Воинская повинность евреев

Исторический вестник. Том VII, 1882 г. Санкт-Петербург

Известно, что в начале царствования императора Николая, евреи легко могли обходить натуральную воинскую повинность, расплачиваясь деньгами за рекрутов и записываясь в гильдии. Не раз возникал вопрос, что несправедливо налагать исключительно на русских самую тяжелую службу — солдатскую, а евреям давать возможность уклоняться от нее в натуре; но большинство влиятельных лиц доказывали, что израильское племя — хилое и слабое, из евреев не выйдет сносных служак, и они только составят, лишнюю обузу и бремя для полков; да и народ они трусливый от природы, ненадежной нравственности, жадный и корыстолюбивый, потому легко могут быть изменниками и дезертирами в горячей борьбе с врагами. Долго это мнение брало верх; но граф Мордвинов, известный честнейший деятель государственный, решился, во что бы-то ни стадо, убедить государя в необходимости брать с евреев солдат натурою. Он представил неотразимые убеждения, что это самая справедливая и законная мера правительства должна быть приведена в исполнение, и чем скорее, тем лучше. Государь предписал повести это дело формально.
О величайшим ужасом прослышали евреи об этих, горьких для них, замыслах административных; с быстротой молнии разнеслась по всем кагалам России весть об опасности и о конце беспечального житья, аки бы во дни Соломоновы. Всюду наложен был самый тяжелый пост и добровольные пожертвования. Этот оригинальный пост состоял в том, чтобы каждый сократил расход на свои ежедневные издержки на три четверти; если еврей тратил обыкновенно 1 рубль в день, он должен довольствоваться 25 коп., а 75 коп. остальных вносить в общую сумму кагала; то же самое следовало проделывать со свечами в день шабаша, т. е. зажигать их в 4 раза более обыкновенного. Такой чрезвычайный пост в течении месяца образовал громадную цифру в несколько сот тысяч из свободных остатков от еврейского продовольствия, из пожертвований и свечного сбора. Эта сумма назначалась на подкупы влиятельных лиц в Петербурге, которые постарались бы не допустить рекрутской повинности с евреев натурою. Еврейские богачи-вожаки взяли эти деньги и отправились обделывать свои делишки; в большинства случаев они были довольны, потому что их хлопоты были удачны.
Но вот они встретили главное препятствие в бескорыстном и неподкупном графе Мордвинове, на стороне которого бы государь. Если он хоть немного подастся на вашу руку, пли по болезни не придет в государственный совевт, или просто будет молчать в заседании, — тогда несомненно ваша возьмешь". Так все утверждали царедворцы, — и еврейские представители обдумали, каким образом удобнее подступить к адмиралу Мордвинову; а время заседания государственного совета по воинской повинности евреев приближалось. Вот являются ходоки к графу и просят уделить им четверть часа времени; вышел российский Аристид и начал внимательно выслушивать их. Как тонкие знатоки сердца человеческого, они сначала затронули его со стороны гуманности и, между прочим, убеждали: «Какая особая заслуга будет для вашего сиятельства, когда миллионы подданных императора на пространстве целой России поднимут плач и гвалт и станут посылать проклятия виновнику своего несчастия?»
«Пускай лучше сыплются на мою голову проклятая евреев, — сказал с улыбкой Мордвинов, — а то теперь приходится выслушивать от своих собратий православных, которые хозяева русской земли и заслуживают всякого облегчения».
Тогда евреи приступили к главному, но их мнению, убедительному практическому средству и стали предлагать графу громадные деньги, чтобы он не препятствовал проведению доказательств в их пользу в государственном совете.
«Я доселе не торговал ни правдой, ни совестью» — гордо отрезал Мордвинов…
«Ваше сиятельство кому, неизвестна неподкупность ваша и Сперанскаго? Неужели вы нас считаете столь низкими и презренными, что мы смеем просить вас продавать и покупать неоцененные сокровища вашей души? Мы предлагаем вам 200.000 рублей единственно за то, чтобы вы молчали в государственном совете; а на эту сумму вы можете много оказать благодеяний и сделать добра.
«Так 200.000 руб. за то только, чтобы я молчал? — переспросил адмирал — -Так ли я вас понял?»
«Совершенно верно, исключительно только за молчание, и никакой тут кривды не должно быть с вашей стороны».
«Если так, давайте деньги: во все заседание государственного совета по вопросу, вас интересующему, не выскажу ни одного, слова ни в вашу пользу, ни против вас».
«Шутить изволите, ваше сиятельство?» — с чувством подобострастия говорили представители кагала.
«Какие тут шутки! Обещаю верно и даю вам честное слово, что поступлю, как сказал».
Весьма быстро и точно рассчитались евреи с Мордвиновым и в восторге отправились домой, считая заранее выигранным свое дело.
Собрался в заседание в полном составе государственный совет и прибыль сам император Николай Павлович. Начались рассуждения по вопросу о натуральной воинской повинности евреев; большинство членов наперерыв один за другим стали доказывать с сильным одушевлением и жаром, какой громадный вред для военной русской дисциплины произойдет от привлечения евреев на службу в солдаты. Мордвинов внимательно слушает и упорно молчит…
Еще сильнее разгораются прения и споры и опять-таки сводятся в пользу евреев. Мордвинов сидит по прежнему — ни возражения, ни слова. Точно вопрос спорный совсем его не касается. Император не раз упорно посматривал на него, вызывая на разговор и опровержения высказанных мнений членов совета; граф стал уклоняться от взглядов государя и посматривал в сторону. Наконец, Николай Павлович прямо и резко заметил Мордвинову:
«Ты главным образом настаивал, чтобы евреи несли рекрутские повинности натурой; теперь решается вопрос такой важный; ты слышишь, многие не согласны на это и говорят произойдет вред от приведения в исполнение этой меры. Что же ты ничего не говоришь?»
«Не могу, ваше императорское величество!»
«Как «не могу?» — удивился государь. — Что это значить?»
«Я дал честное слово не говорить и обязан сдержать его».
Еще больше изумился государь и забросал вопросами адмирала:
«Кому дал слово? Почему?» — и т. д.
Мордвинов отвечал:
«Чтобы я молчал, но еврейскому вопросу в государственном совете, мне дали большие деньги».
Он достал из портфеля 200.000 руб. и передал государю.
«Тут ровно двести тысяч, — продолжал Мордвинов, — если мне евреи за одно молчание дали такую почтенную сумму, то сколько же получили те члены совета, которые с великим красноречием ораторствовали в защиту льгот еврейских?..»
Государь захохотал, приказал 200.000 рублей обратить в инвалидный капитал и закрыл заседание совета.