 |
| Православие и современность | Епископ Обуховский, викарий Киевской епархии Иона (Черепанов) | 30.07.2013 |
— Владыка, Вы по первому образованию медик. Какая у Вас была специальность и почему Вы ее выбрали?
— Надо сказать, медик я недоучившийся, потому что после третьего курса Киевского медицинского института ушел в монастырь. К тому времени уже два года все свободное время проводил в Киево-Печерской Лавре, там у меня и своя келья была, какие-то определенные послушания. Без Лавры уже не мог жить и понял, что все равно по специальности работать не буду. А путь в медицину начался в школе — если судить внешне, то случайно. В старших классах советской школы, выбирая УПК (учебно-производственный комбинат, когда школьники один день в неделю посвящали получению какой-либо профессии), я пошел туда, где, по слухам, меньше всего нагружают теорией, а практика проходит интересно. Но, поработав в больнице и пообщавшись с врачами, я понял, что мне такое дело по душе,?— нравилось реально помогать людям.
— Вы тогда были уже верующим человеком, воцерковленным?
— Я начал интересоваться Православием где-то в последних классах школы. Очень меня впечатлило празднование тысячелетия Крещения Руси. Тогда были организованы масштабные торжества, в периодике появилась масса публикаций о церковной жизни, основах веры и истории России в ее связи с Православием. О Боге и вере мы беседовали с одним моим одноклассником, который уже тогда ходил в храм. И однажды он мне предложил: «Ты слышал когда-нибудь, как колокола звонят? Приезжай к храму, послушаешь». Первым потрясением для меня было то, что в эти самые колокола в Крестовоздвиженской церкви на Подоле (район Киева.?— И.?С.) звонил именно мой одноклассник, с которым мы вместе хулиганили, дурачились. У меня сразу к нему возникла куча вопросов. Для того чтобы его дождаться, я остался на всенощное бдение, которое стало вторым таким потрясением-открытием. Эти полтора-два часа пролетели для меня незаметно. И хотя на службе я не понимал ничего, кроме «Господи, помилуй» и еще нескольких слов, но почувствовал, что здесь — то место, где я должен быть, та часть жизни, которой мне недоставало.
Думаю, я пришел к Богу таким нетернистым путем по молитвам моих благочестивых предков. Мой прадед был соловецким монахом. Когда Соловки закрыли, братию разогнали (тогда еще не репрессировали). Он приехал к себе на родину и служил там до 1930 года. После ареста в 1930-м его следы потерялись. По документам он был осужден на 10 лет. Больше никаких данных нет. О нем я узнал, только когда уже воцерковился. Но с самого детства отношение к Православной Церкви у меня было благоговейное. Я знал, что мои прабабушки были очень набожные и вели благочестивую жизнь.
— А когда Вы задумались о священстве, о монашестве?
— Когда я стал воцерковляться, вообще не знал, что существуют монастыри, что есть Лавра. Нужно понять, что в то время мы получали знания о Православии буквально по крупицам. Почти ничего нельзя было купить, или это стоило баснословных денег. Поэтому сначала я вообще о священстве как-то не думал. А в Лавру попал тоже случайно-промыслительно. Это было летом 1990 года. При Крестовоздвиженском храме, в который я начал ходить, был такой замечательный человек — дядя Боря, мастер на все руки. Он в свободное время помогал в Киево-Печерской Лавре. И однажды позвал меня с собой — нужно было достаточно большой объем земляных работ сделать. В перерыве нас пригласили на монастырскую трапезу. И вот, как тогда в храме, я тоже вдруг просто понял, что это — мое место, что мне нужно быть здесь, с этой братией. Меня поразило, с каким благоговением братья вкушают пищу, слушая жития святых, как до и после трапезы вместе молятся. И все: никаких других вариантов совершенно не рассматривалось. Лавра — моя первая любовь.
— Но позже Вы попросили о переводе в Ионинский монастырь. Почему?
— Скорее, меня забрал тогдашний наместник Ионинского монастыря архимандрит Агапит, ныне архиепископ. Тогда обитель только начинала возрождаться, кадров не хватало, и он меня пригласил. Постриг я принимал уже будучи в Ионинском монастыре. Но поскольку в то время он еще был скитом Киево-Печерской Лавры, меня постригали в лаврских пещерах преподобного Феодосия. В советское и постсоветское время практически все монастыри на территории Украины открывались и вновь возвращались к жизни выходцами из Киево-Печерской Лавры. Поэтому все они сначала были ее скитами, а настоятели — ее насельниками. Со временем, когда обители вставали на ноги, они получали самостоятельность.
— Владыка, у Вас перед глазами были примеры священников, монахов, которым хотелось бы подражать?
— Конечно, но я не дерзал даже и думать о том, что могу кому-то из них подражать. Для меня это все равно, что первоклассника привести в профессорскую МГУ и спросить: «Кому из профессоров ты бы хотел подражать?». Даже и в мыслях не было. Я прекрасно понимал, какая я козявка по сравнению с этими героями веры, потому что, слава Богу, застал еще ту братию, которая принимала постриг в Лавре до ее закрытия в 1960? х годах. Некоторые из них были пострижены еще до Великой Отечественной войны. То есть эти люди — действительно исповедники веры, живые святые. Слава Богу, мне удалось с ними хоть чуть-чуть пообщаться.
— При постриге Вам дали имя преподобного Ионы — основателя Ионинского монастыря, и буквально через 4 года Вы стали наместником обители. Расскажите об этом жизненном повороте?
— Все получилось опять же без какого-либо программирования. В 1998 году наместник нашего монастыря, отец Агапит, стал епископом. И когда его Митрополит Владимир спросил, есть ли у него преемник, которого он может вместо себя предложить, он назвал меня. Надо сказать, что в тот период я был совершенно не презентабельного вида, каким-то худым заморышем. В свои 27 лет выглядел на 20. И Блаженнейший Владимир после знакомства со мной назначил меня сначала исполняющим обязанности наместника, а через полгода, увидев, что каких-то явных сбоев в жизни монастыря не происходит, уже утвердил в этой должности.
— Владыка Агапит предложил Вашу кандидатуру. Вы были с ним духовно близки?
— Конечно. Еще будучи наместником, он собрал первую братию. С отца Агапита начался такой дух Ионинского монастыря, который, я надеюсь, до сих пор в нем сохраняется: дух любви, терпения и расположения к каждому человеку. «Агапит» переводится как «любимый». И действительно, наш отец Агапит был настолько простой и сердечный, добрый, сочувствующий, мудрый и любящий, что его тоже все любили.
— В 27 лет человек все-таки еще очень молод, а тут такая ответственность, столько важных и сложных задач. Не думали отказаться от наместничества? Это вообще возможно?
— Тут вопрос действительно сложный, потому что теоретически-то можно и отказаться, но. Я размышлениями не терзался — мне сказали, и я пошел: «Благословите!». И не то, что «за послушание», не хочется такими словами разбрасываться. Послушание — это все-таки добродетель, которую надо еще стяжать. Просто я никогда не анализировал. Однозначно, было страшно! Конечно! Но когда рукополагают человека в диаконы, священники или епископы, произносятся замечательные слова молитвы о том, что его на эту ступень возводит Божественная благодать, всегда «немощная врачующая и оскудевающая восполняющая». И я сейчас понимаю: то, что получалось и получается — исключительно действие этой благодати.
— Одно из ярких Ваших достижений в монастыре — масштабная издательская деятельность. Началось все с приходского «Ионинского листка», который люди настолько живо и с интересом восприняли. Как Вы думаете, почему?
— Действительно, спрос был такой, что нам пришлось увеличивать тираж, и даже внутреннюю подписку организовать. Думаю, такой интерес возник в основном потому, что это было, наверное, первое в Киеве и, может быть, даже в Украине полноцветное издание на глянцевой бумаге. Все привыкли, что православная периодика — это замусоленная плохонькая газетная бумага с расплывчатой печатью и ужасными иллюстрациями. И тут вдруг газеты на хорошей мелованной бумаге, с хорошей полиграфией. А возникло издание благодаря одному прихожанину, который однажды пришел и стал сокрушаться: почему, мол, сектанты раздают свою литературу, свои красочные буклетики, а православные так не делают?! Я сказал: «Потому что некому печатать». А он в ответ: «Собственно, с этим и пришел: я хозяин типографии, давайте мне материал — буду печатать».
Назвали мы это издание «Ионинский листок» — в память о том, что преподобный Иона всем приходящим к нему посетителям обязательно давал отпечатанные листочки с поучениями из святых отцов или примерами житий святых. «Ионинский листок» издается еженедельно уже 14 лет. Каждое воскресенье все присутствующие на Литургии получают газету прямо в руки. Часть тиража мы распространяем по всем тюрьмам Украины и некоторым приходским храмам, которые нас об этом попросили.
— Но отклик у читателей издание вызывает по сей день, значит, дело не только в хорошем оформлении — сейчас это уже не такая редкость. Кто у вас отвечает за подборку материалов, кто редактирует?
— Изначально это был достаточно удачный дайджест из каких-то исторических, педагогических статей различных православных авторов. Обязательно печаталось толкование на воскресное Евангелие. То есть на восьми страницах формата А4 мы размещали самую разнообразную информацию практически на любой вкус. Сначала этим занималась братия, и, конечно, не всегда всё удавалось идеально. Затем мы стали привлекать активных прихожан, консультировались со специалистами. Сегодня братья осуществляют только «цензурные» функции, остальное делается мирянами.
— Владыка, еще одно издание монастыря, журнал «Отрок.ua», связан с действующим при обители Молодежным обществом. В чем особенность этого издания и секрет его популярности?
— Весь основной работающий коллектив редакции журнала — это выходцы из нашей «молодежки». Когда-то все они были ее активными посетителями. В этом, наверное, и секрет востребованности и популярности: «Отрок.ua» — журнал, который создает молодежь для молодежи. Ведь когда взрослые делают что-то для детей или подростков, обязательно появляется такой «пальчик», который грозит: «Ай-яй-яй» или «Ата-та». И избавиться от этого менторского тона практически невозможно. А в нашем случае ребята говорят со своими ровесниками на одном языке, пытаются решить одни и те же проблемы. Конечно, для журнала пишут и взрослые авторы, многие из них священники, но все равно сам дух журнала — диалог молодежи с молодежью.
— Расскажите о самой «молодежке» поподробнее?
— Работа с молодежью началась с 1999 года. У нас в то время прихожан в монастыре было немного — он только восстанавливался, и среди них была и молодежь. И вот мы решили ребят собирать и вести беседы на церковно-образовательные темы. Вначале приходило 5−6 человек, потом 10. Сначала мы просто собирались, пили чай, молодые люди готовили доклады на ту или иную тему, вместе со священником обсуждали услышанное. Потом круг участников встреч стал расширяться, ребята приводили своих знакомых. Пришлось изменить формат: один час священник о чем-то рассказывает, второй час — отвечает на вопросы, которые ребята подают ему на листочках. Причем вопросы могут быть не только по теме встречи. Никаких запретных тем у нас нет. С самого начала и до сих пор основным ведущим «молодежки» является архимандрит Иоасаф (Перетятько). Я тоже обычно принимаю участие, но больше, так сказать, локально. Если у кого-то из ребят есть какой-то глубоко личный вопрос, который нужно прояснить в форме диалога с пастырем, я всегда готов к такой беседе. Сегодня на «молодежке» бывает от 200 до 300 человек каждый четверг. Причем из них именно наших прихожан, наверное, лишь 5−10 процентов, не больше,?— и это здорово. Наша задача, чтобы человек на этих встречах получил какие-то основные понятия о Православии, получил ответы на самые общераспространенные и волнующие каждого неофита вопросы и после этого занял свое место в одном из приходских храмов. И даже не приветствуется, если кто-то долго задерживается на «молодежке», потому что это все-таки — «курс молодого бойца».
— То есть Ваша основная цель — помочь воцерковиться. А получается ли занимать все это множество народа чем-то полезным?
— Когда молодые люди вместе ездили в паломничество, на отдых, участвовали в уборке и подготовке к празднику храма — это было хорошо и интересно. Но все равно это не то служение, которое может захватить молодежь надолго. И вот, в один прекрасный день, опять же промыслительно, Господь прислал одного раба Божия по имени Максим, который предложил заниматься бездомными животными. Я в свою очередь обратил его внимание на то, что вокруг нас множество людей, которые страдают значительно больше, так как у них, в отличие от животных, есть еще и сознание, а значит, и моральные мучения. Так началось у нас мощное социальное движение, которое ребята сами назвали «Молодость неравнодушна». Их деятельность охватывает уже более 15 направлений: онкоинститут, больницы, детские дома, дома престарелых, базу доноров. Мы изначально решили заниматься этим на серьезной основе, подняли теоретическую и практическую литературу, изучали опыт успешных волонтерских движений, в том числе и западных. Господь нам послал профессионального психолога — девушку, которая обязательно с каждой группой ребят-волонтеров проводит серию занятий, чтобы помочь им правильно выбрать направление деятельности, чтобы не подвергнуться феномену «выгорания».
— Какая-то доля миссии в этой деятельности тоже есть?
— Задача — тотально воцерковить всех, кому мы помогаем,?— не стоит. Есть задача помочь ближнему, ведь мы знаем, что, делая что-то ближнему, делаем это же Самому Христу. Наш свет и наши добрые дела должны «светить пред человеки».
— При Вашем монастыре действует еще один уникальный социальный проект — община глухих.
— Да, первая и пока единственная в Киеве, одна из немногих на Украине. Прихожан этой общины духовно окормляет специально обученный священник, исповедует их, проводит беседы, занятия. Дело в том, что у глухих людей есть ряд особенностей восприятия Православия, не зная которых, невозможно вести полноценно и результативно пастырскую работу. В киевской семинарии даже действуют курсы жестового языка, которые, кстати, ведет одна из наших прихожанок,?— специалист в этой области.
— Владыка, в обители осуществляется много разных проектов: Интернет-трансляция богослужений, радиопередача, курсы чтецов, писательские курсы, детский хор. Как удается все это держать на плаву, ведь людские ресурсы тоже исчерпаемы?
— Любой новый проект у нас начинается с людей, которые хотят его воплотить в жизнь. Ничего не придумывается с потолка, но приходит человек и говорит: «А давайте..». Потом для этого «давайте» вырабатывается система. Господь вот так промыслительно вокруг нас собирает людей, которые не просто хотят, но и могут: владельца типографии, или телерадиокомпании «Эра», или верующего предпринимателя, готового финансировать журнал. Каждый человек старается послужить Господу тем талантом, который Бог ему дал. Мы со своей стороны стараемся помочь любой благой инициативе. А дальше уже по принципу: если дело не от Бога, оно разрушается, а если от Бога — развивается. И у нас бывали, правда редкие, случаи, когда проекты затухали, нам приходилось их закрывать.
— Владыка, сейчас ко всем Вашим обязанностям наместника добавились еще и архиерейские попечения. Но тем не менее монастырь Вы не покинули и продолжаете участвовать во всех сферах его деятельности. Почему? И, может быть, что-то все-таки изменилось с возведением Вас в епископский сан?
— Изменилось: я стал меньше спать. Дело в том, что я все одинаково люблю, и для меня нет «более важного» и «менее важного». Только надо стараться исполнять все так, чтобы Господь мои дела принял и дал хоть чуть-чуть Своей благодати, чтобы и дальше трудиться. Хотя есть «самое важное» — добрый ответ на Страшном Судище Христовом. Что может быть важнее?
