Фальсификации Максима Кантора. Или как один художник «дорисовывает» Историю

Роман известного художника Максима Кантора «Красный свет» был назван некоторыми его любителями «литературным событием года». М. Кантор стал популярным автором, а роман был выдвинут на соискание престижных литературных премий, хотя, с моей точки зрения, творение Кантора — не факт художественной литературы. Произведение это, однако, претендует не только на статус «великого русского романа», но и на некую масштабную историософию, прямо направленную на оправдание «красного» (или «советского») проекта, а также на исторически выверенную отповедь его оппонентам. Представляют интерес недавние выступления автора, раскрывающие и обосновывающие его историосфские позиции. Посмотрим, насколько это серьезно.

1. Игра в цифры как манипуляция читателем.

17 мая 2013 г. было опубликовано интервью, которое автор писатель М. Кантор дал журналу «Эксперт».[1] В этой беседе Максим Карлович изложил свои исторические воззрения, а также некоторые результаты своих углубленных исследований в области истории России и Советского Союза в XX в. Такая проблематика интервью естественна, если учесть то обстоятельство, что в своем многостраничном романе «Красный свет» Кантор постоянно обращается к исторической тематике, которую, как заявляет сам автор, он серьезно исследовал, в том числе и в архивах.

Интервью называется «Разбитый компас». Вот этот компас Кантор и пытается для нас «склеить», чтобы дать нам правильные исторические, политические, духовные и нравственные ориентиры.

Попробуем разобрать некоторые положения интервью с точки зрения их исторической обоснованности.

Тексты М. Кантора выделяю курсивом, а мои к ним комментарии историка даю обычным шрифтом.

«.. если выбор неизбежен, то скорее я предпочту революцию, потому что революции приносят меньше жертв, чем войны. Когда мы, глядя из сегодняшнего дня, задаемся вопросом: „А сколько жизней унесла Октябрьская революция?“, то ответ прост: она унесла гораздо меньше жизней, чем, допустим, Первая мировая война. На Гражданской войне погибло много — гигантская цифра! — шестьсот тысяч, но это не три миллиона русских, убитых на Первой мировой».

Удивительно, как такой патриотичный автор, как М. Кантор, не заметил, что в вышеприведенном суждении фактически высказал предпочтение гражданской войне (то есть братоубийственной бойне) перед войной с другими державами (или отечественной), раз ему такой выбор под давлением каких-то экстремальных обстоятельств пришлось бы делать.

Однако, приведенные Кантором и первая, и вторая цифры потерь России (соответственно в первой мировой и гражданской войнах) не соответствуют действительности.

Во-первых, три миллиона россиян не были убиты на фронтах первой мировой, как он утверждает. Потери эти не раз подсчитывались, — и ведомствами, и историками.

По данным Главного Управления Генштаба (вероятно, неполным) 3 октября 1917 г., насчитывалось 511 068 убитых и 264 301 пропавших без вести, всего 775 369. По данным ЦСУ СССР 1925 года (а ведь Советскому Союзу не зачем было «обелять» «проклятый царский режим») — 626 440 убитых и 228 828 пропавших без вести, всего 855 268. Наконец, есть подсчеты Н.Н. Головина 1939 г., но они, сколь можно судить, умозрительные: по ним погибло 1 300 000. До «трех миллионов» М. Кантора тоже очень сильно не дотягивают[2]. Данные справочника ЦСУ представляются более достоверными «Сведения о боевых потерях были получены ЦСУ по данным сводок бывшего Главного Управления Генерального Штаба. Табличный материал был предоставлен ЦСУ Отчетно-Статистическим Отделом РККА». С умершими от ран и отправленными газами тот же справочник насчитывает 682 213 убитых.[3]

Что касается жертв гражданской войны, Максим Кантор изобретает «гигантскую цифру» «шестьсот тысяч», которая получилась таким образом у него ровно в пять раз (!) меньше погибших в первой мировой. В том, что касается гражданской войны, надо считать жертвы с обеих сторон. Жертвы голода 1921−1922 гг., родственно связанного с последствиями братоубийственной бойни и политики военного коммунизма (о которой напрасно забывает в своей «историософии» Кантор), брать не будем. Сколько погибло в 1918—1920 гг. со всех сторон красных, белых, зеленых, — как на фронтах, так и в красном и белом терроре? В гражданской войне «подушный» учёт убитых и раненых был невозможен с обеих сторон, но историки и демографы, тем не менее, дают, хоть и с долей приблизительности, свои расчёты, они отличаются, но все. в разы превосходят «шестьсот тысяч» Максима Кантора. Есть данные переписей населения 1914 и 1920 гг., по ним тоже проводятся расчеты.

В справочнике под редакцией известного историка В.В. Эрлихмана «Потери народонаселения в XX веке» (М., 2004) приводится такая таблица:

Потери в ходе войны (таблица)

Категория потерь	Численность (тыс. чел.)
Всего убито и умерло от ран	2500
Красная армия	950
белая и национальные армии	650
партизанские отряды	900
Погибло в результате террора	2000
от красного террора	1200
от белого террора	300
от партизанского террора	500
Умерло от голода и эпидемий	6000
Всего погибло	10 500
Эмигрировало	2000

Источник:

Эрлихман В. В. Потери народонаселения в XX веке.: Справочник — М.: Издательский дом «Русская панорама», 2004.[4]

Если вычтем в таблице жертвы голода (хотя, подчеркну, все эти явления связаны), а также потери населения от эмиграции (2 миллиона), то получится 4, 5 миллиона погибших в гражданскую войну, — цифра, которая во многие разы «нарисованную» художником Кантором превосходит.

Покойный академик РАН, известный историк и демограф Ю.А. Поляков также дает цифры погибших В РАЗЫ большие, чем у М. Кантора. При том, когда речь идет у него только о военных.

«Статистические данные о людских потерях исследо­вателей-демографов имеют расхождения. По данным крупнейшего русского историка-демографа академика Ю.А. Полякова военные по­тери красной армии в годы гражданской войны составили 1,212,824 человека в 1918—1922 гг. О людских потерях Белой армии в историче­ской литературе имеются только предположения. Так, крупнейший де­мограф Б.Ц. Урланис определяет фронтовые потери белых в 175 000 человек, их потери от болезней определяет в 150 тыс. человек. Ю.А. Поляков считает эти данные заниженными. Потери имелись не только на фронтах, но и в тыловых войсках. Он считает, что людские потери двух противоборствующих сторон были приблизительно равны. По его мнению, убитые в боях, умершие от ран, болезней и другие потери участников вооруженной борьбы с обеих сторон составляет около 2,5 млн. человек».[5] Это без жертв партизанских отрядов, зеленых, террора и голода.

Так что, если бы М. Кантору действительно пришлось выбирать по принципу «там было меньше жертв», боюсь, следовало ему предпочесть первую мировую, хотя, разумеется, сам такой выбор искусственен.

2. «Великий проект» и рафинированный неосталинизм.

Разоблачив манипуляции М. Кантора с ложными цифрами потерь в первой мировой и гражданских войнах, рассмотрим дальше его интервью журналу «Эксперт».

«- Но были большие жертвы после революции.

— От мора. От голода. От тифа. Но в эту ситуацию страна была ввергнута не только революцией. У нас в общественном сознании произошла какая-то удивительная аберрация, когда во всех рассуждениях о том времени как будто отменяют Первую мировую войну и ее последствия. Мы начинаем этот тяжелый и страшный период российской истории с 1917 года, с какого-то там Парвуса и Ленина, словно до этого люди жили в тепличных условиях и революция просто выдумана сдуру какой-то шайкой бандитов. А была кровавейшая Первая мировая, причины которой необходимо понять, и они не красят ни одну страну, в ней участвовавшую. Были посланы на убой миллионы русских людей. Тиф и разруха начались бы и без революции. Невозможно выкосить три миллиона человек, разрушить хозяйство страны, все коммуникации и думать, что из этой бойни родится какое-то благо"

Первую мировую и её последствия никто из серьезных историков не забывает. В данном случае, по смыслу своего интервью, Кантор изображает «империалистическую» войну главной причиной голода 1921−1922 гг. Он не говорит о провалившейся политике «военного коммунизма» с её сверхцентрализацией и продразверсткой, и как причина голода, она у него не фигурирует. «Тиф и разруха начались бы без революции», - возможно (хотя необязательно). Но без неё, без тесно связанной с ней политикой военного коммунизма, без гражданской войны, они не приняли бы таких колоссальных масштабов. Про «убой миллионов русских людей» в ходе первой мировой войны — у Кантора опять ложные сведения (см. 1 параграф статьи).

«- Из революции 1917 года родился советский проект. Вы как к нему относитесь?

— Я считаю, что это был великий проект, это было великое усилие всего мира. Это был интернациональный проект, дававший возможность развития всем нациям и одновременно давший беднейшим слоям возможности развития и образования".

В данном случае перед нами обычная «красная» пропаганда, а не фундированные умозаключения. В чем именно понимает Кантор содержимое прославляемого им «советского проекта», не худо было бы ему объяснить читателю. Ведь планы развития наций, распространения образования существовали у разных правительств до октября 1917 г. И не только у большевистской партии, но и у других партий они тоже были. И разве «советский проект» сводился только к образованию и просветительству, а не предусматривал, как главную свою составляющую, «прыжок в коммунизм», т. е. массовое насаждение коммунистической идеологии, всеобщую «промывку мозгов» населению, включая его беднейшие слои и разные народы, — при одновременном жестком подавлении инакомыслящих, постепенном вытеснении и уничтожении других идеологий и религий? Разве нациям, при определённом росте просвещения в СССР, развитии национальных языков и школ, вместе с тем не «лепилось» общее советское лицо? Прежде чем заявлять о «величии» советского проекта, хорошо бы М. Кантору понять, в чём в реальности он состоит. Да и говорить «советский проект», по моему убеждению историка, неправильно. Советская власть в СССР была почти везде фиктивной, служила прикрытию власти партийной и чекистской. Эти факты историками установлены. Корректнее говорить о «красный проекте», «коммунистическом».

«Это была невероятная скорость развития всего Советского Союза, невероятная скорость развития и расширения образования, на что мы сейчас закрываем глаза. Это было колоссальное использование ресурсов народа. В ходе сегодняшних перемен просто проморгали этот ресурс. Мы использовали ресурсы недр, а ресурсы народа использованы не были».

Что значит «невероятная скорость» в тексте выше? Снова у М. Кантора — агитки и демагогия. О том, что «советский проект», вопреки выраженному им наивному представлению, не сводился к образовательной составляющей, выше уже было сказано. А то, что, при выкачивании из народа ресурсов, власть манипулировала ими в своих интересах, и что энтузиазм народа жестоко этой властью эксплуатировался, художнику, как представляется, неведомо. Сталинский казарменный «социализм» в буквальном смысле строился на костях многих сотен тысяч людей. Помимо использования рабского труда заключенных и спецпереселенцев, предприятия, заводы, стройки возводились в диких условиях, нередко почти вручную, с архаичными условиями труда, массовым травматизмом и нищими условиями жизни трудящихся. Это было колоссальное выкачивание ресурсов народа. Можно сколько угодно спорить о соотношении цели и средств, но не делать вид, что жертвы были какими-то незначительными, и они проходят под графой «случайных издержек».

При этом никто не может дезавуировать сами достижения советских людей за разные периоды истории, их прорывы и подвиги.

«- А почему советский проект тем не менее так быстро рухнул?

— Я бы не сказал, что семьдесят-восемьдесят лет — это очень короткий срок, даже для истории, тем более что этому проекту удалось выстоять в смертоноснейшей войне. И если бы не этот проект, у меня нет никаких сомнений, что Россия бы не справилась с ситуацией 1930−1940-х, которая возникла в Европе (и я настаиваю на этой точке зрения) вне зависимости от того, существовал Советский Союз или не существовал.

Россия не была бы готова к войне?

— Россия бы просто не справилась, Россия перестала бы существовать. Существование социалистического проекта, даже в сталинской вульгарной интерпретации, позволило России просуществовать как сложному интернациональному агрегату на семьдесят лет дольше".

Утверждения выше представляются ложными. И то, что у М. Кантора «нет сомнений», ни в малейшей степени не приближает эту ложь к реальности. Что это за «ситуация 1930−1940-х гг.», с которой именно «красный проект» помог справиться? Можно подумать, что не сам этот проект во многом моделировал ту ситуацию, которая сложилась в то время в Европе. М. Кантору хорошо бы посоветовать засесть не за штудирование газет пропагандистской беллетристики, а ля тексты «Правды» и «Завтра», а почитать труды профессиональных историков (Л.Н. Нежинского, например), а также сборники документов по истории советской дипломатии, по истории Коминтерна. Они дают ясную картину, что не только политика недружественных держав, но и само наличие «красного проекта» ставило СССР в состояние международной изоляции. И помощь братским компартиям, их финансовое, структурное, кадровое накачивание, — все это происходило 1930−1940-е гг. Да, идея мировой революции уходила в 1930-е гг. в идеологии на второй план, но отказа от нее не произошло. Чем именно «советский проект» помог советской России «справиться» с ситуацией в Европе? Почему без «социалистического проекта» Россия к 1930-м годам перестала существовать? С чего это М. Кантор взял? Подобная дешевая фаталистическая алхимия ни в какой степени не убедительна и не доказательна. Какой «социалистический проект» — сталинский-казарменный или более умеренный — бухаринский и даже «троцкистский» автором имеется в виду? Отличий между ними нет? И что надо понимать под «социалистическим»?

«- Многие сейчас интуитивно разделяют вашу точку зрения. Именно поэтому наблюдается такое позитивное, теплое отношение к Советскому Союзу и даже иногда к Сталину.

— Война стала бы просто катастрофой. При этом смешно обсуждать, был Сталин хороший или нехороший. Сталин как человек совершенно не моральный, и обсуждать его в терминах «хороший» или «плохой» невозможно. Никакой морали за ним стоять по определению не может. Но есть объективная историческая роль. Притом что он был убийцей. Я об этом пишу в книге, привожу результаты моей работы в архивах.

— Да, вы приводите пометки Сталина на списках осужденных.

— Он подписывал расстрельные списки каждый день. Но надо сказать, что этим занималось все тогдашнее руководство.

— И Хрущев очень старался.

— И Хрущев очень старался. Это было абсолютно общее дело — смертоубийство. Но я думаю, что Сталин сумел консолидировать страну. И здесь даже не в том дело, что он был «эффективным менеджером». Это дурацкое определение, страна — это не завод. Но, видимо, он эмоционально воспринял идею большого государства. И я все время сравниваю в своей книге (и думаю, что это правильное сравнение) Сталина с Данилевским. Мне кажется, что в этом была его сила, и в этом было его предательство Ленина. Ленин пришел с гениальной идеей большого интернационального образовательного проекта. Сталин интернациональный проект убил. Сталин создал из возможной интернациональной страны опять русскую империю с титульной русской нацией и поименовал ее пролетарской властью. Это была идея Данилевского, просто экстраполированная в социалистическую риторику. В этом была невероятная сила Сталина по отношению к русской культурной традиции. Он, таким образом, вошел в историю как великий русский император. Это позволило выстоять в войне. Хорошо ли, плохо ли. При этом идея ленинского социализма была убита навсегда".

Сталин был «внеморальным» и даже «убийцей», — это легко признает Максим Карлович. Хотя непонятно, какое к этому признанию имеет отношение его «результат работы в архивах», когда многие документы о государственно-террористической деятельности вождя давно уже опубликованы, а часть из них представлена в интернете. И расстрельные списки, и резолюции о создании троек, о лимитах на расстрелы и лагеря, резолюции на читаемых Сталиным протоколах допросов — опубликованы и изучены историками.[6] Конечно, многое ещё предстоит рассекретить, открыть и опубликовать, но материала для обвинения Сталина в преступлениях против человечности уже достаточно. И как понимать констатацию Кантора, что «все руководство этим занималось» (расстрелами, посадками, лагерями)? Да, занималось. А кто был организатором этого процесса, руководителем и вождем? Именно об этом моменте, думается, совсем неслучайно молчит в интервью Максим Кантор. «Все побежали, и он побежал», «все убивали, и он убивал», — такой вывод может сделать прочитавший его текст читатель. А далее Кантора «понесло» уже по-настоящему. «Сталин сумел консолидировать страну» (!), он под личиной пролетарской идеологии создал «русскую империю» с «титульной русской нацией» и вошел в истории как «великий русский император» (!). Он «предал Ленина», «убил» его «гениальный образовательный (!)» проект. (В этом же интервью с «замечательной» логикой Кантор утверждает, что именно «гениальный» «красный проект» позволил СССР разобраться с ситуацией в Европе в 1930—1940-е гг.) Сталин, по Кантору, воплотил идеи Данилевского о национальном государстве, проявил «невероятную силу по отношению к русской культурной традиции», он экстраполировал ее куда надо, и это обусловило победу в войне.

Именно в этом контексте Сталин уже не преступник, а спаситель России, — даже при формальном его признании ответственным за какие-то преступления. Это явление можно охарактеризовать как рафинированный неосталинизм.

Вряд ли нужно объяснять искушенному читателю, что в этом фрагменте интервью Кантора «Эксперту» содержится типичная мифология на манер засталинских конспирологов, и что ни к какому историческому дискурсу его спекуляции отношения не имеют.

3. Посол «Крестовский», «немецкие деньги» Троцкого, «нереабилитированный» Лев Давидович и «заговорщик» Тухачевский.

Сюжет «Красного света» Максима Кантора начинается с того, что на собрание едко высмеиваемых им представителей «креативного класса» на приеме во французском посольстве является честнейший следователь прокуратуры, — положительный герой этого романа, — и начинает, прежде всего, изобличать «белоленточников» в. историческом невежестве. Событие это происходит в 2011 г. А предметом застольного спора у французского посла становится «важный» для историографии вопрос. был ли Ленин немецким шпионом или нет. Разумеется, зацикленные на ненависти к большевизму (и своему народу) отвратительные либеральные интеллигенты категорически убеждены, что «был» тов. Ленин германским агентом, а честный следователь шаг за шагом несокрушимой логикой, железными доводами и безупречной аргументацией разбивает это их заблуждение.

Следователь Петр Яковлевич Щербатов у Кантора «серый», но исключительно правильный человек. Роман даёт ясный сигнал обществу: пришло, наконец, время таких «серых» и правильных людей. Мерзавцы из «белой ленты» относятся к нему пренебрежительно, презрительно, как к плохо одетому провинциалу, но понятно, что он точно выведет их «на чистую воду», — если не он всех лично, то такие, как он. А еще педантичный и добросовестный Петр Яковлевич интересуется историей своего отечества, — не только по должности, но и из любви к ней. Он собирает фактики, записывает их в блокнотики, сравнивает, думает, проверяет и наносит удар за ударом (конечно же, все смертельные) по отравившей сознание российского общества антисоветской мифологии.

Максим Кантор утверждает, что прототипом следователя Щербатова является «басманный» философ П.Я. Чаадаев. Однако, вникая в текст произведения и сравнивая его с известной публицистикой М. Кантора, не приходится сомневаться, что П.Я. Щербатов озвучивает в своих исторических спорах и историософских размышлениях именно авторскую позицию, озвучивает мысли М. Кантора.[7]

Сама тема дискуссии честного следователя с «супостатами» представляется мне искусственной и надуманной. Непонятно, почему может так интересовать тема пресловутого «шпионства» Ленина представителей «креативного класса» и какое им до этого дело? Да ещё, чтобы так жарко спорить об этом с каким-то презираемым ими (по роману) «провинциалом». И сама тема почему вдруг так актуальна? Был ли или не был Ленин немецким шпионом? Но ведь очевидно, что не был. Вопрос совершенно в другом, — в оправданности и правильности самого «красного проекта», в обоснованности ленинского (или троцкистско-ленинского) эксперимента над Россией. Но именно этот момент обходит стороной Кантор, делая предметом противостояния честного умного героя и бесчестных негодяев-глупцов нарочито второстепенный вопрос. При том исторические рассуждения в ходе этого спора — с обеих сторон (следователя и «белоленточников»), — весьма примитивны.

Но вот какое противоречие обнаруживается уже в первой главе великого историософского романа. Следователь Петр Щербатов, этот Петр Яковлевич Чаадаев наших дней, правильный и благородный герой романа, лгать априори не может и не должен. Он же не Солженицын какой-нибудь (во лжи которого он уличает на страницах романа). Не может он ошибиться и в элементарных исторических фактах, которые так тщательно проверяет и записывает.

Однако, «ныряя» в историческую тематику, лжет Щербатов-Чаадаев-Кантор.

Из высказывания героя:

«Верите в то, что Блюхер — японский шпион? Признательные показания есть… Троцкого, между прочим, никто не реабилитировал — обвинение не снято. Верите в то, что Троцкий снабжался через посла Крестовского немецкими деньгами? Верите в то, что Зиновьев и Каменев агенты сразу двух разведок?»[8]

Тема «немецких денег» Троцкого и частичное оправдание репрессий «большого террора» в весьма интересном контексте встречается и в публицистике самого М. Кантора, а не только в откровениях его персонажа. В опубликованной в блоге «Осьминог» в августе 2012 г. статье Максима Кантора «Сталин и Сталинизм. Третья часть: Империя и революция» говорится следующее: «Когда говорится о репрессиях и жертвах, слова „немецкий шпион“ и „японский шпион“ произносят с иронией, как свидетельство паранойи. Но предположить, что перед мировой войной присутствует большое количество шпионов — логично. Сталин был подозрителен — но, правды ради, имелись субъекты, которых стоило подозревать. Троцкий действительно общался с Германской разведкой, его конфидент, посол Крестовский, действительно получал деньги от немцев, генерал Краснов действительно составлял для гитлеровской армии план захвата России, все это имеет документальное подтверждение».[9]

Короче, дыма без огня не было, и репрессии 1937−1938 гг. частично были оправданы. «Были субъекты, которых стоило подозревать».

В данном случае в сотрудничестве с немецкой разведкой перед войной обвинен крупнейший революционер и один из вождей Октября Л.Д. Троцкий, а соответственно «посол Крестовский», будучи связанным с немецкими разведслужбами, якобы снабжал «изменника Троцкого» немецкими деньгами.

Мне стало интересно, на каких источниках основывает эти свои заключения Максим Кантор.

Удалось установить, что никакого «посла Крестовского» в действительности никогда не существовало. А с «Крестовским» Кантор путает (и в этой статье, а затем и устами Щербатова в романе «Красный свет») выдающегося советского и партийного государственного деятеля ленинской школы Николая Николаевича Крестинского (1883 — 1938).

Претензии к Кантору в искажении его фамилии у меня нет. Максим Карлович — не историк, и ему могут быть простительны подобные неточности. Но вот фальсификацию (а, значит, и ложь) историософу простить нельзя.

Н.Н. Крестинский действительно был политическим и личным другом Троцкого. Он его поддерживал во время дискуссии о профсоюзах в 1921 г., а также в 1923—1926 гг. поддерживал «троцкистскую оппозицию», но в 1926 году он от неё отошел.

Полпредом РСФСР-СССР в Германии Крестинский был с 20 июня 1922 г. по 26 сентября 1930 г., в 1930—1937 гг. он — первый заместитель наркома иностранных дел СССР. В мае 1937 г., после короткого пребывания заместителем наркома юстиции, Крестинский был арестован, обвинён в связях, в шпионаже на германскую разведку, в терроре, заговоре и проч. Крестинский был отобран Сталиным в число жертв третьего «троцкистского» процесса, происходившего в марте 1938 г., названного также «бухаринским», — на скамье подсудимых, вместе с рядом других видных партийных и государственных деятелей, оказались бывшие вожди «правого уклона» в ВКП (б) конца 1920-х гг. Н.И. Бухарин и А.И. Рыков. Н.Н. Крестинский был расстрелян вместе с другими участниками процесса (18 из 21) 15 марта 1938 г., реабилитирован в июле 1963 г. Его жена и дочь были репрессированы.[10]

Допросы Крестинского (и соответственно фальсификацию его дела) производил видный чекист Александр Иванович Лангфанг (1907−1990), тогда помощник начальника 9-го отделения 3-го отдела (контрразведка) ГУГБ НКВД. На его счету ещё выбивание показаний из О.А. Пятницкого, В.А. Кнорина и других видных деятелей Коминтерна. Лангфанг — из тех немногих чекистов, которые ответили потом за свои преступления. Согласно биографической справки о нём, в 1957 г. он был арестован, а в 1958 г. приговорен к 15 годам лишения свободы за «нарушения соцзаконности», заключение отбыл в 1972 г., скончался в Москве.[11]

Так в каком же известном историкам источнике содержатся приведенные Максимом Кантором сведения о том, что германская разведка через Крестинского снабжала Троцкого деньгами?

Только в одном. В стенограмме процесса «антисоветского правотроцкистского блока», происходившем в Москве как «открытый» суд над «врагами народа» с 2 по 13 марта 1938 г., — заседание Военной коллегии Верховного Суда СССР. Председательствовал В.В. Ульрих. Государственное обвинение поддерживал Генеральный прокурор СССР А.Я. Вышинский.[12]

Интересно, что Крестинский был единственным из обвиняемых, с которым чекисты до процесса «не доработали», и он в первый день «суда» отказался признать свою вину (признавался и Бухарин, хотя с оговорками), но затем, подвергшись пыткам (и свидетельство об этом сохранилось), признался, а на следующий день, будучи специально передопрошен Вышинским, подтвердил все выдвинутые против него обвинения.

О том, какие методы применялись к Крестинскому, чтобы добиться от него нужных показаний, исторические свидетельства сохранились. Из показаний бывшего начальника санчасти Лефортовской тюрьмы НКВД СССР А.А. Розенблюм, данных ею в 1956 году: «Крестинского с допроса доставили к нам в санчасть. Он был тяжело избит, вся спина представляла из себя сплошную рану, на ней не было ни одного живого места…»[13] В решении партийной комиссии ЦК КПСС 1963 года о восстановлении Крестинского в партии было записано следующее: «Выяснилось, что показания о вражеской деятельности его получены были от Крестинского путем жестоких истязаний, что подтвердила врач Лефортовской тюрьмы т. Розенблюм А.А.

Реабилитированный ныне член КПСС с 1917 года т. Сапронов Н.К. в своем заявлении сообщал, что, будучи в 1937 году в заключении и находясь в Лефортовской тюрьме в одной камере с Крестинским Н.Н., которого он знал с 1930 года по совместной работе, ему приходилось быть свидетелем, когда Крестинский возвращался после каждого допроса в камеру избитым до потери сознания. Уходя из тюрьмы, Крестинский просил его, Сапронова, если останется в живых, рассказать, когда это будет возможно, что он, Крестинский, всегда всю свою сознательную жизнь честно работал для Коммунистической партии и советского правительства и если что случится с ним, просил не считать его врагом советского народа.

На первом заседании открытого судебного процесса по правотроцкистскому блоку Крестинский виновным себя ни в чем не признал, при этом заявлял, что на предварительном следствии он «не добровольно говорил» и потому дал ложные показания о своей контрреволюционной деятельности, прокурору же о ложности этих показаний не сообщил на допросе потому, что считал, что его «заявление не дойдет до руководителей партии и правительства».[14]

О «немецких деньгах» Троцкого Крестинский, уже после произведенных над ними подручными Сталина и Ежова новых избиений и пыток, показал на процессе «правотроцкистского блока». Процитирую стенограмму допроса Н.Н. Крестинского от 4 марта 1938 г.:

«Крестинский. Я начал мою нелегальную троцкистскую деятельность в конце 1921 года, когда по предложению Троцкого я дал свое согласие на создание нелегальной троцкистской организации и на включение меня в состав ее центра, предусмотренного в составе: Троцкого, Пятакова, Серебрякова, Преображенского и меня, Крестинского. Это предложение Троцкий сделал мне сейчас же после Х съезда. Тогда я это отверг, потому что мне казалось, что разногласия мои с партией носят эпизодический характер, и что я смогу по возвращении из моего летнего отпуска для лечения продолжать партийную работу, не чувствуя себя ограниченным в правах, и что у меня никаких оснований и побуждений для какой-либо деятельности совместно с Троцким не было. Но когда во время моего заграничного лечения выяснилось, что я получил назначение в Берлин, и после моего приезда просьба моя об отмене этого назначения была отклонена, Троцкий стал мне говорить, что это назначение вызывается не деловыми соображениями, что я для заграничной работы не гожусь, языка не знаю, заграницы не знаю, что это является шагом отстранить меня навсегда от партийной работы. В результате такого рода систематической, в течение пары недель, обработки меня, я дал свое согласие на вступление в эту организацию, что было явным нарушением, как партийного устава, так и специального постановления Х съезда о запрещении группировок. Это было преступление еще внутрипартийного характера, которое не повлекло бы за собою для меня, в случае моего рассказа об этом партийному руководству, тяжелых последствий. Годом позднее я совершил преступление — это именно то, о чем я рассказывал во время допроса подсудимого Розенгольца, — мое соглашение по поручению Троцкого с генералом Сектом, с рейхсвером в его лице о финансировании троцкистской организации в обмен на те услуги шпионско-разведывательного характера, которые мы при этом брались оказывать рейхсверу. Тогда, когда Троцкий давал мне это поручение, я главным образом из большого опасения, не страха, а, так сказать, некоторого внутреннего содрогания, отнесся к этому предложению, указав, что это является шпионажем и изменой отечеству. Но Троцкий аргументировал тем, что наша внешнеполитическая линия с Германией того периода совпадает, что Германия разрушена войной и во всяком случае, ввиду наличия в Германии реваншистских настроений в отношении к Франции, Англии и Польше, исключено на ближайшее время столкновение ее с Советским Союзом, или в то время Советской Россией, что поэтому можно пойти на это дело без того, чтобы совершать фактически тяжелое преступление. В своем фракционном озлоблении я себя дал убедить этими несерьезными, детскими аргументами. Соглашение было заключено».[15]

Итак, по признанию Крестинского на этом процессе, «троцкистский» шпионаж на Германию и финансирование им Троцкого деньгами Рейхсвера началось с 1923 г., то есть через год после его назначения полпредом в Германию.

О том, как и на что шли выделяемые немцами троцкистам деньги Крестинского далее дотошно допрашивал Вышинский:

«Крестинский. .. С 1923 года соглашение с Сектом приводилось в исполнение, главным образом, в Москве, иногда в Берлине. Но поскольку я был человеком, заключившим это соглашение, поскольку я его иногда выполнял и поскольку я был членом той организации, от имени которой это соглашение было заключено, то, конечно, всю политическую ответственность и за те акты, которые были сделаны в Москве, я, естественно, полностью несу. Это соглашение не осталось в неизменном виде. В 1926 году рейхсвер поставил вопрос об отказе от этого соглашения. Я думаю, что это был тактический шаг для того, чтобы поставить нам повышенные требования…

Вышинский. Кому «нам»?

Крестинский. Троцкистам. Мы в это время уже привыкли к поступлению регулярных сумм, твердой валюты…

Вышинский. Привыкли к получению денег от иностранных разведок?

Крестинский. Да. Эти деньги шли на развивавшуюся за границей, в разных странах, троцкистскую работу, на издательство и прочее…

Вышинский. На что «прочее»?

Крестинский. На разъезды, на агитаторов, содержание некоторых профессионалов в тех или других странах…

Вышинский. На организацию шпионажа?

Крестинский. В тот период, я думаю, на организацию шпионажа, возможно, деньги не нужны были.

Вышинский. Розенгольц передавал шпионские сведения в 1923 году. Почему же деньги не нужны были?

Крестинский. Для этого ему не надо было тратить деньги.

Вышинский. Ему — нет, но кому-нибудь, может быть, надо было. Ведь ваша троцкистская организация тогда уже шпионажем занималась

Крестинский. Да, но деньги, которые получались, шли не на «издержки производства», а шли на…

Вышинский. Вы не можете ручаться, что шли деньги на это или не шли.

Крестинский. Не могу. Вероятно, Троцкий получал эти сведения в бесплатном порядке от троцкистов, сидевших в разных учреждениях.

Вышинский. Почему, если здесь сидели Розенгольц и Крестинский, то там не могли сидеть свои Розенгольцы и Крестинские, которым тоже нужны были 250 тысяч марок? Словом, можно сказать, что деньги шли на всякого рода троцкистские, преступные цели?"

Крестинский. Начиная с 1923 по 1930 год мы получали каждый год по 250 тысяч германских марок золотой валюты.

Вышинский. Это составит, примерно, 2 миллиона золотых марок за эти годы?

Крестинский. Да, примерно, 2 миллиона золотых марок.

Вышинский. Это то, что вам известно?

Крестинский. Да, это то, что мне известно.

Вышинский. Это соглашение, заключенное с 1923 года, действовало до 1930 года?

Крестинский. Через меня до 1930 года." [16]

Естественно, тема «немецких денег» для Троцкого фигурировала и в других допросах на этом процессе, — об этом и сказано и в приговоре, и еще ранее в обвинительном заключении. Вот откуда почерпнул свои сведения писатель и историософ Максим Кантор. Никаких других документов на эту тему в распоряжении историков, кроме стенограммы этого процесса, больше нет. Это и значит на языке Кантора «документально подтверждены».

А что касается упоминания о «нереабилитации» Троцкого в романе М. Кантора «Красный свет», как свидетельства того, что «дыма без огня» в терроре 1937−1938 гг. не было, то исторический анализ показывает его полную несостоятельность.

Во-первых, Троцкий официально реабилитирован по всем делам, по которым реально подвергся репрессиям. И по «делу» 1927 г., когда последовала его ссылка в Алма-Ату, и по «делу» 1929 г., когда он был выслан из СССР, и по «делу» 1932 г., когда он был лишен советского гражданства. Из биографической статьи о Троцком: «По запросу НИЦ „Мемориал“ Л. Д. Троцкий (Бронштейн) был реабилитирован 21 мая 1992 г. Прокуратурой РФ (постановление ОС КОГПУ от 31.12.1927 о высылке на 3 года в Сибирь), а затем реабилитирован 16 июня 2001 г. Генеральной прокуратурой РФ (решение Политбюро ЦК ВКП (б) от 10.01.1929 и постановление Президиума ЦИК СССР от 20.02.1932 о высылке из СССР, лишении гражданства с запрещением въезда в СССР). Справки о реабилитации № 13/2182−90, № 13−2200−99 (Архив НИЦ „Мемориал“)».[17]

Да, реабилитация Троцкого произошла после 1991 г., но действие застолья у посла в романе Кантора происходит в 2011 г. И, конечно, добросовестно интересующийся историей следователь Генеральной прокуратуры РФ, если ему и лень заглянуть в Википедию, мог бы узнать об этом факте от своих коллег.

Во-вторых, если рассматривать обвинения, выдвигаемые Троцкому на сплошь сфальсифицированных «троцкистских» процессах 1936−1938 гг., то говорить о том, что если они «не сняты», то Троцкий «не реабилитирован», с точки зрения любого нормального юриста, да и просто человека, знающего факты и не обделенного здравым смыслом, — детский лепет. Сфальсифицированный характер всех этих трёх процессов признан в соответствующих юридических документах. Вот, например, что говорилось в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 4 февраля 1988 г. по итогам процесса 1938 г.: «Как отметил пленум Верховного суда СССР, вынесший решение о реабилитации, приговор процесса основывался на самооговоре обвиняемых, «самооговор же достигался путем обмана, шантажа, психического и физического насилия».[18]

Реабилитированы все приговоренные по трем процессам, кроме Ягоды. Троцкий не присутствовал в числе подсудимых, хотя и рисовался вождем «заговоров», убийцей, шпионом, изменником, террористом номер один, но ему не выносилось никакого приговора, даже заочного, — в приговорах «судов» присутствовала только формула, что в случае обнаружения Троцкого на территории СССР он подлежит аресту (и последующему суду), но суда (даже липового) над самим Троцким не было, ареста и официального предъявления ему обвинения тоже. Это значит, что в его юридической реабилитации по итогам процессов 1936—1938 гг. не было нужды, он не подвергался тогда репрессиям.

Тот факт, что юридически этот процесс является ничтожным, а его обвинительная составляющая — фальсификацией и ложью, делает абсолютной бессмыслицей попытки предъявлять старую сталинскую «липу» как Троцкому, так и Крестинскому.

Таковы источники фальсификатора истории Максима Кантора. Бестолково повторять абсурдные выдумки сталиных-ежовых-вышинских-ульрихов-лангфангов — значит продолжать дело чекистских фальсификаторов и сталинских заплечных дел мастеров в их усилиях по созданию мнимой действительности, которой верили многие советские люди, пытаться воспроизводить ее снова.

Замечательный советский и российский историк, доктор исторических наук В.П. Данилов в 2004 г. в письме в редакцию «Вопросы Истории» заметил следующее по поводу фальсификаций другого активно занявшегося советской историей писателя В.В. Карпова: «Никакое звание не может оправдать автора, публикующего прямую ложь… В данном случае речь не идет о том, чтобы исправить просталинскую позицию автора. Бессмысленно объяснять неправомерность использования им в его целях признания подсудимых на судебных процессах 30-х годов. Действительное происхождение признательных показаний на сталинских процессах давно выяснено. Нужно потерять остатки совести, чтобы умалчивать о пытках, служивших способом добывания нужных сталинскому руководству признаний».[19] Полагаю, что эти точные и справедливые слова В.П. Данилова сохраняют свою актуальность и по отношению к различным творениям других современных околоисторических авторов, которые, подобно М. Кантору и В. Карпову, выдают данные признаний на процессах 1936−1938 гг. за правдивую информацию.

4. Опровержение «Архипелага ГУЛАГ». Против Булгакова и Солженицына.

В интервью «Русскому Репортеру» от 30 мая 2013 г. под названием «Одна история для всех» М. Кантор так ответил на вопрос о его «счетах» с А.И. Солженицыным:

«Одна из задач романа, наверное, главная — это опровержение „Архипелага ГУЛАГ“. Основная идея „Архипелага“ состоит в том, что существовал коммунистический проект насилия, который был внедрен против традиции в русскую нацию. Этот проект извратил Россию и выбил ее из числа цивилизованных стран. Она идентична идее „Собачьего сердца“ Булгакова. Зловредный Швондер испортил Шарикова, то есть русский народ. И в этом Шарикове проснулись варварские черты. Россия была страной нереализованных возможностей. Но Шариков, науськанный Швондером, и окаянные мужики, науськанные Парвусом, все порушили. Это идея, которая подчеркивается в каждой строчке „Архипелага ГУЛАГ“. У Булгакова сказано то же самое, но смешно, обаятельно и талантливо. А Солженицыну, для того чтобы сказать это, потребовалась масса исторических фальсификаций. И в отношении Парвуса, и в отношении войны, и Власова. Чудовищная каша, причем, на мой взгляд, вредная. Хотя в свое время и на своем месте она принесла много пользы».[20]

Разумеется, у Солженицына в «Архипелаге» могут оказаться какие-то ошибки и неточности, но мы это говорим с высоты современных исторических знаний, однако М. Кантор обвиняет его в умышленных фальсификациях. Примеры же фальсификаций самого Кантора приведены в настоящей статье. Странно не видеть и величие духовного подвига Солженицына в «Архипелаге», первым в таком масштабе и с такой глубиной явившего читателям явление коммунистического террора. Это тоже приходится опровергать?

И ещё кое-что, касающееся русской классики.

Дело в том, что «Собачье сердце» красносветный Антисолженицын абсолютно не понимает. Клим Чугункин (иже Шариков) — не русский народ у Булгакова. А Гомункулус, созданный профессором Преображенским, — изначально чудовище, монстр и мутант, которого никакому Швондеру портить уже не надо. Он только помогает канализировать его энергию в определённое русло. Считать, что под столь отталкивающим и патологическим образом Полиграфа Полиграфовича Булгаков вывел. русскую нацию, — значит рисовать Михаила Афанасьевича просто невероятным русофобом.

А у Булгакова в повести идея совсем другая, и с русофобией великий русский писатель не имеет ничего общего. Речь о том, что большевики, с их социальной революцией, открыли путь к восхождению по-настоящему безродных маргиналов и монстров (вне культурных традиций), а не то, что в лице шариковых зловредные троцкисты швондеры русский народ развратили.

В заключение замечу, что напрасно Максим Карлович Кантор пренебрегает компетентным мнением историков советского периода. Человек, творчество которого, по предположению одного критика, «когда-нибудь будут изучать в школах», не должен жить в башне из слоновой кости.

Справка:

Максим Кантор

Родился в Москве в 1957 году. Сын философа и искусствоведа Карла Кантора. Окончил Московский полиграфический институт. В 80-х участвовал в подпольных выставках, начиная с 90-х картины Кантора выставляют в крупнейших музеях мира. В 2006 году опубликован его роман «Учебник рисования». Кантор активно пишет эссе, статьи и колонки. В мае 2013 года вышел его новый роман «Красный свет».