Израиль. Чуть-чуть.

XX век многими событиями запомнится. Не загибайте пальцы, их все равно не хватит. Крушение колониальной системы, избирательное равенство полов, две Мировые войны. Полет Гагарина в космос, атомная энергия, сверхзвуковые скорости. Всего много, и всё рядом. И наука, и людоедство. Геном исследуем, концлагеря строим.

XX век ужасен. XX век восхитителен. Гордость, низость, взлеты, крушения, открытия, и все же то там, то здесь — незатихающая? смиренная Богу молитва. Не было б её, как миру устоять при таких переменах?

Но думается мне, что все же главное событие XX века лежит не в плоскости научных открытий, кровопролитий и глобальных преобразований. В XX веке рассеянный по миру со времен Воскресения Христова еврейский народ обрел свое государство на исторической земле Израиля. Это, конечно, не локальное событие. Оно плотно связано со всем, что происходило в мире: в России, Германии, Англии, Штатах. Но если смотреть на мир библейскими глазами, то нельзя не согласиться: возвращение евреев в Эрец Исраэль, — это эпохальный сдвиг, равный Вавилонскому пленению, только наизнанку.

***

Бен-Гурион был первым премьер-министром Израиля (первый премьер-министр — явное «масло масляное»), а аэропорт его имени — первый в мире по удобству для пассажиров. Так, по крайней мере, говорят международные справочники. Отсюда рукой подать до Лиды или Георгиополя — небольшого города, где был погребен Георгий Победоносец. А можно сразу во Святой Град. Тоже недалеко. Но мы едем в Тель-Авив, чтоб дотемна расположиться на ночлег. ­­­

***

Меховые шапки, бороды, шнурки на поясе (цицит называются), туфли без шнурков, чтоб в шаббат можно было обуться, белые чулки. Все это не древнееврейская одежда. Это одежда евреев Идиш-Ленда, в основном Восточной Польши, откуда была самая массовая миграция для освоения и заселения Земли Обетования. Сложился этот фасон в веках 18-м -19-м. И звучат имена этих деталей одежды скорее по-немецки, чем по-еврейски. Фликер теллер — черная шляпа с широкими полями, гиртл — пояс, зокн — чулки.

Специалисты быстро определят по особенностям одежды, к какому движению или секте принадлежит человек. А сект, движений и направлений здесь ой, как много! Это для нас при взгляде со стороны (взгляде, добавлю, предвзятом и презрительно-поверхностном) евреи представляются неким монолитом и чуть ли не тайным орденом. Глупости. Так для нас и все китайцы на одно лицо. А между тем есть евреи в шапках из лисьих хвостов, которые ненавидят современное государство Израиль. И есть светские евреи, которые согласятся выдать дочку замуж скорее за христианина или мусульманина, чем за религиозного еврея. Ой, доложу я вам: здесь столько пестроты и неожиданностей, что все привычные схемы должны показаться вам плоскими и безжизненными. Итак, в Тель-Авив.

***

Человек — это бродяга. Человек — это скиталец. Человек — это беспокойный искатель счастья, Отчего Дома, бессмертия, смысла. Человек постоянно убегает от себя в тайной надежде найти себя же. А христиане? Разве про них не сказано древним апологетом, что для них всякая родина — чужбина, и всякая чужбина — родина? Одним словом: «светит незнакомая звезда, снова мы оторваны от дома».

Эта песня Пьехи мне нравилась еще в блаженные годы бессмысленного детства.

Если мне куда-то ехать

Хоть в Калугу, хоть куда

Пусть поет Эдита Пьеха

Остальное ерунда

Там огни аэродрома,

Звезды в небе. Дело в том, —

Мы оторваны от дома

Где поели, там наш дом.

Есть такая мысль у иудеев-скитальцев, что там, где ты поел, твой временный дом. Говорят, эти хитрецы, чтобы умножить длину субботнего пути, прятали в известном месте еду. Потом в субботу они проходили часть пути, доставали и ели спрятанную пищу, и шли себе дальше, как бы с «нуля», из дому, не считая уже пройденного. Но мы субботний путь шагами не меряем, а вот связь еды и дома очевидна. Чужое небо, незнакомые запахи в воздухе, совершенно непонятные надписи на домах и магазинах, а вот поел и — дома.

***

Русских здесь полно. Или точнее — русскоговорящих. Попробуйте поспорить с тем, что русский язык — это язык мирового значения. Ни в одной части мира русский человек не может громко заговорить, чтобы никто на его речь не обернулся, и по глазам обернувшихся не было бы понятно, что «всё, что вы скажете, мы прекрасно понимаем».

Мы ели густой и вкусный овощной суп на улице, в теплом воздухе незнакомого города, когда к нам подошла пожилая пара.

- Вы русские?

- Да.

- А откуда?

- Из Киева.

- О, и мы там жили. Мы — на Русановке, а вы где?

- А мы на Оболони.

- Теперь мы в Нью-Йорке живем. В Бруклине. Там вообще пять районов, знаете? Бронкс, Манхеттен.

- Да-да, Куинс, знаем. Не были, правда, но знаем. А как вам там?

- Да, хорошо, знаете. Вот вам там тяжело, да?

- Почему? Слава Богу. Вообще-то всем и всюду тяжело.

- Ну да, ну да. А вас как зовут?

- Меня Андрей, а жену Рая.

- Рая? Правда? А я — Ада. Представляете, Ада и Рая! И обе из Киева. Прямо из Ада в Рай.

Суп остывал, а мы улыбались и болтали, русские люди на ночной улице Тель-Авива. Бруклин, Киев, Израиль. Из Ада в Рай, без всякого Вергилия и минуя Чистилище. Его не грех миновать, потому что оно — средневековая католическая выдумка.

Но где Рай и где Ад? Весь асфальт под ногами в нашем квартале усеян визитками с предложением пикантных услуг. Адский сервис неподалеку от Рая. Чего-чего, а этого я никак не ожидал. Ненависть ортодоксальных евреев к светским порядкам Израиля мне становится отчасти понятной. Все вообще нам понятно лишь отчасти.

***

Первые поселенцы прибывали сюда — в Тель-Авив, который так еще не назывался. Вообще это земля колена Данова. Один из отелей-небоскребов так и светится в ночи буквами на иврите «Дан». Это колено, из которого происходил силач Самсон. Иаков, умирая, сказал о Дане: «Дан будет змеем на дороге, аспидом на пути, уязвляющим ногу коня» (Быт. 49:17) В Откровении Иоанна Дан не упоминается, что дало основание отцам предположить рождение Антихриста именно из этого колена. Тема серьезная, но мы не для этого сюда приехали. Нам в город Давида надо, в Иерусалим. В город Давида и Сына его по плоти — Иисуса. Как называет Его в начале своего Евангелия Матфей, сына Давидова, сына Авраамова.

***

Не ковер-самолет и не бес, связанный именем Спасителя (что совершенно реально бывало в истории хотя бы Иоанна Новгородского), а пузатый автобус зеленого цвета с кондиционером и мягкими креслами донес нас до Святого Града. Вредный водитель отказался реагировать на слова «Храм Гроба Господня», «Храм Воскресения» и даже на словах «Мечеть Омара» сделал вид, что он глухой. Отреагировал только на «Стену плача», туда нас и повез. По дороге размёрз, завез нас в Яффские ворота, содрал двойную цену и дал визитку на случай, если мы захотим воспользоваться его услугами. Мы сказали спасибо, отпустили машину, порвали визитку и поняли, что мы — в сердце мира.

***

Если у вас есть слезы — плачьте. Если у вас их нет, вздыхайте об их отсутствии. Но только не ведите себя, как турист и покупатель сувениров. Камень, по которому вы ступаете, слышал железный стук обувки крестоносцев, его топтал каблук Британского офицера, на него капали слезы паломников. И все это потому, что однажды по этим камням, изнемогая от боли и усталости, прошли ноги Нового Исаака — Иисуса. Тот шел на гору с вязанкой хвороста, а Этот тащил на израненной спине тяжеленный брус будущего крестообразного Жертвенника. И не спрашивал Он, как Исаак: «Отец мой, вот дрова, и огонь, и нож. А где же агнец?». Не спрашивал, потому Он и был Агнцем и знал об этом. И знала это Агница-Мария, со страхом шедшая за Сыном.

Так что ж вы не плачете, ступая на эти камни? Что ж сердце ваше не выпрыгнет горлом, как рыба на берег? Впрочем, всему своё время. И заплачете вы, и возрыдаете, и сердце ваше, если и не выпрыгнет из груди, то растает, как воск. Все в свое время.

***

По храму надо ходить медленно, всюду склоняя колени, всюду целуя стены. Ниже армянского алтаря — фигура царицы Елены с Крестом во весь рост. Мое благоговение к этой порфироносной жене растет год от года. Вот — пример царствования, принесенного к ногам Иисуса Христа. Это у ее мощей, ничего специально не искав, мы счастливо оказались недавно в Париже.

Попроси, Елена, Бога, чтоб дал веры и страха Своего сердцам правителей земли. Или эти просьбы уже бесполезны? Или это только в истории остались мозаики, подобные той, что в Софии — «Иустин и Феодора Твоя от Твоих Тебе приносят», — а нынешние владыки уже договорились исполнить слова второго псалма: «Восстают цари земли, и князья совещаются вместе против Господа и против Помазанника Его»? Как бы ни было, Елена, помолись о тех, кто любит Христа и Крест Его, как ты Его любишь!

***

Русских много. Много туристических групп. Пока стоим ко входу в Живоносный Гроб вынужденно слушаем охрипшего экскурсовода. Я не разочарован. Мужчина внятно, с чувством, ничего не перевирая, рассказывает о Распятии и Воскресении. Боже, лишь бы слушали! Лишь бы сочилась и просачивалась по каплям в сердца людей спасительная вера! А потом вернутся эти многолюдные толпы в Барнаул, в Ростов, в Воронеж, в Новгород, принося с собой не только свечки, крестики и фотографии, но тепло и веру, свет и огонь. Я буду молиться об этом. Вот сяду напротив святого Гроба, будто устал (я еще тот хитрец), и буду мысленно молиться о том, чтобы Бог дал великую веру русским людям.

Господи, дай русским людям великую веру. Именно великую, потому что маленькой веры для них мало. Им только великая вера поможет, вера апостольская, вера, никого не боящаяся. Дай им, Владыко, еще великую любовь, а великое терпение и великая сила у них и так есть. Им только веры и любви не хватает.

***

Жарко. Очень. На Елеон поехали на такси. Заплатили по пять шекелей арабу за вход и нырнули в полумрак бедного здания, стоящего там, откуда Господь Иисус Христос покинул эту бедную землю. До нас внутри уже были два человека — священник и монахиня. На четвертый глас по-французски они пели, вероятно, тропарь Вознесению. Оказалось, он — православный монах в священном сане и природный француз при этом. Никогда я не привыкну захлебываться радостью оттого, что Жизнь жительствует и повсюду есть люди, которые любят Господа.

От Eлеона вниз без пальмовых ветвей, но по той же дороге, по которой Христос торжественно входил в Иерусалим. А за ним, представляю, словно ручьи стекались и умножались, стекались и закипали, как воды, люди. И шли, шли на праздник, на зрелище. Осанна сыну Давидову!

***

Странно, но католики служат везде, где у них храмы. И служат постоянно. Между Елеонской горой и Гефсиманией — храм Плачущего Господа, Dominus Flavit. Там — служба. В Гефсимании, в храме Всех наций — служба. Завтра мы будем в Яффе, зайдем в храм Петра, и там (заранее скажу) будет служба. Священники — и европейцы, и чернокожие, и филиппинцы. Службы на разных языках, проповеди звучат регулярно. У наших — тишина. Звоним в ворота храма Марии Магдалины, ответ: у нас крещение, войти нельзя. Помню, и на Афоне был поражен. Греки — простота и радушие. Наши же напряжены и колючи. Чего, мол, пришел? Чего хочешь?

А могил кругом! Иерусалим ведь на холмах и горах построен. «Восходят горы и нисходят в поля, в место, еже основал еси им». С точки зрения градостроительства и стратегии расположения Иерусалим — вовсе не лакомый кусок. То ли дело Венеция, Константинополь, Петербург, Нью-Йорк. Те на водах уселись, чтобы торговать, из пушек палить иностранным флагам и обогащаться. А здесь обычный водопровод — вечная проблема. Однако Бог решил, и Давид сделал. Это — пуп земли и сердце мира. Этот пуп и это сердце со всех сторон окружено гробами. На гробах нет цветов, а только камни, как тогда — в пустыне. Среди гробов мерно раскачиваются (молятся) люди в черном. Ну, вы поняли.

Белые камни кладбища. Черные сюртуки

Песочного цвета стены града Царя Давида

Лазурное небо. Некому дать руки

Можно, зато улыбаться. Всякому. Так — для вида.

Плиты Господь поднимет. Мертвые выйдут вон.

Будет когда-то это. Будет потом, а ныне

Стены песочного цвета и день, как сон

Камни напоминают о странствии по пустыне.

***

Армянских святынь, храмов, подворий так много, и занимают они такие важные места (например, Гефсимания и пустой гроб Богородицы), что можно легко абстрагироваться от истории и географии и представить себе армян представителями какой-то всемирной и могучей христианской империи. Подозреваю, что они именно так сами себя себе и представляют.

***

Возвращаемся в старый город, чтобы надышаться его воздухом. Нежданное открытие — храм Александра Невского, что остался от Русского Палестинского Императорского общества. В нем, — порог Судных врат и, как утверждают, те самые «иглиные уши», то есть ушко, через которое верблюду ни за что не пролезть. Зато путник, если он не ожиревший, пролезет. При храме вериги некоего Петра, паломника из России, пришедшего в 1895 году в Иерусалим и здесь скончавшегося. Общий вес вериг (шапка, «рубашка», пояс, крест нагрудный) пугает воображение.

Храм Александра Невского

Одетый в это всё, он прошел полмира пешком, что-то отмаливая или за кого-то принося себя в жертву, и здесь, поплакав у святынь, умер с протертым от железа до костей мясом. Это и есть Святая Русь на своих прохладных и чистых вершинах, и была она таковой совсем еще недавно. Здесь сестры приветливы и одновременно тихи, не суетны. Сочетание редкое и драгоценное.

***

Уже вроде вышли из города, а нет. Ноги опять ведут нас обратно. Не хочется пулей выскакивать. Обходим город вдоль стены до Сионских ворот. «Любит Господь врата Сиона паче всех селений Иакова». Рядом еврейский квартал. Умные глаза у стариков. Несколько напряженные лица у молодых мужчин. Странные походки. Странное сочетание черноты одежд с желтизной стен квартала. Дети в шляпах и с пейсиками либо полны, либо бледны. И то, и то говорит о долгом сидении на месте, в помещении, над книгой, что в случае любви покушать даст лишний вес, а в обычном случае — просто анемичную бледность.

Это сколько же надо выстроить переборок в голове и сердце, на сколько запоров и щеколд нужно запереть сотню дверей в кладовых сознания, чтобы жить на расстоянии вытянутой руки от того места, где смерть побеждена и не быть истовым христианином?! Или они веруют, но не признаются? Или Господь специально наслал на них слепоту особого рода ради Своих, Одному Ему известных целей? Сижу и думаю, думаю и понимаю, что ничего я в этом не пойму. Слава Тебе, Господи, что ничего я в этом не пойму. Разве можно понять все, что намешано на этом святом клочке земли, и остаться в живых?

***

- Excuse me? Where is. — пытаюсь спросить у местного жителя о местоположении автобусной станции.

- Можно и по-русски, — слышу в ответ. А на вид — стопроцентный потомок патриарха Иакова. Прав Высоцкий: «А там на четверть бывший наш народ».

Еще немного, и автобус уже уносит нас прочь от города, который быстро закутывается в мрак, потому что темнеет на Востоке так, словно разом выключают свет.

Вот и перевари теперь, попробуй, всё, что съел. А съел-то много. Бывает, что за час съешь больше, чем за год. Душа устала, ум просит пощады и умоляет не заставлять его думать. Скоро Тель-Авив и временный дом, где мы уже и ели, и спали.

***

Перед сном — телевизор. Чуть-чуть, потому что глаза слипаются. Главные новости на этот час: избрали нового Папу, звать Франциском, лицо приятное. В Иерусалиме праздник по поводу написания Торы для Третьего Храма. Во как! Ну и совсем неожиданное известие. Издан первый номер журнала Playboy на иврите с фото местных моделей. Вы не поверите, но это именно нарезка топ-новостей из русскоговорящих израильских СМИ.

Я не смеюсь и не плачу. Я понимаю, что все перемешано до полной потери ориентиров. С теплотой в душе оттого, что был сегодня в Иерусалиме, я засыпаю. Перед глазами залитая солнцем долина Судного дня. Желтые стены Города со стороны замурованных ныне ворот, через которые в город въезжал на осленке Спаситель.

***

Путеводитель в номере отеля говорит, что Яффа получила свое имя от Иафета. Сегодня нам туда. Что я знаю об этом городе? Знаю, что в этот порт с незапамятных времен приплывали корабли с ливанским кедром для строительства Храма Соломонова, потом — крестоносцы, потом паломники со всех стран и России в том числе, потом сюда приехали первые колонисты-евреи. Приехали, но не поселились здесь, и Яффа осталась арабским городом, а евреи основали другой, рядом. Отсюда в Фарсис бежал на корабле Иона. Здесь Петр воскресил Тавифу. Кажется, не так уж мало я знаю, как для старта.

***

Если дойти вдоль моря до часовой башни и свернуть в крытые галереи магазинов и базарчиков, то никуда уходить не захочешь. Судя по всему, что мне понятно на Востоке, жизнь дается для того, чтобы играть в нарды, пить крепкий чай из пузатых стаканчиков и знать три-четыре фразы на пяти-шести языках. Есть, конечно, и другие занятия. Но они для молодежи, для женщин, для кого-то еще. А если усы у тебя уже седые, нескольких зубов во рту нет, но из тех, что есть один — золотой, то твоя мера — нарды, чай, наргиле, медленные разговоры, прерываемые громким смехом.

В этот мы жутко стоптали ноги, снуя то между рядами блошиного рынка, то у подножия нелепо выглядящих на Святой земле небоскребов. Потом мы освежали эти же самые наши (других нет) ноги в прохладных волнах Средиземного моря напротив своего отеля. А вечером того же дня опять были в Яффе, но уже не бродили, а сидели. Сидели за столиком в ресторанчике и ели рыбу. Есть много грехов на свете, но один из них — это быть на берегу Средиземного моря и не поесть свежей рыбы, которая и вкусна, и недорога.

А ведь в Тель-Авиве столько музеев! Я люблю музеи. В них сконцентрирована и удобно подана для усвоения обильная умственная пища. Здесь есть музей Библии, музей Армии Израиля, музей искусств, и куча прочего. Но супруга моя — против. Не потому, что не любит музеев. Она говорит: «Смотри на лица, слушай говор людской. Это лучше музеев». Отчасти я соглашаюсь, отчасти просто смиряюсь. Говорил же Бог Аврааму: «Слушайся голоса жены твоей, Сары».

***

Еще вчера мы были в Иерусалиме. Надо сказать, что контраст между Иерусалимом и Тель-Авивом таков же, что и контраст между ранней Литургией в Лаврских Пещерах и ночной жизнью Крещатика. И некоторые кварталы Тель-Авива можно назвать «Модос». Это потому что евреи и арабы читают справа налево, так у них как раз Содом и получится.

***

Отдельная тема — названия улиц. По ним узнаешь степень посвящения в местную историю. Помню, когда во Львове появилась улица имени Памво Берынды, один мой знакомый искренно был уверен, что это персонаж, подобный Патрису Лумумбе. Хотя о. Памво был монахом Киевской Лавры и прославился печатанием книг. А имя у него египетское, в честь одного из древних отцов. Вот и мы, глядя то в карту, то на указатели названий улиц, проверяли себя на предмет знания современной и древней истории Израиля. Надо сказать, не все мы знаем, ой, не все.

Но не знать — не страшно. Страшно не хотеть знать. Вот рынок Кармель. Это я знаю. На горе Кармель (Кармил по-нашему) молился Илия. У католиков целый орден есть монахов-кармелитов, делящийся в свою очередь на два под-ордена: кармелитов босых и кармелитов обутых. Улица Кармель плавно переходит в улицу Короля Георгия. Это в честь Британского монарха времен протектората. А перпендикулярно к ней идет длиннющая улица Алленби, названная в честь британского генерала, усмирявшего в этих краях турок во времена Первой Мировой.

Есть бульвар царя Давида, улица царя Соломона и бульвар царя Саула. Того самого, что хотел из зависти убить Давида, женил его на Мелхоле, дочери своей, которого мучил злой дух, который Аендорскую волшебницу вызывал, который покончил самоубийством в проигранном бою, который ослят искал, а нашел царство, о котором говорят до сих пор «разве и Саул во пророках?» Это мне, опять-таки, знакомо. Но вот кто такой Арлозоров, в честь которого названа здоровенная улица? И чем, разрешите спросить, прославился этот палестинский Арлозоров, что по улице его имени ходят гей-парады? И кто такой, позвольте узнать, Бограшов, чья улица недалеко от нашего отеля? Уж больно странно звучат здесь фамилии на «ов».

То ли дело Жаботинский, Бялик, Пинскер. Все — сионисты от умеренных до крайних. Все родились в Российской империи, кончали иешивы, вдохновлялись Герцлем и положили жизнь за создание своего государства.

Все как-то на слуху у любителей истории. Ну и еще сотни других улиц с другими именами, о которых я не читал, не слышал и ничего не знаю. Будем учиться.

***

Мы хотели в день отъезда выехать в аэропорт попозже, но служитель на reception спросил: «Вы любите экстрим?» Оказалось, он прав. Ехать надо раньше. Проверки длиннее обычного, обыски возможны, да и народу больше. «Я боюсь бомбы», — сказал молодой служитель, проверяющий наши тощие сумки (ненавижу таскать с собой кучи вещей). «Я тоже боюсь», — говорю в ответ. И должен вам сказать, что дело не в арабах. Не в одних арабах, то есть. Еврейское государство завоевывалось теми же террористическими методами, которые сегодня у всех ассоциируются с Аль-Каидой. Пока очередь медленно движется на паспортный контроль, я вам кое-что расскажу.

***

До провозглашения независимости власть в регионе принадлежала Британии. А у евреев было несколько подпольных боевых организаций: Эцель, Лехи, Хагана. (Есть целые музеи, посвященные этим подпольным группам, типа музей «Молодой гвардии», только посерьезней). Организации эти воевали и между собой (что для террористов обычное дело), и с оккупантами, т. е. с британцами, в принципе много доброго сделавшими для евреев. Нападали они на блокпосты и дежурные полицейские отделения, саботировали работу транспорта, проводили диверсии, добывали оружие и проч. по списку. В 1946 году еврейскими подпольщиками были совершены самые громкие теракты. Был взорван отель «Царь Давид» в Иерусалиме. Туда занесли семь бидонов, но не с молоком, а со взрывчаткой. Погиб 91 человек, а целью была британская администрация, располагавшаяся в отеле. Каково?

Через три месяца бойцы той же организации взорвали посольство Британии в Риме. Погибли два проходивших случайно мимо итальянца (!). Так что, когда вам расскажут нечто ужасающее о палестинцах, или сирийцах, или иранцах, делите всё на три. Отвечайте: «Мы тоже бомбы боимся, а правых и виноватых тут отыскать очень сложно».

***

Всегда есть страх и печаль отъезда. Хотя вначале был испуг прибытия в незнакомое место. А потом есть боль привыкания и вынужденного расставания. Вокзал и аэропорт -это специфический шум, но это и пустота. Имеется в виду пустота серединного состояния между домом и точкой назначения, — ни там, ни сям. Совсем как-то самое, выдуманное католиками чистилище. Женщинам хорошо. Они спасаются в Duty Free. Среди шумной пустыни аэропорта Duty Free может для них послужить оазисом.

***

В Duty Free я не хожу. Я сижу и жду супругу. Может, пишу что-то, если пишется. Не всегда ведь пишется, если кто не знает. И в этот раз, поскольку уезды-приезды так похожи на маленькие умирания, так подчеркивают нашу слабость и суетливую возню, написался у меня соответствующий стишок.

В час смерти моей (Какой это будет час!)

Странный, тяжелый, которого не бывало.

Ты глянь на меня, на еле открытый глаз

На хриплую грудь, на мятое одеяло

На «ёжик» щетины, на спекшиеся уста

И на язык, прилипший к сухой гортани

Шепни мне тогда, что ждет нас не пустота

А Город Небесный, что полон прекрасных зданий.

***

- Вставай, пойдем. Объявили посадку.

И мы пошли.

Иерусалим Небесный остался вверху, а Иерусалим земной — за спиною. В нем мы были всего чуть-чуть.