«Оборотной стороной публичности явилось отсутствие скандалов»

Владимир Мединский — о политике государства в области культуры

«Ту кандидатуру, которая была согласована изначально, Антонова не готова была принять ни при каких обстоятельствах»

— Самым сенсационным решением Минкультуры под вашим руководством стала недавняя отставка Ирины Антоновой с поста директора Пушкинского музея. Как давно было принято решение об этом и насколько сложно было найти преемника?

— Об этом, как уже о принятом и согласованном решении, мне говорил еще Александр Авдеев (министр культуры в 2008—2012 годах. — «Коммерсантъ»), передавая дела. Более того, он назвал кандидата на ее место. Хорошего кандидата. Сам он решение принимать «на выходе» не стал, и его можно понять. В итоге эта малоприятная функция была возложена на меня, но торопиться я счел неправильным. Через какое-то время сама Антонова пришла в министерство и сказала, что готова перейти на менее активную работу. Начался долгий процесс согласования кандидатуры преемника, длился он полгода. Антонова давала своих кандидатов. С ними встречались в Департаменте музеев, общались, собирали референсы, отклоняли кандидатуры, называли новые. С новыми кандидатами встречалась Антонова и затем, в свою очередь, отклоняла их. Ту кандидатуру, которая была согласована предыдущим министром, Антонова не готова была принять ни при каких обстоятельствах.

Мне показалось неправильным и неэтичным принимать решение без учета мнения Ирины Александровны — слишком знаковый музей и слишком знаковая в отрасли фигура. Она ведь только директором была более полувека, а музею вообще отдала всю свою жизнь. В итоге мы нашли устраивающую всех фигуру. В одном из списков, которые предлагала Антонова, была Марина Лошак. К этому моменту мне ее уже неоднократно предлагали другие деятели культуры. Мы изучили ее работу, собрали дополнительные рекомендации, не раз побеседовали и приняли решение. Но фамилию «Лошак» изначально назвала сама Антонова.

— Поставлены ли перед Мариной Лошак какие-то конкретные задачи, с которыми, по вашему мнению, не могла справиться Ирина Антонова, или же ей предоставлена полная свобода действий?

— Конкретная задача — создание музейного городка мирового уровня. До сих пор не утверждена концепция. В силу разных причин музею и Москомархитектуре не удалось прийти к согласованному решению, а тянуть с этим далее неразумно.

Сейчас идет перенос коммуникаций, реставрация одного из корпусов, это делается, но темп работ нас совершенно не устраивает, как и отсутствие утвержденного проекта. Заказчиком всех работ выступает, подчеркну, сам Пушкинский музей, не министерство, в нем работает собственная дирекция по строительству. В этой дирекции, правда, уже не раз менялись руководители, которые не срабатывались с Антоновой.

— Не так давно появились сообщения о том, что от участия в реконструкции ГМИИ отказался Норман Фостер, в свою очередь, Марина Лошак заявила, что переговоры с ним продолжаются. Министерство как-то участвует в данном конфликте?

— Нет, это дело музея. У обеих сторон есть своя правда, но при том что деньги на проект частично потрачены, самого проекта нет, и это печально. Увы, средства, которые выделялись бюджетом на протяжении последних нескольких лет, регулярно музеем не осваивались. Они просто переводились на другие объекты, на другие стройки.

К слову, министерство в целом по-другому относится к концепции строительства и реставрации памятников культуры. До сих пор средства выделялись понемногу, «вдолгую». Каждый год что-то из бюджета добавлялось, и на круг выходили очень крупные суммы. Хочу, чтобы мы прекратили втягиваться в новые долгосрочные проекты, сначала нужно достроить все то, что уже начато.

Кроме того, нужно прекратить ввязываться в длительные проекты без выделенных на них в достаточном объеме средств, потому что наша главная задача — не процесс строительства, а результат. Нужны кратчайшие сроки и сразу определенная экспертизой конечная сумма строительства. Приведу вам пример. Реставрируется в рамках программы исторического наследия какой-то храм. До сих пор сначала заказывался проект реставрации иконостаса, затем проект реставрации окон и дверей, дальше проект реставрации купола и так далее. Потом подходили от проектирования непосредственно к самой реставрации, растягивая ее на годы. Деньги выделялись частями, и длиться это могло десятилетие. Я считаю правильным сразу создать полный проект реставрации — тогда будет понятна и конечная стоимость, и сроки, в которые все будет сделано. И только закончив все недострои по стране, браться за новое.

Таких проектов десятки. В этом году мы завершили строительство новой сцены Мариинки и реставрацию Кронштадтского морского собора. Полным ходом идет восстановление Ново-Иерусалимского монастыря, Астраханского и Тульского кремля, Изборской крепости и Псковского драмтеатра и БДТ и т. д. Скоро будем запускать новую программу реставрации Соловецкого музея-монастыря. Но это крупные проекты, с бюджетами от миллиарда рублей в год, а есть и множество более мелких проектов, от 2−3 миллионов рублей в год.

«Хочу, чтобы выставки перестали быть такими, как сейчас»

— Еще одно недавнее назначение: Зельфира Трегулова стала директором РОСИЗО. Сейчас это довольно подзабытая структура, но, как я понимаю, на ее реформу министерство возлагает большие надежды?

— Мы хотим, чтобы РОСИЗО стало лучшей в мире выставочной компанией, системным интегратором международных и российских выставок. У нас невероятные музейные фонды — например, фантастическая коллекция социалистического реализма (который, кстати, лично мне нравится гораздо больше многого из современного искусства — по крайней мере соцреалисты рисовать «умели», а не прятали отсутствие мастерства за эпатажем перформансов и лозунгом «А я так вижу!»). Так вот — в прежние времена РОСИЗО выступало в качестве компании, реализующей государственную выставочную политику. Сейчас все делается либо на спонсорские деньги, и здесь все зависит от вкусов и воли спонсора, либо отчасти на государственные, но которых никогда не хватает. РОСИЗО должно изменить такую ситуацию, но не подменять музеи, ряд из которых, как, например, музеи Кремля или Эрмитаж, научились делать собственные прекрасные выставки, а дополнять их работу — я противник монополии.

Кроме того, РОСИЗО будет решать и прямые выставочные задачи, поставленные министерством. Две такие конкретные задачи на 2014−2015 годы уже поставлены — это будут эпохальные передвижные выставки международного уровня.

Хотелось бы, чтобы выставки перестали быть такими, как иногда по старинке сейчас — когда просто на стенах и в стеклянных витринах что-то развешано. Это, конечно, хорошо, но современный зритель уже избалован 3D и интерактивными средствами, его все труднее заставить читать то, что написано, к примеру, под уникальными монетами экзотической эпохи. (Вообще, когда руководитель одного из прекрасных музеев говорит мне, что сделает прямо на первом этаже на входе постоянную экспозицию выставочной нумизматики, то я начинаю опасаться, не пора ли ему на пенсию.) Можно сделать регулярную выставку икон — повесить их на стенах в особых капсулах, сделать маленькие подписи, но все это дорого, долго, требует страховки и трудоемких перевозок.

А можно и по-другому: вот помещение, на стенах видео — Кремль, Иван Грозный убивает своего сына, Петр I венчается на царство, полки врываются в Кремль. Зритель попадает на «представление», в котором ему рассказывают историю. А в самом конце — маленькая иконка, но не простая, к ней подводят и говорят, что ее целовал еще сам Иван Грозный. И этого достаточно, человек запомнит выставку на всю жизнь: он как будто прокатился на машине времени. Процесс получения знаний должен приносить удовольствие. Мы должны эти знания красиво упаковывать и красиво преподносить. Представьте, если такую выставку показать за рубежом. Привезти несколько таких «представлений», а потом сказать: «Посмотрите, у нас таких шедевров — тысячи, добро пожаловать в Россию!»

Вот вам и лучшая реклама турпоездок в Россию.

— Когда мы сможем что-то замечательное увидеть?

— Вопрос к Трегуловой. Но еще раз скажу, мы все интересное будем поддерживать, всеми силами.

— Действительно ли вы собирались уволить с поста директора Музея кино Наума Клеймана?

— Честно говоря, я узнал об этом из обзоров прессы. Даже не знал, что у Клеймана заканчивается контракт. Мы тут же встретились, он сказал мне, что сам понимает, что рано или поздно ему понадобится преемник и в любом случае уже сейчас нужен некий исполнительный директор, который бы помог построить Музей кино. Ведь такие музеи есть даже во французских райцентрах, а у нас нет, и это стыдно, ведь мы ведущая кинодержава. Такой музей должен не только развлекать, он должен быть и пропагандистом нашего кино, нести образовательную функцию и быть учебной базой для студентов. А контракт Клейману мы сразу продлили.

— Найден ли такой исполнительный директор и найдено ли помещение для музея?

— Директор пока не найден, а над помещением работаем. Мы выступили с определенным предложением к московским властям, и, поскольку Сергей Собянин действительно очень внимательно относится к проблемам культуры, уверен, что решение найдем.

«Если ошибка была допущена, то проще ее исправить, чем раздувать скандал»

— Не так давно министерство подверглось критике из-за штрафа, который был наложен на режиссера Гарри Бардина за то, что он не успел вовремя закончить работу над своим новым мультфильмом. Как вы можете прокомментировать эту ситуацию?

— Хочу сказать вот что. Дорогие коллеги, вы ведь все «за честные выборы», не так ли? Так как же вы не можете согласиться с тем, что закон должен быть единым для всех? Если ты подписал договор и не выполнил его условия, то должен нести за это ответственность — вне зависимости от того, являешься ли ты Гарри Бардиным, Никитой Михалковым или руководителем предвыборного штаба В. Путина Станиславом Говорухиным. Я специально назвал фамилии режиссеров «с другого края», потому что все они платят штрафы, когда не выполняют свои обязательства, причем в десятки раз большие, чем тот, который был наложен на Бардина. Писали, что на его письмо я наложил резолюцию «на общих основаниях», но это неправда — резолюция была, там было написано «сделать все возможное в рамках закона». И все возможное мы сделали. Из пяти месяцев, на которые он задерживал сдачу фильма, мы наложили штраф только за полтора — остальное закрыли справками, больничными и т. д.

— Недавно прошли первые открытые питчинги — министерство отбирало кинопроекты, которые получат государственное финансирование. Самый большой резонанс вызвало непредоставление финансирования фильму Александра Миндадзе «Милый Ханс, дорогой Петр» из-за того, что, по мнению одного из экспертных советов, в сценарной заявке были исторические ошибки. Действительно ли, по вашему мнению, справедливы эти претензии?

— Действительно, фильмы проходят через три совета — совет продюсеров, совет психологов и социологов и исторический совет. Исторический совет дал отрицательное заключение на фильм; совет психологов и социологов дал наполовину отрицательное заключение; киноэксперты проголосовали за. В итоге Миндадзе взял себе дополнительного исторического консультанта, внес изменения в сценарий, и теперь мы будем рекомендовать поддержать его проект. Я понимаю, что кино — творческий продукт, и против того, чтобы по кино изучали историю. Но есть какие-то границы: если Великая Отечественная война началась 22 июня 1941 года, то, наверное, не имеет смысла утверждать, даже с учетом свободы творчества, что это случилось 32 мая 1937 года. Если ошибка была допущена, то проще ее исправить, чем раздувать скандал. Кстати, при всем шуме, который возник изначально, — о том, что мы с Миндадзе обо всем и к общему удовольствию договорились, наши оппоненты с досадой сообщили как-то между строк. Потому что правда, видимо, никому не интересна.

— А как формируются экспертные советы?

— Их состав утверждается приказом директора Департамента кинематографии. И это именно советы экспертов. Решение о том, как будут потрачены бюджетные деньги, в конечном итоге принимает чиновник, и именно он несет за него ответственность. Мнение советов носит исключительно рекомендательный характер. И кстати, потом те же эксперты вместе с чиновниками и журналистами сидят на презентациях и смотрят на то, как люди убеждают инвестора, в данном случае государство, выделить им деньги.

— Как вы в целом оцениваете итоги первых питчингов?

— В целом все прошло успешно. Раньше решения принимались под столом у чиновника: «ваша заявка победила», «ваша заявка проиграла» — и никаких комментариев, никаких объяснений, ничего. Мы решили попробовать договориться на понятных условиях и при полной прозрачности — питчинги транслировались в прямом эфире в Интернете и отчасти на канале «Россия-24». И обратите внимание: оборотной стороной публичности явилось — удивительно — полное отсутствие скандалов. Я, честно говоря, ожидал, что их будут десятки, а на самом деле не случилось ни одного, не считая быстро решенного недоразумения с Миндадзе. Стопроцентная эффективность! Настоящая гласность, просто 1986 год.

— В своих выступлениях и интервью вы много говорите о том, что учреждения культуры должны стремиться к максимальной экономической эффективности и самостоятельности. С другой стороны, понятно, и в этом убеждает как российский, так и мировой опыт, что культура в целом окупить себя никогда не сможет, как-то же самое кино, которому в очень большой степени необходимо государственное финансирование. Как, по-вашему, государство должно выбирать, кто может выжить лишь самостоятельно, а кто в любом случае нуждается в поддержке?

— Надо подходить разумно и избирательно. Есть массовая культура — например, шансон: он точно может обойтись без всякой господдержки. С другой стороны, есть Большой и Мариинский театры — если попытаться перевести их на полную самоокупаемость, то как минимум цена билетов станет такой, что залы будут пустыми, в итоге эти заведения мы потеряем. Мы, как это происходит и во всем мире, поддерживаем музеи, поддерживаем классическое искусство, содержим библиотеки. Как библиотеку можно сделать окупаемой? Разве что ночной клуб с шестом при ней открыть. Что же касается кино, то здесь другая история. Мы должны стремиться к тому, чтобы кино стало субъектом рынка, чтобы банкам было выгодно давать на кино кредиты, чтобы фильмы окупались. Но это большая и сложная работа, мы двигаемся здесь постепенно, в рамках продуманной стратегии. Например, в этом году мы начинаем выдавать средства с условием их стопроцентного возврата — по облегченной процедуре, в том случае если видим, что проект имеет коммерческий потенциал. Мы начинаем компенсировать банковские ставки по кредитам — за счет бюджета. В идеале мы должны прийти к ситуации, когда государство сможет ограничиться прямым госзаказом, а также поддержкой образовательных, дебютных, авторских и каких-то отдельных фестивальных проектов. А остальное кино должно стать эффективной частью рынка.

Беседовал Юрий Яроцкий

http://www.kommersant.ru/doc/2 265 995