 |
| Однако | Александр Щипков | 13.03.2013 |
Статья Станислава Белковского («Папа указал путь патриарху. Программа реформации Русской церкви: вкратце и по существу»), напечатанная в «Московском комсомольце», вызывает ощущение дежа вю. Программный характер материала очевиден. Тезисы и аргументы знакомы, они не первый месяц используются автором, чтобы вбрасывать в общество идею переустройства церкви на секулярных началах. Этой идее, помимо самого Белковского, подвержены и некоторые менее известные публицисты (см., например, Петр Пименов, «Иона, Бенедикт… Кирилл?» («Ежедневный Журнал»).
Новая статья стала еще одним пробным шаром. Как отреагирует на него церковная общественность? Поводом для вброса стал уход на покой папы Бенедикта XVI, но в принципе могло стать что угодно. Поскольку сама «реформационная» концепция манипулятивна, и цель её очевидна: социальная изоляция РПЦ, подмена церковности её секулярной имитацией.
Фон, на котором политтехнолог проводит свои изыскания, чрезвычайно широк — в диапазоне от «генералиссимуса Сталина» до запрещенного в служении священника Дмитрия Свердлова. Иногда автор банально проговаривается. Например, приводя примеры «жестких и стремительных реформ», он наряду с петровскими и ельцинскими упоминает «ленинско-сталинскую» (это без комментариев).
Но весь этот богатый исторический антураж играет в тексте явно подчиненную роль. В целом она сводится к созданию информационного шума. Тогда как суть авторских намерений заключена в недвусмысленно провокационных предложениях клиру (по принципу «а вдруг да прокатит?»).
Разберем матрешку Белковского на составные части и достанем самую маленькую и самую главную.
Помимо упомянутого «толстого слоя» исторического шоколада в тексте есть и более тонкая теоретическая оболочка. Это собственно «Программа реформации», которую Станислав Белковский предъявляет в самом конце, сократив до пяти коротких пунктов. Но и здесь не стоит читать всё подряд. Два пункта из этих пяти — о необходимости катехизации и введении конфирмации — отложим ввиду демагогичности первого и бестолковости второго. Практическая же часть («умная», смысловая) сводится к тому, что остаётся. А именно: «РПЦ МП как общественная организация, единое бюрократическое целое должна быть ликвидирована… Русская церковь должна трансформироваться в конфедерацию независимых приходов… Прихожане будут избирать себе пастырей, пастыри — епископов, епископы — патриарха».
Вот это уже по существу. Церкви предлагают совершить два самоубийственных шага. Во-первых, — будем называть вещи своими именами — отказ от статуса юридического лица. Во-вторых, — изменение всей системы внутрицерковного устроения на секулярный манер — с подобием выборов в Думу, но по ступенчатому принципу.
Разумеется, такая система привела бы в лучшем случае к замене нормальной церковной жизни лихорадочным партстроительством. В худшем — к полному контролю со стороны государства. Ликвидация «юрлица» означает потерю гражданских прав и вслед за ними — потерю церковной автономии. Это и есть главная цель политтехнолога или его заказчика.
Рукополагать священников тогда тоже, вероятно, пришлось бы голосованием. Представить такое сложно. Соборность начинается с приходского самоуправления, которое благополучно существует и без выборов духовенства. В приходе все всех знают в лицо, и простор для политтехнологий, к счастью, отсутствует. Автор это знает, и это его не устраивает. Ведь его цель, как он сам недвусмысленно заявил, — «ликвидация» РПЦ. То есть превращение её в секулярный комитет по религиозным делам или во что-то подобное. В этом случае ныне работающая модель церковной жизни — досадная помеха. Она мешает признать Церковь «неэффективной», подобно тому, как это было сделано в отношении лучших вузов страны.
И всё же программа Белковского содержит в себе маловато «креатива». По сути это исторический плагиат: все перечисленные «пункты» уже не раз были в ходу и в русской, и в зарубежной истории.
Пролистав документы эпохи французской революции (1789−93 гг.), мы найдем очень похожие инициативы. Так, 2 ноября 1789 г. всё церковное имущество было национализировано (шаг к утрате статуса юридического лица). А 12 июля 1790 года французское Учредительное собрание приняло очень любопытный документ — «Гражданскую Конституцию духовенства». Теперь все духовные лица в епархиях и приходах должны были назначаться выборным порядком. Интересно, что священники выдвигались теми же самыми избирателями, что и члены окружного собрания — то есть не только католиками, но и протестантами, и даже атеистами. Но при этом, каким бы странным ни казалось сие обстоятельство на первый взгляд, в ходе выборов сохранялся имущественный ценз, аналогичный финансовому цензу современных выборных институтов (покупка трибун, времени на ТВ и проч.). То есть эгалитарного «первоначального христианства» в итоге все равно не получилось. Зато получилось закрытие церквей, открытие «Храмов Разума», расправа над верующими и принятие новой (светской) религии.
Второй сюжет сериала «Ликвидация» — СССР, 1929 год. Сталинские гонения. В принятом ВЦИК и СНК Постановлении «О религиозных объединениях» (08.04.1929) прямо и недвусмысленно говорилось: «религиозные общества и группы верующих не пользуются правом юридического лица» (п. 3), а также «религиозные съезды и избираемые ими исполнительные органы не имеют прав юридического лица» (п. 16) — в том числе не имеют права заключать договоры и сделки, владеть культовым имуществом и организовывать кассы взаимопомощи.
И, наконец, 1960-е — период хрущевских гонений. В ответ на попытку патриарха Алексия защитить верующих начинается откровенное закручивание гаек. Меняется Церковное положение о приходах. Приходские священники вынуждены передать свои полномочия исполнительному комитету из трех человек: старосты, помощника старосты и казначея, выбираемых приходским советом, который подконтролен местному или районному Совету. Этот новый орган сразу же окрестили «приходскими тройками».
Экономические, бухгалтерские виды деятельности переданы «тройкам». Священник отвечает только за «духовное руководство прихожанами». Но этого мало. Местные Советы требуют изменить церковные установления в сторону «избирательного права». Выбор священника для прихода становится компетенцией приходского совета, формируемого вокруг «тройки» под контролем местных Советов.
Так Церковь оптимизировали и «приводили в соответствие». По ходу дела было сказано много прекрасных слов о возвращении к «апостольским и древнерусским соборным традициям» (ср. «эгалитарное христианство» якобинцев). Любопытно, что атеистической аудитории в это же самое время не уставали твердить о возвращении к «ленинским нормам». Процессы шли параллельно. Реформация выполняла и перевыполняла план.
Белковский, судя по всему, надеется, что ещё одной такой реформации Русская Православная Церковь может и не выдержать. Надежды тщетны. Мы добились церковной автономии дорогой ценой, и вовсе не собираемся её уступать.
