Красный террор в Крыму: концепция

Принципиально вопрос о терроре был решён В.И. Лениным ещё в начале его политической карьеры. В 1901 г. он написал: «… Мы никогда не отказывались и не можем отказаться от террора. Это — одно из военных действий…» (Ленин, с. 7). Каких-либо корректив в этот тезис вождь большевиков фактически не вносил, продолжая считать террор тактическим приёмом, вытекавшим из постулата времён Великой французской революции: благо революции — высший закон, согласно которому население условно делилось на три категории: «свои», обыватели (колеблющиеся) и «враги народа». Смысл террора полагался как раз в том, чтобы направлять и поощрять первых, устрашать вторых, устранять третьих. Индивидуальный террор большевиками отвергался, признавалось только массовое действо. Попутно отметим, что ещё никогда в истории террор (в конечном итоге) не оправдывал надежд своих устроителей.

Что касается Крыма, то он стал опытным полигоном использования всех форм насилия к январю 1918 г., когда конфронтационные процессы достигли стадии гражданской войны, осложнённой межэтническими конфликтами. Прискорбно, но абсолютное большинство участников событий всех направлений (за немногими исключениями: муфтий Челебиджан Эфенди Челебиев, меньшевик П.И. Новицкий, большевики Ю. П. Гавен (Дауман) и В. А. Елагин) делает ставку именно на насилие.

Первая вспышка террора (январь-март 1918 г.) не носила, однако, целенаправленно-продуманного характера, а была, скорее, следствием крайнего ожесточения, предельных социальных ожиданий низов общества, их агрессивности, толкавших революционеров в сторону «беспредела»: массовый спонтанный террор был ещё прежде всего делом рук самих масс, вооружённых и люмпенизированных. Правда, в числе инициаторов террора мы встречаем не только типичного «клешника» С. Шмакова, чей отряд «прославился» особой даже для тех лет разнузданностью, но и большевистских руководителей — Ж. А. Миллера, Н. М. Дёмышева, левого эсера Кебабъянца — инициировавших волну массовых арестов и расстрелов офицеров и буржуазии в Евпатории, И А. Назукина, создателя Балаклавской коммуны, анархиста А. В. Мокроусова. Последний призывал «уничтожить всю буржуазию, не разбирая средств» (ЦГАК, ф. Р-2238, оп. I, д. 5, л. 14).

Но всё-таки более типичным было действие снизу. Так, 23−24 февраля н.ст. «матросы корабля „Борец за свободу“ постановили истребить всю буржуазию» (Известия Севастопольского Совета, 1918, 28 февраля). За две ночи было расстреляно до 400 человек. (Всего, по имеющимся у авторов данным, в эти дни только в Севастополе погибло до 600 человек (ЦГАК, ф. I-150, оп. I, д. 84, л. 42). Подобные сцены, поразившие тогдашнюю Россию, разыгрывались и в Евпатории и в Ялте.

Террор сопровождался реквизициями (попросту — грабежом), которые были одобрены председателем Таврического ЦИКа Ж. А. Миллером. Он «разрешил отрядам производить самостоятельно… и помимо судебных органов обыски, массовые изъятия ценностей, что влекло за собой разложение этих слабо дисциплинированных отрядов и озлобление населения» (Гавен, с. 13) и мобилизации «буржуазии». Наркомюст Республики Тавриды (левый эсер В. Гоголашвили) утвердил предельно упрощённую систему следствия. Ещё в феврале создаётся комиссариат тюрем. На мартовском губернском съезде советов приветствовалось, что «комиссариат сумел поставить дело так, что тюрьма представляет из себя не место наказания, а место признания своей виновности» (ЦГАК, ф. I-150, оп. I, д. 48, л. 9). Так оформляется второй этап террора — торжество принципа «революционной целесообразности».

Кровавым заключительным аккордом гражданской войны стали крымские события конца 1920—1921 гг., которые рука вообще не поднимается квалифицировать вследствие умопомрачительного их размаха. Скорее всего, это была месть, «пир победителей», помноженный на ненависть к «классово чуждым» элементам. 17 ноября 1920 года, после занятия Крыма войсками Южного фронта, Крымревком (создан 14 ноября) приказал: все офицеры, чиновники военного времени, работники в учреждениях добрармии обязаны явиться для регистрации в 3-дневный срок. Не явившиеся будут рассматриваться как шпионы, подлежащие высшей мере наказания по всем строгостям военного времени (Ревкомы Крыма, с 23−24). После этого началось ТОТАЛЬНОЕ истребление военнослужащих врангелевской Русской армии (несмотря, но обещание амнистии), чиновников, буржуазии, интеллигенции. Исполнение акции было санкционировано центром (уполномоченный ЦК РКП (б) Г. Д Пятаков, присланные в Крым Б. Кун и Р. Землячка-Самойлова-Залкинд), возложено на особые отделы армии, ревкомы и ЧК. Противодействие вакханалии со стороны ряда местных коммунистов вызвало ответную реакцию. Кун и Землячка настаивают на отзыве из Крыма Ю. П. Гавена, С. Я. Бабаханяна, И. К. Фирдевса (Керимджанова), П. И. Новицкого и других «мягкотелых» работников. В начале декабря 1920 г. Землячка подписывает документ: «Путём регистрации, облав и т. п. было произведено изъятие служивших в войсках Врангеля офицеров и солдат. Большое количество врангелевцев и буржуазии было расстреляно (напр. в Севастополе из задержанных при обыске 6000 человек «отпущено 700, расстреляно 2000 человек), остальные находятся в концентрационных лагерях. Действия Особых Отделов вызвали массу ходатайств со стороны местных коммунистов — благодаря связи их с мелкой буржуазией — за тех или иных арестованных. Областкомом (РКП (б) — авт.) было указано на недопустимость массовых ходатайств и предложено партийным бюро ни в коем случае не давать своей санкции подобным ходатайствам, а наоборот, оказать действительную помощь Особым Отделам в их работе по окончательному искоренению контрреволюции» (ЦГАК, ф. II -1, оп. I, д. Д л. 6).

О недовольстве и растерянности населения свидетельствует, в частности, протокол № 1 заседания бюро Севастопольской парторганизации (декабрь): «Об отношении организации РКП к создавшемуся положению в городе в связи с арестами и обысками. Повести агитацию среди рабочих масс о необходимости искоренения контрреволюционеров» (ЦГАК, ф. II-32, оп. 4, л. 6). Итак, участие в бойне, в отличие от 1918 г., становится прямой партийной директивой.

Количество уничтоженных в 1920—1921 гг. до сих пор не установлено (есть разные цифры), но, без всякого сомнения, счёт идёт на десятки тысяч человек.

Резюме: красный террор в Крыму эволюционирует от стихийных самосудов 1918 г. через «легитимизацию» принципа «революционной целесообразности» к делу партийно-государственной важности в году 1920-м. Так закладывалась политическая и идейная основа тоталитарного режима в СССР.

Литература:

Гавен Ю. Конструирование временного ЦИКа // Расстрел Советского правительства Крымской республики Таврида. (Симферополь), 1933.

Известия Севастопольского Совета, 1918, 28 февраля.

Ленин В.И. Полное собрание сочинений, т. 5.

Ревкомы Крыма. Сборник документов и материалов. Симферополь, 1968.

Центральный государственный архив Крыма (ЦГАК).

Впервые опубликовано: Крым и Россия: неразрывные исторические судьбы и культура / Материалы республиканской научно-общественной конференции / — Симферополь, март 1994 — с.31−33