Полесский странник

Так назвал кто-то из духовных чад 83-летнего архимандрита Антония, более полувека прослужившего на сельских приходах Черниговщины и окормлявшего за полстолетия 32(!) православные общины. Четыре года назад епископ Нежинский пригласил известного священника Анатолия Колодия (таково мирское имя батюшки) в открывшийся Благовещенский монастырь, где старец принял монашество с именем Антония — в честь преподобного Антония Киево-Печерского, основателя древнерусского монашества. Владыка поставил старца духовником епархии, определяя этим, что всё епархиальное духовенство, включая монашествующих мужских и женских монастырей, поступает под его духовное окормление.

Обитель и Гоголь

Иеромонах Антоний (Колодий)

Некогда славный монастырь в центре древнего Нежина, у бывшей Соборной площади, который был и духовным центром города, в прошлом столетии пребывал в весьма плачевном состоянии и ныне возрождается буквально из руин. А в начале ХІХ века сюда захаживал юный Николай Гоголь, учащийся Нежинской гимназии высших наук. Собственно, именно в нежинские годы (1821−1828) определился характер будущего творчества писателя, формировались во многом и его религиозные взгляды. Символично, что в парке напротив обители стоит первый в мире памятник выдающемуся писателю: он был сооружен еще в 1881 году. Каменный Гоголь многие десятилетия безбожия смотрел на поруганный монастырь, и слова писателя, начертанные на постаменте, словно были адресованы нашему времени: «Определено мне чудной властью озирать жизнь сквозь видный миру смех и незримые, неведомые слезы!»

Кто знает, сколько пришлось бы великому писателю взирать на «мерзость запустения» некогда славного монастыря, если бы в 1999 году сюда не вернулась монашеская жизнь: Благовещенский собор и храм во имя апостолов Петра и Павла с прилегающей территорией были переданы Украинской Православной Церкви. А с возникновением Нежинской епархии, выделенной из состава Черниговской (2007), прибыл сюда преосвященный Ириней (Семко), епископ Нежинский и Прилукский, исполнявший до этого послушание благочинного Киево-Печерской лавры. Владыка понимал, что важно возродить «стены монастырские и стены духовные» и сюда требуются опытные духовные наставники. Но где их взять? Тогда и посоветовали епископу призвать к монастырскому служению отца Анатолия Колодия, что священствовал в селе Хотиновке, в 25 километрах от Нежина. Он и жил уже почти 50 лет как монах (принял обет безбрачия со вступлением в сан), и почитаем в народе как духоносный старец и молитвенник. А еще он опытный хозяйственник-строитель. Шутка ли: за долгие годы священства отец Анатолий в различных приходах Черниговской епархии отремонтировал и возродил более 60 храмов!

Мне посчастливилось познакомиться с отцом Анатолием, будущим архимандритом Антонием, 13 лет назад, вначале 2000-го. О своих впечатлениях я записал тогда в журналистском блокноте: «Убогая (в прямом смысле слова) хибарка под железной крышей в селе Хотиновка Носовского района Черниговщины. В крошечной келье — печка, аналой, на котором громоздятся пачки поминальных записок — они лежат и на окне (молитва о людях — его главное послушание); узкая кровать; в проходе с трудом могут разместиться лишь два человека. У сухопарого седовласого старца в залатанном подряснике радостно; какой-то особой приветливостью светится лицо. Речь ласковая, тихая, почти застенчивая, движения спокойные. И необыкновенная внутренняя красота — красота духа. Подумал, глядя на его скромную обстановку и молитвенную жизнь: „В таких убогих кельях живут угодники Божии“».

Вот каким было первое впечатление.

Запомнилась и исповедь в старинной казачьей деревянной сельской церкви в честь Воздвижения Креста Господня (таких много было на Черниговщине, и множество из них отец Анатолий за долгие годы возродил и спас от разрушения). Помнится, было холодно, но в храме топилась большая «буржуйка», сделанная батюшкой из обыкновенной железной бочки. Юноша-пономарь принес дров, и в печи весело затрещал огонь. Пока отец Анатолий облачался в алтаре, я разглядывал необычные росписи храма, сделанные им. Исполненные, говоря светским языком, в «лубочной» манере (художники такой стиль именуют «примитивизмом»), они полны детской радостности и непосредственности, как и древние фрески первых христиан, где нехитрые сюжеты изображали рыбок и овечек, и Доброго Пастыря, и виноградную лозу с пальмовой ветвью. Иконописный стиль отца Анатолия похож еще на росписи глиняных храмов коптских церквей египетской пустыни.

Отец Анатолий вышел из алтаря и стал читать акафист Божией Матери. Читал быстро, тихим ровным голосом, часто касаясь пальцами деревянного крашеного пола. Затем спросил: «Вы желаете исповедоваться?» Я опустился на колени. И стал рассказывать о своих проблемах и трудностях, о болезни, о духовных затруднениях, о грехах юности и о многом другом. Странно легко было исповедоваться старцу. Он все повторял тихо: «Бог простит, Бог простит..» И хотелось плакать, как это бывало в детстве, когда, уткнувшись в колени матери, рассказывал ей о подстреленном из рогатки воробье, о сданных без спроса пустых бутылках, чтобы купить мороженое, о драке на заднем дворе дома по древней киевской улице Жилянской возле речки Лыбидь, ставшей городской сточной канавой.

Уезжал тогда обновленный духом, исполненный прекрасных впечатлений.

Потом время от времени я приезжал к отцу Анатолию на исповедь и за советом или просто отдохнуть душой от городской суеты.

И вот я опять у кельи старца. Но теперь уже монастырской.

Священник — как солдат на передовой

По монастырскому правилу, постучавшись, произнес: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!» «Аминь!» — тихо послышалось после долгой паузы. Дверь приоткрылась, и светлые глаза батюшки ласково взглянули на меня. Я сложил руки под благословение.

- А-а, Сергий из Киева! Бог благословит! Проходите. — все так же тихо, с улыбкой проговорил он. За эти годы батюшка почти не изменился, разве что говорил еще тише и с паузами, опирался на палочку да в глазах была заметна усталость и грусть.

- Как ваше здоровье, батюшка?

- Да вот хожу теперь на трех, — улыбнулся он. — А недавно ходил на шестерых, — он указал на ортопедические ходунки. — Полгода назад упал, повредил ногу. Теперь восстанавливаюсь.

Благовещенский монастырь, г. Нежин

Наша беседа длилась около часа. Уже смеркалось, батюшка зажег свет и задвинул занавески на окнах. Сейчас старец живет «со всеми удобствами»: просторная новая комната с «евроокном», паровое отопление, душевая и туалет. Но и здесь только самое необходимое: кровать, стол, пара стульев для гостей, книжный шкаф и аналой перед святым углом с горящей лампадкой. И все те же горки поминальных записок. Как он говорил прежде, его главное послушание — молиться за людей. И думалось тогда: сколько воздыханий, молитвенных просьб и благодарных слов изливалось из его любящего сердца за эти многие десятилетия! Сколько исповедей принял он, сколько судеб человеческих коснулось его души! Да и сколько трудов физических понес он, перемещаясь с прихода на приход по заданию архиерея.

Начинал служить отец Анатолий во времена хрущевские, когда Никита Сергеевич обещал «показать по телевизору последнего попа». Священников критически не хватало, особенно в селах. И отцу Анатолию, не обремененному семьей, приходилось окормлять сразу по три сельских прихода. Жил он все в той же Хотиновке, там же построил кирпичный домик, который был и воскресной школой, и трапезной, и гостевой, и библиотекой, провел туда газ. А сам продолжал жительство в деревянной избе с печкой и маленьким окошком, обращенным к лесу. Годы проходили в «командировках» по черниговскому Полесью. Неделю служил в одном селе, вторую — в другом, следующую — в третьем. И, как правило, ремонтировал храмы. Делать это приходилось с большой осторожностью, так как даже покрасить крышу можно было лишь с разрешения уполномоченного по делам религии.

- Батюшка, трудно было в таких военно-полевых условиях?

- С Богом ничего нет трудного. Священник должен быть как солдат — в боевой готовности номер один, — шутя, отвечает старец. — Сумка, Евангелие, подрясник да пара сменного белья — вся моя амуниция.

Духовный дневник

Мне приходилось уже рассказывать об этом эпизоде. Но он настолько интересен, что не грех его и повторить.

Как-то в один из моих приездов в Хотиновку батюшка вынес мне стопочку школьных тетрадей, исписанных крупным полудетским почерком.

- Вот, — сказал он, — плоды моих размышлений и духовных воспоминаний. Я долго думал, что делать с ними, так ничего и не придумал.

Благовещенский монастырь, основанный митр. Стефаном (Яворским). Нежин. Фото ХХ века

Я унес тогда тетради в его гостевой домик и вечером, после службы, открыл первую из них.

Было уже поздно, за окном стояла тихая украинская ночь, когда я закончил чтение. Горели звезды, и белая луна косым лучом упала на лик Спаса Нерукотворного, написанного батюшкой. Я силился понять, где встречал сходные слог и мысли. И вспомнил: у преподобного Силуана Афонского († 1938), житие и дневники которого опубликовал после войны архимандрит Софроний (Сахаров; † 1993). Конечно же, я не дерзал ставить рядом бесхитростного сельского батюшку и афонского преподобного, но улавливалась некая схожесть формы и такая же простота слога. И еще. некоторая дерзновенность, с которой отец Анатолий рассказывал о восприятии даров Святого Духа.

В дневнике были, конечно же, и воспоминания о детстве; записи свидетельствовали о детской вере, вынесенной из родительского дома, рассказывали о чудесном призвании к священству.

Родился батюшка в деревне Метлицы Гайсинского района на Винничине. По соседству находился монастырь, куда родители ходили на праздничные богослужения, беря с собой и детей — в семье Игнатия и Марии Колодий их было семеро. Родители перед смертью приняли монашество. В живых осталась одна сестра батюшки Мария, которая время от времени навещала брата.

О своем детстве и первых переживаниях веры он написал так:

Благовещенский монастырь

«Любимое место у детей — сельская печь. Как-то сидел я там и мастерил из спичечных коробков поезд. Пришла соседка-баптистка и стала что-то проповедовать. Я подумал: „Господь послал апостолов проповедовать одну веру, а не две. Как узнать, какая вера правильная?“ Вечером стоял во дворе, смотрел на звездное небо. И я подумал: „На небо я не могу взойти, чтоб спросить Бога, как правильно верить, а сам еще и читать не умею“. Заплакал и вспомнил, что мама говорила о том, что Господь все видит и все знает и знает, что я хочу правильно верить. И сказал тогда: „Когда вырасту, Бог меня научит, как правильно верить“. И успокоился».

В простых строках дневниковых записок отчетливо видна глубокая вера сельского батюшки, хотя и не получившего специального духовного образования, но вынесшего из родительского дома основное в христианстве — любовь к Богу и к людям, глубокое смирение и исповедническое мужество. Очевидно, что эти дарования должны были реализоваться в призвании к священству. Вот как рассказывается об этом в дневнике:

«После армии думал быть дворником возле церкви и прожить так, чтобы люди не знали, что я есть на свете. Но архимандрит Антоний позвал меня в алтарь и предложил мне стать пономарем. На другой день я спрятался на хорах и боялся заходить в алтарь, думал так: там место для ангелов, а я человек грешный. И сидел я на хорах у стены, молился Богу отвести от меня эту чашу. И уснул. И приснился мне сон, будто у меня в руках нож и я собираюсь лишить себя жизни. Я в страхе проснулся и растолковал себе этот сон как образ непослушания. И я решил до смерти быть пономарем. Так я прислуживал пономарем два года.

В 1957 году отца Антония перевели в Чернигов, я остался один возле церкви. Вижу во сне: я в селе, где мы жили в хате. Я одеваю белое белье, обуваюсь и знаю, что сейчас ночь. Но в хате очень ясно, светлее, чем днем. Думаю: оденусь, выйду во двор и посмотрю, отчего так светло. Выхожу и вижу: на небе, выше горизонта, на востоке, где солнце встает, Дух Святой в виде голубя из звезд — одна возле другой. Смотрю в сторону и вижу церковь, и над церковью стоит святитель Феодосий Черниговский с дикирием и трикирием в руках, как на иконе. И я решил ехать в Чернигов к отцу Антонию служить пономарем. Когда приехал в Чернигов, в церковь Преображения Господнего — такую, как мне была показана во сне, и в ней пребывают мощи Феодосия Черниговского.

Потом архимандрит Антоний благословил мне ехать к владыке, чтобы меня рукоположили в диакона. Я подумал, что диакон находится в подчинении у священников и делает то, что необходимо при совершении служб. И решил до смерти быть диаконом. 18 февраля 1959 года меня владыка Андрей рукоположил в сан диакона.

Прошло девять месяцев, отца Антония перевели за штат, а меня на его место — священником. Я же не думал и не готовился, хотел быть всю жизнь в послушании у священника. Но 21 ноября, в день архистратига Михаила, владыка Андрей рукоположил меня во пресвитера.

На другой день владыка благословил мне в соборе служить раннюю литургию. Я стал перед престолом и сказал: «Господи, Ты знаешь, что я ничего не знаю; научи и помоги мне». Я с помощью Божией отслужил литургию без сбоев, а певчие потом сказали мне, что во время службы решили, что я священник старослужащий. Так Господь помог, слава Богу.

Потом был направлен в сельский приход, где прослужил 15 лет. Враг сам и через людей порой делал свое дело, по попущению Божиему, а мы с Богом делали свое дело.."

Формат Интернет-портала не располагает к более пространным цитатам из дневника Полесского странника. Приведу еще лишь его финальный абзац, в котором и экскурс в историю Афона, и юмор с доброй самоиронией:

«Прочитав написанное, найдутся такие, которые будут меня поносить (я этого достоин). Но могут найтись и такие, которые могут подумать выше меня. Однако нигде не восхваляется тот осел, на котором силой Божией была поставлена икона Божией Матери. Осел пришел к воротам афонского монастыря с иконой на спине и остановился. Монахи взяли икону и прославили Царицу Небесную. А за осла — полное молчание».

***

В ту последнюю встречу я не стал утомлять старца вопросами. Лишь спросил, насколько комфортно ему в новых монастырских условиях, подразумевая и сан архимандрита, и духовничество всей епархии, и бытовые удобства.

Он немного подумал и с неизменной улыбкой ответил:

- В Хотиновке у меня в другой половине дома, за печкой, лежанки были на пять человек да на печке трое могли разместиться. А вместо матрацев сено было положено. Душистое. А здесь мне и положить вас негде.