 |
| Вера-Эском | Игорь Иванов | 14.06.2013 |
25 мая Святейший Патриарх освятил установленный в Александровском саду, у стен Кремля, памятник святителю Гермогену. Событие это было скромно отмечено в СМИ — что неудивительно. Скандала-то нет. Зато велико его символическое значение.
Установка памятника стала для меня подтверждением давней мысли о том, что всякое дело, которое было насильственно прервано, непременно в том или ином виде возродится и будет завершено — таков «закон природы». Или закон судьбы, как угодно.
Впервые вопрос о памятнике подняло ещё два века назад Вольное общество любителей словесности, наук и художеств, предложив установить памятник гражданину Минину, князю Пожарскому и Патриарху Гермогену. Но на знаменитом монументе работы Ивана Мартоса Патриарха нет. Это и понятно: ведь всего за сто лет до этого святитель Митрофан Воронежский обличал Петра Первого за установку античных скульптур в парке, ибо «неприлично христианскому государю ставить идолов и тем соблазнять простые сердца». А уж что говорить об установке памятника Патриарху!
Спустя сто лет снова заговорили об увековечении памяти Патриарха-мученика. «В 1910 году в Святейший Синод поступило прошение от граждан, чтобы в ознаменование 300-летия мученической кончины Патриарха Гермогена на Красной площади был воздвигнут ему памятник. В 1913 году он был причислен к лику святых (и тогда же в честь него освятили храм в Чудовом монастыре. — И. И.). В том же году в Историческом музее была открыта выставка проектов памятника святителю. По всей стране в течение трёх лет собирались средства. Но мы знаем, что последовавшая война, а затем и революция помешали осуществлению этого благого всенародного начинания. И сегодня памятник стоит не на том месте, где он должен был стоять, потому что-то место на Красной площади занято» — это цитата из выступления Святейшего 25 мая, в день памяти свт. Гермогена, на открытии монумента. Он корректно не упомянул, что «занято» это место теперь мавзолеем. И ещё не сказал, что предложения установить памятник звучали за десять лет до прославления. Тогда вновь нашлись аргументы против.
Архиеп. Никон (Рождественский) писал в 1913 году: «Мирские люди собираются ставить ему памятник на Красной площади. Не думаю, чтобы угодникам Божиим, чуждым и тени всякого земного славолюбия, были угодны эти статуи-памятники, пред которыми ведь не будет и столь милого русскому сердцу символа молитвы — горящей лампады. Нет, иноземный это обычай, и никогда русская душа не примирится с ним, а разве только будет терпеть его. Не памятников-статуй просит она для своих благодатных мужей. Храмы Божьи, посвящённые их памяти, — вот лучшие памятники». Так что дело было не только в войне и революции. Просто Россия была другая — православная всё-таки в своей основе. Зато теперь мы «созрели» — в светском государстве памятник вполне себе уместен, потому что для нецерковных людей возложение цветов к монументу куда понятнее, чем возжигание свечей в храме.
Недавно я спросил у одного молодого человека с гуманитарным образованием, кто такой Гермоген и в чём его заслуги. Он вспомнил что-то про рассылку грамоток против «тушинского вора» — и только. О том, что Патриарх боролся против польских завоевателей и совершал в храмах особые молебны об избрании на царский престол «от кровей российского рода», грозя изменщикам-боярам анафемой, мой собеседник краем уха слыхал. А вот что Гермоген, будучи ещё приходским батюшкой Ермолаем, 8 июля 1579 г. обрёл знаменитую икону Казанской Божией Матери, откопав её на месте сгоревшего дома, — повергло моего собеседника в изумление. «Какие неожиданные параллели, и как у нас, русских, в жизни переплетено духовное и мирское!» — воскликнул он. Эта фраза запала мне в душу.
Подумалось: в 1913 году в торжествах прославления Гермогена принял участие блаженнейший Патриарх Антиохийский Кир-Григорий. Ныне в церемонии открытия памятника участвовал Патриарх Иерусалимский Феофил. Понятно, пригласили. Но ведь есть же глубинный в том смысл, чтобы «внешний» стал свидетелем этого события!
Открытие памятника радует и параллели с былым временем, мысли о выплате исторических долгов порой вдохновляют. Вот только беспокоит другая параллель: сама дата — 1913 год, за которым мы помним, что произошло. Мир погрузился в катастрофу всеобщей войны. И мы чувствуем, как стремительно сегодня накапливаются противоречия в мире. Недавно член патриаршего Совета по экономике и этике Михаил Хазин высказался о том, что идея прогресса ради прогресса изжила себя, что «следующая экономическая модель будет построена на библейских принципах», потому что пределы роста достигнуты, и «это понимают люди, которые носят громкое название „мировой закулисы“».
Вот только пока человечество не изобрело иного способа обновления, как через глобальную войну. Да не будет её! Но и чтобы не было, надо к ней готовиться… Поэтому что бы там ни говорили, а я очень понимаю нашего Президента, заявившего недавно, что, если сегодня мы не используем возможности кардинального перевооружения, такого шанса может нам больше и не представиться.
После потрясений 90-х Россия как-то незаметно вступила в период «взрослости», когда учить некоторые уроки нам уже не настолько лень. И поразительно: некоторые уроки пошли впрок!.. Вот в Биробиджане на днях задержали семейную пару, спилившую Поклонный крест, — их легко нашла полицейская собака, должно быть по тому неповторимому запаху злобы, который они в себе несли. Но в обществе нет агрессии к богохульникам, как это было ещё совсем недавно по отношению к пляскам в Храме Христа Спасителя. Просто неприятие. Зрелость выражается в том, что из всякой ошибки общество научается выплавлять уроки для себя.
Уже не все ныне «бояре» продажные, как это было в Смуту, и уже не всюду «предательство, трусость и обман», как в 1917-м. Уже народные бунты не раскачивают бессмысленно и беспощадно государственный корабль, не замутнён настолько и рассудок от лозунгов всеобщего равенства, как в начале прошлого века. Не так-то просто теперь вытащить народ на самоубийственный погром. Укрепляется понимание, что армию надо не дербанить, а беречь. Что веру надо защищать.
Народу, который Господь действительно любит, несмотря на все его ошибки и предательства, обязательно даётся ещё шанс. Плата за него — жертва лучшими людьми, каким был Гермоген и иже с ним сонм безвестных страдальцев за Христа. А наша, обычных людей, плата в том, что мы покаянно помним жертвы, что выбираем их дело для фундамента собственного бытия. И творим память о них. Все: верующие — свечами в храмах, и светские — цветами у монументов. Мы обретаем основание и начинаем строить. Ещё предстоит немало ошибаться, понять и многому научиться. Верится, что для этого Господь оставил нам время. Пусть и в обрез.
