This game has no name

«Мировая разводка» и исламский вопрос

Трагические события последнего времени, в результате которых известный ранее лишь специалистам тезис Хантингтона о «войне цивилизаций» стал расхожей фразой, заставляет многих, даже далеких от каких-либо метафизических глубин людей, задуматься о таких вещах, как метафизический смысл современной истории и тот неизбежный конец, та последняя смысловая точка, к которой, несомненно, движется мир. Широкомасштабная террористическая спецоперация в США, выводящая международный терроризм на качественно новый уровень, неожиданно внесла какие-то совершенно новые разделения как внутрь самых разнообразных (в том числе и религиозных) корпораций, так и в сердца и умы людей. На наш взгляд, крайне печально, что не только ангажированные (или страстно желающие ангажироваться) во власть либералы подняли самую настоящую истерику, крича о насущной необходимости для все еще недобитой России полностью, наконец, отдаться во власть заокеанских хозяев, но и некоторые из православных консерваторов и даже иерархов вдруг заговорили о бандитской сущности ислама как такового и «христианских корнях» духовно нам родной Америки. Впечатление складывается такое, что у некоторых из наших православных братьев, людей, конечно же, вполне честных, полностью отсутствует иммунитет против достаточно примитивных западных политтехнологий и какое-либо понимание метафизической глубины истории. В настоящей статье, разумеется, невозможно подробное изложение данной темы. (Желающих ознакомиться с ним отсылаем к нашей работе «Метафизика апостасии», опубликованной в журнале «Проблемы развития» (вып. 1, 2001) и на сайте «Русская линия» — «Вестник «Русской линии», вып. 8).

Попытаемся наметить лишь основные вехи нашего понимания.

1. История христианского мира есть богочеловеческий процесс. Сама возможность этой истории и ее позитивного результата (то есть понятого в христианском смысле спасения людей) обусловлена отсутствием ересей, то есть правильным пониманием богочеловечества и соборно-личностным деланием в истории в свете этого понимания.

2) В истории периоды, в которые преобладает более или менее жесткая детерминация исторического процесса, чередуются с так называемыми «узловыми моментами», когда особое значение приобретает свободный выбор коллективной воли народа, нации, культуры, цивилизации, который, разумеется, складывается как совокупность «выборов», сделанных индивидуальной волей входящих в нее людей. В эти узловые моменты истории, собственно, и закладываются на метафизической глубине ее те закономерности, которые будут действовать в последующие периоды.

3) В свете христианского понимания, как нам представляется, основное содержание свободного выбора — это: быть человеку с Богом или вне и против Бога, то есть быть ли Богочеловечеству как основному принципу и содержанию жизни или не быть. Это можно пояснить на конкретных примерах: если бы в свое время победили ариане или монофизиты, мир был бы другим. То же самое можно отнести и к ситуации принятия ферраро-флорентийской унии византийской Церковью при последних Палеологах и непринятия ее на Руси.

4) Догматическая ересь в свете этого — вовсе не есть нечто первичное и самодовлеющее. Ересь — это всегда оформление разумом ложного устремления коллективной воли, продукт духовных процессов, идущих в ее недрах. Путь ереси — путь апостасии, надолго, если не навсегда, определяющий духовный облик той или иной культуры.

5) В определенный исторический период начинается постепенное расхождение Запада и Востока, являющихся частями когда-то общей и единой христианской традиции. В недрах ее постепенно формируются две христианских культуры и цивилизации — христианская апостасийная, которая постепенно скатывается ко все большей секуляризации, к отрыву от духовных истоков христианства и в конечном счете начинает готовить приход Антихриста, и христианская «удерживающая», в чистоте хранящая святыню Православия и устремленная ко Второму Пришествию Христа. Задача исследования заключается в том, чтобы определить тот узловой момент, который является решающим в упомянутом расхождении. При этом, конечно, было бы вредным и наивным увлекаться здесь буквалистской точностью.

6) На наш взгляд, явным данное расхождение, начавшееся, конечно же, гораздо раньше, становится в проторенессансную эпоху, причем на догматическом уровне оно особенно выпукло проявилось в паламитско-варлаамитских спорах Х1У века.

Сейчас не представляется возможным подробное изложение этих споров, суть которых в принципе хорошо известна богословам, историкам, философам. Для нас важно осознание достаточно очевидного факта: если для паламитов, представлявших аскетическую и догматическую вершину тысячелетней патристики Востока, Бог, абсолютно недоступный человеку в аспекте своей сокровенной и непознаваемой сущности, сообщается ему в аспекте своей проявленности, то есть божественных же энергий, то для варлаамитов энергии Бога (то есть Его проявления, доступные для человека), тварны и, стало быть, в процессе обожения тварь соединяется с тварью, а богопознание есть не духовное соединение человека с Богом, а лишь чисто дискурсивный процесс, яркий образец чего мы имеем, к примеру, в западно-латинской схоластике. А это, в свою очередь, означает, что принцип Богочеловечества, составляющий абсолютно оригинальную, немыслимую в других религиях, основу христианства, признаваемый пока еще на уровне христологии и отчасти экклезиологии, все более изгоняется и не реализуется ни в пневматологии, ни в сотериологии. Дело тут заключается не в тех или иных взаимовлияниях, а в том, что варлаамитство, решительно осужденное и отвергнутое восточной Церковью, вполне адекватно выразило западный дух начинавшейся апостасии. Варлаам Калабрийский, решительно осужденный двумя Константинопольскими соборами — 1341 и 1351 гг., в 1340-е годы эмигрировал в Италию, где и был не только не осужден, но принят папистами с распростертыми объятиями, принял унию и даже стал епископом и учителем Петрарки и написал свою апологию латинства. Варлаам, между прочим, настаивавший на невозможности опытного и доказательного познания Божиих тайн и, стало быть, на вторичности догматических различий, стал одним из первых экуменистов в истории Церкви, начав либеральную ревизию догматики. Подводя итог своему анализу варлаамитской ереси, Лосев пишет по этому поводу: «В лице Варлаама и Акиндина православная Церковь анафематствовала все надвигавшееся тогда Возрождение, которому предались все западные народы, вероятно до конца своего существования, ибо переставши быть возрожденцем, западный человек перестанет быть западным». Мы бы добавили к этому, что анафематствовав Варлаама, Церковь анафематствовала либеральное христианство и экуменизм.

Здесь-то и начинается уже явное расхождение Востока и Запада, исихазма и гуманизма, постепенное скатывание Запада на путь апостасии. Далее мы имеем так называемый Ренессанс, когда абсолютно чуждые христианской традиции герметические, каббалистические и т. п. влияния уже явно проникают в западную культуру. Итогом этого первого этапа апостасийного процесса (при желании его можно разделить еще на несколько) является Реформация с ее явной иудейской ревизией христианства и антиклерикальным пафосом.

Не вдаваясь в подробности многочисленных попыток консервативной реакции, предпринимаемых западной Церковью (Тридентский собор и т. д.), а также западной культурой в целом (одно из самых ярких движений подобного рода — это движение романтиков и немецкий идеализм в философии), скажем, что все они в принципе не могли иметь успеха, поскольку в них не могло быть и речи о принципиальном выходе за рамки ренессансно-новоевропейской парадигмы, основанной на глубокой ереси гуманистического понимания человека как самодовлеющего и самодостаточного существа, богопознания как отвлеченного дискурса и таким образом все более изгоняющего Богочеловечество из жизни и из истории.

Главная тенденция западной культуры — это все больший отрыв человека от Бога, гуманистическая «эмансипация» человека, все более разлагающая некогда целостное религиозное существо, и в итоге Бог изгоняется окончательно в трансцендентное, а человеку, обществу и культуре остается лишь изживать свои внутренние имманентные возможности. Несмотря на колоссальные механизмы самозащиты от апостасийной эрозии, выработанные западной культурой, безумное расходование духовных энергий, накопленных Средневековьем, запас которых не пополняется и истощается, в конечном итоге приводит ко все большей внутренней исчерпанности этой культуры, к невозможности для нее оставаться в пределах самой себя.

В конце концов, наступает такой момент, когда элементарный диалектический закон развития начинает с железной необходимостью требовать для западной культуры и цивилизации выхода за ее пределы, поскольку внутри нее уже нет никаких смысловых возможностей. А диалектической противоположностью для имманентистской культуры современного Запада, в силу некогда осуществленного в ее духовных недрах разрыва Богочеловечества, является, очевидным образом, трансцендентный монотеизм в его чистом и, так сказать, беспримесном виде. И не менее очевидно, что в своем конкретно-историческом выражении трансцендентный монотеизм есть ни что иное, как ислам. Могут возразить, что это есть также иудаизм. Однако иудаизм есть частно-этническое явление, отнюдь не имеющее того всемирно-исторического значения, на которое ныне весьма активно и пассионарно претендует ислам (насколько обоснованно — другой вопрос). Всемирно-историческое значение иудаизма связано исключительно с концом истории, о нем можно говорить лишь в свете ожидания иудеями лжемессии, который придет лишь перед концом времен и называется Антихристом. Нас же интересует покамест еще исторический план.

Итак, ислам. И действительно, если обратиться от философско-богословских умозрений к конкретным фактам, к примеру, современной политической реальности, то мы увидим, как, скажем, неолиберальные правительства Европы делают все для того, чтобы пустить ислам в Европу. Каждая очередная война в Европе приводит к образованию нового исламского государства (Босния, Косово, Чечня). Какая территория станет следующей? Так называемые «глобалисты» в Косово действуют в прямом союзе с исламскими экстремистами. А политика, как хорошо известно христианам, есть концентрированное выражение, только не экономики, но — метафизики. Возьмем, с другой стороны, все чаще встречающиеся переходы европейских интеллектуалов в ислам — от шейха Мансура и Рене Генона до бывшего священника Али-Вячеслава Полосина.

Либеральная Европа и Америка со своей гуманистически-индивидуалистической культурой к настоящему времени практически исчерпали свои творческие, созидательные возможности. Слишком велик стал отрыв от христианских, духовных истоков европейской традиции. Неолибералы бессильны перед мощным пассионарным напором «исламского» радикализма. Что может противопоставить благополучный европейский (да и современный российский) обыватель, так любящий свою «свободу», свой комфорт и свои удовольствия (по крайней мере, заведомо больше каких-то идей и уж тем более религий) исламскому радикалу, в любой момент готовому умереть за свою веру? Выродившиеся дети поздней осени европейской культуры — они прямо нуждаются в этой мощной пассионарной силе с ее безусловным теоцентризмом, строгой иерархией и жестким укладом. Нет возможности сопротивления, ибо угасли собственные духовные силы, потеряно сознание абсолютной истины, велика жажда подчиниться ясному и простому, безусловно духовному и завораживающему своей мощью.

Обладая смертоносными ракетами, стоящими миллионы долларов, современный Запад давно уже потерял источники той духовной энергии, которая в свое время создала этот колосс. Поэтому на метафизическом уровне «война цивилизаций», в которую зарвавшиеся безумцы — закулисные хозяева недостроенной глобалистической империи столь рьяно заталкивают весь мир, отнюдь не безнадежна. Она просто давно уже проиграна.

Здесь, однако, необходимо чуть пристальнее присмотреться к этой пресловутой войне и сопутствующим ей «обстоятельствам». «Конец истории», вполне логично (с точки зрения западной логики) провозглашенный Фукуямой и его единомышленниками, означает в действительности окончание исторического творчества, уже невозможного в рамках европейско-американского мира, и начало игрового манипулирования историей. Постмодернизм, вопреки расхожему штампу обыденного сознания — есть не течение в искусстве (поскольку искусство здесь «преодолевается», как и все остальное), но глобальное явление, затрагивающее в том числе и политику.

Выше мы уже показали (что можно сделать, и многими, в том числе и нами, сделано в других местах гораздо подробнее), что современный Запад и Америка, как его форпост, вовсе не есть в действительности «христианство», за которое нас призывают умирать в войне с нехорошими исламистами (причастность которых к терактам в США никак, кстати, публично не доказана). В той войне, которую вели американские глобалисты в Косово против православной Сербии вместе с албанскими исламистами — каково же было наше место в «войне цивилизаций»? Либеральное христианство современного Запада есть типичный суррогат, христианство, взятое в его превращенной форме. Но ведь и ислам, представленный давним другом Америки и агентом ЦРУ Бен Ладеном и выращенным американцами же движением талибов, — это тоже отнюдь не традиционный, исторический ислам. Лично я вполне убежден, что суфии Дагестана или умеренные шииты Ирана ничего хорошего не думают ни о Бен Ладене, ни о талибах. Да и в самой Саудовской Аравии, как теперь уже видно, все далеко не столь однозначно. Внимательный анализ, проведенный специалистами, убеждает, что даже то «исламское» вероучение, которое преподавалось в лагерях моджахедов под бдительным присмотром «религиеведов в штатском», служивших, в свою очередь, под началом незабвенного г-на Кейси, конечно, включало в себя элементы ислама и, главное — базировалось на исламском отрицании Богочеловечества, но в конечном счете представляло собой несоизмеримую профанацию по сравнению с собственно исламской традицией со всеми ее внутренними течениями. Надо ли напоминать, что вся эта сила выращивалась в свое время для войны с Россией! Теперь же нас призывают помочь американцам воевать с этой силой. Поневоле вспомнишь пресловутого Пелевина: «This game has no name»!

Итак, «война цивилизаций», которая, по убеждению архитекторов глобализма, является вроде бы исторически закономерным и неизбежным явлением, есть в действительности искусственное и надуманное дело; это есть война двух суррогатов, двух превращенных форм — плод постмодернистской игры западных же (в первую очередь американских) политтехнологов. Проиграв историю, они пытаются выиграть игру под названием «война цивилизаций». Постмодерн в политике, этот заклятый враг всяких подлинных сущностей и абсолютной Истины, пытается разыграть грандиозную провокацию, чтобы не дать подлинности вновь ворваться в изгнавший ее мир. Здесь реализуется гениальное предвидение Константина Леонтьева: реальное богатство и многообразие жизни, питаемое связью с Традицией, разрушается (что происходит под маской религиозных и национальных движений) для построения одномерного и однородного «нового мирового порядка».

Суррогатный ислам необходим глобалистам в качестве лидера во многом искусственно создаваемого мира архаики, без которого в принципе невозможно существование глобалистической империи. «Золотому миллиарду», проживающему в мире «цивилизации» с ее высоким уровнем технологии, комфорта и потребления, а также либеральными ценностями, настоятельно необходимо отталкивание от мира «варварства», с его постоянной тягой к архаическим формам самоорганизации, связанным, как понятно, с религией. Это объясняется тем, что столь высокий уровень технологического развития и комфорта для всего мира недостижим, в силу целого ряда барьеров, например, экологического барьера. Именно отталкивание от «варварской» архаики должно служить почвой для нового технологического рывка Запада. Необходимость «варварского» мира в глобалистической модели объясняется, кроме всего прочего, необходимостью источника дешевого сырья и рабсилы для добывания и транспортировки этого сырья, места, куда можно сбрасывать отходы, а также постоянного пугала для «цивилизации».

Однако в конечном счете вся затеваемая провокация по дестабилизации Евразии если и приведет к выстраиванию глобалистической неолиберальной империи, то ненадолго и, во всяком случае, не навсегда. Во-первых, в искусственно создаваемом «варварском» мире рано или поздно произойдет новое понижение метафизического типа, которое, как показывает системный анализ, будет означать сначала дальнейшее превращение монотеистического принципа (например, желтый ислам), а затем уже отказ не просто от Богочеловечества, но и от монотеизма как такового, то есть в конечном счете переход в язычество и в магическую культуру. (К принятию которой в качестве основной религии давно уже готов западный мир). При этом, думается, вполне ясно, что первобытная языческая магическая культура здесь будет представлена также уже в снятом виде. Язычество до Христа — язычество. Язычество после Христа, как итог развития падшей христианской культуры — есть уже прямой сатанизм.

Далее, как показывает опыт, в общем-то невозможно построить жесткие границы между суррогатным «варварством» и суррогатной же «цивилизацией» и столь же жестко контролировать связи между ними. Наркокартель, транспортирующий наркотики из «варварской» Азии в «цивилизованную» Европу и Америку руками религиозных фанатиков (а без наркоторговли с ее триллионами долларов ежегодного оборота рушится глобальный рынок) — есть явление «архаики» или «модернизации», «варварства» или «прогресса»? А ведь именно этим столь прибыльным бизнесом занимались Бен Ладен вместе с его заокеанскими покровителями! Пока не разошлись по жизни…

Что же касается технологий, то любые технологии могут быть освоены и украдены. В конечном счете, если описываемые процессы пойдут в указанном направлении, новое «варварство» рано или поздно завоюет глобалистическую неолиберальную империю, произойдет последнее «всесмешение» и упрощение, все виды безбожия сольются в одну новую суперсуррогатную сущность, что и будет означать, что для воцарения Антихриста подготовлена вся необходимая почва. (Господство магии, отсутствие высших типов религиозности, отсутствие не только связи человека с Богом, но и самой идеи единого и трансцендентного миру Бога, самые передовые технологии, единый мир, связанный информационными и другими коммуникациями и т. д.) Этот смерч последнего «всесмешения» сметет все традиционные культуры, включая исламскую и христианскую.

Каким же может быть место и роль России в этой смертельной «разводке», осуществляемой «большим шайтаном» и являющейся для всего мира верным путем к погибели? Прежде всего необходимо ясное осознание двух вполне очевидных истин. Во-первых, после падения Византии Россия, несмотря на все свои грехи, была и остается естественным лидером великой восточно-христианской культуры, стоящей на краеугольном камне — религии истинного Богочеловечества, то есть святом Православии. «Обожение», то есть органичное, без смешения, соединение человека и Бога, пронизывающее все сферы и уровни жизни, — главный духовный принцип этой культуры. На протяжении всей своей истории она, при этом, всегда являла миру альтернативную модель универсализма. Во-вторых, не менее очевидно, что с определенного времени апостасийные процессы захватили и саму Россию, причем здесь, в силу ряда причин, они происходили с необычайным ускорением. Анализ метафизической сущности этих процессов в применении к России — находится за пределами сегодняшнего разговора.

Покаяние как для России, так и для Запада заключается прежде всего в осознании духовной и метафизической правоты христианского Востока, в духовном возвращении в материнское лоно святоотеческой исихастской традиции, а, стало быть, в возвращении Богочеловечества в историю. Вопрос для нас стоит предельно остро: примет Россия усиленно навязываемые ей неолиберальные стандарты, отказавшись от трудного, мучительного, на при этом насущно необходимого возврата к своей православно-имперской самоидентификации, и тогда радикальный ислам, в котором, в отличие от либерального Запада, Бог все-таки пока есть, как нож в масло, войдет в тело Евразии, или же вернется к своей миссии «удерживающего». Приближающаяся (и уже во многом наступившая) эпоха для России и для всего мира будет, несомненно, эпохой вселенской катастрофы. Формы этой катастрофы — вопрос, хотя и жизненно важный, но в высшем, метафизическом плане вторичный. Война будет носить (и уже носит) всесторонний, многоуровневый характер — духовный, культурный, финансово-экономический, политический, военный и т. д.

Вновь осознать или не осознать свою миссию, вернуться или не вернуться к своему всемирно-историческому призванию Россия сможет лишь в условиях этой катастрофы, лишь на фоне «страшных дел» духовной мировой войны. Если она не осознает вновь свою миссию и не вернется к своему призванию — переход в метафизическое Ничто, сопровождаемый бесовским, потусторонним хохотом «беззаконника», не встретит на своем пути более никаких препятствий, если осознает и вернется — это позволит отсрочить, отодвинуть во времени реализацию тех апокалиптических ожиданий, которые охватывают ныне все большее число христиан.