Освобождение Новороссийска

Из настроений недавнего прошлого

Представляемая читателям небольшая статья автора известных историко-публицистических очерков по истории южнорусского Белого движения Михаила Критского, посвящена одному из важных эпизодов боевых действий Добровольческой армии в 1918 году — вступлению белых войск в Новороссийск. Значение этого успеха заключалось, прежде всего, в том, что белые армии получили не просто крупный тыловой город и экономически развитый центр. Благодаря Новороссийску был обеспечен долгожданный «выход к морю», появилась возможность получать поддержку, снабжение от союзников, первые транспорты которых причалили к пристаням порта вскоре после вступления белых войск в город. Примечательно описание встречи горожанами добровольцев — бойцов 1-го Офицерского генерала Маркова полка. Делегация горожан преподнесла генерал-майору Н.С. Тимановскому икону Святителя Николая архиепископа Мир Ликийских Чудотворца. Интересна речь — обращение к горожанам генерала Тимановского, изложенная М.Критским. Военным губернатором Черноморской губернии стал генерал-майор А.П. Кутепов.

Статья М. Критского была опубликована в сборнике «Вестник Главного Правления Общества Галлиполийцев», изданном в 1924 году в Белграде.

Публикация В. Цветкова.

Революционная армия Керенского растаяла. Весь Юг России под немцем. Сюда из Советской России пробирались все, кто мог. Дорогой терпели всякие мытарства, издевательства, обыски. Для отвода глаз клали в чемоданы, в бумажники открытки с портретами Ленина, Троцкого. Пройдя последний красноармейский пост их рвали в клочки, бросали и топтали. Вся дорога нейтральной полосы перед Украиной белела обрывками.

В городах Украины казалось странным видеть жизнь на улицах, порядок, магазины и ещё более непривычным было повсюду свободно ходить, говорить, без страха жить в своей комнате. Но сразу резало по сердцу, как только появлялись немецкие каски и слышалась немецкая речь. В русских городах, куда никогда не заходила вражеская нога, были немцы. Пропадала радость свободы и даже жизнь в Совдепии и все прошлые муки казались меньшим ужасом. Были видны воочию результаты «похабного мира». Сплошное предательство: предана Родина, Армия, союзники. И это предательство скрепил съезд советов представителей рабоче-крестьянской России. Обсуждали условия мира с шутками, с хохотом — точно разгульная компания раздевала догола публичную девку. От стыда, от гнева всё внутри переворачивалось. Становилось стыдно, мучительно стыдно за себя, как за русского. И кто не выдерживал этого, бежал на Дон и Кубань. Там за честь и достоинство своего народа против него же сражались безумцы.

В первое время их было всего около трёх тысяч. Офицеры, студенты, генералы, кадеты, юнкера, гимназисты, все с винтовками, они шли бок о бок. И к этой горсти уже присоединялись одна за другой казачьи станицы. Росла новая армия. Её цвета были чёрное с красным и чёрное с белым. И казалось, что души её вождей — Корнилова и Маркова — воплотились в эти цвета. Из суровой Сибири — сын казака, с огненной верой в светлое будущее обновлённой России — генерал Корнилов. Генерального Штаба, бывший гвардеец артиллерист, в боях подвижный как ртуть, сам всюду и везде — генерал Марков. Когда генерал Алексеев спросил Маркова «зачем Вы так мрачно одели свой полк?» — он ответил: «А разве не такова судьба русского офицерства?»

Через полгода у этой Армии уже был фронт и был тыл. С её плеч спадала самая большая тяжесть — добровольцы на русской земле переставали быть одинокими.

8 декабря 1918 г. город Новороссийск и Новороссийский округ праздновали своё освобождение от большевиков. Население преподносило своим освободителям образ Святителя Николая Чудотворца. От одного добровольческого полка, который в это время бился уже за 750 вёрст от города, приехала делегация во главе с командиром полка — все загорелые, обветренные. На речь представителя населения отвечал командир. В серой папахе, опираясь на трость, с которой он никогда не расставался, командир говорил:

«Сегодняшний день в жизни нашего полка — один из наиболее знаменательных: население признало заслуги полка. Цель добровольцев, их кровное дело и подвиг — освобождение Родины от предателей становится общим с вами делом и подвигом. Но когда я говорю о добровольческих полках, знайте, что это нечто единое — в них нет ни правых, ни левых, нет парий, нет и сословий. Добровольцы это одно целое, что служит России, им дороже всего — Родина.

Я вспоминаю то тяжёлое время, когда Добровольческая армия представляла из себя двенадцативёрстный обоз, в котором было всё кроме снарядов и боевого снаряжения. Не было ни одной пушки. Медленно двигался этот обоз по степям Дона и Кубани, то утопая в грязи, то потонув в облаках пыли. Его следом были капли крови наших раненых. Впереди шёл небольшой отряд — это 1-я бригада генерала Маркова, а сзади через двенадцать вёрст — снова небольшая кучка людей — 2-я бригада генерала Богаевского. По временам нас обгоняло несколько всадников с низкорослым человеком в солдатском полушубке, за которым колебался истрёпанный трёхцветный флаг. И когда эти кучки людей видели родной флаг, оружие сжималось в их руках. Армия шла вперёд и «железное кольцо» большевиков разжималось — оно не могло не разжаться. Как перед евреями в пустыне двигался огненный столп, так колыхалось перед нами трёхцветное знамя в руках человека с пламенным сердцем. И пламя, горевшее в этом сердце — любовь к Родине — вывело нас на Дон и Кубань и к берегам издревле русского Чёрного моря.

Первый освобождённый нами порт называется Новороссийск. Пусть его название будет символом новой возрождённой России, для счастья которой рассеяно в степях так много могил добровольцев. Забытые могилы со стёртыми надписями на белых крестах. Над ними никто из родных не заплачет и не пропоёт панихиды, только степные вихри бьются о кресты и только тучи льют слёзы. Пусть же не забудет их общая матерь — матушка Русь — с мечтой о которой они умирали. Я знаю, они умирали, не заботясь о том, что мы, оставшиеся в живых, наденем ей на голову — корону или домотканый платок, лишь бы она была здорова, лишь бы её счастье не было куплено ценой предательства.

И клянусь, что с одинаковым благоговением мы — добровольцы — склонимся к родной материнской руке, будет ли она царственно нежная, или мозолистая, загорелая. Была бы она только родной, материнской.."