Молодежь, Церковь и будущее

Рождество Иисуса Христа и явление Сына Божия миру стало главным событием, осью всей земной истории. Празднование второго тысячелетия Боговоплощения стало возможным и в России, едва освободившейся от власти, насаждавшей безбожие в качестве одного из основных принципов государственной идеологии. Двухтысячный юбилей христианства застал нашу страну не в атеистическом обличье, а начинающей возрождать в своей культуре вечно истинные христианские начала. За время, прошедшее после смены идеологических лозунгов, в культурной жизни России успели произойти заметные изменения. Однако религиозное возрождение общества идет с большим трудом.
Нужно отдать должное современным ученым-обществоведам, которые включили в свой научный интерес христианскую проблематику. Однако зачастую их работа затрудняется и оказывается практической неэффективной для решения острых социальных проблем. Главная из причин связана с инертностью нашего обществоведения, за долгие десятилетия хождения по кругу марксистско-ленинской парадигмы привыкшему к шорам, защищающим от вида пугающей социальной реальности. Теперь, за неимением этих шор, научная мысль упорно отворачивается от жизненных реалий и стремится самоизолироваться. То, что замком из слоновой кости выбирается христианство, никакой пользы обществу также не приносит. Как это ни печально осознавать, реальное состояние России и ее народа, этих носителей православия, свидетельствует о том, что этап абстрактного освоения христианства в нашей стране, может быть, уже безнадежно запоздал по времени. При нынешнем состоянии России увлечение книжной «ученостью» может оказаться не просто бесполезным, но даже губительным: обилие прекраснодушных теорий может вызвать иллюзию достаточности произошедшего поворота от атеизма к религии, в то время как для спасения нашей страны от поразившей ее катастрофы нужны гигантские усилия, никак не сопоставимые с этими первыми робкими шагами.
Вторая причина коренится в том, что, несмотря на все симпатии к христианству, в общественном сознании продолжают господствовать ложные коммунистические стереотипы о месте христианства в жизни общества. О ложности этих стереотипов почти никто не задумывается. Третья причина связана с отсутствием у теоретиков социологической информации о реальном состоянии общества, порой доходящее до полного неведения о произошедших в нем бурных изменениях.
Надеемся в настоящей статье привести некоторые аргументы в пользу этих утверждений. В центре нашего внимания будут проблемы молодежи и ее жизнеспособности, а значит жизнеспособности всего нашего общества в ближайшем будущем. Остановимся мы также на отношении общества к нравственной деградации молодежи и очевидным путям выхода из нее, а следовательно, к своему собственному будущему. Заранее просим прощения у читателя за обилие цифровой социологической информации, без которой наши доводы были бы бездоказательными.
Проблемы молодежи занимают особое место среди многих вопиющих проблем нашей страны. Молодежь — это тот социальный слой, который в недалеком будущем будет определять лицо страны. Ей придется также взвалить на свои плечи бремя материальных забот о нетрудоспособных членах общества: старых, малых и больных. Доля этой части населения, нуждающейся в социальной опеке, будет неуклонно расти. Так, пенсионеры (то есть мы, сегодняшние трудоспособные) вскоре составят более четверти населения страны. Доля больного населения также неуклонно возрастает из года в год. (Так, по данным Минздрава РФ, в последние годы в России число детей с интеллектуально-психическими патологиями возросло в 1,5 раза; с психическими расстройствами в каждой школе обучаются 15%, ко времени окончания школы их доля составляет уже 30%; здоровыми можно признать лишь 15% выпускников школ; пригодны к строевой службе лишь 50% юношей призывного возраста [1]. Но растет также число детей, которые никогда в школу не попадают в силу своей врожденной неполноценности — например, только с патологией центральной нервной системы сейчас рождается каждый 25-й ребенок [2].) По плечу ли будет нынешней молодежи такой груз?
О том, каковы ее силы, можно судить по тому, насколько она подвержена болезням, принявшим характер смертоносных эпидемий и выкашивающим ее целыми слоями. Речь идет не о болезнях, связанных с загрязнением окружающей среды и т. п., которые действуют подобно минам замедленного действия. Речь идет о тех болезнях, которые передаются со скоростью цепной реакции и намного быстрее приводят к трагической развязке, — это наркомания, СПИД и т. д. В Институте социологии РАН под руководством к.филос.н., ст.н.с. И.В. Журавлевой было проведено исследование состояния самосохранительного поведения в нашей стране, частью которого был содержательный анализ российских центральных газет за первую половину 1999 г. Обратимся к его результатам, освещающим распространенность среди молодежи названных болезней. Затем перейдем к официальным источникам, способным подтвердить или опровергнуть обнаруженные тенденции.
Точный учет в нашей стране ведется только по тем больным, что попали в органы здравоохранения или правопорядка. Сколько в обществе больных, которые никуда не попадали и нигде не числятся, неизвестно. Об их количестве можно судить по-разному: так, одни исследователи считают, что реальное число лиц, употребляющих наркотики, соотносится с зарегистрированной их частью, как 10:1 [3], другие уверены в том, что это число в десятки раз больше [4]. Нет точного учета и по остальным болезням. Учитывая, что в дальнейшем речь пойдет о тенденциях, начнем обзор с такой болезни, как наркомания.
Резкий перелом в распространении наркомании в нашей стране произошел в 1996 г., когда наркозависимых больных в стране было зарегистрировано в 2 раза больше, чем в 1995 г. [3]. Этому всплеску предшествовало сокращение финансирования медицинских учреждений, оказывающих помощь наркоманам. Так, с 1992 по 1994 гг. при имевшем место распространении наркомании число таких учреждений не только не увеличилось, но даже уменьшилось на 10%. Кроме того, на 21% сократилось число коек для наркобольных и на 30% - число специализированных больниц для них [3]. В итоге к 1999 г. в Москве осталось лишь 60 коек для подростков, больных наркоманией [5]. И это при том, что число подростков, попавших в учреждения здравоохранения Москвы из-за употребления наркотических и токсических веществ, возросло с 1994 по 1999 гг. в 14 раз [6; 7].
Наиболее сильно страдает от наркомании молодежь. Возрастная группа 15−25-летних поражена наркоманией более чем на 40% - из 23 млн. россиян, входящих в эту возрастную группу, употребляют наркотики от 8 до 11 млн. человек [8; 9]. Львиную долю наркоманов (2/3) в 1998 г. составляла молодежь до 30 лет [10], при этом 31% из них были из такой социальной категории, как бизнесмены. До недавнего времени чаще всего начинали употреблять наркотики в 16 лет — 44% наркоманов и лишь 4−6% начинали в 14−15 лет [3]. Однако наркомания все более молодеет и, по данным НИИ наркологии, 60% от всех наркоманов в 1999 г. уже составили 14−15-летние [11; 12]. Данные по Петербургу подтверждают сказанное: в этом городе 23 наркоманов являются несовершеннолетними [13; 14]. По данным одного из опросов, лишь третья часть детей 12−15 лет не пробовала наркотиков [15]. Доля наркоманов в этой возрастной группе самая высокая, поэтому считается, что 80% московских детей являются потенциальными наркоманами, не имеющими будущего [11; 16]. Закон не предусматривает никакой уголовной ответственности для лиц младше 16 лет, а они составляют большую часть наркоманов [5].
Основными рассадниками наркомании являются увеселительные заведения, притоны, дискотеки, зачастую расположившиеся, по иронии судьбы, в бывших учреждениях культуры; торговлей наркотиками здесь занимается сам персонал [17]. Однако закон запрещает закрытие таких злачных мест, разрешая только наблюдение за ними; так, в Москве ведется наблюдение за 119 такими рассадниками [6]. Характерно и то, что в Москве и области торговлю такими наркотиками, как героин и метадон, контролируют на 100% представители только одной из кавказских национальностей [10].
Всего же в наркобизнесе задействовано огромное количество людей, например, лишь в Москве их 20 тысяч [7; 18]. Норма их прибыли составляет от 300 до 2 тысяч процентов [18], а ежемесячный оборот наркотиков, вернее лишь его учтенный размер [7], равен расходам на российскую армию. Если же учесть и так называемые смежные доходы, то получается, что доходы наркодельцов достигают половины всего государственного бюджета [10]. Потому наркобизнес стал не только фактически легальным, но и агрессивным, держащим в страхе общественность [19; 4]. Опекают наркоторговцев иногда сами оперуполномоченные отделов по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Цена их услуги (3 тыс. руб. в месяц) [20] близка к стоимости 1 грамма героина — 1−1,2 тыс. руб. [21]. Законодательство чуть ли не потворствует наркобизнесу: оно предусматривает одну и ту же меру наказания как для больных наркоманией, так и для наркобаронов [5], в результате в сети попадается только мелкая рыбешка, а акулы наркобизнеса остаются в тени [21].
Федеральные программы по борьбе с наркотиками принимались в 1993 и 1995 гг. (последняя пролонгирована до 2001 г.), но ни одна из них реализована не была, одной из причин явилось недостаточное их финансирование [18; 22; 9]. Московская программа, принятая в 1999 г., даже сыграла негативную роль — она спровоцировала массовый выпуск литературы, фактически обучающей наркомании [11]. В целом сведения не только о том, как самостоятельно изготовить наркотик, но также как взорвать мост или задушить человека и т. п., изобилуют в интернете и на книжных развалах [10]. И это в то время как самой распространенной мотивацией первой пробы наркотиков является любопытство: по одним данным — у 38,4% [15], по другим — более чем у половины наркоманов [10]. Все же первые сведения о наркотиках дети получили не оттуда, а из наиболее доступного источника — средств массовой информации [12].
Наркомания ведет к резкому росту преступности: так, наркоманы составляют почти половину всех задержанных правонарушителей [11], например, в Воронеже — 45% за 1998 г. [23]. По прогнозам, с 1998 по 2000 гг. число наркоманов в России может в очередной раз удвоиться [22]. За последние 10 лет число смертных случаев от употребления наркотических веществ увеличилось в 12 раз, а среди детей — в 42 раза [10]. Сегодня наркоманы в России умирают по 75 тыс. человек в год; дожившие до 30 лет наркоманы -редкость [8]. Темпы роста смертности от этого недуга растут, а возраст снижается [7; 21].
Как мы могли убедились на приведенных данных, распространение одной только наркомании ставит под угрозу благополучие всего общества. Однако к ней добавился еще ряд не менее губительных болезней. Кратко остановимся на них.
Рост числа наркоманов напрямую ведет к распространению СПИДа: 90% всех ВИЧ-инфицированных являются наркоманами [3; 24; 25; 26]. Эпидемия ВИЧ также началась в стране в 1996 г., когда было зарегистрировано более 4 тысяч новых заболеваний [3]. 84% от числа заболевших СПИДом составляют подростки и молодежь от 15 до 29 лет [27]. В 1999 г. 60% всех заболевших пришлось на один только Московский регион. Число больных СПИДом удваивается каждые полгода, но в Московском регионе темпы распространения гораздо выше — в 1999 г. заболело в 10 раз больше, чем в 1998 г. [28]. По данным Санэпидемнадзора, в столице СПИД распространяется едва ли не в геометрической прогрессии [27]. По закону лица, инфицированные ВИЧ, не обязаны сообщать о своем заболевании никому, и потому в больницах они содержатся в одних палатах с обычными больными [29]. Естественно, что при таком положении дел контроль за распространением этой болезни становится невозможным.
Если от СПИДа ежегодно умирают тысячи, то от гепатитов гораздо больше — 2 млн. чел. [30]. Резкое распространение гепатитов началось также с середины 90-х годов, а в 1999 г. заболеваемость ими московских подростков в возрасте 15−19 лет в 10 раз превысила эпидемический порог [31]. Путями передачи их в 50% случаях являются половой, а еще в 1/3 случаев — внутривенные наркотики [32], что однозначно свидетельствует об беспорядочном аморальном образе жизни пострадавших.

Среди подростков резко растет также заболеваемость сифилисом, причем чем младше подростки, тем заболеваемость выше: с 1990 по 1997 гг. заболеваемость сифилисом среди 18−19-летних возросла в 56 раз, среди 15−17-летних — в 70 раз, а среди тех, кто младше 14 лет — в 89 раз [33]. Большой редкостью в советское время были беременные, больные сифилисом, но в 1998 г. в Москве таких больных было уже 1317. Чаще всего это социально незащищенные мигрантки. Родив на свет уже больное сифилисом дитя, они, как правило, сбегают из больницы, не приняв курса лечения, так как вынуждены вернуться к работе [34].

В 1997 г. в стране был перейден эпидемический порог в 50 больных на 100 тыс. населения и по такой болезни, как туберкулез [26]. В 1998 г. от него погибла в Москве 1 тысяча чел. — больше, чем от всех инфекционных болезней, вместе взятых. Чаще всего болеют им бомжи (более 50%) и зэки — каждый 3-й. Ежегодно из тюрем выходят 18 тысяч, больных палочкой Коха, при этом каждый способен заразить в год 15−80 чел. [20; 26]. Учет туббольных и принудительное их лечение отменены, профессия врача-фтизиатра за годы советской власти за ненадобностью успела стать редкой и сейчас такие врачи имеются не во всех поликлиниках [35]. Естественно, не только молодежь, но и все население не изолировано от разносчиков этих болезней. Но далее мы увидим, что существует значительная армия подростков, которые ежегодно с достижением определенного возраста оказываются социально незанятыми, выбрасываются на улицу и продолжают свое существование в непосредственном контакте с этим контингентом больных.

Курение в России также приобрело характер эпидемии, от которой ежегодно преждевременно умирает каждый 4-й житель России, или 36,4% всех мужчин [36]. Только 2 страны в мире могут конкурировать с нами в распространенности этого недуга — Польша и Турция [37]. О том, как широко распространено курение среди юной части нашего населения, известно каждому и без статистики.

Не будем останавливаться на распространении таких губительных явлений, как пьянство, рост числа самоубийств и пр. и перейдем к данным о духовном развитии молодого поколения. Об его низком культурно-нравственном уровне можно судить по составу библиотек старших школьников, в которых на 1-м месте стоит современная ненаучная фантастика (вернее, фэнтези), на 2-м — литература о сексе, на 3-м — о паранормальных явлениях (ужастки и пр.). О том же свидетельствует и весьма жалкая культура их досуга: телевизор стоит на 1-м месте, это наиболее распространенный вид отдыха нашего юношества, молодежные радиостанции — на 2-м месте (74% детей), на 3-м — компьютер (1/3), на 4-м — просмотр цветных изданий типа «Кул» и «Плейбой» (каждый 5-й ребенок) [38]. Активный отдых, природа, спорт, хобби или чтение мало-мальски серьезной литературы почти исчезли из жизни младших поколений россиян. Исследователи делают вывод, что наши дети совершенно разучились читать и что произошло кардинальное смещение детских ценностей. Учащиеся 4−6 классов, например, в Южно-Сахалинске мечтают о следующих профессиях: киллера (4%), проститутки (25% девочек), рэкетира (27% мальчиков) [39, с.139].

Таков краткий обзор данных прессы, шагающей в ногу со временем. Данные были предоставлены прессе Минздравом РФ, ГУВД, Институтом наркологии и др. Мы были вынуждены в целях краткости выбрать из всех центральных газет только три, зато идеологически разнонаправленные; данные других изданий звучат в унисон с приведенными, и проверить это не составит никакого труда. Заметим, что уже эта сопоставимость данных сама по себе свидетельствует в пользу их достоверности. Однако, учитывая известное недоверие к прессе, прежде чем приступить к выводам, обратимся к непосредственным сообщениям самих официальных лиц [39].

В этих данных просматривается та же пугающая картина. Число подростков, доставленных в органы милиции в состоянии наркотического или токсического опьянения, в 1997 г. было в 16 раз больше, чем в 1993 г. [с.94]. 15% всех проституток не достигли возраста 18 лет [с.32], а 8% всех преступлений в России в 1997 г. совершили несовершеннолетние [с.43]. Более 2 млн. детей бросили школы и ПТУ и нигде не работают [с. 43], и число таких незанятых подростков увеличивается на 500 тыс. — 1,5 млн. чел. ежегодно [с.85]. По другим данным, после 9-го класса каждый год остаются без работы и учебы 2,5 млн. подростков [с.186]. Всего в России 4 млн. беспризорных детей [с.43]. В одной лишь Свердловской области в течение лишь трех дней было выявлено около 4 тысяч беспризорников. В 1997 г. были задержаны в московском метро за попрошайничество 2 тысячи несовершеннолетних [с.71], на Московской железной дороге — 7 тыс. за самовольный уход из дома и кроме них более 5 тыс. — за безнадзорность [с.216]. В московском центре изоляции несовершеннолетних правонарушителей содержится более 6 тыс. безнадзорных детей и подростков [с.97]. Ежегодно в сфере профилактического воздействия милиции находятся около 20 тыс. подростков и 5 тыс. родителей, отрицательно влияющих на детей [с.100]. Каждый год из семьи уходят 30 тыс. детей, и уже 10 тыс. из них числятся без вести пропавшими [с.156].

Как видим, положение дел с нравственностью молодежи настолько катастрофично, что сами по себе отвлеченные занятия проблемами морали, не заземленные на практический выход из этих проблем, представляются не менее преступными, чем, скажем, неоказание помощи человеку в ситуации, угрожающей его жизни. Но посмотрим, насколько серьезно мы относимся к проблемам, связанным с молодежью. Задолженность государства по детским пособиям составила к началу 1998 г. 15 трлн. руб. [с.72]. В течение одного лишь 1996 г. было закрыто 2600 пионерских лагерей. Большинство домов пионеров превращено в казино и пр. [с.130]. Таким образом наше отношение к проблемам нравственности оказывается безнравственным.

Где же выход? Лечению наркоманы почти не поддаются: по мировой статистике лишь мизерное число может избавиться от нее — 4−5%. Очевидно, что, лечить нужно не последствия болезни, а ее причины — упадок самосохранительных, психологических, нравственных сил, и не одной только молодежи, а всего общества. Исследователи справедливо отмечают, наркомания — болезнь сугубо социальная, и ее распространение зависит прежде всего от психологического настроя общества в целом [9]. Какие силы могут изменить этот настрой? Наибольшим нравственным потенциалом и всеобщим авторитетом из всех наших социальных институтов обладает только церковь. Однако в силу особенностей исторического развития нашей страны церкви до сих пор по инерции продолжают уделять мало внимания. В чем это выражается?

Так, действительно, по результатам многочисленных исследований, православной церкви симпатизирует население всех слоев и вероисповеданий. На вопросы о том, насколько люди доверяют имеющимся социальным и властным институтам (президенту, правительству, думе, судам, армии и т. д.), из года в год следуют одни и те же ответы — церковь пользуется самым большим и беспрецедентным доверием населения. На 2-м месте после церкви прочно стоит армия, всем же остальным институтам население доверяет значительно меньше, если доверяет вообще. Не доверяют церкви только 6−9% населения, полностью доверяют 37−49%, оставшаяся половина общества или доверяет церкви частично или не еще не сформировала своего мнения по этому вопросу [40]. Для сравнения: президенту в известные периоды его деятельности доверяли менее 10%. Однако главе церкви Патриарху Алексию II, чей рейтинг был выше не только рейтинга Ельцина, но в свое время и Горбачева, в протокольной табели о рангах первых лиц государства отведено 18-е место, а главы других религий оттеснены на последнее, 38-е. В свою очередь, сама церковь не стремится силой навязать свои истины и не приветствует участие священнослужителей в работе властных структур. В итоге авторитет церкви мало учитывается, замалчивается или старательно фальсифицируется штатными религиоведами, держащими церковную жизнь под прицелом.

Далее, передача церкви культовых зданий и их восстановление бросаются в глаза, однако мало кто знает, что до сих пор это восстановление, и тем более передача, встречают упорное сопротивление, а ныне действующих православных храмов на целый порядок меньше, чем до начала советской власти. Так, если до революции в стране было 77,7 тысяч храмов, часовен и молитвенных домов [41, с.297], то в 1928 г. их осталось 38,5 тыс., а к началу Великой Отечественной войны после проведения «безбожных пятилеток» их число было сведено к минимуму — 1,7 тыс. Реалии войны привели к открытию закрытых церквей, и к 1958 г. их число возросло до 13,4 тыс., однако вскоре начались новые гонения и к 1965 г. их осталось 7,5 тыс. [42, с.99]. Далее это число продолжало уменьшаться, и в Москве, к примеру, к 1985 г. осталось только 40 действующих храмов. После распада СССР к 1992 г. только на территории Российской Федерации число зарегистрированных православных религиозных объединений составило 2,8 тыс. Дальше оно продолжало увеличиваться, но темпы роста постепенно снижались: к 1993 г. — 4,5 тыс., 1994 — 5,5, 1995 — 6,4, 1996 — 7,1, 1997 — 8 тыс. [43, с.131], к 1998 г. — 8,6 [44, с.85] и к 1999 г. число православных религиозных объединений в России составило 8,8 тыс. [43, 1999, N 1, с.98]. Мы сравнили разные единицы — культовые здания и религиозные объединения, расположенные на разных территориях — Российской империи, СССР и нынешней России, однако от этого разница на целый порядок не может измениться.

О том, что религиозное возрождение только начинается, свидетельствует и качество сегодняшней веры. «Хотя кризисная ситуация у нас в стране всюду и во всем, самый страшный кризис… - это кризис веры. То, что церковь стала уважаемой и даже чтимой, то, что храмы не разрушают, а восстанавливают, ничуть, к сожалению, не способствует смягчению кризиса» [46, с.161]. Действительно, в Советском Союзе церкви был нанесен сильный удар. Например, до 1956 г. в стране не было напечатано ни одно экземпляра Священного Писания, а половина изданного в тот год 25-тысячного тиража была тут же вывезена за границу. В 1968 г. было издано еще 40 тыс., а в 1970 — 30 тыс., и это было крайне недостаточно для многомиллионого советского населения [47, с.52]. В течение четверти века в России не было никаких духовных школ. Естественно, что размеры религиозного невежества в результате такой политики стали гигантскими.

С другой стороны, население было изолировано и от другого источника религиозных знаний — церкви, ибо посещение ее было чревато последствиями. Самой церкви также запрещалось идти в народ и проводить какую бы то ни было деятельность вне культовых зданий, например, работа с пионерско-комсомольской молодежью юридически легко квалифицировалась как совращение малолетних. В итоге стало редким такое явление, как воцерковленность. И сегодня «к верующим, согласно социологическим исследованиям, себя относят свыше половины населения страны, причем более всего их среди молодежи 16−19 лет. В этой возрастной группе верующих 65% - больше, чем среди пенсионеров (62% верующих)» [48, с.85]. То же замечают и другие исследователи — среди молодежи верующих больше: в 1997 г. считали себя верующими 52% 17-летних и 43−44% 24−31-летних [49, с.11]. Однако социологи отмечают «отсутствие у большинства молодых верующих внутренней потребности в общении с Богом через посредство церкви, ее таинств и ее священнослужителей» [49, с.18]. Об этом свидетельствуют данные о частоте посещений церкви. 1 раз в неделю ходят в церковь только 1,5% населения, 1 раз в месяц и чаще — 6−7%, 1 раз в год — 45−47% [49, с.13]. По данным других исследователей, в мае 1997 г. посещали церковь 1 раз в неделю и чаще только 2%, 1−2 раза в месяц — 7%, несколько раз в году — 23%, очень редко — 41%, никогда — 27% [44, с.38]. Следующие данные трудно сопоставимы с изложенными, но также стоят внимания: церковь посещают регулярно 7% населения, нерегулярно — 33%, не посещают — 60% [50, с.18]. В марте 1998 г. москвичи в телефонном опросе сообщили о себе, что были в церкви за последний год 1 раз — 11,4%, 2−4 раза — 23,0%, 5−10 раз — 20,0%, 11−15 раз — 6,4%, 16−20 раз — 3,0%, более 20 раз — 5,1%, не были ни разу в церкви 27,7% и затруднились дать ответ 3,4% опрошенных [51, с.50]. Приведенная информация говорит о том, что население по-прежнему отлучено от церкви. Если от половины до двух третей населения и осознает себя верующими, то уровень их церковной культуры еще оставляет желать много лучшего. Если раньше всем было понятно, что «кому церковь не мать, тому Бог не отец», то сейчас понимание этого нередко отсутствует даже у самих верующих. Многие полагают, что им достаточно перестать быть атеистами, а в церковь ходить нет никакого смысла. Но даже те, кому церковь стала матерью, плохо понимают, что именно это значит, о чем свидетельствует мотивация посещения церкви. Так, большая часть прихожан храмов (64%) не причащаются [44, с.39], а это значит, что у них нет понимания важности причастия как самого важного момента церковной жизни.

Если говорить о содержании веры молодых, то и здесь налицо их непросвещенность, смесь христианства с суевериями, оккультизмом и т. д. Молодежь в массе своей одинаково верит как в Божий Суд, так и в колдовство и астрологию — 45−49%. Вера в колдовство молоденьких 17-летних девушек достигает 61% [49, с.17]. Например, в 1995 г. в Красноярске молодежь более всего верила в существование знахарей, людей, наводящих порчу, — 62%; в судьбу и предопределенность человеческой жизни — 51,5%, а в бессмертие души и ее существование после смерти — лишь 46% [52, с.20]. Если взять только ту часть населения страны, которая считает себя православной, то и здесь на 1-м месте по распространенности стоит вера в колдовство, порчу и дурной глаз — 47% опрошенных. Далее по убывающей идут следующие предметы веры: бессмертие души — 42%, Воскресение Иисуса Христа — 42%, Божий Суд — 40%, спасение души для вечной жизни — 39%, существование дьявола — 32%, загробная жизнь — 31%, приход антихриста — 21%, конец света — 18% [44, с. 42].

Описанная картина с очевидностью демонстрирует необходимость религиозного просвещения населения, проведения вероучительного ликбеза. Практически во всех европейских странах основы христианского вероучения традиционно преподаются и в частных, и в государственных школах — либо факультативно, либо как обязательный предмет [39, с.184]. Только у нас отсутствует понимание необходимости религиозного просвещения. Не осознают необходимости преподавания основ религии прежде всего сами учителя, из которых лишь 7% считают, что покончили с атеизмом [53, с.61]. Они боятся увидеть в своем коллективе священника: 44% учителей считают невозможным религиозное образование учащихся общеобразовательных школ совместно с РПЦ, и лишь 31% учителей относится к такому образованию положительно. Даже с такой формой обучения религии, как факультативные занятия, согласны лишь 43% учителей. Остальные 49% не хотят терпеть даже эту форму обучения в школьных стенах, заявляя, что это частное дело семьи, а еще 6% учителей считают, что такое обучение — это дело самой церкви [Там же]. Сравним положение дел в такой стране, как Бельгия, где 89% населения являются католиками: даже в ней с 1 сентября 1997 г. разрешено преподавание православия в государственных школах французского сообщества [54].

Значительно повредили духовному оздоровлению нашего общества разорительные набеги псевдохристианских и нехристианских миссионеров, предлагавших в качестве духовной жвачки самые примитивные и нелепые ментальные конструкции. По данным правоохранительных органов, в первой половине 1990-х годов в различные культовые новообразования в России было вовлечено до 5 млн. чел. [48, с.87]. Теперь уже можно констатировать, что иностранные веры в нашей стране не прижились, население в своем большинстве отторгло сектантскую духовную продукцию, демонстрируя «неприятие ныне усиленно пропагандируемых установок общества потребления, индивидуалистических, прагматических ориентаций» и высокую степень «приверженности большинства населения, особенно верующих, традиционным российским духовным ценностям, в том числе коллективистским, соборным началам» [55, с.16]. Не более 1% населения удалось миссионерам удержать в своих объятиях, о чем свидетельствуют различные данные. Например, в 1995 г. назвали себя верующими 50,5% населения. Из них православными себя считали 42%, просто христианами 7,5%, католиками и протестантами 0,5%, мусульманами 3,3%, буддистами 1%, верят в Бога, но не разбираются в религиях 3% [56, с.32]. Примерно то же было зафиксировано два года спустя, в апреле 1997 г. — 49% жителей России старше 18 лет считали себя православными, 37,4% - не считали себя верующими, 8,3% затруднились ответить, 3,2% назвали себя мусульманами, 0,8% - приверженцами протестантских деноминаций (единственный успех миссионеров), 0,2% - католиками, 0,2% - буддистами, 0,1% - иудаистами, еще 0,8% поделили между собой остальные религии [57, с.28]. Однако результаты этих опросов говорят прежде всего о желании называться православными. О реальных последствиях вестернизации по ним судить нельзя, для этого нужны специальные исследования.

Следующее препятствие — это господство коммунистических стереотипов о месте церкви в государстве. В общественном мнении бытует представление, что церковь должна быть отделена от государства. Так говорил товарищ Ленин, с чьей легкой руки 20 января 1918 г. и был принят беспрецедентный в истории человечества декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви. Достойно удивления то, что до сих пор в нашу науку не просочилось никаких знаний о реальном положении церквей в современных нам развитых государствах. Зато ведется интенсивная пропаганда изоляции церкви и распространение биологического страха перед теократией.

В связи с этим надо заметить, что взаимоотношения государства и церкви — отдельная и сложная проблема. Поиск оптимальных ее решений велся всегда, но понятно, что это должны быть соотношения сотрудничества. «Церковь и государство проистекают из одного источника, одинаково установлены самим Богом для блага человечества и служат этому благу, друг другу помогая, как душа и тело, в полной «симфонии» [58, с.227]. Главное призвание церкви — вводить людей в Царствие Божие. Выполняя свое призвание, она тем самым уже укореняет нравственность в обществе.

Но очень важно понимать, что церковь выполняет и другие, более глубинные, жизненно важные для общества функции, хотя и не столь очевидные, но обеспечивающие выживание самого государства как целостного образования. «История многих народов, попавших под чужеземное иго (еврейского, сербского, болгарского, польского, армянского, грузинского и др.), убеждает, что если они сохраняют свою традиционную религию, то им удается избежать полной ассимиляции, несмотря на все перипетии, вновь обрести свою государственность» [55, с.14]. Знание о столь важных функциях церкви в обществе было в советское время искоренено, а в ходе нынешнего информационного этапа холодной войны делается все, чтобы такое знание распространиться не могло. Так, в осеннем 1996 года опросе ВЦИОМа, когда был задан вопрос о том, возвращается ли Россия к своим духовным истокам, оказалось, что более половины (54,6%) ответивших на этот вопрос утвердительно связывают это возвращение к духовности именно с Русской православной церковью, с тем, что она заняла подобающее ей место и оживилась церковная жизнь [40, N 5]. То есть считается, что отсутствия гонений вполне достаточно и церковь уже заняла подобающее ей место в нашем обществе. Посмотрим, что думает население Москвы о месте церкви в жизни нашего государства [51, с.50]. Из таблицы 1 видно, что лишь меньше половины населения Москвы хотело бы видеть церковь более активной политически. От четверти до половины опрошенных категорически против вмешательства церкви в государственные дела. Не имеют четких представлений в этом вопросе от 1/5 до 1/3.

Таблица 1.
Динамика отношения населения к политической активности церкви.
(Распределение ответов на вопрос «Как Вы считаете, церковь должна играть более активную роль в жизни нашего государства или она не должна вмешиваться в дела государства?», %).

Итак, общественное мнение по поводу места церкви в государственной жизни не сформировано, значительная часть населения не знает, что тут думать. Больше всего тех, кто за активизацию церкви, но много и тех, кто против. Посмотрим, как же строятся взаимоотношения церкви и государства в других странах. Не станем останавливаться на опыте исламских государств, хотя он свидетельствует, что церковь ничего плохого самому населению не приносит и играет только положительную роль для консолидации нации. Из более чем 200 современных государств выберем те, которые мы привыкли называть цивилизованными и на которые часто считаем своим долгом равняться. Для этого можно открыть, например, словарь по христианству [59]. Там легко можно увидеть, что, как это ни удивительно, церковь в этих странах занимает далеко не последнее место, теократии стабильно существуют и оказываются реальным признаком цивилизации, а не средневековой дыбой, наводящей ужас на современного человека.

Так, Великобритания является теократическим государством, в котором государственной церковью является англиканство, а главой церкви является не кто иной, как сам глава государства — монарх, ныне королева Елизавета II. Следующие теократические страны также не похожи на чудовища. Например, евангелическо-лютеранская церковь является государственной во многих странах. В Швеции, где высшим административным органом церкви является правительство. Здесь церковным налогом облагаются все граждане, а сама церковь финансируется из средств государственного бюджета и является, кроме этого, крупным лесо- и землевладельцем. В Норвегии, где также взимается церковный налог, а главой церкви является сам король. В Финляндии, где расходы церкви покрываются за счет государственного бюджета и церковного налога. В Дании, где главой церкви также является король и взимаются специальные налоги, а священники являются государственными служащими. В Исландии, где главой церкви является президент и государство отвечает за экономическое состояние церкви. В Шотландии государственной является другая церковь — пресвитерианская. В Испании государственной религией был католицизм до 1978 г., при этом расходы церкви полностью покрывались государством. В Германии до сих пор католицизм не просто пользуется значительным влиянием, но в его пользу взимается до 10% подоходного налога граждан. В Италии конституцией 1947 г. провозглашена свобода совести, но при этом сохранен государственный характер католицизма. В Бразилии католическая церковь полностью отделена от государства и провозглашена свобода совести, однако президентская власть освящается церковью и религиозное обучение является частью школьных программ при свободном посещении занятий. Бразильская церковь формирует государственные программы по образованию, экономическим, аграрным и законодательным вопросам. В Ирландии конституция гарантирует католической церкви особый статус, позволяющий ей контролировать системы здравоохранения и образования. Здесь запрещены разводы, аборты и продажа контрацептивных средств.

На этих примерах можно убедиться в том, что церковь имеет государственный статус во многих странах. Кроме того, ее влияние часто дополняется или компенсируется влиянием политическим — церкви имеет свои религиозные партии, которые являются или правящими, или самыми влиятельными в разных странах. Например, в Австрии главной партией является христианско-социальная, в 1945 г. переименованная в австрийскую народную партию. В итальянском правительстве ключевые посты занимает христианско-демократическая партия, в Германии правящей партией является ХДС-ХСС — христианско-демократический — христианско-социальный союз. В Нидерландах важнейшую роль играет католическая народная партия, в Бельгии — католическая социально-христианская партия. В странах Латинской Америки действует широкая сеть католических организаций и движений, которые существенно влияют на различные сферы жизни этих стран. Можно привести пример Австралии и других стран, но достаточно ограничиться сказанным.

Чей же пример мы берем, отказывая своей церкви в государственном статусе и лишая ее политического веса? Может быть, США? Остановимся вкратце на месте религии и церкви в этой стране. Стереотип диктует нам следующее представление: в этой стране царит плюрализм, все американцы являются верующими, но свободными, президенты традиционно принимают присягу на Библии, но государственная религия здесь — просто нонсенс. Однако попытаемся разобраться в этом вопросе и для начала откроем отчет института Гэллапа о 50-летнем изучении религии в США.

Действительно, в 1984 г. в бога верили 95% американцев, но это еще не предел — в 1953 и 1969 гг. верующих было еще больше — 98%, а в 1952 г. — целых 99%. [60, с.50]. Для русского человека эти проценты кажутся маловероятными, потому что они явно ассоциируются у него с результатами приснопамятных выборов в Верховный Совет СССР, когда набиралось не менее 99% голосов «за» и все знали им цену. Здесь же подоплека этих процентов другая — это разнородность культурных традиций, что хорошо видно на разнице представлений о религиозности в русском и американском менталитетах. Так, в нашей стране люди чаще всего считают верующими тех, кто ежедневно совершает молитву (так полагают 38% опрошенных), посещает богослужения (20%), причащается (12%), соблюдает посты (12%) [53, с.62]. При этом само собой предполагается, что верующий верит в существование Бога. По типологии Гэллапа, чтобы быть верующим, достаточно верить в Бога или в некий универсальный дух [60, с.50], который каждый волен называть так, как душе угодно: судьбой, высшим разумом, кармой и т. д. Этот «дух» кардинально меняет расклад религиозности, и верующими оказываются почти все. У нас же принято тех, кто ограничивается лишь признанием этого «духа» и в беседе о сверхъестественных предметах говорит: «Да, видимо, что-то такое действительно есть», — не считать верующими, а относить к разряду колеблющихся. Но вера в этот дух — не уловка американских социологов или их просчет, а серьезная национальная традиция. Чтобы убедиться в этом, заглянем в тексты, служащие своеобразным религиозным эталоном для нации: труды знаменитых теологов американского протестантизма и тексты инаугурационных речей президентов США.

Так, в солидном сборнике трудов классиков американской теологии Нибура, Кокса и Бультмана и др., изданном в академическом издательстве «Наука», можно проследить, как их мысль движется от идей демифологизации (очищения от чуда) Евангелия к мыслям о необходимости производства такого модернизированного духовного продукта, который имел бы спрос у нынешнего обывателя, больше ни во что не желающего верить, и затем, как бы в угоду сразу всем обывателям на свете, переходит к следующим заклинаниям и призывам к многочисленным духам: «Приди, дух Агари-египтянки, черной рабыни… Приди, дух Урии, верного солдата». На 3-м месте в рейтинге протестантского автора стоит «дух дочери Иеффая, жертвы отцовской веры», на 4-м — «дух тропических лесов Амазонки», далее следуют духи «корейских женщин из японской армии проституток». И лишь 18-м по счету упоминается дух «нашего брата Иисуса», что и должно, видимо, служить достаточным свидетельством христианской правоверности автора [61, с.241−242].

На этом примере легко можно понять еще и удивительный механизм, с какой в религиозных новообразованиях великое эволюционирует к безобразному, как, например, в московской секте с добропорядочным названием «Семья», где девочек и женщин называли «шлюхами господа» и заставляли заниматься проституцией, с тем чтобы они заманивали в секту богатых мужчин [62].

Многое помогают объяснить и инаугурационные речи президентов США. Исследователи потрудились их изучить и обнаружили, что в них обязательным элементом является апелляция к божеству. Однако это не понятный нам традиционный Бог, а своеобразное существо, имеющее мало общего как с Иисусом Христом, так и с Моисеем. К примеру, в своей тронной речи Дж. Вашингтон обращался ко «всемогущему существу, которое правит вселенной», и дальше по эстафете президенты обращались к: «покровителю порядка», «источнику справедливости», «защитнику во все века во всем мире истинной свободы» — Дж. Адамс, «невидимой силе, которая управляет вселенной» — Т. Джеферсон, «всемогущему существу, чья сила управляет судьбами народов» — Дж. Мэдисон и в том же духе все остальные президенты. При этом ни один из них ни разу не упомянул имя Иисуса Христа [63, с.62], как если бы они не были христианами или, хуже того, обращались к князю мира сего. В кого верят американцы, хорошо объясняется также в тронной речи Л. Джонсона: «Мы нация верующих. В шуме строек и в мелькании наших ежедневных устремлений мы верим в справедливость, свободу и наш собственный союз. Мы верим, что каждый человек должен стать свободным. И мы верим в себя» [63, с.59].

Действительно, такой предмет веры весьма далек от привычного нам. В психоанализе имеется объяснение этого типа неясной веры, при котором большая часть общества оказывается верующей. Здесь верят «в Бога, лишенного всех неприемлемых для данного лица черт, присущих христианской идее Бога… Этот личный Бог имеет дружескую склонность без осуждения взирать на удовольствия, которые позволяет себе человек… В результате было выработано мертвое божество буржуазного декадентского христианства, которое никому не причиняет беспокойства, которое всё понимает и всё автоматически прощает даже тогда, когда его и не просят об этом… В результате мы находим в таком обществе очень мало сомневающихся в вере» [64, с.91−92]. Правы те, кто называет американскую религию далекой от христианства: «Отличительная черта сегодняшней религиозности на Западе — отсутствие в ней Бога. Современное, „модернизированное“, приспособленное к требованиям времени христианство — христианство без Христа и без Креста. Христианство выхолощенное и спокойное — вера, которая не будит совесть и не зовет к покаянию, а успокаивает и оправдывает всё… Любая религия в современном американском обществе сведена до уровня хобби» [65, с. 60, 68].

Выяснив, что большинство населения США — по-своему, но верующие, которые как потомки европейских протестантов вроде и должны называться христианами, а с другой стороны вроде и не должны, перейдем к вопросу о том, почему здесь нет государственной религии? Действительно ли таковая ниже достоинства американцев или, напротив, выше их возможностей? Оказывается потому, что в силу специфических условий образования этого государства сложилась столь пестрая религиозная палитра, что ни одно вероисповедное направление до сих пор не получило возможностей для религиозного лидерства. Взглянем на эту пеструю картину. Ведущим здесь является протестантизм — 57%, на католицизм приходится 28%, иудаизм — 2%, приверженцев других религий — 4%, неверующих — 9% [60, с.27].

Казалось бы, протестантизм как самая распространенная религия мог бы претендовать на лидерство. Однако это не монолитный европейский протестантизм, а множество мелких групп, объединяемых одним только общим названием. Американский протестантизм является «специфической социальной формой религиозной жизни, которая (форма) определена не как в Европе большими, тесно связанными с государством церквами, а большим числом свободно конкурирующих сект» [66, с.32]. Конкуренция вынуждает их к перманентной модернизации, которой и заняты отменные специалисты по социологии религии. Именно этим объясняется тот почти невероятный факт, что в США примерно каждую неделю возникает новая секта [67, с.204]. Конкретные течения в американском протестантизме таковы. 20% населения являются членами различных баптистских церквей, из которых 4 являются более-менее крупными, а остальные попадают в категории «других баптистов», а также «баптистов неопределенных деноминаций». Прочие протестантские церкви гораздо мельче — методистские (9% населения), лютеранские (7%), пресвитерианские (2%) и т. д. — но они также дробятся и распыляются на отдельные направления [60, с.29]. Перечисленные церкви имеют как минимум исторически устоявшиеся названия, но в сумме они объединяют лишь 38 из 57% протестантского населения. Из каких мелких групп состоят недостающие 19% протестантов — для нас в данном случае неважно, т.к. к проблеме религиозного лидерства это не относится.

Итак, ни одна из перечисленных религий государственной стать не может. Однако оказывается, что в Америке есть еще одна религия, которой в этом перечне не было. Она фактически является государственной религией-идеологией, пользуется поддержкой власть имущих и выполняет очень серьезные функции в американском обществе. Называется она civil religion (гражданская религия). Правда, у ее истоков стоит не Бог и не пророк, а специалист по социологии религии Р. Беллах (Белла). Правда и то, что она очень молода — не более четверти века от роду, но на нее возлагают самые горячие надежды. Вкратце остановимся на основных ее принципах.

«Гражданская религия США — это духовная основа американской культуры, сердцевина „американской мечты“, которая объединяет всех членов американского общества на религиозной интерконфессиональной основе и придает высшую (божественную) легитимность государственным и демократическим институтам страны» [68, с.8]. Кроме того, эта религия даже «утверждает избранность страны и народа, особый путь и значение Америки для всего мира» [68, с.8]. А в американском «Энциклопедическом религиозном словаре» говорится, что civil religion основана «на универсальных и трансцендентных истинах, которые служат связующей силой и центром значений для нации» [63, с.68]. И далее добавляется, что эта искусственно созданная религия «может способствовать подрыву основ христианского откровения» [63, с.68]. Американская школа социологии религии — самая опытная школа в мире, и именно ее специалистами в 1950-е годы была разработана знаменитая техника промывки мозгов [66], до сих пор держащая общественность в страхе. Но будем надеяться, что свойство «подрывать основы христианского откровения» — недоработка специалистов, оно не было специально запрограммировано при создании гражданской религии, а получилось каким-то самопроизвольным образом, точно так же случайной была и обмолвка о нем. Об искусном духовно-идеологическом создании американских социологов можно говорить очень долго, но, поскольку мы выяснили главный аспект, интересовавший нас — искусственное создание недостающей государственной религии, пора переходить к выводам.

Во-первых, из американского опыта следует, что религиозный плюрализм здесь — это естественноисторическое явление, родимое пятно цивилизации. Его пытаются преодолеть и искусственно создают религию-идеологию, которая, как было только что сказано, «объединяет всех членов нации», «служит связующей силой для нации», «придает божественную легитимность институтам страны», является «центром значений для нации», «утверждает избранность», «особый путь», «значение страны для всего мира». Эту религию берут на вооружение власть предержащие и активно эксплуатируют ее. Ценность этой религии, как и любой другой единой и консолидирующей нацию религии, неизмерима. Взглянем теперь на свою родную религию, переданную нам нашими предками, имеющую богатый тысячелетний опыт, на русское православие. Обладает ли оно ценностями, искусственно создаваемыми в гражданской религии США? Да, обладает. Оно в полной мере и объединит всех членов нации, и будет связующей силой для нации, и утвердит избранность, особый путь и значение страны для всего мира. Даже больше сделает, ибо в него и вложено было гораздо больше: оно совершенно иного происхождения, и над ним работали долго и многие ученые умы. Итак, наследники плюрализма делают усилие к созданию единой религии. Нам же внушается, что нужно сделать обратный шаг и от нашей естественной и единой религии перейти к этому плюрализму.

Во-вторых, единая религия есть во всех благополучных странах, ею очень дорожат, поддерживают и не боятся носить название теократии. Стереотип об естественности и, следовательно, необходимости отделения церкви от государства не выдерживает критики. По сути этот стереотип носит анархистский, антиэтатистский, антиобщественный и антинациональный характер. Нередко в качестве аргументов против возрождения религии припоминают инквизицию с ее ужасами. При этом совершенно не учитывается, что православие нисколько не повинно в инквизиции. Более того, в нашей православной стране не было ни одной религиозной войны, хотя страна всегда была многонациональной. Мирное сосуществование различных народов нарушалось только извне — в результате крестовых походов, военной агрессии или духовных интервенций.

В-третьих, одно только нравственное состояние нашего общества, как было показано на примере молодежи, требует огромной и тяжелой работы, на которую ни один институт, кроме церкви, не способен. Появление в конце ХХ века жизнеспособной церкви в России, находящейся в столь бедственном положении, — промыслительно данный ей шанс на выживание. Успеем ли мы спасти свою нацию — это зависит от того, долго ли будет оставаться в тени эта задача.
В-четвертых, религиозное возрождение нашей страны чрезвычайно затруднено, и «просветительская миссия церкви ныне едва ли не труднее, чем ее служение в недавнюю пору гонений: со связанными руками и за колючей проволокой» [69, с.70]. Отдельному человеку гораздо легче встать на путь нравственного преображения, чем целому обществу: «сочетание теономической психологии со всем основным и существенным в современной культуре вовсе не представляет серьезных индивидуальных трудностей. Но поскольку дело идет не об индивидуальном, а об историческом выходе из тупика, эти трудности действительно велики. Должны быть сделаны героические усилия, чтобы в недрах современной жизни расчистилась почва для церковной культуры» [70, с.64].
Потому, в-пятых, нужно не затруднять этот тяжкий путь церкви, а защищать ее. Никаких альтернатив этому выбору у нас более не осталось: «Защита национальной религии или церкви есть защита наций и народов, государства и общества. В противном случает возрастает риск денационализации, превращения народов в „население“, которое не ощущает связи с предшествующими поколениями, не считает себя частью национальной общности и не ставит перед собой задачи продолжения национальной истории в будущем. Удел такого „населения“ один — вслед за распадом национального и суверенного государства колонизация территории и последующее растворение (небытие, забвение) во вновь пришедших народах» [45, с.162].

Литература:
1. Машкина К. Рабы знаний // Московский комсомолец (далее: МК), N 47, 13 марта 1999, с. 5.
2. Москвина Н., Шипицына Н. Иные. Дети, которых мы пропили // МК, N 55, 25 марта 1999, с. 3.
3. Чтобы обуздать наркоманию и оргпреступность, нужны срочные меры. Проектный документ // Российская газета (далее: РГ), N 20, 3 февр. 1999, с.4−5.
4. Литвинцев Г. Воронеж не хочет быть перевалочной базой отравы // РГ, N 119, 26 июня 1999, с. 4.
5. Алексеев А. Карать нельзя помиловать // РГ, N 24, 9 февр. 1999, с. 3.
6. Информация к размышлению // РГ N 24, 9 февр. 1999, с. 3.
7. Краснопольская И. До 30 они не доживают // РГ N 27, 12 февр. 1999, с. 6.
8. Скворцова Л. Жестокий бизнес — жестокое наказание // РГ, N 52, 19 марта 1999, с. 6.
9. Юрьев А. Наступление наркоты // Советская Россия, N 42, 15 апр. 1999, с. 2.
10. Албитов А. Похороны наркомана // Советская Россия, N 57, 20 мая 1999, с. 6.
11. Муждабаева Н., Комарова А., Машкина К. Как стать наркоманом? // МК, N 18, 30 янв. 1999, с. 2.
12. Кезина Л. Богатые курят чаще // РГ, N 24, 9 февр. 1999, с. 3.
13. На черный рынок в камуфляжке // РГ, N 27, 12 февр. 1999, с. 6.
14. Баршев В. Гибель «кислотного» рая // РГ, N 37, 26 февр. 1999, с. 6.
15. Усманов И. Почему молодые люди так легко садятся на иглу? // Советская Россия, N 51, 6 мая 1999, с. 6.
16. Краснопольская И. Конопля на окне // РГ, N 32, 19 февр. 1999, с. 8.
17. На дискотеках ожидаются перебои с наркотиками // МК, N 31, 18 февр. 1999, с. 6.
18. Пронина Л. Куда уйти от призрачного счастья // РГ, N 47, 12 марта 1999, с. 6.
19. Куликов В. Доза требует жертв // РГ, N 92, 14 мая 1999, с. 24.
20. Пичугина Е. Москва — столица чахотки // МК, N 21, 4 февр. 1999, с. 5.
21. Краснопольская И. И все-таки она излечима // РГ, N 32, 19 февр. 1999, с. 8.
22. Вялков А. зам. министра здравоохранения РФ. На хвосте у наркомании — СПИД // РГ, N 20, 3 февр. 1999, с. 5.
23. Литвинцев Г., Писарев Е., Бельдюгина Л., Чемодуров В. Кто сажает наших детей на иглу? // РГ, N 16, 28 янв. 1999, с. 8.
24. В Московском регионе началась эпидемия СПИДа // МК, N 5, 16 янв. 1999, с. 1.
25. Пронина Л. Пасынки судьбы // РГ, N 118, 25 июня 1999, с. 23.
26. Краснопольская И. Инфекции — как затаившиеся волки // РГ, N 21, 4 февр. 1999, с. 1, 2.
27. За три месяца СПИДом заразилось больше, чем за весь прошлый год // МК, N 86, 11 мая 1999, с. 1.
28. В невиданной эпидемии СПИДа виноваты не гомосексуалисты, а проститутки // МК, N 108, 10 июня 1999, с. 1.
29. Великанова М. Черные списки на ВИЧ // МК, N 67, 10 апр. 1999, с. 6.
30. Как начать эпидемию? // МК, N 31, 18 февр. 1999, с. 3.
31. Гепатит — болезнь молодежи конца 90-х // МК, N 116, 23 июня 1999, с. 6.
32. Беспорядочная половая жизнь заканчивается раком // МК, N 78, 25 апр. 1999, с. 6.
33. Бойченко А. Неприличный анекдот // МК, N 61, 2 апр. 1999, с. 3.
34. Интимные «находки», которым не надо было рождаться // МК, N 6, 14 янв, 1999, с. 1, 3.
35. Лозовская И. Лечение по принуждению // РГ, N 73, 16 апр. 1999, с. 25.
36. Дым над Думой // МК, N 82, 5 мая 1999, с.1−2.
37. Больше всего в России курят сверхбогатые и сверхбедные // МК, N 99, 28 мая 1999, с. 1.
38. Машкина К. Секс, ложь и фэнтези // МК, N 98, 27 мая 1999, с. 4.
39. Духовное возрождение. Правопорядок. Молодежь: Рождественские чтения / МВД, Моск. Патриархия РПЦ; Редкол.: Доронин М.С. и др. М., 1998.
40. Экономические и социальные перемены. Мониторинг обществ. мнения. 1993, N 4; 1994, N 1, 5; 1995, N 4; 1996, N 3, 5, 6.
41. Русская Православная Церковь и коммунистическое государство: 1917−1941. Документы и фотоматериалы / Отв. ред. Щапов Я.Н. М., 1996.
42. Религиозные объединения Московской области: Справочник / Авт. колл.: Аверичев Е.П. и др. М.: Славянский диалог, 1998.
43. Государство, религия, церковь в России и за рубежом. Информ.-аналит. бюллетень РАГС. 1997, N 2
44. Михалюк В.И. Религиозные ориентации населения: социологический срез // Полития. Вестник фонда «Рос. общ.-полит. центр». М., 1997−1998, N 4 (6).
45. Одинцов М.И. Россия строит светское государство (1985−1997 гг.) // [43], N 3−4.
46. Миркина З.А. Истина, которая вне Христа // ОНС. Обществ. науки и современность. N 5. М.: Наука, 1996.
47. Цыпин В., прот. История русской церкви. В 9 кн. Кн.9: 1917−1997 гг. М.: Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1997.
48. Логинов А.В. Религиозная ситуация в России и принятие Закона «О свободе совести и о рел. объединениях» // Полития… 1997−1998, N 4 (6).
49. Варзанова Т.И. Молодежь и религия (Возрастные и гендерные аспекты религиозности) // [43], 1998, N 1−2.
50. Дубин Б.В. Православие в социальном контексте // [40] 1996, N 6,
51. Религия и право. Вып.1−2. М., 1998.
52. Григоренко С.А. Молодежные организации России и религия // [43], 1997, N 1.
53. Ембулаева Л.С., Зуб Л.А. Религия и свободомыслие в средних школах Краснодарского края // Там же, 1997, N 2.
54. НГ-религии, 1997, N 10.
55. Мчедлов М.П. Взаимосвязь религиозного и национального // Национальное и религиозное / Ред. колл. М.К. Горшков и др. М.: Рос. независ. ин-т соц. и нац. проблем, 1996.
56. Варзанова Т.И. Религиозность и политич. ориентации в свете социол. исследований // [43], 1997, N 1.
57. Зубов А.Б. Православная вера, нац. психология и политика // Полития… 1997−1998, N 4 (6).
58. Карташев А.В. Церковь, история, Россия. М., 1996.
59. Христианство. Словарь / Под общей ред. Л.Н. Митрохина. М.: Республика, 1994.
60. Religion in America. 50 Years: 1935−1985. The Gallup Report. May 1985 / Report No.236. N.Y., б/г.
61. Чунг Хён-Кёнг. Приди, святой дух, обнови все творение // Соц.-политич. измерение христианства. Избр. теологич. тексты ХХ века. М.: Наука, 1994.
62. Азаева Э. Дети распутного «бога» // Комс. правда, 1997, 31 окт.
63. Задорожнюк И.Е. «Гражданская религия» в США: концепции Р. Беллаха и реальность // Вопросы научного атеизма, вып. 36. М.: Мысль, 1987.
64. Гёррес А. Вера и неверие с точки зрения психоанализа // Человек. Вып. 1. М., 1997.
65. Журнал Московской Патриархии. 1997, N 11.
66. Wiesberger F. Bausteine zu einer soziologische Theorie der Konversion. Berlin: Duncker & Humbolt, 1990.
67. Половинкин А.И. Пробуждение России: преодоление барьера неверия и маловерия. Волгоград: Цариц. правосл. ун-т преп. Сергия Радонежского, 1997.
68. Легойда В. Станет ли православие гражданской религией? // Татьянин день. 1997, N 5.
69. Непомнящий В.С. Служение Церкви в современном мире и судьба светской культуры // Ежегодная богосл. конф. Православного Свято-Тихоновского богосл. ин-та: Материалы 1998 г. М., 1998.
70. Зеньковский В.В. Автономия и теономия // Путь. 1926, N 3, март-апрель.

Впервые статья опубликована в журнале «Высшее образование в России», N 4 за 2000 г.