было в живых никого из тех, кто учился или преподавал в дореволюционной Киевской Духовной Академии и мог бы перенести ее дух, как это было в случае с Московской и Петербургской Академиями, возрождавшимися в 1940-е годы. Я как раз перенял в большей степени московскую традицию, а была же еще и киевская со своими неповторимыми «изюминками», учитывающая украинский характер, вплоть даже до национального отношения к еде. Поэтому мне было важно вновь нащупать эти особенности уже современной, реальной жизни нашего народа.

— На чем сегодня делается акцент в преподавании, к чему Вы готовите своих студентов?

— Самый больной вопрос — это, конечно, раскол украинского Православия, который не удается уврачевать уже на протяжении 20 лет. Кстати, в духовной семинарии есть предмет «История расколов», чтобы будущий священник понимал природу этого явления и пути его преодоления, понимал, как помочь тем нашим собратьям, которые оказались за границами Церкви.

В силу того что украинский закон, который регулирует религиозное поле, очень либеральный, в нашей стране много самых разнообразных сект. Это тоже должен учитывать будущий пастырь, должен разбираться во всех религиозных течениях. Еще один реальный факт нашей жизни — существование греко-католической Церкви, что тоже требует особого изучения. У нас преподается история западных исповеданий в разрезе тех тенденций формирования греко-католической Церкви, которые мы наблюдаем.

И самая главная задача духовной школы и всякого ее выпускника — попытаться найти именно такой язык, посредством которого неизменяемые и вневременные истины можно донести до современного человека. Долгое время мы были ограничены стенами храма, сегодня этих рамок больше не существует. И священнику надо уметь, с одной стороны, доступно проповедовать церковным, глубоко верующим людям, и в то же время быть способным донести нашу позицию тем, кто еще не с нами, кто к нам индифферентен, и тем, кто воспринимает нас лишь как оппонентов.

— Да, Владыка, насколько мне известно, ваши студенты изучают предметы, которые готовят их к работе в информационной среде. Расскажите об этих дисциплинах.

— Это факультативные занятия, где теория обязательно сочетается с практикой. Например, получая теоретические знания по режиссуре, ребята и сами работают в кадре. Ведь часто человек перед включенной камерой просто немеет. Для того чтобы перед объективом оставаться самим собой, свободно мыслить и эти мысли грамотно выражать, надо просто тренироваться. Иной священник может быть прекрасным проповедником только в среде церковных людей. А сказать церковное слово так, чтобы оно осталось церковным и в то же время было понятно широкому кругу слушающих, в том числе и, скажем, внешним людям, — это особый талант. И здесь не каждый священник справится, нужно искать таких людей.

— А вообще, насколько охотно духовенство соглашается сотрудничать с епархиальными и светскими СМИ?

— По-разному бывает. Тут ведь важно понимать: если даже священник высказывает только свое мнение, то, опубликованное в печати или транслируемое с экрана, оно все равно будет восприниматься как позиция Церкви. Не зря существуют определенные правила, что общаться с корреспондентами могут только те, кому благословило Священноначалие, то есть те, кто эту ответственность может реально нести.

— Создать подобный факультатив в семинарии — это Ваше новаторство. Кто его ведет?

— Я бы не сказал, что новаторство, — скорее необходимость. Ведь это в конечном итоге — наша способность или неспособность выйти к миру. А преподают у нас специалисты-практики. Один из них, например, отец Георгий Коваленко, руководитель Синодального информационно-просветительского отдела Украинской Православной Церкви.

— Как в Киевской семинарии проходит или уже завершился процесс перехода на Болонскую систему образования?

— Мы идем этим путем, но очень осторожно и ответственно, потому что нам крайне важно сохранить особенность церковного образования и его предназначение. Самая главная задача, которая стоит сейчас перед духовными школами, — это пастырское служение. Для нас очень важно воспитать высокообразованного и глубоко верующего священника. Несмотря на то что в Украине семь духовных семинарий и две Академии, еще чувствуется нехватка духовенства. За исключением, конечно, западных областей, где кадровый вопрос решен, но Центральная, Восточная, Южная Украина требуют еще священников.

— Почему западные области не ощущают этой нехватки? Потому что у Московского Патриархата там мало приходов и их легче заполнить?

— Не все так однозначно. В Ивано-Франковской, Тернопольской, Львовской областях действительно приходов немного, и потому духовенства хватает. А если, например, брать Закарпатскую область, там раскольнических течений нет вообще или только номинально существуют какие-то приходы, но они не имеют никакого реального влияния. Там священников не хватает, но как раз оттуда больше всего ребят к нам поступает.

— Владыка, в одном из интервью Вы сказали, что непризнание государством дипломов духовных школ будет становиться препятствием для их выпускников служить обществу. Казалось бы, какая разница людям, приходящим на исповедь, желающим услышать от священника живое слово и слышащим его, признан или не признан государством его диплом?

— Безусловно, соответствие духовного образования госстандарту не играет никакой роли в пастырском служении напрямую. Здесь речь немного о другом. Мы могли бы, скажем, для преподавания той же христианской этики предоставить своего выпускника, а если диплом не признается, то, конечно, ни одна светская школа, ни один вуз его на работу не возьмет. Священник с дипломом государственного образца мог бы преподавать и другие предметы, например ту же историю Украины, в отдаленных селах и районах, где просто некому учить детей.

— В России процесс открытия теологических кафедр при светских вузах вызывает множество дискуссий: кто-то не понимает, кто-то совершенно не приемлет это. У вас, я знаю, кафедры тоже открываются. Как настроено украинское общество?

— У нас процесс только-только начинает набирать обороты, поэтому трудно пока сказать. Беспокоит другое: на мой взгляд, богословие по-настоящему может быть только церковным, и, главное, любое богословие должно приводить к Богу, а не просто быть философской абстрактной мыслью. В Украине и в России в отличие от западных вузов преподавание богословских дисциплин ведется пока автономно от Церкви, а это, по-моему, утопия. Нужно не только учить о Боге, но и жить в Боге. Я убежден, что этот путь единственно правильный в развитии богословской науки.

— Вместе с тем Вы в прессе высказывали мнение, что теологические кафедры дают мирянам возможность служить Церкви. В каких сферах можно применять полученные знания и много ли желающих это реально сделать?

— Применяться эти знания могут прежде всего в сфере преподавания. Постепенно у нас, хоть и с очень большим трудом, вводится в общеобразовательных школах преподавание христианской этики. Здесь нужны как раз дипломированные специалисты с правом преподавания. И желающих немало. У нас в Академии кроме стационара очень большой заочный сектор, до 1000 студентов, при том что нам еще приходится ограничиваться. И мы видим, что потребность в религиозном, богословском образовании реально существует, поэтому развитие православных факультетов при светских вузах, конечно, одна из главных задач Церкви сегодня. Это необходимо именно для служения в разных социальных направлениях, для участия в образовательных проектах.

— В связи с реформированием богословского образования изменилось ли количество абитуриентов, поступающих в вашу семинарию?

— Не уменьшилось, и это радует. Несмотря на демографические спады 90-х годов, у нас на протяжении трех лет конкурс: три человека на место. И что радует особенно — с каждым годом увеличивается процент абитуриентов с высшим светским образованием, то есть людей более взрослых, внутренне сформировавшихся.

— Если попытаться в общих чертах обрисовать портрет сегодняшнего абитуриента: чем он отличается, например, от абитуриентов Вашего поколения или тех абитуриентов, которые приходили в семинарию тогда, когда Вы только стали ректором?

— То, что сразу бросается в глаза, — возраст. Мы были уже взрослые, почти все после армии, которая по-особенному закаляет, заставляет взрослеть. Сейчас приходят очень молодые ребята, как бы недозревшие. К тому же у нынешней молодежи довольно низкий уровень знаний, нет широты мировоззрения — это уже проблема современной общеобразовательной школы. Однако большим плюсом является то, что ребята не чувствуют никаких общественных ограничений, этого атеистического гнета, когда ты понимаешь, что вся твоя жизнь как под увеличительным стеклом, под постоянным присмотром. Это психологически тяжело. Конечно, свобода всегда требует от человека ответственности и часто бывает неправильно использована. Это уже задача нашей воспитательской службы, чтобы студенты поняли, какой великий дар Божий — свобода в пастырском служении, чтобы ценили его.

— И получается в них это воспитывать?

6 — Я бы не сказал, что получается все. Так или иначе, до 21 года человек взрослеет просто даже физиологически. И те внутренние борения, которые мы пережили сначала дома, потом в армии, они переживают здесь. И в этой ситуации очень важно как раз не то, что ты им скажешь, а то, как ты себя поведешь, поверят ли они тебе как преподавателю и наставнику. Господь не вел Адама словно какую-то марионетку, но одарил его полной свободой. Вот и мы здесь только показываем, если можно так выразиться, коридор, направление, следуя которым человек может вырасти как личность, как будущий священник и богослов. Это тайна души. Внутреннее развитие зависит от того, как человек все воспринимает. Поэтому я на встрече с абитуриентами всегда им говорю, что есть правила общежития, которые не всегда будут для них желанными. Но когда что-то происходит не так, как хотелось бы, главное — не воспитать в себе дух противоборства и противостояния, потому что этот тлетворный дух будет потом сопровождать всю жизнь.

— Владыка, возникает ли между семинарией, Академией и братией Лавры духовная связь, подобно тому как это происходит в обители преподобного Сергия?

— Исторически Киевские духовные школы находились не при Киево-Печерском монастыре. Но когда в советское время встал вопрос об открытии семинарии и Академии, то это было возможно только в Лавре. И в этом мы видим особый Промысел Божий. Ведь монастырь сам по себе, его стены, в которых сотни лет не умолкали молитвы угодников Божиих, настоящих подвижников ради Христа, воспитывают, ограждают наших студентов от всего излишнего, даже опасного, что есть в мегаполисе. И кроме того, здесь в пещерах хранятся сотни мощей, куда наши студенты могут пойти за молитвой, за духовной поддержкой.

— Владыка, на сегодняшний день у Вас так много должностных обязанностей. Не возникает желание попросить от каких-то из них Вас освободить, чтобы не надорваться?

— Я монах, и, думаю, монах не может отказываться от послушаний. Бывает тяжело. Но когда ты сделаешь все, что от тебя зависит, а остальное предашь в руки Божии, тогда, как чудо, появляется радость. Она может быть совсем кратковременной, секундной, но она настолько заряжает, что пропадает физическая усталость. А если даже не пропадает, то умножается желание трудиться, нести свое послушание не для какого-то самоудовлетворения, а для того, чтобы исполнить то, что Господь тебе сейчас вручил. Именно сейчас, потому что быть верным в малом — это тоже очень важно, по Евангелию (см.: Лк. 16, 10). Не нужно думать о каком-то глобальном добре и глобальном благе, нужно видеть конкретного человека, его реальные нужды и скорби, заниматься конкретными проектами. Хотя я всегда помню слова Владыки Евгения, ректора МДАиС: «На двух стульях можно сидеть, а на трех — только лежать».

— Владыка, но ведь внешняя административная деятельность, как мне кажется, отвлекает от внутренней жизни. Как удается с этим справляться?

 — Это бесконечный спор: может ли епископ быть хорошим монахом. Такой вопрос даже в литературе обсуждается. Себя очень сложно оценивать. По крайней мере, внутренне всегда присутствует желание, чтобы вся моя жизнь строилась на тех обетах, которые я когда-то дал у раки преподобного Сергия. Это непритворно. А насколько это удается — уже в некрологе напишут. Знаете, очень важно в христианской жизни — не раздвоиться, то есть не оказаться в ситуации, когда есть сказанное в Священном Писании, а есть наша жизнь. Ведь на самом-то деле для христианина все, что с ним происходит, всегда должно восприниматься через призму его веры, а все, что он совершает, — должно быть проверено Евангелием.

— Несмотря на свою молодость, Вы уже многое успели испытать, послужить Господу в самых разных качествах. Что самое главное Вы поняли о христианстве?

— Для меня лично самое главное — быть всегда со Христом. Вера — это ведь не какая-то интересная, увлекательная идея, а живой, реальный опыт, когда ты чувствуешь близость Христа и Его всегдашнюю помощь. У любого человека жизнь очень сложная, но тесный путь — это путь единственный. Он всегда извилистый, опасный, на нем можно, переоценив свои силы, упасть. Но в первые же мгновения осознания падения надо встать и идти дальше. И когда встречаешься с теми подвижниками, которые по-настоящему идут этим путем, даже видя их дряхлеющую физическую природу, ты вместе с тем видишь неземную радость в их глазах, потому что их маяк — Христос. И понимаешь: человек здесь, на земле, уже способен начать жить той вечностью, той реальностью, для которой мы все и созданы.

* * *

Митрополит Бориспольский Антоний родился 25 августа 1967 г. в с. Чумалево Тячевского р-на Закарпатской области в крестьянской семье. С 1981 г. нес послушание старшего иподиакона епископов Мукачевских Саввы (Бабинца) и Дамаскина (Бодрого). В 1985—1987 гг. служил в армии.

В 1987—1992 гг. учился в Московской духовной семинарии. В 1995 г. окончил Московскую Духовную Академию. В это время нес послушание иподиакона ректора МДА архиепископа Александра (Тимофеева) и епископа Филарета (Карагодина). За научную работу на тему «Послание святого апостола Павла к Римлянам в русской библеистике» получил ученую степень кандидата богословия и оставлен преподавателем.

4 января 1994 г. ректором Московской Духовной Академии епископом Дмитровским Филаретом (Карагодиным) пострижен в монашество в честь преподобного Антония Печерского. 18 февраля 1994 года Святейшим Патриархом Алексием II рукоположен в сан диакона, а 7 октября того же года — в сан иеромонаха.

С 1 января 1996 г. по 9 сентября 2002 г. — помощник ректора МДА по представительской работе и заведующий Церковно-археологическим кабинетом.

В день светлого Христового Воскресения 1999 г. Святейшим Патриархом Алексием II возведен в сан игумена.

9 сентября 2002 г., согласно поданному прошению, направлен на Украину. 26 октября 2002 г. назначен руководителем Информационно-просветительского центра Киево-Печерской Лавры. 22 ноября 2006 г. решением Священного Синода УПЦ избран епископом Бориспольским, викарием Киевской епархии. Архиерейская хиротония состоялась 26 ноября 2006 г. 31 мая 2007 г. решением Священного Синода УПЦ назначен ректором Киевской Духовной Академии и семинарии. 24 сентября 2008 г. возведен в сан архиепископа.

Решением Синода УПЦ от 9 сентября 2009 г. вошел в состав Синодальной комиссии Украинской Православной Церкви по диалогу с УАПЦ и рабочей группы по подготовке диалога с представителями УПЦ КП.

Решением Священного Синода УПЦ от 21 февраля 2012 г. назначен председателем Отдела внешних церковных связей Украинской Православной Церкви.

Решением Священного Синода УПЦ от 8 мая 2012 г. назначен Управляющим делами Украинской Православной Церкви.

19 января 2013 г. возведен в сан митрополита.

Награжден орденом преподобного Нестора Летописца I ст. (УПЦ); орденом святителя Петра Могилы (УПЦ); орденом святителя Кирилла Туровского I ст. (БПЦ).

Фото предоставлено Киевской Духовной Академией и семинарией

Журнал «Православие и современность» № 26 (42)