БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ НА КОСМЕТЕ ВО ВРЕМЯ АГРЕССИИ НАТО НА ЮГОСЛАВИЮ

Перевод на русский Георгия Джуричича

Накануне и в продолжение войны НАТО с Югославией в России много говорилось и писалось о ситуации в Косово, но эти публикации, чаще всего, были малоинформативны и неглубоки. К сожалению, хотя мы и часто говорим о наших братских отношениях к Сербии среди широких слоев журналистов и политиков (как демократов, так и патриотов) реального интереса к ней почти нет. Серьезные исследования о Югославии, как правило, печатаются маленькими тиражами, и читает их лишь узкая группа специалистов балканистов, остальные же вместо реальной информации пользуются мифами или домыслами, основаными на аналогиях с нашим Кавказом, или почерпнутые из западной прессы.
Избрание президента Каштуницы, полная и безоговорочная поддержка нового президента Сербской Православной Церковью, совместный визит в Россию Патриарха Павла и Каштуницы стали для многих из нас, доверявшим патриотическим московским аналитикам, полной неожиданностью.
Публикуемая нами статья написана очевидцем, что само по себе является плюсом в сравнении с тем, что у нас печаталось ранее. Конечно, это может оказаться и минусом, поскольку любой историк знает с какой осторожностью надо доверять дневникам и мемуарам, и как часто субъективность автора сводит на нет их правдивость, однако в данном случае личные наблюдения автора сочетаются с трезвой и компетентной оценкой увиденного.

Начало авиаударов НАТО по Югославии 24 марта во многом изменили ход войны на Космете (Косово и Метохия). Если до весны 1999 года действия югославских вооруженных сил еще были связаны политикой, то после начала авиаударов их руки были полностью свободны. За три весених месяца вполне было возможно окончательно покончить с и так потрепанным УЧК (по албански Освободительная Армия Косово — Усхтриа Глиримтаре е косовес), тем более, что соотношение сил было во всех отношениях в пользу югославских армии и полиции, при этом многократно. Если добавить к этому двести с лишним тысяч местных сербов и до ста тысяч горанцев (сербов-мусульман) а также значительное количество «лояльных» албанцев, то УЧК оказалась в марте-апреле под угрозой полного уничтожения со стороны столь многочисленных противников.
Область Дреница была тем и важна, что представляла собой главную базу УЧК и родное место большей части ее высших командиров и, подави сербы сопротивление здесь, во всем албанском обществе расширились бы пораженческие настроения. Даже если бы потом Космет все равно перешел под власть КФОР, то УЧК не имел бы ни сил ни воли к нападениям на местных сербов. Ныне же, после войны, с приходом на косово сил KFOR, главную роль в нападениях УЧК на этих сербов, играют те албанцы, что все время находились в рядах УЧК на Космете и, зная ситуацию на местности нападали на югославские силы даже во время их ухода с Косова. К сожалению разгром УЧК произошел только на бумаге, и объявленное в начале апреля генштабом югославской армии общее число террористов на Космете в 300 — 400 человек на деле в одной лишь Дренице можно было найти в лесах, а то и селах в ближайших окрестностях Глоговца в прямом соседстве с расположением югославских войск. Трудно говорить здесь о точных цифрах, их здесь не знало и командование самой УЧК. Так например, в полностью подконтрольном УЧК районе сел Горня и Доня Обрыньи, Трстеник, Резала, Ликовац, находившихся слева от дороги Глоговац — Србица, по разведанным югославской армии находилось в конце апреля 1999 года до тысячи бойцов УЧК, а что касается горного массива Чичавица отделявшего Дреницу от Приштины, то он не был очищен от отрядов УЧК до конца войны.
Стоит привести простой пример. Так, в расположении нашей разведроты, находившейся в конце мая 1999 года в селе Истог-махала, было зарегестрированно две группы УЧК в радиусе 600 — 700 метров. Одна, насчитывавшая до двух десятков хорошо обученных террористов, находилась в лесу, откуда периодически делала нападения как на Истог-Махалу, так и на дорогу Глоговац — Србица, и при этом несмотря на потери понесенные ею как от мин, установленных разведротой, так и в результате поисковых действий, последней позиции не меняла, что говорит о наличии дисциплины единого командования в УЧК. Другая группа находившеяся от Истог-Махала через дорогу Глоговац — Србица, в июне 1999 года перестала скрываться и могла наблю-даться в бинокль в домах села Полужа причем за несколько дней только в одном месте этого села было насчитано около десяти вооруженных террористов, вслед за которыми появились и гражданские, вывесившие сразу же белый флаг. Никто, естественно, в это село не входил, хотя именно с этого направления не раз велся огонь по дороге Глоговац — Србица.
Схожее положение было и в Шиполье, пригороде Косовской Митровицы, в котором, из-за нападений УЧК только в апреле дорога Косовская Митровица — Србица несколько раз полицией перекрывалась для движения. УЧК уже в середине апреля стала оправлятся от первоначального шока, разумеется, с помощью своих зарубежных покровителей. Увидев, что склонность албанцев к хищениям отражается на боеспособности УЧК, руководство последней, видимо, утихомирило апетиты своих командиров и навело порядок в своих рядах. В Дреницу в конце апреля, пошло современное оружие и оборудование, пусть и не в достаточном количестве. У УЧК появились новые снайперские винтовки, средства связи, мины, а главное, приборы для лазерной и радарной подсветки целей, которыми они наводили авиацию НАТО. Много раз мы видели в приборы ночного видения светящиеся точки в домах как будто бы своей территории, а днем оказывалось, что речь идет о нежилых помещениях, то есть, что свидетельствовало, или о дежурствах там дозоров УЧК или авианаводчиков.
Засады участились с середины апреля, в особенности на дороге Глоговац — Србица. Я уже не помню сколько раз наши машины попадали в засаду, но было это в период с конца апреля по конец мая не меньше 5 — 6, только тех, что заканчивались полным успехом для шиптар.
Однажды недалеко от села Полянца была обстреляна машина с людьми, возвращающимися из дома, в результате чего было до десятка убитых и раненных, а к тому же многие из них не имели оружие, так как командиры иных подразделений запрещали ехавшим в отпуск увозить оружие в Сербию. В другой раз на этой дороге, к тому же между двумя постами полиции людьми УЧК в югославской форме была остановлена машина командира 1 пехотного батальона, после чего комбат и несколько человек с ним были растрелянны, и исчезли все штабные документы находившиеся в машине. Югославские военные пытались с этим бороться, укрепляя борта грузовиков и делая в них бойницы, но часто это было самообманом, особенно когда, устанавливая вообще-то нужную резину, не устанавливали броню, и пули могли прошить и два ряда досок и эту же резину, что один наш доброволец с успехом и продемонстрировал. Тактика выхода из засад была совершенно не отработанна, и лишь заслугой некоторых наших бойцов люди в нашей роте стали становиться через одного у борта машины, осматривая местность вокруг, а на верх кабины устанавливался пулемет.
Наша рота лишь чудом избежала потерь в засадах. Хорошо помню случай с нашим очередным переездом, когда, после перемещения штаба бригады из Србицы в Глоговац, наша рота, до этого уже сменившая Лаушу на Полянце, отправилась из последнего в село Глобаре под Глоговцем. Тогда опять поменялся командир роты, и на место нашего капитана, ушедшего на должность погибшего командира 1-го батальона, встал резервный капитан. Ему, естественно, было нелегко в уже устоявшейся офицерской среде, и даже в роте первое время решал вопросы не он, а другие — старшина, командиры взводов, связисты и так далее. И вот он, буквально на следующий день после своего назначения, должен был командовать переездом. Все было организованно впритык по времени. В шесть вечера основная часть нашей роты должна была выехать из Полянце по дороге Србице — Глоговац и въехать в село Глобаре под Глоговцем, в котором Югославских войск вообще не было. Мне все это стало немного непонятно, ибо любая задержка приводила бы к приближению темноты, а наши войска, как мне было известно, ночью практически и не действовали, чего нельза было сказать об УЧК. К тому же вдоль дороги стояли посты полиции, и с ней по темноте всегда могла вспыхнуть случайная перестрелка. Я все это сказал командиру, но, видимо, от него ничего не зависило, и мы стали действовать по плану.
Выехав под шутки и песни, как и полагается сербскому войску, мы двинулись колонной: четыре грузовика, 4−5 трофейных тракторов с прицепами и две — три легковые автомашины «Лада» и «Нива». Со стороны тяжело было сказать, кто мы такие, тем более, что и два грузовика были мобилизованны в Сербии у частных владельцев, один из которых водил в нашей роте свой грузовик. Однако УЧК как-то не интересовало, кому принадлежат машины, и уже за несколько километров до подъезда ко Глоговцу мы услышали, как над нами свистят пули, а колонна неожиданно остановилась. Почти всех словно свела судорога, но когда я начал кричать, чтобы все выскакивали на обочину и хотел уже последовать примеру своего товарища, уже выпрыгнувшего, грузовик опять куда-то двинулся, хотя было ясно, что наша машина, будучи в хвосте, таким маневром подставляла нас под пули УЧК, бивших, главным образом по главе и средине колонны, да и наша машина вообще могла закрыть путь. Не знаю почему, но радиосвязи не было, хотя с ней мы могли добраться до поста полиции (оставалось до него несколько сот метров), откуда нас могли бы прикрывать. На деле же нас никто вообще не прикрывал, командная машина была в 2 — 3 километрах от нас, и так и не появилась, а еще повезло, что гранатометчик УЧК промахнулся и не попал в первую машину нашей колоны. Все наши машины были переполнены и имей противник хотя бы один ПТРК, без жертв мы бы не обошлись. Впрочем мог он сделать их нам и обычным пулеметом беря по самой кромке дороги, так как высковчившие все-таки из нашей машины резервисты собрались у одного куста. Между тем один наш доброволец, управляющий трактором, уже вел огонь из пустого дома, где остановился, и мы, человек пять, один за другим забежали в этот дом. Вместе с ним я и еще один доброволец открыли попеременно огонь из подъезда по ненаселенному селению, стоявшему в паре сотне метров справа и выше от нас, двое моих товарищей залегли, на втором этаже наблюдая за окрестностью, а еще один доброволец — снайпер открыл огонь из окна, в котором я разобрал несколько кирпичей. После получаса стрельбы последовала команда на дальнейшее движение, причем мы опять были вынуждены бежать по открытому пространству назад в машину, водитель которой, видимо, боялся остановиться у нашего дома. Перед постом полиции мы опять остановились и я уже начал кричать, чтобы люди выскакивали и вообще действовали быстрее, а не скованно. Начало уже темнеть и опять пришлось кричать чтобы люди зря не стреляли, если не видят куда, ибо противник мог нас поймать по вспышкам. Командования не было никакого, и когда, наконец, десяток полицейских со своим бронеавтомобилем (типа советской БРДМ) и с танком подошли нас прикрывать, наши машины сами становились за домами, у поста на грунтовую дорогу. Все это уже стало надоедать, и мне захотелось выяснить, кто же чем здесь командует? Я прошелся вдоль всей колонны, интересуясь этой актуальной проблемой, но оказалось, что в отличие от вопросов, связанных с поездкой домой, делением формы и продуктов, занятием удобных домов, для решения вопроса о том что же делать дальше, компетентных лиц не оказалось, и более того, никто и не заявлял о себе, как о командире, которых обычно было более, чем необходимо. В конце концов пришлось садиться в трактор с одним десетаром (сержантом), единственным, готовым чем-то командовать, но не знавшем, куда мы должны ехать, и колона двинулась к Глоговцу. Кое-как уже в темноте, мы доехали до перекрестка в Глобары, и я пытался было выбить двери в одном дворе, но тут появившийся комроты сказал мне, что в нем размещен еще какой-то пост полиции, хотя полицейские совершенно не показывалась. Командир роты сказал, что нам в Глобары лучше не въезжать, и мы опять поехали в обратном направлении, и через километр свернули направо в еще какое-то село, где нас ждала уже наша военная полиция. Кое-как, с руганью, мы все разместились по домам, и распределив часы ночного дежурства, легли спать. Утром нас подняли, и было сказано, что несколько человек должно отправиться вместе с еще каким-то подразделением, что бы занять селение, откуда по нам вели огонь, а остальные пойдут занимать Глобары. Когда мы втроем с еще несколькими сербами, добровольцами из нашей роты, готовились отправиться в составе этой группы, я пошел о чем-то договариваться, зачем-то была сорвана другая, куда большая группа наших добровольцев и резервистов, и она с двумя моими товарищами отправилась в селение, а я с еще одним добровольцем, двумя резервистами и со штабным отделением был отправлен занимать село. В этом ничего конечно, тяжелого не было, хотя было полно криков об осторожности, а штабисты, заняв самый удобный и безопасный дом, оставили дело на нас. Собрав гражданских в колонну и закончив с осмотром домов, мы вчетвером пошли в соседнее село где мои сербские товарищи сразу сели пить кофе с местными албанцами — или шиптарами, как их все здесь называли. Я же, прогулявшись по селу и посмотрев на несколько сот человек собравшихся в нем, сходил к командиру роты и узнав, что это другое село, которое не является нашей целью, распустил людей по домам. Другая наша группа, занимая намеченное селение под которым мы и попали в засаду была обстрелянна из домов уже на подходе, и лишь благодаря несколькими людям, в основном добровольцам и самому штабному офицеру, командовавшему ими, группа смогла занять дома без потерь, тогда как шиптары ушли выше за лес в село наверху этой горы. Вообщем-то нам тогда повезло, что противник, устроив засаду, побоялся подходить к нам ближе и не был в ведении огня быстр и точен, хотя и мы подавили его огнем. Ошибки противника были как в слишком раннем открытии огня, так и в том, что не заминировал дома по обочине и не смог напасть на нас с другой стороны дороги. Подобные засады часто организовались, в особенности, на проселочных дорогах на одиночные машины и на медлительные трактора. Так однажды семеро человек из пехоты, ехавшие на тракторе, попали в засаду, и были сразу же перебиты, причем один, попав в плен, шиптарами был посажен на кол. Другой раз шиптары попали из гранатомета в микроавтобус, вынужденный замедлить движение по извилистой грунтовой дороге, убив и ранив тех, кто был внутри. Нехватка бронетехники довольно дорого стоила и неясно, для чего было держать сотни единиц бронетехники на границе с Боснией и Герцеговиной и с Болгарией, откуда, очевидно нападения бы не было.
Нашей бригаде еще везло, что противник лишь во второй половине мая стал стал использовать мины, иначе потери были бы куда больше. Самое поразительное здесь то, что порою мины УЧК получала не только по воздуху, а и от нашей армии. Во время одной из бомбежек наши оставили грузовик с минами (до девятисот штук), которыми завладели шиптары. Не знаю точно, где это произошло, но большинство людей упоминало наш 1-ый пехотный батальон, а иные и аэродром, и возможно, что речь шла о двух отдельных случаях за которые никто так и не ответил, вопреки военному положению, при котором военнослужащих отдавали под суд за задержку на пару дней дома. Главное же то, что буквально через несколько дней по всей зоне ответственности нашей бригады наши машины стали подрываться на минах, и до начала июня когда мы имели не менее двух десятков убитых и раненых. Все это говорило и о наличии организации у противника, и о росте его боевого опыта. В июне диверсанты УЧК вообще поставил мину на автопуть Приштина — Печ рядом с перекрестком на Комораны, на месте по которому проезжали почти все наши машины ехавшие или в Приштину или в Сербию. Тогда утром подорвался грузовик «ПИНЦ» из Приштины, в котором погибло пять солдат срочной службы, и было видно, что мина была установлена в одну выбоину в асфальте. Позднее было установлено, что мины порою ставили и местные женщины пользуясь свободой передвижения. После этого нашим подразделениям было приказано усилить патрули для проверки дорог, но это ведь одновременно и делало их подверженными снайперскому огню и хорошо, что противник не прикрывал свои мины огнем, а тем более не использовал дистанционные подрывы, в особености мины направленного действия. Но ошибки противника часто перекрывались халатностью многих наших бойцов и командиров: село через дорогу от Комораны никто, как потом оказалось, и не проверял, хотя от него до дороги было метров 300. Проблема была и в том, что дороги контролировала полиция, а содействие тут было на неудовлетворительном уровне. Однако и иные командиры действовали так, что перебивали все рекорды мыслимой халатности, что уже просто приводило в недоумение.
Однажды когда мы вдвоем решили использовать свободное время и сходить в гости к русским из танкового батальона, мы увидели, как борются с УЧК в этом батальоне. Встретили мы двоих из этих русских в Полянцы, куда они прибыли со своим комбатом на разведку. Что тот мог разведывать здесь, где была кухня его батальона я не знаю, но потом, после часа шатаний, он позвал этих двоих наших новых знакомых, и мы недолго думая, присоединились к ним. Добравшись до села, где стояла одна рота, комбат, человек довольно самоуверенный повел человек десять на пригорокб откуда все они в бинокли стали рассматривать полусожженное село на горе через глубокую лощину и, видимо, для них это и называлась разведкой. Комбат потом сказал нашим двум новым товарищам, что, мол, сходите в село на полчасика и проверьте, но никого не трогайте, там, мол, живет мой «шиптар», копающий нам траншеи, и после этого пошел пить кофе и ракию, а нас двоих даже и не поприветствовал. Это было настолько типично, а с другой стороны это все настолько опротивело, что я уже пожалел о том, что мы вызвались пойти в разведку. Не только благодарнисти, но и элементарного приличия в поведении и комбата и всей его большой свиты не было, также у этих «профессионалов» не было ни капли не то что боевого опыта, но и просто понимания того что такое разведка. Сходить на полчаса в село, где не было наших войск, было явным идиотством, ибо любой случайный шиптар нас шедших прямиком в село через открытое поле, мог бы «снять». Конечно приходилось нам ходить по открытому, но лишь когда обстановка это позволяла, или это было необходимо, а сейчас это было все ни к чему. К тому же внимательно наблюдая в бинокль за селом мы увидели что опушка леса прямо над ним весьма сомнительна и там виднеются какие-то темные провалы и целофан. Решили мы в конце концов идти в обход справа, держа в поле видимости село, и одновременно имея хоть какое то укрытие. «Моторол» мы естественно не получили, но все равно разделились на две группы, в одной двое ребят из батальона должны были идти краем леса, а во второй нас двое и один резервист с пулеметом делаем более глубокий обход договорясь о месте встречи в лесу. Выйдя на договоренное место, мы сразу обнаружили там блиндаж и траншеи, а затем продолжили путь. Как это и бывает в горах расстояние было обманчиво, а мы к тому же по пути были вынуждены перейти одну лощину. На подходе к селу мы вышли на место отдыха шиптар, которые не желали спать в уязвимых домах, здесь оборудовали шатры и несколько огневых позиций, хотя и пустых, но полных свежих следов. Шли мы шиптарскими тропами, что было самое бесшумное, быстрое и безопасное дело и, выйдя на грунтовую дорогу, шедшую по опушке леса, как и предполагали, нашли несколько выкопанных ячеек огневых позиций. В селе никого не было, но и здесь было много следов, а в сарае стоял конь. Пройдя через рощу во вторую половину села, где жил комбатов якобы «лояльный» шиптар, в первом же доме мы нашли какую-то семью в человек десять, но мужчин здесь не было. Молодая женщина, месившая хлеб увидев нас, перепугалась, но на все вопросы лишь пожимала плечами, мол не понимаю сербский. Махнув рукой, мы пошли дальше, опять разделившись на две группы. Там было найдено несколько жилых домов, в каждом по десятку человек, что поражало плодовитостью одного «лояльного» шиптара, которого при этом так и не нашли. В одном дворе была выкопана ячейка направленнаая прямо на село, где находился штаб батальона, и в ней была набросана свежая солома. В нескольких домах были найдены запасы продуктов и лежанки на десяток человек.
Особых сомнений в том, что отсюда действовала группа УЧК не было и мы ни о чем и не спрашивали местных. Тропа с края села вела как раз в том направлении, откуда они не раз вели огонь по дороге.
Неожиданно с этого направления с примерно полукилометрового растояния раздалась стрельба, но того, что произошло мы по причине отсутствия радиосвязи не знали, но потом выяснилось, что в засаду попала одна из нашых машин, на которой офицеры штаба шли на разведку места будущего наступления: был убит один заставник (прапорщик) из штаба, а шиптары смогли взять не только документы, но и пулемет.
Мы же, возвратившись в первый дом, выпили воды и перекусили хлебом, вынесенным местными женщинами. Нас встретившей женщины мы уже не нашли, видимо та побежала предупреждать своих в лесу. Делать нам было уже нечего, но я, присев отдохнуть у дерева, поднял голову и вдруг увидел сидение на ветках, к которому вела лестница, но не с земли, а с нижней толстой ветки. Отсюда хорошо просматривались позиции танкового батальона, но, разумеется, никто здесь из шиптар не понимал по сербски даже сказанных мною слов УЧК в другом случае им всем хорошо понятным. Махнув на все это дело рукой, мы пошли назад напрямик, договариваясь о месте будущей засады, дабы попытаться что-то узнать о судьбе пропавшего без вести Сергея из Днепропетровска. А что касается комбата, он нас, естественно, ждать не стал. Впрочем, засады не получилось ибо командование начало «капать на мозги» ребятам из танкового батальона — их комбат жаловался в штабе, что русские вышли из-под его контроля, хотя контроль по его понятию был в сидении по домам и несению сторожевой службы. Борьба с шиптарами здесь понималась в избиении кого-нибудь изтрех-четырех десятков военноспособных албанцев, которые были размещены как рабочая сила в танковом батальоне, к тому же по соседству с русскими. Возможно комбат в глубине души надеялся, что «русские криминальцы» кого-то из них убьют, дабы ему можно было опять «стошнить» что-нибудь о своем интернационализме и профессионализме, но русским не было никакого желания шиптар трогать, тем более что тут «героев» хватало, в отличии от боевых ситуаций. Что касается нас, то мы встретили хороший прием у командира одной из рот танкового батальона, у сербского капитана, ставшего неформально командиром русских, до этого уже воевавшего где-то в Краине и Боснии. Главным препятствие в планировавшейся засаде были приборы ночного видения. Комбат и его «пенсионеры» если бы и имели их, то не дали бы, а командование нашей разведроты имея семь таких приборов, по какой-то странной логике не давали их никому, хотя использовалось лишь три и то для стражи, словно та не могла вестись без них, как и в пехоте. Не помогли просьбы ни наши ни капитана, да и мы сами при выходе на дозор ни разу не могли их получить, а если и получали, то с полузаряженными батарейками. Помню однажды, когда мы опять вдвоем ночью залезли в один отдельностоящий дом в 500 — 600 метрах от наших позиций в одном селе, то сначала один командир взвода выключил свою «Мотороллу», когда мы уже вобрались в дом, хотя я долго трудился перед выходом, объясняя ему и его подчиненным каковы ориентиры и каковы сигналы. Потом у нас закончились батарейки в ПНВ, и вся надежда была на находившиеся рядом миные поля и на мину на нашем первом этаже, да на какого-то шиптарского пса, почему-то полюбившего нас и ставшего нести вокруг дома стражу. Скорее всего, мы уже тогда так провонялись запахом местных домов, что ничем для него не отличались по запаху от шиптар, которые, кажется копошились в соседних кустах, но так как в полночь у нас разрядились батарейки в ПНВ, то об этом наверняка знать мы не могли. Русские добровольцы из танкового батальона так же вчетвером или впятером вместе со своим капитаном зайдя в албанское село два часа не могли из него выйти отбиваясь от полутора десятков шиптар, а все те герои из их батальона, кричавшие о том, что «шиптары — пички» (п…ды по русски), что-то к ним не пришли на помощь, хотя их танки батальона были недалеко. Я не склонен преувеличивать боевой дух шиптар, но все же любого противника уважать надо, а самые большие крикуны сидят в штабах и тылах, и в разведку не ходят. Заслуга шиптар уже в том, что они хоть как-то выдержали югославскую армию и сохранили УЧК. Конечно тактика их была проста: «выстрелил — убегай», что вобщем-то разумно. Но не раз бывало, что они воевали довольно упорно, а это говорит, что среди них все же есть не так уж мало хороших бойцов. Уже то как они передвигались ночью без лишнего шума, перекликиваясь голосами животных, в особенности подражая петухам, при этом не в сотнях, а в десятках метрах от наших позиций, иногда даже без автоматического оружия, должно было бы заставить относиться к ним серьезнее как к армии, а не как к банде разбойников.
Дело здесь не в потерях югославской армии и полиции, как хотели представить западные журналисты и представители УЧК. Потери здесь действительно были. Наша 37 моторизованная бригада, размещенная в области где-то от Србицы до Глоговца, то есть в централь-ной части Дренице за два с половиной месяца имела приблизительно до 60 погибших и где-то в два три раза больше раненных (все это по официальным данным). Далеко не все потери были от действий УЧК, свою роль играла и авиация НАТО, а также и несчастные случаи вносили свою лепту.
Вто же время здесь гибли и военнослужащие других частей, по тем или иным причинам оказавшиеся в зоне ответственности бригады, а также из подразделений и частей армии и полиции, временно придаваемые нашей бригаде.
Но, даже если учесть потерю еще максимум двух-трех десятков человек погибшими и вдвое-втрое большее число раненными из состава других частей, и даже если число погибших в самой бригаде было занижено на два — три десятка, ибо больше было невозможно, были учтены умершие от ран все равно цифра никак не могла быть ощутимой для боеготовности 37 бригады, насчитывавшей только на Дренице до 4 — 5 тысяч человек, и при этом имевшей еще несколько сот человек в Рашке большинство из которых вообще на Космете не побывало. Речь идет о бригаде направленной в самый центр албанского сопротивления и поэтому провозглашенной одной из трех лучших бригад по результатам боевых действий на Космете. Лишь она из этих трех бригад находилась во внутренних районах Космета, тогда как две другие бригады находились на границе. Следовательно, именно 37 бригада имела наибольшую интенсивность боевых действий противопартизанского характера, и именно она играла одну из наиважнейших ролей в борьбе с УЧК. В этой борьбе югославские силы стратегически вели наступательные действия, тогда как УЧК оборонялась, хотя на тактическом плане была часто обратная ситуация. Югославские армия и полиция должны были лишить УЧК всякой подпоры, тогда как УЧК думала не столько о нанесении урона противнику, сколько стремилась сохранить себя саму и вела боевые действия либо обороняясь при операциях «чищения» югославских сил, либо нападая отдельные, небольшие группы югославских военных или полицейских, как правило при передвижении их автосредствами. Вела УЧК так-же снайперские действия и использовала противотанковые и противопехотные мины. Возможно конечно у иных военных и политиков на эту войну был иной взгляд, но как правило этот взгляд исходил в лучшем случае из Приштины. В Приштине же, как и в ряде более менее крупных населенных пунктах сохранялся довольно устойчивый мир. Здесь большинство известных сербам стороников УЧК, либо сбежали, либо были арестованы, либо были сразу ликвидированны югославскими органами безопасности, а остальные скрывались по квартирам своих родствеников или друзей. Значительная часть албанцев из Приштины, подобно многим своим сонародцам из всего Космета была автомобильным или железнодорожным транспортом отправлена до границы с Македонией или Албанией откуда они отправлялись на другую сторону границы и затем размещались западными миротворцами по лагерям беженцев. Впрочем какая-то часть по неведомым причинам югославской властью видимо любящей половинчатость во всем даже в войне, была возвращена домой и так как их дома и квартиры были к тому времени не только ограблены, но и нередко соженны они размещаясь у соседей и родствеников были озлоблены на всех сербов и всегда были готовы помочь УЧК и словом и делом.
Были случаи и вооруженных нападений со стороны казалось бы очевидно гражданских лиц, как например в Косовской Митровице, где раз был пойман несовершеннолетний (лет 15−16) снайпер успевший до этого убить и ранить несколько человек. Существовала такая угроза и в Приштине, но все же и албанцы здесь значительной части были более цивилизованные, а и невыгодно было той же УЧК начинать здесь боевые действия ибо это грозило как репресиями против албанского населения, так и быстрой поимкой бойцов УЧК в городе переполненном полицией, собранной со всей Сербии.
Таким образом в Приштине главным образом шла полицейская работа и армия здесь была присутна либо в подразделениях тылового и боевого обеспечения, либо в военнослужащих поодиночно илив групах посещавших проездом Приштину служебно или в частных поездках. Одной из причин этого были местные магазины, кафе и рестораны в которых до определенного времени были в употреблении и алкогольные напитки, но после десятка погибших в перестрелках по этим кафе алкоголь был запрещен. Те местные сербы из Приштины, что были мобилизованны в армию были разбросаны по Космету, или состояли в военно-территориальном отряде, охранявшем различные объекты по городу и честно говоря он ни на что другое был не способен. В стотысячной Приштине сербов было двадцать тысяч, но здесь они жили как правило в более менее сербских улицах или микрорайонах и с окружающими Приштину сербскими селами, прежде всего Грачаницей и Косово Поле они представляли собой довольно серьезную силу и вполне могли сами держать под контролем 10 — 15 километровую зону вокруг Приштины. На деле этого не произошло и местные сербы использовались либо в полиции, либо в военно-территориальных отрядах созданных по правилам из военных учебников ЮНА в которых столь много придавали месту борьбе партизан со «швабами», с тем что только данном случае «швабами» были как раз сербы. Однако если настоящие «швабы» во время второй мировой войны создали из немцев фольксдойче Югославии отдельные формирования, в первую очередь 7 горнопехотную дивизию СС «Принц Евгений», пополнив ее хорошими офицерами СС из Германии и использовали ее в борьбе с партизанами совместно с другими местными формированиями на территории Хорватии, созданной Германией и Италией (воооруженные силы усташкой НДХ, а также мусульманская 13 дивизия войск «Ханжар"< в Сербии вооруженные формирования сербского правительства Недича и русски добровольческий корпус< на Косово и Метохии, отряды албанских «балист», а также дивизия войск СС «Скендербег»), то югославским генералам, как сами они неоднакратно заявляли никакая помощь «паравойных», то есть нерегулярных формирований была не нужна. Причина была в том, что «Югославское войско» будучи главной наследницей титовской ЮНА получила вместе с командным кадром и партизанские традиции в которые входила и ненависть к четническому движению Дражи Михайловича из времени второй мировой войны. Хотя Дража Михайлович имел над командованием лишь часть четников, да и большинство его бойцов вообще в четнической довоенной организации не состояли четник, для офицеров ЮНА был словом ругательным и поэтому в этой войне югославские генералы да и политики отказались от весьма удачной формы военной организации. Генералы в сущности были типичными бюрократами в своей большей части и видимо полагали, что армия добивается побед если все будут хорошо выбриты, вымуштрованны отученны от вопросов, а заодно и от инициативы. Создание же четнических отрядов, что из местных сербов, что из добровольцев, на старых традициях свободы самостоятельности пусть даже названных добровольческими выходило из схем старой ЮНА, хотя никто на практике еще не доказал, что эти «социалистические» схемы были настолько уж верны, а при этом подобные четнические формирования попахивали сербским национализмом и большой потенциал местных сербов остался неиспользованным. Конечно военно-территориальные отряды участвовали в боевых действиях и использовались для борьбы с УЧК. Но использовались они подобно обычной пехоте без всякого учета их знаний местности и местных условий. Лучше бы их использовали повзводно и то в районах окружавших их села и города, дабы совместно с армией и полицией были прежде всего очищены от УЧК ближайшие окрестности и все постройки там либо должны были приведены в полную непригодность, либо там должны были бы размещены военные гарнизоны с обязательным устройством минных полей. Это обеспечило бы более менее безопасное существование местным сербам даже при будущем массовном возвращении албанцев.
Но создание ВТО было совершено из рук вон плохо. Не уделялось внимания их обучению, а оснащение зависило от возможностей местных властей. Все это больше напоминало сельское войско которое вместо вил и топоров получило автоматы.
Были люди готовые воевать и то не так уж мало и среди самих сербов Косова, а и поехало бы туда большое число добровольцев из всех сербских земель, да и иностранства, и они то и послужили бы созданию хороших интервентных подразделений.
На деле же все осталось на «сельском» уровне и отдельные интервентные группы в составе ВТО больше напоминали партизан начала второй мировой чем регулярную армию, а ни програм подготовки, ни психофизического отбора в них не было. В прочем в начале боевые действия против УЧК на Дренице шли со стороны югославской армии и полиции довольно успешно.
Упорной обороны сел не было и после того как войска подходили к селам местные защитники начинали бежать. Югославское командование это использовало и ставило если позволяли условия с противоположной стороны «блокады», то есть гнало с двух трех сторон противника на заслоны своих воиск. Надо заметить что в марте в районе Дреницы действоваласводная группа 37 бригады из Рашки составленная из нескольких сот, может около 1000 срочнослужащих контрактников и офицеров, и задачи ей выполнялись довольно быстро. Разумеется кроме 37 бригады сдесь действовало еще несколько бригад, а так же ПЙП (Посебне Йединице Полицийе), т. е. особые формирования полиции, в которые были собраны региональные отряды специальной полиции (что-то типа ОМОН). САЙ (САЙ) специальные противотеррористические формирования полиции (силы центрального подчинения) «црвене беретке» красные береты (силы госбезопасности типов, А и Б), а с ними совместно и под их командой действовали и остальные полицейские силы как местной полиции с Космета, так и сводные отряды региональных управлений полиции.
УЧК не оказала серьезного сопротивления и ка правило тогда достаточно было подойти на 300 — 4000 метров к селу дабы вызвать ее бегство. Оборона оказалась не лучшей стороной УЧК, как из-за дезорганизованности командования (пока одно село брали из другого особого противодействия не было) так из-за слабости вооружения (как правило стрелковое оружие и иногда гранатометы).
После провозглашения общей мобилизации в Югославии и отправки тысяч резервистов и добровольцев из Сербии на Космет УЧК вообще не имела особых шансов на хоть призрачную победу. Так силы 37 бригады были распределены как правило поротно по селам, а штаб бригады находящийся вначале в Сербице где-то в конце апреля — начале мая был переброшен в Глоговац. Войска размещенные по албанским домам откуда местное население было либо выселенно либо сбежало, в какой то мере вросли в эти села и не очень охотно шли на другие места. Между тем без «акций» (операция у сербов) обойтись не могло так как далеко не все очищенные села были заняты войсками и в них стали возвращаться бойцы УЧК, которые после первого шока стали несколько приходить в себя. Новые акции заключались в «чищении», т. е. силы роты, батальона, а то ибригады развернувшись в цепь шли прочесывая все на своем пути, и это делом было утомительным, да и напряженным. Абсолютное большинство людей не имело опыта такого передвижения по лесу и шум и гам шедшие от таких цепей издалека давали знать албанцам о продвижении войск. К тому же большой проблемой было то, что люди часто сбивались в групы, обходили густые заросли или просто шли гуськом и были часты случаи когда группы УЧК проходили сквозь боевые порядки войск. Албанцы надо заметить давно готовились к этой войне и понавыкапывали в лесах и селах немало блиндажей используемых ими и как склады и как укрытия.
Сделаны они были хорошо и порою можно было пройти по ним не заметив входа, тем более, что все естественно смотрели перед собой ожидая в любую минуту выстрела. Албанцы нередко выкапывали и своебразные мышьи норы, залезая в которые по грудь, они проводили дни и ночи пока войска уходили из их сел. Выдерживать они могли долго попивая чай с сахаром и закусывая неприхотливой пищей. Нередко прячась от войск они себя засыпали листвой, что требовало обращать внимания на каждый звук. По лесу они передвигались хорошо, особенно ночью так, что сложилась абсурдная ситуация> днем передвигались сербы, а ночью албанцы, и не только по одним дорогам, но и нередко по соседним домам ища продукты, теплые вещи или спрятанные боеприпасы.
В прямой бой они вступать редко хотели и постреляв полчаса тут же уходили. Был случай когда отделение добровольцев из интервентного взвода военной полиции напоролось на доты в лесу и двое албанцев с карабинами и ручными гранатами продержали их час или два, ранив при этом одного полицейского, пока не подошел танк и подавил их огнем. Встретив огонь сербские бойцы большей частью предпочитали отлежаться отвечая огнем и потом продолжали движение гоня УЧК на свои засады. Не скажу что эта тактика была особо успешной.
Конечно когда было известно где противник, как правило если он держал села дело шло относительно легко и где-то в мае в селах Каменица, Врбовац и Полужа было взято в плен до двух сотен албанцев, в основном местных жителей, организованных в отряды УЧК. Особого сопротивления они не оказали тем более, что боеприпасов у них осталось мало, а единственный 60 милиметровый миномет они так и не применили.
Было заметно, что их вожди о них особо не заботились, ибо не оружием ни подготовкой они не блистали. Однако надо заметить и то, что с позиции разведроты, находившейся через дорогу от этих сел всего в пару сотен метров от села контролируемого УЧК было ночью во время одной вылазки замеченно нами как из вышеупомянутых сел в это село перешла группа в 5 — 6 человек, а так как дозор этот давался нами самоинициативно не было гарантий, что в другие ночи не вышло сюда еще несколько десятков человек тем более что другие проходы вообще никем не наблюдались — кому ведь хотелось ночью мерзнуть и рисковать. Такие случаи повторялись не раз. Так во время «акции» чищения села Лауша обнаружилось, что мужчины отсюда поуходили с оружием еще за пять дней до ее начала и эта акция вообще обошлась бы без стрельбы если бы группа сводного отряда из Крушевца не стала без толку палить по селу не зная есть ли кто в нем или нет, а на выходе из него, сопровождая колонну гражданских, его бойцы открыли огонь по нам разведчикам сидевшим здесь в засаде и чудом оставшихся в живых от метких сербских выстрелов. Все это было довольно странно и подобный случай был не одиночный, чтобы противник ускользал от войск. Характерно здесь взятие анклава УЧК вокруг сел Горня и Доня Обриня, Резала, Ликовац, Трстеник, Плужина, Тица. Этотанклав был под полной властью УЧК до начала мая и в нем находилось до тысячи бойцов УЧК. В этот анклав, в том числе, по данным наших дозоровразведрот сбрасывались грузы с самолетов и там садились верталеты. Там же находился долгое время и командир УЧК региона Дреницы Сулейман Селими — «Султан» один из большинства помощников Тачи одно время бывший и военным командиром УЧК. Здесь же по данным военной безопасности находился какой-то британский офицер спецназа, бывший военным советником УЧК. Этот анклав лишь весной 1999 года четыре раза, как только мне было известно был целью наших наступлений. Раз еще до моего приезда в одном неудачном наступлении «црвени беретки» потеряли десяток мертвых. В первый же день по моему приезду я стал свидетелем нового наступления как полицейских так и армейских подразделений на этот анклав. Правда в начале я подумал, что вот мол опоздал на войну и УЧК мол полностью побежден. Такое мнение во мне укрепили слова толстого и важного офицера в штабе бригады, который говорил своим колегам что все УЧК — конец и сейчас в штаб приведут самого Султана.
Однако такое мнение у меня быстро развеялось когда я с двумя подофицерами из штаба — один кадровик, второй из военной безопасности, отправился на место нашего главного удара под Обринье. На вершине лысой горы было собранно немало войск и мы проехав подразделения армии и полиции, собранных в каких-то длиных одно — двух этажных зданиях перед склоном, как оказалось бывших казармах УЧК, подехали к дому вокруг которого стояло три грузовика и человек двадцать тридцать солдат. Как всегда последовало предложение выпить кофе со стороны командира, но попробовать его мы не смогли. Кружившие в воздухе самолеты НАТО стали отбрасывать сначала ловушки и потом и что-то покрепче и вдруг рядом раздались взрывы. Все побежали в подвал и посидев там, опять было выбрались наружу, хотя по моему мнению тресни в этот дом ракета, особой защиты подвал не был бы. Тут опять раздались взрывы и все опять побежали в подвал, а потом опять выбрались наружу. Что делать никто не знал, и так как бегание вокруг дома мне надоело, тем более что целью он с военными машинами был хорошей, то я отошел от него на метров 50 к машине командира бригады и прилег с моими спутниками на пригорке за кустом. Отсюда хорошо виделось как в лощине над нами на поросшем лесом склоне следующей более низкой горы что-то дымилось и поднимались белые клубы разрывов. Как мне объяснили там наступала разведрота и как выяснилось потом она прямо на машинах попала под удар авиации НАТО. Была уничтожена одна машина с восьмью бойцами в том числе с командиром разведроты, а еще человек пять где-то было раненно и при этом колонна попала в засаду УЧК.
Интервентному взводу военной полиции больше повезло и он только попал в засаду УЧК потеряв троих раненными. УЧК очевидно имела связь с авиацией НАТО и в этом я полностью уверился когда во время авиаударов услышал по захваченной раньше у шиптар дигитальной портативной радиостанции торопливый говор, что офицер безопасности перевел как просьбы оборонявшихся к своему командованию об огневой подержке.
Под удар попали и другие подразделения. В паре сотне метров от нас валил густой черный дым, но никто особого желания отправиться туда не испытывал, хотя было много криков, что в какой-то машине «наш» водитель. Мои спутники недолго подумав завели свою легковую машину и мы отправились туда где незадолго до этого проехали. Дорога была перегороженна горящим танком, а рядом с ним горели бензозаправщик и еще одна машина. Как оказалось ракета разорвалась в нескольких метрах от бензозаправщика и пламя с того перекинулось на пополнявшийся горючим танк и соседнюю машину. Никто не мог сообразить все ли живы, пока не выяснилось, что в танке остался механик водитель и его обугленный труп позднее был вытащен. Тут неожиданно появилось два или три бронированных УАЗ с пулеметами на крыше, состоящих на вооружении специальных формирований МВД, но они тут же развернулись назад с еще несколькими грузовиками с полсотней полицейских держащих здесь позиции, но к тому времени спаковавшихся и сразу же отбывших назад под озлобленые коментарии военных. Однако через минут 5 — 10 за ними последовало еще два три десятка резервистов нашей бригады на трех тракторах с прицепами и я хорошо запомнил как один из них кричал, что мол Косово было и останется шиптарским. Не помогли уговоры и приказы бывших со мной штабных подофицеров и танкистов остававшихся с двумя танками без всякого пехотного прикрытия и то в наиважном месте
Появился командир бригады со своей свитой и сам опешил от присходящего. Сказав что сейчас кого-то срочно пришлет отправился за уехавшими, нас же трое человек заняли оборону встретив там лишь одного добровольца из пехоты, который со своими товарищами занимал позиции слева и снизу от нас. Это немного разъяснило ситуацию и доброволец сев в трактор, брошенный полицией и погрузив туда брошенные ею же упаковки с минеральной водой отправился назад к своим. Наконец после получасового — часового ожидания появились сначала резервисты, правда не ставшие занимать позиции, а затем какие-то срочнослужащие солдаты распределенные своим командиром по позициям и освободившие нас.
Понятно что на этом операция была закончена и в конце дня я узнал что мы потеряли только убитыми в тот день до 15 человек.
Новая акция началась через пару недель и опять после долгой, но неторопливой огневой подготовки артилерии и танков на нашем участке пехотный батальон и разведрота первое время наступали без проблем, хотя полкилометра пришлось идти полдня. Противник отступал лишь спорадически и то местами отстреливаясь.
Махалы (селения) из которых состояли албанские села, лежащие в долине еще задолго до акции опустели от жителей, но входя в дома можно было увидеть, что во многих из них ночевали бойцы из УЧК — на полу лежали матрасы, в углу стояли печи и вообще комнаты где они спали были хорошо прибраны, хотя дома нередко были сожженны.
Как развивалась операция на других участках не знаю, но на нашем, наша разведрота, хотя и выйдя после пехоты быстро дошла до высоты Бок Трстенички и оставив взводы срочнослужащих и резервистов в домах под ней, командир роты со взводом добровольцев вышел на высоту и дабы показать наше место нахождения поджег амбар с кукурузой у одиноко стоящего дома. Вскоре взвод добровольцев здесь был обстрелен снайпером и было понятно что противник лишь выжидает время в лесу на склоне следующей высоты за которой уже лежало Горне Обринье. Справа от нас должна была находится полиция МВД, но попытка установить с ней связь оказалась бесполезной. Пройдя метров 500 вправо и спустившись с высот до ручья и селения Беженич добровольцы никого не обнаружили, зато по возвращению увидели в 200 — 300 метров от себя троих албанцев быстро скрывшихся в зарослях после нескольких очередей нашего пулеметчика.
На крайнем левом фланге, который держал взвод срочнослужащих дело шло нормально, но пехота бывшая левее двумя танками вырвалась слишком вперед и ее в теснине зажали огнем. В конце концов наступила ночь и раведрота была выведена в базу, зато пехота осталась ночевать в лесу и как потом выяснилось потеряла в тот день свыше десятка человек убитыми и раненными. Пехота шла через поляны цепью в полный рост и хорошо виделась албанцами подкараулившими ее в удобном месте. К тому же пехоту похоже накрыла и наша же артилерия, вызванная для подержки этой же пехоты. Понятно, что и эта операция была неудачна и УЧК опять возвратилась на свои исходные позиции. Наконец последний раз для наступления на этот анклав были отправлены силы двух бригад 37 и 58 и отряды специальной полиции и САЙ. Операция продолжалась 4 — 5 дней. Как мы перед этим доносили в наш штаб, УЧК имела в лесу много траншей из которых они могли обстреливать дорогу, но вначале сопротивления на нашем участке почти не было. Наступала наша разведрота с левым крылом завязанным на военную полицию, а правым крылом на специальную полицию. После нескольких часов медленного подвижения когда людей приходилось постоянно подталкивать и доходило порою до идиотизма когда их ложили иные командиры цепью на середине поляны, а при этом был слышен порою звук бегущих людей по которым сразу открывался огонь. Разведрота дошла до первой речки, точнее ручья. Здесь движение остановилось, так как во первых сводная группа тыловых подразделений настолько отстала, и военная полиция не могла держать связь с ними бывшими на ее левом крыле, и с разведчиками. То же самое происходило по всей линии наступления, что можно было понять по радиопереговорам, когда многие подразделения не могли найти своих соседей. Сама практика когда в одной линии шли и тыловики и артилеристы и даже бойцы ПВО вместе с пехотными ротами, а также разведчиками, интервентными взводами военной полиции и пехоты специальной полицией и САЙ привело к общему понижению в качестве.
К тому же противник стал сопротивлятся и так наш взвод срочнослужащих был вынужден прийти на помощь военной полиции, остановленной огнем перед одним селением, и хотя несколько бойцов УЧК здесь было убито и ранено, но движение это надолго задержало, а тут же произошло нападение на взвод резервистов с которым шла наша тройка со стороны двух групп противника в полутора десятка метров ниже. Последним чуть-чуть не хватило хладнокровия дабы прорвать наше кольцо окружения ибо опять у нас стреляло человек пять, а десять отлеживалось и противника удалось отогнать лишь ручными гранатами. Впрочем как выяснилось через пару недель противник смог пройти здесь ибо как мы потом обнаружили в одном разведпатруле от резервистов до взвода срочнослужащих и военной полиции осталось метров 300 густо поросшего пространства, которое никто не проверил и там потом были найдены блиндажи. О наличии блиндажей можно было командирам догадаться и в ходе прошлой акции, когда мы нашли землянку (склад с мукой) и ясно было видно что часть мешков была вынесена за пару часов до нашего прихода. Однако что-то сделать самоинициативно было тяжело, а командование было озабочено своевременным занятием намеченных позиций на карте, хотя все эти сплошные линии на ней на деле напоминали решето. Движение продолжалось до большой поляны где находилась конечная точка разведроты — селение Беженич. Было ясно, что двигаться следовало колонами по одному через лес слева от поляны, что и было предложено командиру. Вместо этого движение было продолжено цепью через открытую поляну, и при этом на середине поляны оно было остановленно и то в нескольких сот метров от домов. Более того кто-то из штаба роты притащил кому-то посылку из дома с пивом и соком прямо на поляну и начался пикник. Все это было настолько глупо, что казалось превзойти это было невозможно, но потом это не раз превзходилось.
Парадоксально, но на душе стало легче когда услышался характерный звук стрельбы из китайских автоматов УЧК в лесу слево и было понятно, что они уже прорвались сквозь наше кольцо. Как оказалось УЧК напала с тыла при выходе из кольца военную полицию, а и положила по ней одну или две 60 милиметровые мины. Наши решили не остаться в долгу и сами саданули по лесу из минометов хотя точно было неизвестно где военная полиция, а где шиптары. Хорошо, что перед этим левое крыло ротной цепи неизвестно что ждавшей на поляне подтянулась к центру ибо одна наша мина легла как раз на место где был левый край цепи и где было двое нас. Выяснилось потом что миномет плохо очистили.
Наконец решили входить в Беженич колонной, хотя пошли скорее толпой, но на входе в него по нам был открыт огонь из одного — двух карабинов и два три десятка человек из взводов резервистов и срочнослужащих были вынуждены залечь в кустах не зная откуда стреляют. Связь с добровольцами шедшими правее лесом была потерянна, а не было и радиосвязи. Попытка выйти на них не увенчалась успехом ибо двое с еще тремя резервистами двинушивсь на соединение с ними вышли к горящим домам на опушке леса высоты справо, но выскочившие оттуда люди, чья форма в сумерках была малоразличима заняли оборону вокруг одного дома и хотя мы им кричали, они не отзывались. Потом выяснилось, что это была специальная полиция вообще потерявшая связь и со своими и с разведчиками.
Ночью двое нас вошли в село бросив на звук подозрительного шума ручную гранату, но возвратившись были оповещенны, что в село будет рота входить под утро и после малоприятного сна на природе наконец-то село было занято, а кроме семидесятилетнего деда там никого найдено уже не было.
Опять началось типичное надоевшее «сидение» на позициях и я с товарищами не желая слушать и видеть очередной пикник отправился в танковый батальон, где была группа русских в десять человек, которая с танковым батальоном должна была нанести удар в центр анклава.
В танковом батальоне дело шло схожим сценарием. Несколько его танков с пехотой из состава этого же батальона так же шли от точки к точке совместно с подразделениями САЙ, а впереди шел сербский капитан со своим танком с сербским экипажем и с шестью русскими на броне. Здесь кроме шиптар действовала раэ и авиация НАТО. Командир танкового батальона русских невзлюбил ибо они хоть и разбросанные им по ротам действовали опять вместе под командой еще более им нелюбимого сербского капитана и когда комбат капитана оставил вместе с 3 — 4 сербами в только занятом селе, а сам приказал войскам отойти от этого села на несколько километров, то русские капитана тогда не оставили чем вызвали еще большое раздражение комбата против себя. Все же в той операции их группа занимая ключевые точки перед движением цепи обеспечила хороший темп наступления. Однако в самом начале операции, когда войска шли цепью на первое село оттуда шиптары открыли огонь и один тромблон (винтовочная граната) попал в Прагу (спаренную 30 милиметровую зенитную самоходную установку) отбив одному парню ногу. Вскоре под чьи-то пулеметы попала и полиция потеряв четырех человек мертвыми. Потери были и в 1-ом пехотном батальоне и в других подразделениях. В середине операции, какая-то группа из крушевачкого сводного отряда самовольно оставила свои позиции, а вскоре и почти все шестьсот человек из этого отряда самовольно покинули Космет.
В конце концов с русской группой танкового батальона мы вошли в Обринье и смогли сверху наблюдать как наша пехота и полиция в лощине поросшей лесом под нами пытаются загнать группу УЧК и все это на площади 500 на 500 метров. Те отстреливались и несколько раз пускали в воздух черные сигнальные ракеты давая знаки друг другу. Не знаю почему, но подержки танков никто не попросил хотя лощина была как на ладони и группа в конце концов ушла. Мы попытались сами проследить куда ушли шиптары и следы вели вправо в лощину где внизу село якобы было занято нашими войсками. Было непонятно куда делось до тысячи бойцов УЧК, может бывших перед операцией больше, а может и меньше. Но из сел были выведенны лишь колонны женщин, детей и стариков.
Не знаю сколько во всей операции было убито и взято в плен шиптар, УЧК максимум несколько десятков, а куда делись остальные оставалось только догадываться. Между тем когда мы вдвоем ходили в разведдозоры, то в прибор ночного видения только на участке селения Истог-махала села Полужа, длиной может в 400 метров, в лесу было обнаруженно девять дымов, а потом выяснилось, что в местах откуда исходили дымы находились траншеи и блиндажи. Понятно, что костры жгли не женщины и дети, а вооруженные бойцы УЧК, и то по три — четыре человека на костер. Не было наидено ни того где были спрятаны грузы, ни вообще какие либо документы и средства связи. Зато найденный подземны тунель не был не только уничтожен, но и не заминирован. Куда делась УЧК увиделось уже по возвращению когда все русские танкового батальона вместе с сербским капитаном и двумя его людьми, и конечно нами двумя, были посажены в грузовик долженствующий идти впереди обеспечивая дорогу, а за ним шла Прага, три танка и бронетранспортер командира батальона.
До выезда на дорогу Глоговац — Србица все шло нормально, хотя зрелище места где незадолго до этого подорвался на мине бронетранспортер полиции было не из приятных. Наш маленький грузовик был переполнен людьми, а какой-то тип сюда запихал найденный им сварочный апарат, что в конце концов мой товарищ с матом вышвырнул по дороге.
Выехав же на автопуть наш грузовик неожиданно встал, так как в двигателе закончилось масло. Подумав немного наш капитан сказал, что мол давайте пройдемся пешком ибо до поворота в село Морина где была база танкового батальона осталось немного. Стоило нам сделать пару десятков шакгов как из леса справа с каких — нибудь пар сотен метров по нам ударило несколько очередей. Мы расстянулись тогда уже в колонну на 20 — 30 метров и пули били как по нам так и по грузовику. Шедшие впереди капитан с шестью русскими сразу скрылись на левой обочине, а мы вдвоем забрались в дом стоящий у дороги, а остальные же заняли позицию на обочине у грузовика. Противник вел огонь не переставая. Было их скорее всего один — два десятка и то разделенных в две группы, так что останься мы в грузовике то без потерь вряд ли бы обошлись. Мы отвечали огнем, а потом стал бить и танк стоящий у грузовика, но никаких результатов это не дало. Более того одна группа противник стала приближаться лесом справа от нас к грузовику и выстрелы становились все слышнее. От командира батальона не было ни слуху ни духу. Вероятно он со всем своим штабом под прикрытием Праги ждал пока мы «победим» УЧК. До победы было далековато, тем более что первая группа оказаласьотсеченной и пришлось мне лезть на броню танка и подогнав его к этой группе вместе с ней за броней танка бежать еще пару сотен метров ведя из-за него огонь. Едва передохнули как пули засвистели с левой стороны и пришлось опять бежать до следующего полуразрушенного дома, откуда опять пришлось вести огонь. Полтора десятка полицейских дежуривших у выезда на автопуть толком не стрелали, хотя их пост стоял у дороги. В конце концов капитан дал знак колонне на проезд и танки пошли в базу стреляя по лесу из пушек, но это видимо не причинило вреда УЧК укрывавшимся вероятно в траншеях, которые наши войска в «чищении» не уничтожали. Командир батальона выехал на своем бронетранспортере не только ничем не сказав, но посбивая шлагбаум перед въездом в базу, а мы вскочив в два грузовика выбрались последними. Так что тактика чищения с ростом опыта у противника и с более лучшим его вооружением давала все худшие результаты, тем более что чищение шло в одну линию, и редко когда впереди цепи шли разведдозоры, а позади нее шел резерв.
Еще одна подобная акция на село Васильево где вместе с разведротой действовали военно-территориальный отряд из Косово Поля, пехота и полиция опять прошла в том же духе. Пока шла артподготовка, пока где-то кто-то связывал боевые порядки, пока кто-то решал идти его подразделению вперед или подождать, целая группа УЧК в полсотни ушла из села, вступая лишь в короткие перестрелки, и хотя акция шла еще 5 — 6 дней почти вся она ушла из кольца окружения. Лишь раз ребята из взвода срочнослужащих убили одного шиптара и то судя по его внешнему виду и карабину в руках не принадлежавщему к элите и при этом он сам был виноват в своей смерти так как вместе со своими несколькими товарищами не только приходил спать в уже занятое село, но еще и вздумал утром пройти через него.
Из Васильева шел длинный водооросительный канал переходящий на выходе из села в подземный тунель выходивший через десять километров на Чичавице. Этот тунель мы вдвоем потом иследовали до подножия горы и обнаружили, что там вход в него открыт, а воды в нем не было, а зато были следы людей.
Перед началом операции я не знал о чем идет речь и получив две мины направленного действия МРУД (типа советской МОН-50 и американской Цлаыморе М18) думал, что мне хватит их два заряда пластичной взрывчатки по 900 грамм для того чтобы завалить тунель. На деле же это было сооружение с 30 сантиметровыми железобетонными плитами два метра высотой и 4 метра шириной для чего требовалось не два, а сто килограм взрывчатки. Впрочем это никого не волновало, главное отметится и я как идиот по колено в воде полчаса устанавливал взрывчатку дабы получить лишь полуметровый разрыв в верхнем стыке боковой и верхней плиты. Потом мне офицер из штаба бригады пообещал взрывчатку и я было обрадовался когда узнал что меня зовет командир роты получивший якобы взрывчатку. На деле мне дали две ручные гранаты со слезоточивым газом дабы я бросил куда считаю нужным и выкурил всех шиптар из тунеля. Так как простые математические вычисления говорили, что от подножия горы до выхода тунеля на Чичавице было 80 тысяч кубометров воздушного объема, то не помогла бы мне ни тысяча таких гранат, а не то что десяток который нам послала военная полиция, но 8 которых наш старшина запасливо складировал. Под конец нам перестали давать в дозоры в которые мы шли самоинициативно, но по одобрению командира роты, даже приборы ночного видения, и мы были вынуждены выходить без них.
Еще похлеще шла июньская операция чищения местности вправо от дороги Глоговац — Србица до горного массива Чичавица включительно. Здесь вообще акцию вел штаб корпуса и было собранно кроме нашей еще две бригады, разведывательно-диверсионный отряд корпуса, многочислен-ные отряды полиции, и я уже не знаю кто еще. Карта плана операции была настолько густо заполнена точками различных рубежей, что мы шли со скоростью один километр в один день. Остановок было больше чем чего бы то ни было еще. То разведотряду корпуса надо было полдня стрелять из минометов по какому-то лесу откуда его обстреляли шиптары, то еще полдня вся бригада не могла заставить командира какого-то сводного взвода тыловиков войти в одно село уже со всех сторон окруженное с нашими войсками, то артилерия целый день вела огонь по зданию какой-то школы у которой утром кто-то видел нескольких вооруженных шиптар, то наконец полиция целый день не захотела сдвинуться с места и мне подумалось чего ради нам вдвоем надо добровольно идти в каждую операцию когда очевидно что это своебразное надувание мыльных пузырей когда кто-то в штабах зарабатывает очередную звездочку. Это мнение у меня укрепилось когда я рано утром услышал очереди из китайских автоматов уже за спинами танковского батальона с которым перед этим наш взвод срочнослужащих едва ошибочно не вступил в перестрелку. Было ясно, что шиптары прошли, но так как никого это уже и не интересовало мы сплюнув отправились вбазу дабы зря не мерзнуть по лесам.
Подобная тактика еще была бы оправдана действуй шиптары группами по 200 — 300 человек, но ведь их группы насчитывали 10 — 15 человек, разбиваемые при том на подгруппы и с ними нужно было бороться ротами в которых можно было установить и связь и плотное взаимодействие, а и избежать междуусобных обстрелов, которых я стал бояться больше шиптарских.
По большому счету сама тактика чищения могла принести успех лишь при многократном превосходстве над противником. Счастье наших войск, что УЧК мало использовала мины, особенно растяжки, и в первую очередь выпрыгивающие мины ПРОМ1 и ПРОМ2 или иные типы мин иностранного производства, и тогда мы несли бы куда большие потери.
Давно замечено, что бой по иному видится из боевых порядков и из штаба особенно чем дальше он от передовой, потому что ситуация в бою настолько быстро менялась, что приказы из штаба пусть и толковые очень часто оказывались ненужными, а то и вредными из-за опаздания в сроках или недостатка полной информации о происходящем у командиров.
В чищение мы ходили часто и все они были приблизительно одинаковы «суперменов» в них не было, да и быть не могло ибо стоило супермену героически побежать вперед, как его могли срезать огнем его же соседи относительно быстро. Все же были операции чищения завершавшиеся быстро и успешно.
Так одна из них в которой участвовала разведрота шла на села Каменица и Полужа когда до двухсот албанцев было взято в плен, а в еще нескольких дополнительных чищениях в течении двух недель было найдено по лесам еще несколько десятков человек, а несколько убито. Не все они были из УЧК, но определить это было тяжело ибо бойцы УЧК при угрозе плена сбрасывали свои формы (пятнистую германского производства) хотя были и другие расцветки, в том числе югославской армии) и становились якобы гражданскими лицами. Другая подобная операция была проведенна в мае на район Кралицы и Донего Преказа силами роты военной полиции, разведроты и танкового батальона, тыловиков и пехоты. Сводная группа насчитывала в три — четыре десятка человек из нашей разведроты. Так было постоянно и всегда значительная, а то и большая часть людей оставалась во всех подразделениях в базах и многие бойцы за всю войну вообще по 2 — 3 раза участвовали в каких-то даже относительно боевых выходах. Справа шла военная полиция, а слева тыловики которые впрочем вскоре потерялись. Взаимопонимание у нас с командиром взвода срочнослужащих командовавшего группой было хорошее и мы договорились, что цепью идем лишь лесом, а открытое пространство преодолеваем колонной и то впереди шел бы дозор в 4 — 5 человек оседлывавший бы высоты ко линии наступления. Этим мы обеспечивали и скрытность подхода и быстроту движения, а и силу огня. Это было не лишним как из-за двух американских штурмовиков А-10А беспрепятственно круживших над нами пару часов так и из-за УЧК. Первой с шиптарами имела столкновение военная полиция и погнала их на нас. Мы как раз вышли на предпоследний верх перед последним нашим рубежом как увидели как на другой стороне ложбины перебегают какие-то люди в черных, кажется формах, тяжело нагруженные и вооруженные. Несколько нас сразу побежало вниз и вовремя ибо стоило нам достичь опушки леса как в паре десятков метров от нас застрочило сразу несколько китайских автоматов. После получасовой перестрелки и швырания ручных гранат нами все стихло и так как левое крыло нашей роты не поторопилось охватить противника слева пользуясь кустарником, то он оторвался и ушел в сторону села Преказ. Мы здесь опять задержались на полчаса — час и затем соединившись с военной полицией прошли на верх последней высоты и лесом вышли на опушку под которой лежало село Дони Преказ. Там шла стрельба и несколько домов горело. Оказалось, группа только тогда прибывших русских добровольцев первой вошла в село обозначая дымом подоженных домов свое местонахождение, обеспечили продвижение танка и уничтожили несколько бойцов УЧК. По общим оценкам всего их было уничтожено в той операции больше 7 — 8. К сожалению тыловики опять остановились оставив свободные проходы, а часть остальной группы из танкового батальона занялась грабежом и потом вообще открыла огонь по своим и убила одного серба пошедшего с русскими, свалив ответственность на последних. После же в акции при возвращении кого-то из пехоты в базу, наши попали в засаду и потеряли троих человек мертвыми. Многие недостатки являлись вследствии неслажености и неподготовки людей. Лишь военная полиция смогла как-то держаться на уровне, но только потому что имела в своем составе интервентный взвод состоящий из трех отделений срочнослужащих резервистов и добровольцев. В нашей разведроте интервентного взвода создать не дали, да и многие наши люди этого не хотели, что привело к общему снижению результативности.
Мне все это было непонятно. Создавалось впечатление словно командование боялось элитных групп и его устраивала серая одинаковость. Особохарактерной была судьба русского отряда в танковом батальоне. Сначала их пару недель водили за нос по казармам в Сербии, а потом отправили на границу, но в место где никаких боевых действий не велось. Я в то время как раз просил еще русских, но тех хотя половина из них были разведчики по специальности, и многие уже участвовали в боевых действиях, перебросили в танковый батальон, о чем я случайно узнал лишь через десяток дней. В танковом батальоне их разбросали по танковым ротам, а комбат словно задался целью насолить им покрепче. Надо сказать комбат был не единственным в этом роде. Еще в Сербии какой-то генерал, как и полагается генералам очень важный и уверенный в себе и своих суждениях заявил им, что мол «опыт Боснии научил нас, что русские когда собираются вместе становятся неуправляемыми и начинают убивать гражданских лиц». На самом деле русские и в Войско Республики Сербской и в Югославскую армию приезжали воевать и как правило в те подразделения что постоянно ходили по акциям, а работа с гражданским населением была в ведении особо доверенных формирований, типа специальной полиции. К тому же русские отряды в Боснии и Герцеговине появились в конце 1992 года, т. е. когда прошел период первоначальных беспорядков, а что касается Космета, то они ехали сюда воевать не с УЧК, а с НАТО, тем более что сама же югославская пропаганда уверяла весь мир, что УЧК больше не существует. Если бы тот генерал включил немного мозг он бы понял, что люди из России просто не могли ехать сюда дабы грабить гражданских лиц, тем более что те кто хочет грабить на войны не ездит, а занимается уголовной предпринимательской либо политической деятельностью.
Не знаю чего ради надо было нести подобную чушь, тем более, что в бою русские добровольцы были в общей массе куда дисциплинированее, а и подготовленее большей части местных военнослужащих в первую очередь резервистов. Русская группа в танковом батальоне со своими сербским капитаном была отмечена и командирами САЙ, предлагавшими шестерым русским составлявших ударную группу переход в свои ряды еще во время акции на Обрине. Другое дело, что дисциплиной в югославской армии нередко считалось подобострастность к командиру, в чем весьма отличались в танковом батальоне иные офицеры, особенно вытащенные из резерва пенсионеры и в конце концов их стараниями русская группа в конце мая закончила свое существование. Использовали они случай с дракой между тремя русскими, хотя никто там больше присутен не был, а таких драк здесь случалось немало. Моментально последовал доклад командиру бригады и всю группу, кроме офицера афганца бывшего доктором и одного молдована студента из Бухареста посадили под сопровождением военной полиции в машину и отвезли в казарм Косово Поля откуда те сами добрались до Ниша. В паспорта им поставили печать о депортации, а у нескольких вообще паспорта пропали из их личных дел. Не знаю о какой чести после этого можно говорить в данном случае. Ведь с самого начала было ясно, что им никогда не бывавшим раньше в Югославии и не знавшим языка необходима была помощь и нас готовых им помочь надо было соединить с ними. Нас же даже не оповестили об их приезде, хотя обещаний было предостаточно.
Разбросав людей по ротам, командование само создавало в их среде анархию, ибо своего официального командира у них не было, а их сербский капитан был всего лишь командиром одной из рот и сам едва не был отправлен под военный суд комбатом.
Вскоре это привело к трагедии когда один из них, Сергей из Днепропетровска, по предложению одного местного резервиста пошел в одно якобы незанятое село. Этот резервист своими колегами оценивался как большой врун, но Сергей тогда должен был показать сербам, что он «русский солдат и пулям не кланяется». С собой они взяли всего одного русского и в селе напоролись на шиптар из УЧК. Резервист еще до этого куда-то пропал и доктор — афганец потом доказывал, что он специально повел в то село Сергея по сговору с пленными шиптарами которых держали в танковом батальоне. В начавшейся суматохе Сергей пропал без вести и так о нем ничего не узнали кроме крови на месте где его видел последний раз его же товарищ. Впрочем впоследствии в том селе был найден труп без головы и кожи, но определил ли кто в югославской армии Сергей ли это — неизвестно.
Подобная политика по отношению к русским велась с армейского верха и я не знаю чего ради оттуда ныне идут жалобы на УЧК и КФОР. Русские лишь показатели общего отношения верха югославской армии к ведению войны. Много добровольцев хотело помочь сербам в борьбе против НАТО и в другой более нормальной армии организовали бы все дабы побольше людей приехало в какую нибудь отдельную бригаду добровольцев. Югославски же военный верх наоборот пытался уже приехавших на свои в основном деньги людей поставить в наихудшие условия. Это касается не денег которых даже положенных 1200 динар зарплаты и от 89 до 120 динар суточных (тогда 20 динар один доллар) нередко и не выплатили дав лишь пособие на отъезд, а это касается условий в которых люди воевали, так что больше приходилось «воевать» с югославскими командирами чем с шиптарами.
Русских добровольцев было на Космете около двух сотен и уж свести их в одну часть вместе с сербскими добровольцами как из Сербии, так из Республики Сербской, вполне было можно. В конце концов и к тем относились не многим лучше и когда из Рашки в июне отправляли этих добровольцев им и спасибо почти никто не сказал. Правда добровольцев из Республики Сербской я встретил здесь мало куда больше я видел русских, но как я слышал несколько групп первых было на границе. Русских же было относительно много в районе Призрена и там то можно было дислоцировать добровольческий отряд, как раз против стоящих в Македонии сил НАТО.
Единственная проблема была бы не в командовании отрядом, а в довольно значительном различии русских и сербов. Русские как бы то не было жили каким-то «фронтовым братством» которые хоть и часто оказывалось не особо крепким, особенно в вопросах связанных с гражданской жизнью все же было необходимо, а вот сербы больше руководствовались семейными и земляческими связями. К тому же у русских добровольцев чувство долга все-таки присутствовало куда сильнее чем у большей массы сербов, готовых поставить под сомнение практически любой авторитет, что в теории, что на практике. Подобная психологическая несовместимость всегда мешала, но с другой стороны иные сербы именно поэтому и препочитали быть с русскими.
В конце концов с организацией хорошего отбора и обучения кадров при твердом порядке вполне могла была быть создана хорошая отдельная часть могущая действовать и на границе и во внутрених областях Космета с куда большей энергией чем это было принято в югославской армии.
Что касается шумихи в прессе, в том числе российской, то она была бы в любом случае и коль было кому платить деньги, то находились и те кто готов выдумывать что угодно для того чтобы лишний разобливать сербов. Так как политика России вроде бы была просербской то делали это более изощеренно чем раньше. Так Наталья Пуртова в Новых Известиях использовала смерть русского добровольца Федора Шульги, погибшего на границе, куда его югославское командование послало в компании с финским и датским доброволцем. (Доброволец из Дании Нильсен до войны работал на Космете в организации европейской безопасности и сотрудничества и следовательно хорошо зарабатывал и приехал на Космет не ради денег, но что не избавило его в Дании от судебного преследования). Шульга там и погиб, а финн и датчанин были раненны и все они были награждены югославским командованием. Этот случай был использован Пуртовой дабы бездоказательно назвав Шульгу и финна и датчанина наемниками, и то бойцами каких-то неведомых «особых» отрядов, заодно поставить большой заголовок «Русские доборовольцы возвращаются на Родину в цинковых гробах». Хотя, насколько известно, здесь погибло трое русских добровольцев, в нашей бригаде Сергей, а кто он русский или украинец никто не разбирался, на границе Шульга и еще один Виталий Булах, который был в списке посмертно награжденных, неизвестно где погиб.
Еще одна статья была в «Комсомольской правде» и правда в ней была действительно комсомольская, которую написал Николай Варсегов. В статье был типичный голливудский набор для русских, водка, секс, наемник, мат. Правда меру человек все же перебрал что с русбатом что речь в статье шла как раз о десятке русских добровольцев танкового батальона, что с густыми ягодно сочными кустами черешни, что с чучелом трупа лежащим на мосту, как якобы воздушная маскировка (полный бред!). Видимо причина этого была в том, что «Очарованный страник» как он сам себя назвал на деле из Приштины на место боевых действий и не выезжал.
Но с другой стороны чего высказывать претензии к людям «второй древнейшей профессии» коль иные командиры российского контигента КФОР говорили о добровольцах в том же духе, что и журналисты. Правда у первых для этого были отдельные причины. Первоначально российский КФОР был у сербов популярен особенно после занятия им 12 июня аэродрома Слатина под Приштиной. Сербы надеялись на то что россияне получат свой сектор на севере Космета, что включало бы Приштину, Гнилане и Косовскую Митровицу и дало бы возможность сербам сохранить хоть часть Космета. Однако так как Запад с Россией больше не считается то свои сектора получили американцы, британцы, французы и итальянцы, но не россияне поставленные на уровень турок, голандцев, норвежцев и арабов из ОАЭ. Позднее их уровень упал еще ниже ибо даже запланированной смены голандцев в Ореховце не произошло.
Хотя сербы в этом городке были в полно окружении убиваемы шиптарами, готовыми мстить кому угодно лишь бы это было безнаказанно, россиянам преградили путьалбанские барикады. Понятно что это была намеренная провокация УЧК и то по заказу Запада, да бы еще раз унизить русских и показать сербам кто хозяин Космета. Оправдание же было найденно типичное — русские наемники, настолько много здесь убили гражданских лиц, что албанцы ненавидят всех русских. Российское же командование сразу же проглотило то, что ему впихнули командиры УЧК и стало оправдываться «мол надо же видеть разницу между уголовниками из России и нами честными вояками». Хотелось бы спросить чего ради русские добровольцы были сразу записаны в уголовники и где тому доказательство. Насколько известно наркотиками и рэкетом по Европе занимается как раз УЧК, которую уже на Западе газеты называют наркоорганизацией, а что касается организованной преступности из бывшего СССР то ее люди если и бегут то все как-то в Западную Европу или в Америку, воевать же едут те кто хочет именно воевать, и тут есть люди всех положений и убеждений. Вся демагогия о том что российские десантники не могут войти в Ораховац из-за русских наемников смешна.
Британцы баррикады в Косово Поле за полчаса разобрали избивая сербов хотя те требовали лишь внимания к судьбе сербов захваченных УЧК уже после прихода сюда НАТО. Российский же контигент имеющий в международной полиции сто своих земляков из ОМОН и СОБР не может разобрать баррикады албанцев из-за того что его многие командиры это сделать просто не в состоянии, в силу ряда причин, но никак не из-за русских добровольцев. Албанцы держат ведь баррикады на дорогах, а в лесу их нет, вот бы и сделали десантники ночной марш через горы в Ораховац, а баррикады следоало разобрать бронетранспортерами с помощью ОМОН-а. Вообще же ныне американцы в каждой своей дивизии имеют от нескольких десятков до пары сотен вертолетов и неясно почему в контигенте составленном в основном ВДВ нет вертолетов. Ведь парашютные десанты дороги и редки, а вертолеты куда более эфективный транспорт. Неужели же российское командование не в состоянии организовать такой десант прямо на Ораховац, а если действительно не в состоянии то чего ради появлятся на Космете. Впрочем российский контигент на Космете ныне ни КФОР ни УЧК, а ни сербы уже особо влиятельной военной силой не считают и те же УЧК русских добровольцев боялись больше российского КФОР. Последнему же нынешний вождь УЧК Дреницы Сами Люштраку открыто угрожает, а чеченские «братья» УЧК одно время со своим флагом разъезжали вокруг аэродрома Слатина. Что же чеченцам тогда российское командование не объяснит тонкости политики. Если перейти к конкретным предложениям какие были бы необходимы для улучшения ведения противопартизанской войны на Космете, а вероятно будут необходимы и в других войнах следует начать с политики.
Власть ведя войну с подобными национальными движениями сама должна быть национальна. Следует определить кто в народе из которого вышли партизаны — враг. Если кто-то считает что враг весь народ то ведь и выселят этот народ надо полностью как делал Сталин, а если врагом считается лишь определенное политическое движение то с ним следует бороться куда более изощренными методами, а не посылать резервистов или срочнослужащих и да бы они относясь ко всем без разбирательства как к врагам будут их лишь озлоблять. Я помню случай с селом Глобары, находящемся рядом с Глоговцем. Сначала там опять в ходе самоинициативных наших патрулей удалось показать людям кто хозяин положения. Иные тогда пили с албанцами кофе и говорили о политике, те ведь тоже были не дурны и стремились сразу солдат ввести в дом и разговорами и услугами отвратить их от хождений по селу. Мы же обойдя село и подходы к нему увидели и протоптанные тяжелыми ботинками тропы и следы автоматов на земле и сигналы видимые лишь ночью в приборы ночного видения. Когда же все это было обговоренно и доведенно до знания людей некоторые командиры сначала было перепугались, но потом как все успокоилось воспряли духом и тоже решили пойти в патрули. Однако так как мы ходя в патруль пытались обЪяснить албанским старейшинам хотя те отрицали что старейшины вообще существуют у албанцев что лучше для всех если их партизаны на нас нападать не будут ибо у нас тяжело потом было бы кого-то сдерживать и это действительно было так, то подобные командиры наполнившись самомнением стали на деле обделывать свои делишки по селу и все выродилось в какие-то грабежи. От всего этого стало тошнить и мы попытавшись как могли помочь тем албанцам которых знали. Не из-за абстрактного интернационализма, но из-за данного слова, но больше туда ходить уже не стали и хорошо хоть что все обошлось без убийств и силований. Потом нашу роту вообще здесь сменили и что дальше было точно не знаю, но нападения на наши войска были, особенно на выводе когда было убито несколько полицейских. Уже тогда было видно что служба безопасности нужна каждому подразделению занимающемуся активно борьбой с партизанами. Таких подразделений в бригаде было не так уж много разведрота, военная полиция и отдельные постоянные или временные интервентные взводы или группы в составе дивизионов, батальонов, а то и рот нашей бригады. Именно их и следовало привести в единообразный вид и соединить единой сетью служб разведки и безопасности. Лучше всего было иметь единую хорошо развитую службу разведки и контраразведки чем две наших разделенных службы, одна из которых разведывательная, неизвестно вообще чем занималась, да и от службы военной безопасности мы, т. е. те кто ходил по акциям нужных сведений о конкретном противнике почти не получали, а почти вся информация из нее забиралась на верх уж не знаю для какой отчетности.
Проблемой было и наличие двух служб безопасности на Космете — госбезопасности ДБ и военной безопасности и мы в своих действиях никакой информации от ДБ не получали, зато было пар случаев массовых избиений шиптар разъяренными солдатами в которых пострадали и те шиптары что сотрудничали с ДБ. Куда разумнее было бы создать единую службу безопасности обладавшей бы и сетью агентов собственными разведывательно — диверсионными группами в том числе из албанцев скрытно размещенным по лесам, так и по самим албанским населеным пунктам по тройкам — пятерком. То есть по населенным местам действовали бы сотрудники преимущественно из албанцев, а их деятельностью или из леса или из сел занятых нашими войсками управляли бы наши разведчики имевшие под рукой и группу диверсантов.
При организации же масштабных операций подобная сеть лучше всего бы могла командовать операциями и поэтому она должна была бы или заменить штаб, или сам штаб бригады должен был быть подчинен ей. Сама бригада должна была бы стать оперативным округом держа под контролем определенную область. Саму Дреницу конечно должны были бы или полностью держать силы МВД, специальная полиция САЙ< и «црвени беретки» или же туда должны быть направлены 63 парашютная и 72 разведывательно-диверсионная бригады или одна из них. Не знаю зачем их было держать в районе Призрена когда первым ударом НАТО эти бригады не оснащенные толком бронетехникой и находящиеся практически в первом эшалоне были бы уничтожены тогда как с Дреницы они могли быть направлены в наитяжелое место на фронте где была бы!!! возможность просочиться в тыл наступавших сил НАТО или при возможности быть заброшенными по воздуху, тем более что аэродром Слатина был в двух десятках километров от Глоговца, а на самой Дренице можно было устроить несколько вертолетных площадок, а уж не знаю почему здесь вертолеты не использовались. Чтобы бороться с партизанами надо находится там где они действуют, что дает знание местности и противника. Каковы не были недостатки, но наибольшее напряжение в борьбе с УЧК имели как раз войска размещенные по таким областям. Именно их порою недостаточно оснащенные группы несли наибольшую тяжесть этой борьбы и та же 37 бригада была вынуждена выполнять то чем в югославских армии и полиции должны были заниматься «специальные формирования». Все же и эта бригада могла быть изменением в организации и тактики приспособлена к противопартизанской борьбе.
Основу должны были бы составлять интервентные группы подчиненные оперативно, а то и организационно вышеупомянутой единой разведслужбе. Они должны были бы насчитывать до 50 человек с командиром минум капи-таном или же с каким нибудь добровольцем, в действительности командова-вшим бы в прошлой войне каким — нибудь известным формированием взво-дом и он должен был иметь помощников из числа добровольно вызвавшихся офицеров, подофицеров и людей с доказанным боевым опытом и заслугами. Им бы командир и мог поверить командование подгруппами создаваемым в соответствии с боевыми задачами из отделении троек- пятерок. Комплектоваться группы должны только из добровольно выразивших желание воевать в них. Такие бойцы должны иметь все возможные льготы пусть даже порою во вред дисциплины, однако та должна твердо поддерживаться во внутренних взаимоотношениях когда бы люди отвечали и за слова и за поступки. Оснащены группы дожны быть как всеми видами стрелкового оружия в особенности пулеметами, так и автоматичес-кими гранатометами и минометами, а то и ПТРК, а иметь на вооружение и бронированные грузовики и бронетранспортеры, а при необходимости и другую бронетехнику в особенности БМП, но и танки и ЗСУ. Большое внимание следовало уделять при оснащении группы средствами связи и приборами ночного видения, а в особенности их исправности (отказы «Моторол» в середине акции помогали нередко уйти противнику, а то же относилось и к ПНВ) как и в оснащении радарами (имевшийся в разведроте переносной радар мы так и не получили в пользование. Обязательно было использование собак и то как ищеек для обнаружения по следу партизан, так и сторожевых (для охраныпозиций) и тут надо заметить что шиптары в отличии от нашей армии собак использовали пусть и своих цепных псов, выспуская ночью их перед селом. Нужны были и псы натренированные к обнаружению мин и взрывчатых веществ, а и оружия, как для проверки дорог на которые не раз ставились мины, так и дворов и домов албанцев нередко имевших склады оружия и взрывчатки. Даже в обычном разведозоре не мешало брать два три пса, что бы как помогло в исполнении боевых задач, так и предотвратило неожиданные нападения или избавило бы от многих потерь от мин. Что касается остальных войск то они должны были быть разделены на подразделения боевого охранения, боевого и тылового обеспечения. Боевое охранение было бы распределено по нескольким важным населенным местам либо высотам причем вокруг себя той или иной интервентной группы бывшей бы при штабе одного из тактических округов заменивших бы батальоны. В ходе боевых действий боевое охранение подчинялось бы командиру интервентной группы служа последнему как своеобразная наковальня которую бы он подводил под неприятельские группы нанося удар по ним своим молотом — интервентной группой. Ему было бы подчиненно боевое обеспечение в том числе артилерия, а тыловое обеспечение должно было быть разделено между штабом тактических и оперативных округов и наинеобходимые сферы питания и начальный ремонт и снабжение боеприпасами должно было бы передано первым дабы не вызывать лишней суеты на дорогах. Подобная схема могла бы менятся в названиях и соотношениях, но суть должна остаться той же, т. е. командование операцией шло бы с передовой в тыл, а в основной организацией были бы сплоченные боевые группы из людей хотящих воевать, а и знающих за что воюют.
Наша разведрота пыталась несколько раз вести поиск баз УЧК и кстати это сразу же дало хорошие результаты и сразу шиптар хватала паника и они несли потери. К сожалению сделав основную часть, т. е. выйдя по следам к месту базирования неприятеля, и вступив с ним в бой и даже развернувшись в боевые порядки мы упускали противника ибо наши люди в основном застывали на месте в бесполезной перестрелке и противник понеся сначала потери быстро организовался и выставив прикрытие уходил, а то начинал огонь в другом месте ради отвлечения внимания наших войск. Впрочем он зря старался ибо так например когда наша рота была размещена в Истог-Махала и когда таким образом мы вступали в бой с противником наши соседи инжинерцы (саперы и строители) расположенные всего в 300 — 400 метрах под нами рядом с дорогой Глоговац — Србица не то что нас не поддержали, но и не пытались предложить помощь и даже не знали неделю где мы вообще расположенны, а ни наш ни их командиры не пытались провести обычную телефонную связь. Да и что вспоминать инженерцев когда наши разведчики находясь в нашей базе в селении не могли вообще выйти к нам, а если бой шел дальше от села то из него никто и не пытался отрезать противнику на которого мы нападали пути к отступлению, но за то послать в сторону стрельбы тромблон или мину вполне было возможно.
Дело доходило до абсурда. Так когда я и еще четверо добровольцев из Воеводины вошли в село под Чичавицей в котором уже вывесили белый флаг, так как бойцы УЧК из него ушли не дождавшись нашего нападения, то мы на обратном пути вывода колонну гражданских албанцев обстрелива-емся одним малоумником с нашей стороны, который за день до этого поджег амбар с пшеницей обозначив наши позиции не только УЧК, но и НАТО. Другой раз когда после начала стрельбы средь бела дня под Глоговцем один наш «храбрый» капитан потребовал проверить причину стрельбы, из всей роты, а в особенности из многочисленного штаба пошло нас четверо человек и прийдя к двум — трем десяткам полицейских занимавших пост у дороги мы узнали о двух вооруженных шиптарах в селе между нами и Глоговцем где был штаб бригады. Одного из них ранил полицейский снайпер, и в «чищение» села пошло нас двое я и мой товарищ. Дойдя до сомнительного дома нам пришлось посылать одного албанца лет сорока так как в этом селе было полно военноспособных мужчин с белым флагом к полиции за подкреплением, но тот привел лишь нашего третьего парня добровольца, которому не дали ни «Моторолы». Заставив албанцев махать белыми флагами дабы сидевшие в домах и слева и справа и впереди села по нам не открыли огонь мы ради очистки совести проверили сомнительные дома, откуда неясно почему полиция месяц назад ушла и увидели что там могла скрываться и рота УЧК, тем более что именно сюда часто вели следы и отсюда несколько раз подавались сигналы.
Большой ошибкой югославского командования было то что оно пыталось воевать с УЧК числом, а не уменьем давя его общей массой. Если бы не НАТО это еще могло получится, но с подержкой из-вне. УЧК набираясь боевого опыта, а и боевого духа становилась все более сильным противником. В конце концов какое партизанское движение возникало без подержки извне и следовательно борясь с ним надо учитывать все возможныеугрозы
С УЧК надо было воевать, по-моему мнению очень быстро не выпуская инициативу и как можно реже теряя контакта с ней, ибо ее преимущество как и всяких партизан было в тайности и неожиданости.
Следовало упор сделать на разведку и после того как определилось бы приблизительное расположение УЧК, надо было посылать возможно и на вертолетах разведдозоры для утверждения разведанных данных и проведения диверсий, и либо сразу за ними, либо с выдержкой во времени на базу неприятеля должны были бы нападать штурмовые группы долженствующие разгромить базы противника либа связать его боем, а затем уже куда более узкую область окружать обычной пехотой и при поддержке танков, артилерии, а в особенности вертолетов и самолетов уничтожить неприятеля. Тогда то и должна была начинатся полицейская работа.
Нет непобедимых армий, а тем более нет непобедимых партизан, но ныне УЧК чтобы кто не говорил вышла победителем в войне и она проблема не только для оставшихся сербов на Космете, но и для всех сербов и в Сербии, и в Черногории, и в Боснии и Герцеговине, и лишь дурак думает что шиптары забудут эту войну и опят востановять «братство и единство» с сербами переменись лишь и у тех и у других власти.
Шиптары или албанцы никогда в мире с сербами и не жили, а ныне им тем более нужна война с сербами ибо им нужны новые земли и новые богатства так как Космет основательно разрушен, а обещания Запада пустые слова. Если в албанской среде на Космете возрастет влияние моджахединов и если последние смогут усилится в Албании особенно в северной, еще неизвестны что выберут первой целью албанцы Македонию или Санджак и если югославские вооруженные силы опять будут так же воевать как на Космете, при той же политике, то недалек день и «зеленого исламского коридора» из Албании в Боснию. Это конечно можно предотвратить, но люди тогда должны давать все силы ради этого дела, и пусть даже речь пойдет об одном проценте сербов, но проценте организованном и верящем в свое дело. Между тем у сербов есть еще не так уж мало храбрых и способных бойцов, но нет того стержня вокруг которого они бы собрались, и это та причина их поражений, хотя в сражениях они нередко показывают большие подвиги.
Все это в полной мере относится и к российской армии завезшей ныне на Кавказе, в войне с настолько малым противником, с каким еще никогда Россия в своей истории вообще не вела войн, а тем более настолько растянутых по времени и со столь неудовлетворительными результатами. «Героическими» словами сути не изменить тем более, что по крайней мере в области командования войсками в Чечне совершаются те же во многом ошибки, что и на Косово и Метохии, а и с практически тем же «стратегическим» неприятелем. Я не хотел бы касаться здесь боевых качеств. но сами модели вооруженных сил очевидно схожие и для югославской и для российской армии. Без сомнения последняя обладает куда более серьезной теоретической базой, но всему самого духа этих моделей результаты на практике схожи. В этой же российской армии восемьнадцати- девятнадцатилетние большую часть времени ходят строем, что вообще анарюизм, и занимаются хозработами, что вообще не дело военного человека. Надеятся после этого, что они по своей еще не до конца сформированной психикой и неустойчивой моралью за два года смогут сравнятся по боевым качествам с теми кто по несколько лет практикуется в употреблении оружия — бессмыслица. О том, что такое армия в ЮЮИ веке вообще будет анахронизмом и говорить не приходится. Одно дело еще наступать по открытой местности используя против легковооруженного противника современную технику и попросту давя его массой и другое дело воевать в сложных условиях горной или городской местности. Если уже жаль этих молодых солдат бросать в мясорубку, то следует хоть и подумать о том что нужного результата с ними все равно не постичь, хотя бы всилу человеческой природы, которая конечно знает немало исключений, но правила это не отменяет. Ни один известный полководец в мировой истории зеленых войск не имел и таким образом их не использовал, но к сожалению ныне мало обращают военные верхи внимание на историю. Что же касается западных армий то конечно я не склонен преувеличивать их боевые качества, но их материально-техническая мощь очевидна, и уж использовать ее их профессионалы смогут. Сможет ли им противостоять российская армия вопрос неизвестный, что касается «русского духа» то ныне он в армии не столь популярен, дабы рассчитывать на спасение им в войне с любым противником. Это конечно не значит ненужности армии, но ее современное состояние лишь отягощает ее болезни и откладывание настоящих реформ, конечно не в области постоянных сокращений, довольно таки неразумно. В конечном итоге после очередной проигранной войны придется уверять свой народ тратя большие силы и средства, что это поражение на самом деле победа, и что 2×2 не четыре, а пять, и опять во всем виновата политика.