СУД НАД ИИСУСОМ ХРИСТОМ: БОГОСЛОВСКИЙ И ЮРИДИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД. ЧАСТЬ 2

Юридическое исследование деяния иерусалимского Синедриона должно начинаться с его первого формально-правового акта — «взятия под стражу». В отношении к Иисусу Христу нормы еврейского судопроизводства, допускавшие арест только после проведенного следствия, были нарушены (немедленное задержание допускалось лишь при возможном бегстве и опасности вооруженного сопротивлении подозреваемого). Никаких указаний на поведенное следствие в источниках нет. Готовность к такому правовому произволу была давно. Во время праздника поставления кущей, Иисус учил в Иерусалимском храме и многие в народе уверовали в Него. Тогда фарисеи и первосвященники послали служителей схватить Его. Но те вернулись одни под сильным впечатлением от слышанного: Никогда человек не говорил так, как этот Человек (Ин.7, 46). Фарисеи были раздражены на народ, слушавший Проповедника и на служителей, не исполнивших поручение. Тогда св. прав. Никодим возвысил свой голос и указал на беззаконные усилия членов Синедриона: Судит ли закон наш человека", если прежде не выслушает его и не узнают, что он делает? (Ин 7, 51). Первым на это правовое нарушение обратил внимание первосвященников Сам Христос: Как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня? Каждый день бывал Я с вами в храме, и вы не поднимали на Меня рук, но теперь ваше время и власть тьмы (Лк. 22, 52). Символика дня и ночи позволяет еще более явственно увидеть беззаконность иудейских первосвященников и старейшин, избравших ночь для допросов и суда над Спасителем. Мечи и колья, которыми было вооружено множество народа, видимо, были взяты для прикрытия беззакония. Нескольких римских воинов, посланных вместе со старейшинами и начальниками храма, было вполне достаточно для задержания ненавидимого ими Проповедника (даже с учетом сопровождавших Его учеников). Последние слова (теперь ваше время и власть тьмы) прямо говорят о том, что закон в отношении к Нему соблюдаться не будет. Знали это и первосвященники и фарисеи, решившие предварительно, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб (Ин. 11, 50). Вместо юридической нормы вводится расплывчатый, дающий простор произволу, прагматический критерий безопасности народа.
Но вот что интересно: в приведенных словах речь идет об одном человеке, жизнь которого приносится в жертву, чтобы не погибли все. Члены Синедриона, стремящиеся убить Спасителя и движимые при этом собственными мотивами, были, не сознавая того, орудиями Божественного Промысла в деле спасения человечества. Евангелие открыло нам смысл происходивших тогда событий: Иисус Христос один жертвенно умер, чтобы не погиб весь род человеческий, плененный диаволом.
О существования в древнем Израиле мест заключения под стражу мы находим в книгах Ветхого Завета: царь Аса (911−870 г. до Р.Х.) посадил в темницу прозорливца Анания за обличение и предсказание поражения от сирийцев (2 Пар.16,10). Св. пророк Иеремия получил ударение от священника и надзирателя Иерусалимского храма Пасхора. Он заключил великого пророка в яму, которая была близ верхних Вениаминовых ворот (Иер.20, 2). Важно обратить внимание на причину заточения св. провидца: предсказание гибели Иерусалима, котороеисполнилось исполнилось в 586 г. Пророчество Иисуса Христа о великом городе (не останется здесь камня на камне (Мк.13,2)) было известно первосвященникам и старейшинам и несомненно умножило в них злостное желание расправиться с Проповедником. Во времена Спасителя в Иерусалиме существовала народная темница (Деян., 5.18). В ней, по-видимому, содержался разбойник Варрава (Лк. 23, 19).
Вслед за первым юридическим нарушением (взятие под стражу без проведенного следствия) последовало второе: Иисус Христос, задержанный в Гефсиманском саду, сразу же был приведен на суд, минуя предварительное заключение. Оно было элементарной правовой нормой как древнееврейской, так и римской судебной практики. Обвиняемый мог ознакомиться с делом, приготовиться к оправдательным ответам. Власть, с другой стороны могла провести тщательное расследование.
Взят был Христос под стражу при содействии одного из двенадцати Своих учеников. Иуда Искариот привел старейшин иудейских, толпу и римских воинов в масличный сад к востоку от Иерусалима, куда удалился для молитв Божественный Учитель с апостолами. Условным знаком, позволившим воинам опознать в ночной тьме Иисуса Христа, было целование (обычный способ приветствия у евреев) Иудой Учителя. Это предательство с разных точек зрения рассматривается в обширной литературе (начиная со святоотеческих толкований Евангелия до современных публикаций). Мы коснемся темы иудиного предательства только в той мере, в какой это дает нам материал для более полного исследования обстоятельств суда над Христом.
Первое, что необходимо понять в этом событии: в чем именно состояла услуга первосвященникам со стороны сребролюбивого ученика? В евангельском повествовании об этом сказано кратко: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его (Мф. 26, 48).
Возникает вопрос: помог ли Иуда опознать Иисуса Христа? Ведь Спаситель не был руководителем тайной общины; три с половиной года он проповедовал и творил чудеса, в том числе и в Иерусалиме, в присутствии старейшин и начальников храма. Внешне Он был известен им так же хорошо, как и ученику, который, подобно остальным, знал Учителя со времени начала Его служения. Христос был предан не на Тайной Вечери, а в саду, который часто посещал. Первосвященники, готовившиеся схватить Его сразу же после воскресения Лазаря (произошло это в субботу), могли послать слуг, которым нетрудно было проследить за ненавистным Синедриону Проповедником. Конечно, Иуда лучше, чем воины и слуги первосвященников, знал то место в масличном саду, где нужно искать Христа, и помог быстрей схватить Его. Но удивляет та значительная сумма, которую он за эту услугу получил: она оказалась достаточной для приобретения земли под кладбище. Некоторые исследователи из указанного затруднения (разница между платой и реальной услугой) пытались выйти с помощью догадок, что Иуда сообщил первосвященникам какие-либо высказывания, облегчавшие дело осуждения Спасителя. Но эти догадки носят произвольный характер. Текстом святого Евангелия это не подтверждается. Решению поставленного выше вопроса может помочь отказ рассматривать сумму, полученную Иудой как точная плата за оказанную предателем услугу первосвященникам. Размер ее неслучаен: в книге «Исход» это суммой определена покупная стоимость раба: Если вол забодает раба, или рабу, то господину их заплатить тридцать сиклей серебра… (Исх. 21.32). Нетрудно увидеть здесь желание фарисеев уничижить преследуемого ими Проповедника, назначив за Него цену раба.
Но символичность данной предателю платы не решает полностью поставленного вопроса. Попробуем выйти из затруднения с помощью предположения, что первосвященникам весьма важно было взять Христа именно ночью, чтобы провести суд до наступления утра, пока жители Иерусалима, приветствовавшие Учителя и Чудотворца радостными восклицаниями и постилавшие под ноги осляти свои одежды, еще не узнали о Его заключении; для достижения такой цели услуга, оказанная Иудой, была значительной. Если это объяснение верно, то появляется возможность сделать один вывод: члены Синедриона хотели именно ночного суда, хотя рассмотрение дел, предусматривавших вынесение смертного приговора, ночью было незаконным.
Следует обратить внимание еще на одно обстоятельство. Иуды в качестве свидетеля на суде не было. Из Евангелия известно, что многие лжесвидетельствовали, но их показания не были признаны достаточными. Для законного осуждения Иисуса Христа Иуда, разумеется, ничего дать не мог, поскольку проповедь Мессии не отменяла закон, а благовествовала о Царствии Божием, для стяжания которого необходимо было исполнение закона. Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить (Мф. 5, 17).
Чем объяснить, что предателя на суде не было? Евангелие сообщает, что Иуда раскаялся, увидев, что Иисус Христос осужден и связанным отведен к Пилату (Мф. 27, 3). Возможно, уже до вынесения смертного приговора Синедрионом в душе отпавшего ученика появилось сожаление о содеянном. Следует обратить внимание на слова: увидев, что Он осужден, и, раскаявшись, возвратил тридцать сребреников первосвященникам и старейшинам (Мф. 27, 3). Но разве просивший награды за предательство не знал, что Божественный Учитель будет осужден, что иудейские начальники хотели Его смерти? Несомненно знал. Приведем объяснение поведения Иуды, принадлежащее блаженному Феофилакту. Суть его в следующем: Иуда, получая за предательство сребреники, надеялся, что Учитель, творивший чудеса, сверхъестественным образом уйдет от Своих врагов. Узнав же, что этого не произошло и что Иисус Христос предан смерти, он воскликнул: согрешил я, предав кровь невинную (Мф. 27, 4). Косвенным подтверждением этого предположения является способ предательства. Иуда не хотел остаться в стане тех, кто нанял его, и пытался прикрыть свое предательство лобзанием. [Блаженный Феофилакт Благовестник, или Толкование на Святое Евангелие. Евангелие от Матфея. Казань, 1898, с. 361−362.]
Приведенные соображения относятся лишь к мотивам иудиных поступков. Независимо от размеров реальной услуги, оказанной врагам Христа, безотносительно к расчетам Иуды для успокоения еще не заглохшей совести, в духовно-нравственном отношении поступок бывшего ученика есть предательство тягчайшее, преступление сугубое, падение в бездну. Оно внушено диаволом. И как преступление, совершенное Каином, явилось вневременным образом всякого злодеяния против ближнего во всем человеческом роде, так и поступок Иуды стал символом всякого отречения от Господа и предательства ради корысти.
Иисус Христос был взят под стражу в Гефсимании близ селения к востоку от Иерусалима, у подножия Елеонской горы (в переводе с арамейского слово «Гефсимания» означает пресс для маслин). Место это свято: здесь Христос часто проводил ночи в молитвах, здесь начались его искупительные страдания, закончившиеся на Голгофе. В Гефсимании, по преданию, была погребена Пресвятая Богородица. На Елеонскую гору в сороковой день по Воскресении Господь привел своих учеников и, благословив их, вознесся на небо.
Христиане бережно и благоговейно хранят память об этих местах. Сохранился грот, где Христос, пав на землю, молился «о чаше». Предание указывает место у входа в Гефсиманский сад близ остатков колонны, где искушенный диаволом ученик дал целование Божественному Учителю.
Взятый воинами, Иисус Христос был веден вдоль потока Кедрон («мутный ручей»), который берет начало на северо-западе Иерусалима, огибает город с востока, спускается к югу и впадает в Мертвое море. Образуется он только в период дождей и течет по направлению к памятнику Авессалому, против которого был мост через поток. Здесь, где Христос даровал некогда зрение слепому от рождения (Ин. 9, 1−41), Он получил первое поругание от ведших его стражей. По преданию, один из воинов столкнул Его с мостика, и тут же Он упал на берег; колена и руки нашего Искупителя напечатлелись на береговом камне. Есть предание, что Христос, мучимый в пути жаждою, испил из Кедронского потока, в исполнение пророчества царя Давида: из потока на пути будет пить, и потому вознесет главу (Пс. 109, 7). Поток Кедронский протекает между Иерусалимом и Елеонской горой и впадает в Мертвое море. По его названию получила название и долина, известная также как Иосафатова долина. Через нее вочеловечившийся Господь был ведом на человеческий суд, и здесь же, по поверью жителей Палестины (христиан, иудеев, мусульман), будет место Страшного Суда, согласно пророчеству Иоиля: Пусть воспрянут народы и низойдут в долину Иосафата; ибо там Я воссяду, чтобы судить, все народы отовсюду… Толпы, толпы в долине суда! ибо близок день Господень к долине суда! (Иоил. 3, 12; 14).
Предания о дальнейшем Страстном пути Спасителя разнятся между собой. Одни говорят о том, что Христос был веден для поругания Его славы через Золотые ворота, через которые Он торжественно вступил в Иерусалим из Вифании, встреченный возгласами «осанна». Другие утверждают, что, перейдя мост, иудеи обогнули поворот Иерусалимских стен на юго-запад и направились через врата, называемые «Гнойными» (также для поругания имени Христа), в предместье Офель, а далее — к дому первосвященника Анны, который согласно преданию находился возле теперешних Сионских ворот. Анна (евр. Ханан; в русском тексте Иосифа Флавия Аннан) был возведен в первосвященническое достоинство в 7 (по др. данным в 6) г. по Р.Х. наместником Сирии Квиринием. В 15 г. он был низложен прокуратором Иудеи Валерием Гратом. Отставной первосвященник был старше своего зятя Каиафы не только годами, но и жизненным опытом. Пять его сыновей в разное время занимали должности первосвященника. Как глава большого и влиятельного семейства, он пользовался авторитетом в Синедрионе. В его доме был учинен первый допрос Божественному Узнику. Действия Анны, напоминавшие процедуру суда, законной силы не имели, потому что тесть Каиафы в это время был частным лицом. Это было третьим юридическим нарушением в отношении к Спасителю.
Старейшины это знали. Что побудило иудейских вождей при большом стеснении во времени (нужно было до утра успеть провести судебное разбирательство и осудить на смерть Пленника) и неправомочности Анны привести к нему в дом Иисуса Христа. Многие исследователи говорят о желании доставить удовольствие столь влиятельному лицу, каким был глава первосвященнического рода. Тем более, что дом его был по пути. Принимая это объяснение, выскажем еще одно предположение, не противоречащее первому: иудеи, задумавшие расправу над ненавидимым ими Учителем, рассчитывали на его опытность. Первосвященник же спросил Иисуса об учениках Его и об учении Его (Ин. 18, 19). В этих вопросах Анна сразу же обнаружил себя хитрым и опытным политиком. Бывший первосвященник хотел, по-видимому, подвести дело к тому, чтобы обвинить Иисуса Христа в руководстве тайной общиной. В этом был коварный умысел. Первосвященники и старейшины хотели смерти Спасителя. Осуждение на казнь, вынесенное Синедрионом подлежало утверждению прокуратором Иудеи. Самый короткий путь к этому вожди иудейские видели в тех обвинениях, которые возбудили бы политические опасения полномочного представителя римского императора — в неспокойной Иудеи. Анны был одним из вождей дружески настроенной к Риму саддукейской партии. Спокойным, кратким и точным ответом Христос разрушил план отставного первосвященника: «Я говорил явно миру; всегда учил в синагоге и в храме, где всегда иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего» (Ин., 18.20). К этому Узник прибавил слова, в которых видно желание допрос перевести в юридическую плоскость, ибо для суда объективно значимо не столько мнение подсудимого, а показания свидетелей: Что спрашиваешь Меня? спроси слышавших, что Я говорил им; вот они, знают, что Я говорил (Ин. 18, 21). В ответ на это один из служителей ударил Спасителя по лицу. Это было очередное нарушение юридической нормы. Не только слуга, но и судья бить подсудимого не имел права. Когда св. апостол Павел стоял перед судом Синедриона, первосвященник Анания приказал бить его по устам. Первоверховный апостол указал ему на беззаконность этого поступка: Ты сидишь, чтобы судить по закону, и, вопреки закону велишь бить меня (Деян. 23, 2−3).
С нравственной точки зрения поступок служителя бывшего первосвященника ударившего Узника по ланите был гнусным. Иисус Христос, умирая в страданиях на Кресте явил величайший образ кротости и незлобия, молясь за распинавших Его и хуливших: Отче, отпусти им: не ведят бо, что творят (Лк. 23, 34). Он «мог перенести теперь, пишет Преосвященный Иннокентий, равнодушно безумную дерзость раба Ананова… Но молчание в настоящем случае могло показаться признанием в том, что действительно нарушено уважение к сану Первосвященника. Сам безрассудный раб остался бы в уверенности, что поступил справедливо» [Иннокентий (Борисов), архиепископ. Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа, Одесса, 1857, ч. 4, с. 9]
Ответ Иисуса Христа на расчетливо поставленный вопрос влиятельного саддукея лишил его надежды придать начавшемуся делу политическую направленность. Он больше не допрашивал Узника. Однако несколько часов спустя, когда первосвященники и народная толпа, добиваясь у Понтия Пилата утверждения Иисусу смертного приговора за то, что сделал Себя Сыном Божиим (Ин. 19, 7), увидела нерешительность прокуратора Иудеи и даже желание отпустить невинного Пленника, вновь прозвучал тот же политический мотив: если отпустишь Его, ты не друг кесарю, всякий делающий себя царем противник кесарю (Ин. 19, 2).
Из дома Анны связанного Спасителя повели к Каиафе. «Дворец первосвященника был расположен на высотах Сиона. Как все жилища знатных особ, он состоял из главного корпуса и двух флигелей. Пространство между этими зданиями образовало внутренний двор, куда входили через галерею, на которую вела лестница с крыльцом.» [Дидон. «Спаситель мира. О земной жизни Господа нашего Иисуса Христа, пер. с французского, М. 1998, с. 665]
Председателем Синедриона, собравшегося ночью в одной из зал, был Иосиф Каиафа (второе имя, нередко встречающееся у древних евреев, по-видимому, образовалось из прозвища). Слово это греческое, его этимология неясна. В „Симфонии“ предлагаются варианты: „смирение“, „последователь“, „каменотес“. [Симфония или Словарь-указатель к Священному Писанию Ветхого и Нового Завета, М. 2000, т. 3, с. 10] Во всей полуторатысячилетней священной истории, запечатленной в библейских книгах, он один носит это имя. Иосиф Каиафа стал первосвященником в 18 г. по Р.Х., а в 36 г. был смещен римским наместником Сирии Вителлием. Как и все участники тех великих событий, он, несомненно, был орудием Божественного Промысла. Но тяжелая личная вина за совершенное преступление при этом остается. Сразу же после воскресения Лазаря Каифа, опасаясь что все уверуют в Иисуса, предложил убить Учителя, сотворившего это великое чудо: вы ничего не знаете и не подумайте, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели, чтобы весь народ погиб (Ин. 11, 49−50). Поражает в этих словах мера юридического произвола. Поставленный верховным вождем богоизбранного народа, чтобы хранить великое наследие св. пророка Моисея, он при решении участия человека в отношении жизни и смерти, руководствуется не Законом, а политическими опасениями, значимыми только для закоренелого саддукея, а не ревнителя отечественных традиций. Как ни скупы сведения о нем в источниках, образ его проступает достаточно определенно: перед нами расчетливый человек, в мыслях и действиях которого политик полностью заслоняет архиерея.
Из святых евангелистов двое Матфей и Марк свидетельствуют, что суд над Иисусом Христом был ночью. А взявшие Иисуса отвели Его к Каиафе первосвященнику, куда собрались книжники и старейшины. Петр же следовал за Ним издали, до двора первосвященникова; и, войдя внутрь, сел со служителями, чтобы видеть конец. Первосвященники и старейшины и весь Синедрион искали лжесвидетельства против Иисуса, чтобы предать Его смерти, и не находили; и, хотя много лжесвидетелей приходило, не нашли. Но наконец пришли два лжесвидетеля и сказали: Он говорил: могу разрушить храм Божий и в три дня создать его. И, встав, первосвященник сказал Ему: что же ничего не отвечаешь, что они против Тебя свидетельствуют? Иисус молчал. И первосвященник сказал Ему: заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий. Иисус говорит ему: ты сказал; даже сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных. Тогда первосвященник разодрал одежды свои и сказал: Он богохульствует! на что еще нам свидетелей? вот, теперь вы все слышали богохульство Его! как вам кажется? Они же сказали в ответ: повинен смерти. Тогда плевали Ему в лице и заушали Его; другие же ударяли Его по ланитам и говорили: прореки нам, Христос, кто ударил Тебя (Мф. 26, 57−68). Несомненно, суд проходил ночью. Рассказ о трехкратном отречении апостола Петра, которое было до первого крика петуха, помещен после.
Древнееврейское право, имевшее богооткровенный источник, не разрешало ночные суды. Когда св. апостол Петр и Иоанн после исцеления хромого от рождения, учили народ о Иисусе, священники, начальники стражи при храме и саддукеи наложили на них руки и отдали их под стражу до утра; ибо уже был вечер (Деян. 4, 3).
Ночью у подсудимого ослаблены умственные и телесные силы. По этой причине он ограничен в своей защите. С другой стороны, судьи во время ночного разбирательства чаще, чем при дневном, могут допустить поспешность и невнимательность. Разрушение нормы судопроизводства израильские судьи допустили из боязни народа. Возможно возражение: в повествовании евангелистов упоминается народ (приходит Иуда, один из двенадцати, и с ним множество народа с мечами и кольями… (Мк. 14, 43). Несомненно, здесь говориться о той части народа, которая была наиболее податлива ко злу. Это часть того, что Спаситель называет словом „мир“ (если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел (Ин.15, 18)). Была и другая причина поспешного проведения суда ночью: следующий день был субботний, в течение которого Моисеев закон предписывает покой.
Итак, Синедрион заседал ночью. Известный в литературе вопрос: „А судьи кто?“ должен быть поставлен и в нашем тексте. Кто осудил на смертную казнь Того, Кому Отец отдал весь Суд (Ин. 5, 22)? Евангелисты говорят о суде Синедриона (по-еврейски: Санхедрин). Великий синедрион был высшим правительственным и судебным органом в Иудеи. Суду Синедриона подлежали важнейшие религиозные (о богохульстве, ересях, сектах) и гражданские дела. Насколько полным был состав Синедриона, состоявшего из 71 члена, в ту неповторимую для Иерусалима ночь? Точно можем сказать только об отсутствии на заседании святой Иосифа из Аримафеи. Об этом свидетельствует св. евангелист Лука: человек добрый и праведный, не участвовавший в совете и в деле их (Лк. 23, 50−51). По-видимому также не было на совете св. прав. Никодима, который уже пытался остановить незаконные действия вождей иудейских (Ин. 7, 50) Не знаем; был ли в ту ночь в доме Каиафы законоучитель Гамалиил, позже ставший членом Христовой Церкви и прославленный в лике святых. Будучи человеком безбоязненным, честным и мудрым, он, несомненно, возвысил бы голос, чтобы вразумить ослепленных ненавистью фарисеев и саддукеев, как это сделал он позже на заседании их совета, собравшегося осудить св. апостолов Петра и Иоанна (Деян. 5, 34−40). За отсутствием данных не можем также решить вопрос: был ли кворум? Если был, то в заседании Синедриона участвовало не менее 36 полноправных членов. В ту ночь в доме первосвященника и во дворе было многолюдно. Еврейское право не знало „зарытых процессов“. Богодухновенный законодатель дал древним евреям понимание гласности как важного принципа справедливого суда. Правда, сама по себе открытость судебного процесса не избавляет от тяжких беззаконий. Участвовали в ночном заседании первосвященники со старейшинами и книжниками и весь синедрион (Мк. 15, 1). Еврейское судопроизводство, разрешая присутствие народа, вместе с тем запрещало посторонним проявлять какое-либо участие в делах судебного разбирательства. В отношении к Иисусу Христу, возможно, мы имеем дело еще с одним процессуальным нарушением. Св. евангелист Марк говорит: Немедленно поутру первосвященники со старейшинами и книжниками и весь синедрион составили совещание и, связав Иисуса, отвели и предали Пилату (Мк. 15, 1). Должно обратить внимание в приведенной цитате на соединительное „и“ („И весь синедрион“). Ясно, что множество людей, определявших участь узника превышало число членов того совета в Иерусалиме, который только один имел права высшего судебного органа.
Для принятия судебного решения нужны были свидетели — лица, обладающие точными сведениями о поступках обвиняемого для вынесения судебного решения, оправдывающего или осуждающего подсудимого. Этот весьма простой способ совершения судебных дел известен с глубокой древности. Без свидетелей судебное решение невозможно. Господь, дав на г. Синай богоизбранному народу Закон, установил и правила относительно свидетелей: По словам двух свидетелей или трех свидетелей должен умереть осужденный на смерть: не должно предавать смерти одного свидетеля (Вт. 17, 6). Спаситель говорит иудеям: в законе вашем написано, что двух человек свидетельство истинно (Ин.8, 11). Так как показания свидетелей определяли судьбу человека, жизнь его или смерть, Моисеев закон требовал безукоризненную правдивость. Не произноси, — говорить 9-я заповедь Десятисловия, — ложного свидетельства на ближнего твоего (Исх. 20, 16). Еврейское судопроизводство предусматривало полную тождественность показания свидетелей. В противном случае, получается один свидетель.
На суде над Иисусом Христом старейшины и члены Синедриона привлекали многих для свидетельства, но их показания оказывались юридически несостоятельны. В святом Евангелии они названы лжесвидетелями (Мф. 26, 60−61, Мк. 14, 55−56). Должно заметить, что согласно закону, лжесвидетель подвергался тому наказанию, которое ожидало оговариваемого им подсудимого. Печально, но верно: члены Синедриона в ту ночь суда над ненавидимым ими Учителем забыли эту элементарную юридическую норму, древнееврейского права. Ни один лжесвидетель суду не подвергся.
Последними были приглашены мнимые свидетели, которые вспомнили слова Спасителя, сказанные иудеям, требовавшим от Него знамение, подтверждающее его власть изгонять из Храма торговцев: Разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его (Ин. 2, 18−19). Трудно определить: какое именно преступление видели эти лжесвидетели, выступившие последними. Может быть непочтение к храму или подстрекательство его разрушению? Но вряд ли ускользало от их внимания, что Иисус Христос говорил не только о разрушении, но и созидании. „Основания для смертного приговора здесь не было“. Можно было увидеть в этих словах указание на Свою Божественную силу. Но это был слишком косвенный повод для суда. Тем более, иудеи восприняли эти слова буквально: сей храм строился сорок шесть лет, и Ты в три дня воздвигнешь его (Ин. 2, 19). Заключенное в этих словах пророчество о Своем Воскресении иудеям оказалось недоступным.
Свидетельство двух последних выступивших на суде с показаниями не было достаточно (Мк. 14, 59). Почему? Может быть потому, что они не соответствовали тем словам, какие произнес Спаситель в Храме и которые могли слышать первосвященники и старейшины: разрушьте Храм сей и Я в три дня воздвигну его (Ин. 2, 18). А свидетели, расходясь между собой приводили другие слова: Я разрушу… (Мк. 14, 58) и могу разрушить… (Мф. 26, 61). Но скорее всего другое: трудно на этих, не понятных им словах построить серьезное обвинения для приговора к смерти. Для членов Синедриона наступил неприятный, тягостный, можно сказать, тупиковый момент. Выход был найден тем же Каиафой, который после великого чуда воскресения четырехдневного Лазаря первосвященникам и фарисеям, недоуменно вопрошавшим: что нам делать (Ин. 11, 47), сказал: вы ничего не знаете (Ин. 11, 49).Суд, желавший придать законный характер приговору, основания для смертного обвинения так и не нашел. Ночное заседание, длившееся, без сомнения, несколько часов, закончилось почти внезапно. Первосвященник вышел на середину, Обратясь к Узнику, он сказал: что же ничего не отвечаешь? Что они против Тебя свидетельствуют? (Мф. 26, 62; Мк. 14, 60). Этот вопрос ввиду отсутствия свидетельств на Узника не имел реального, т. е. процессуально смысла. Эти слова нужны были Каиафе в качестве психологического вступления к тому, что затем последовало. Каиафа прибег к обычаю, который евреев существовал с древних времен — заклинанию. У этого славянского слова (от корня клятва, по-еврейски — шевуа) несколько значений. В исследуемом нами случае „заклять“ означает взять торжественное обещание. Призывание имени Божия имело цель придать действию особую ответственность. Первое упоминание об этом мы встречаем в книге Бытия: умирающий патриарх Иаков заклял сына своего Иосифа похоронить его в гробе, который он выкопал себе в земле Ханаанской (Быт. 50, 5). О заклинании упоминают священные писатели и в других книгах (Нав. 2, 12−13; 3Цар. 22,18; 2Езд. 8, 92). У вопроса была определенная цель — вызвать ответ, который послужил бы основанием для обвинения в богохульстве.
И первосвященник сказал Ему: заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий? (Мф. 26, 63). Евангелист Марк опуская первые слова первосвященника приводит тот же вопрос: Ты ли Христос, Сын Благословенного? (Мк. 14, 61). Повествования евангелистов согласуются между собой, потому что Благословенный (по-еврейски: Барух) является одним из имен Божиих. Следовательно, в приведенном вопросе во втором Евангелии Христос назван тоже Сыном Божиим.
Ответ оба евангелиста приводят по смыслу тождественный: У св. Матфея: Иисус говорит ему: ты сказал; даже сказываю вам; отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных (Мф. 26, 64). Согласно св. Марку: Иисус сказал: Я; и вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных (Мк. 14.62). В еврейской речи словосочетание ты сказал имеет положительно-констативный смысл, что подтверждается тождеством последовавших затем слов Спасителя. Некоторая разница в словах могла возникнуть потому, что Евангелие от Матфея дошло до нас не в оригинале, а в переводе с арамейского языка на греческий.
Благовествуя о Царствии Божием, Спаситель открывал Себя как Христа либо ученикам Своим (Мф. 16, 16; 23, 8), либо тем, кто имея чуткую и доверчивую душу, готов был воспринять это. Например самарянке и ее соплеменникам (Ин. 4, 25−42). „Он, — пишет исследователь Дидон, — всегда называл Себя Сыном Божиим и перед народом, и перед фарисеями, и перед членами синедриона. Так как, живя, действуя и уча среди них, Он желал установить Свое Божественное Сыновство, то, несмотря на то, что Он знал, что Его ответ будет смертным для Него приговором, Он не поколебался прервать молчание и на предложенный первосвященником вопрос торжественно засвидетельствовать великую истину. Иисус сказал: Я, и вы узрите Сына человеческого сидящего одесную силы, и грядущего на облаках небесных. В этом торжественном откровении выразилось все учение Христа о Своем Лице предназначении и напомнило Его судьям то, что было им особенно неприятно: соучастие Сына человеческого в могуществе Бога-Отца и Его истинную божественность. Обвиняемый говорил о Себе, как Бог, и, возвещая Своим судьям, согласно с предсказанием Пророка Свое возвращение на облаках небесных, показал им этим, что наступит день, когда они предстанут на Его божественный суд“ [Дидон, Спаситель мира…, с. 667−68.] Христос, пришедший в этот в этот мир, чтобы благовествовать о Царстве Небесном, прервал молчание. Его слова мало похожи на ответ подсудимого, а являются откровением о Своем Богочеловечестве. Молчавший на суде Иисус в ответ на вопрос первосвященника исповедал Себя Сыном Божиим не в силу произнесенного Каиафой заклинания, а потому что „исполнились сроки“: Отче! Пришел час, прославить Сына Твоего, да и Сын прославит Тебя (Ин. 17, 1) Первосвященник услышал от Узника ответ, который ни только ожидал, но и желал вызвать. Поэтому, без всякого сомнения, выглядит лицемерием тот порыв его души, в котором он разодрал свои верхние одежды. Это-то лицемерие, которое так часто Иисус Христос обнажал в вождях иудейских, особенно в фарисеях.
Обычай раздирать одежды, находясь в состоянии глубокой печали, был у евреев древним. Так поступил патриарх Иаков, когда ему сказали, что его сына Иосифа съел хищный зверь (Быт. 37, 32−34). Разорвали на себе одежды братия патриарха Иосифа, когда в мешке Вениамина при обыске была обнаружена тайно положенная туда серебряная чаша (Быт. 44, 12−12). После военного поражения евреев от жителей Гайя, разорвал на себе одежды св. праведный Иисус Навин (Нав. 7, 4−6). К этому обычаю прибег св. пророк Давид, узнав о смерти царя Саула (2 Цар. 1, 11). Но первосвященникам Господь запретил раздирать одежды. Когда огонь от Господа сжег сынов Аарона Надава и Авиуда за то, что они принесли пред Господа огонь чуждый (Лев. 10, 1), Господь устами пророка Моисея сказал первосвященнику Аарону и сыновьям его Елеазару и Ифамару: голов ваших не обнажайте и одежд ваших не раздирайте, чтобы вам не умереть и не навести гнева на все общество (Лев. 10, 6).
Никто из присутствовавших на ночном заседании Синедриона, кроме Иисуса Христа, не знал, что поступок первосвященника Каиафы знаменовал завершение целого периода Священной истории. Разодранные одежды архиерея символизировали конец ветхозаветного священства. Первосвященник Христос заключил Новый Завет и уже не с избранным народом, а со всем человечеством. Раздирание одежд потомкам рода Ааронова внешне выражавшее гнев вышедшего из себя человека, было в действительности исполнением пророчества.
Из уст Каиафы прозвучало обвинение стоявшего перед ним Узника в богохульстве — в самом тяжком преступлении согласно древнееврейскому праву. Из всех заповедей богодухновенной ветхозаветной религии первейшей была заповедь: люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, всею душей твоею и всеми силами твоими (Вт. 6.5). Хула на Бога есть крайняя степень попрания ее. Преступление это наказывалось смертью (Лев. 24, 16). Закон предусматривал тщательное исследование всех обстоятельств дела, точную проверку доказательств (Вт. 17, 4). Это был общий принцип. В случаях тяжких преступлений отступление от этого правила было грубым нарушением закона.
Первосвященник и весь Синедрион должны были с великим вниманием и особой тщательностью исследовать утверждение, сделанное в ту ночь с 13 на 14 нисана в Иерусалиме Подсудимым.
Среди членов Синедриона были книжники, законники и просто старейшины, знавшие, можно сказать, каждую букву Писания. Наступила полнота времен, пришел срок исполнения пророчества Даниила о пришествии Мессии. Ко времени начала проповеди Спасителем Евангелия во всем народе иудейском ожидание Христа (по-еврейски Машиах — Мессия) достигло наивысшего напряжения. Ангел пустыни, св. Иоанн Предтеча, назначен был Божественным Промыслом приготовить людей к приходу Помазанника Божия. Следовательно, для членов Синедриона факт появления Христа в эти дни сам по себе не был невозможным. Была ли возможность проверить: Христос ли стоящий перед ними в узах. Кто Этот Проповедник, который еще творил столько чудес, что в народе говорили: когда придет Христос, неужели сотворить больше знамений, нежели сколько Сей сотворил? (Ин. 7, 31). Немало людей в Палестине могли увидеть в новом Проповеднике и Учителе, творившим чудеса (слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют (Мф. 11, 5)) обещанного Господом через пророков — Христа. Будущий апостол Андрей открытой, чистой душой воспринял Иисуса и придя к брату Симону (Петру) сказал: мы нашли Мессию, что значит: Христос и привел его к Иисусу (Ин. 1, 41). Именно Сыном Божиим исповедали Иисуса те, кто был в лодке, когда Он вошел в нее и тотчас утих ветер: подошли поклонились Ему и сказали: истинно Ты Сын Божий (Мф. 14, 31−33). Позже и другие ученики узнали в Нем Того, Кого напряженно ждал весь Израиль. Блажен, кто не соблазнится о Мне (Мф. 11, 6). Не соблазнились, но уверовали в Него как в Христа презираемые иудеями самаряне. Достаточно было одно чуда — сказать самарянке все, что она сделала (Ин. 4, 39). Гордость, предубеждение и омертвление веры не позволили членам Синедриона сказать, как самаряне: сами слышали и узнали, что Он истинно Спаситель мира Христос (Ин. 4, 42).
В планах домостроительства нашего спасения ответ Иисуса Синедриону был высшим моментом Его общественного служения, последним актом той проповеднической деятельности, на которую Он вышел три года назад. Своим ответом, вызвавшим смертный приговор, Он положил камень в основание Голгофского Креста, на котором совершилось дело нашего спасения. И как всегда бывает в духовной жизни, чем выше и значимей событие тем явственней обозначается граница разделения добра и зла. Иисус, окруженный гонителями, явил то спокойствие и величие духа, какое не знало человечество от своего начала. Судьи же Его, став на путь греха, влекомые его внутренней логикой, стали усугублять беззакония. Грубое правовое нарушение было в том, что в нарушение закона, не исследовал мессианские права Того, Кто назвал Себя Христом. Если в эту ночь члены высшего Судебного органа не готовы были это сделать, они обязаны были заседание отложить. В эти драматические для членов Синедриона минуты правовое сознание представителей высшего судебного органа Израиля, было полностью связано ненавистью к Узнику. Допущено было еще одно грубое нарушение судопроизводства: подсудимый не мог быть осужден на основании самопризнания обвиняемого. Древнеиудейское законодательство ясно понимало таящуюся здесь великую опасность. Талмуд не придавал никакого значения в уголовном процессе как родственникам подсудимого так и признанию вины: подсудимого: никто не может признать себя преступным, потому что пристрастно относится к себе (трактат Сангедрин, 96). Трудно удержаться от воспоминания нашего недавнего трагического опыта. Именно в период наиболее массовых гонений и репрессий (1937 г.) богоборческая власть в нашей стране разрешила „тройкам“ выносить приговоры (главным образом смертные) на основании признания подследственным своей вины. Признание это получалось с помощью жестоких пыток.
Суд Синедриона закончился осуждением на смерть Спасителя мира. Все, что произошло потом во дворе дома Каиафы сразу же после осуждения Узника, покрыло несмываемым позором членов Синедриона и его слуг. Тогда плевали Ему в лице и заушали Его; другие же ударяли Его по ланитам и говорили: прореки нам, Христос, кто ударил Тебя? (Мф. 26, 67−68). Ни в чем, наверно, не проявляется так явственно низость и моральное ничтожество, как в издевательствах и глумлениях над беспомощными, связанными людьми. В случае, о котором свидетельствует евангелист, безнравственность превысила всякую меру: присутствовавшие надругались над Тем, Кто до самых последних дней воскрешал мертвых, исцелял недужных, избавлял от страданий. Сейчас видя Узника осужденным, эти люди дали свободу всему низменному и злому, что было в них. Если быть богословски точным, Иисус был в узах, но не был беспомощным. Он страдал по Своему Человечеству. Как Богочеловек. Он и в ту ночь во дворе Каиафы оставался Владыкой вселенной, потому что Он снизошел „до подобия нам, не переставая быть тем, что есть, но и при этом оставаясь Богом и не презирая меры человечества“. [Собор Ефеский, Вселенский Третий, — Деяния Вселенских соборов, т. 1, Спб., 1996, с. 409] Сыну Человеческому предстояло испить полную чашу горьких страданий, скорбей и унижений.
Кротость, с какой претерпел Богочеловек от порочных людей плевание в Лицо, заушения и глумления, а также последовавшие за тем голгофские страдания, говорят о той цене, какой мы искуплены от вечной смерти.
Надо решительно признать, что не все происходившее тогда в доме Каиафы нам известно. Святые евангелисты Марк и Матфей, наиболее подробно рассказывающие о ходе суда, свидетельствуют, что Христос был осужден ночью, а апостол Петр отрекся от Своего Учителя под утро: после третьего отречения пропел во второй раз петух. Святой евангелист Лука не сообщает о ночном заседании: из его повествования мы знаем, что Иисус Христос был взят под стражу, приведен в дом первосвященника, что державшие Его ударяли Его по лицу и хулили, что апостол Петр при этом находился во дворе у огня. И как настал день, собрались старейшины народа, первосвященники и книжники и ввели Его в свой синедрион и сказали: Ты ли Христос? скажи нам. Он сказал им: если скажу вам, вы не поверите; если же и спрошу вас, не будете отвечать Мне и не отпустите Меня; отныне Сын Человеческий воссядет одесную силы Божий. И сказали все: итак, Ты Сын Божий? Он отвечал им: вы говорите, что Я. Они же сказали: какое еще нужно нам свидетельство? ибо мы сами слышали из уст Его (Лк. 22, 66−71).
О каком заседании здесь повествуется? В описании святого евангелиста Луки ничего не говорится о лжесвидетельствах и заклинании, произнесенном Каиафой. Впечатление от описания заседания однозначно: оно было скоротечным при полной предрешенности его результата. На предположение о том, что этому собранию предшествовало другое заседание, наводит и формулировка вопроса: И сказали все: итак, Ты Сын Божий? (Лк. 22, 70). Союз итак, являющийся здесь несколько неожиданным, становится вполне уместным, если допустить предшествующее ночное заседание, о котором святой евангелист Лука не упоминает.
Несомненно, утром было еще одно заседание: о нем сообщают евангелисты Матфей и Марк, подробно описавшие ход ночного суда: Когда же настало утро все первосвященники и старейшины народа имели совещание об Иисусе, чтобы предать Его смерти… (Мф. 27, 1; срав.: Мк. 15, 1).Как понимать приведенные слова священного писателя? Ведь на ночном заседании члены Синедриона на вопрос Каиафы „как вам кажется?“ сказали в ответ: — повинен смерти (Мф. 26, 66). Трудно уверенно ответить на эти вопросы. Может быть утреннее совещание состоялось для формального соблюдения одного из требований еврейского судопроизводства, запрещающего осуждение обвиняемого ночью. Тогда понятна его поспешность (немедленно поутру… (Мк. 15, 1)). Ничто, даже внешне, не напоминает судебное разбирательство: ввели в своей Синедрион и сказали: Ты ли Христос? скажи нам? (Лк. 22, 66−67). Утреннее собрание имело, возможно, и другую цель: создать видимость того, что Узник приведен в преторию сразу же после суда Синедриона.
Римляне, лишив Иудею независимости, отняли также право придавать кого-либо смерти. Решение Синедриона, осудившего Иисуса на смерть, строго юридически не имело силы. Судьбу Обвиняемого должен был решить управлявший Палестиной прокуратор. В 25−36 годы по Р.Х. пятым прокуратором Иудеи, составлявшей часть римской провинции Сирии был Пилат. Он принадлежал к роду Понтиев, поэтому имел двойное имя (личное и родовое). Постоянным его местопребыванием была Кесария Маритима (приморская), но на большие праздники он приезжал в Иерусалим, опасаясь беспорядков. Место официального присутствия называлась претория (от латинского претор наместник, главный судья). „Претория прикасалась к стенам ограды Храма и составляла часть колоссальных сооружений башни Антония, воздвигнутой на северо-западном углу большого четвероугольника, вмещавшего в себе все священные здания. Здесь-то, в этой неприступной крепости, квартировали римская когорта и правитель области. Большая центральная башня прикрывалась с боков четырьмя другими башнями, соединенными между собой прочными сооружениями, в виде оград, окруженных глубокими рвами. Смотря на размеры этого здания, можно было подумать, что оно вмещает в себя целый город. Внутри все было устроено и приспособлено, как в крепости и вместе с тем все было роскошно, как во дворце“. [Дидон…, с. 672−673.]
Пройдя сравнительно небольшое расстояние, отделявшее двор Каиафы от дворца игемона, возбужденная толпа привела Узника к претории. Пилат вышел к воротам крепости, потому что первосвященникам и старейшинам входить в это утро в дом язычника обычай не позволял. На другой день был праздник Пасхи совпадавший в этот год с субботой. День у иудеев начинался с вечера (в память дней творения: был вечер и было утро: день один (Быт. 1, 5). Войдя в дом язычника Пилата, где были квасные хлебы, иудеи бы осквернились, что было препятствием вкушать вечером пасхально агнца.
Прокуратор не мог быть в полном неведении об Узнике. По просьбе старейшин он предоставил отряд воинов для задержания Иисуса. Но как официальное лицо, которому предстояло совершить суд, он спросил: В чем вы обвиняете Человека Сего (Лк. 18, 29) Члены Синедриона совершили еще одно юридическое нарушение: осудили на казнь по одному обвинению, а добивались утверждения приговора по другому. Уклончивый ответ был не только выражением высокомерия, но коварных намерений: если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе (Ин. 18, 30). Первосвященники и старейшины, только что обвинившие Иисуса в богохульстве, представили теперь Его Пилату опасным для Рима преступником: развращает наш народ и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царем (Лк. 23, 2). Они хотели перевести дело из религиозной области, которая Пилата мало интересовала, в политическую. В этом был лукавый расчет людей, боящихся своего народа, который за пять дней перед этим восклицал при въезде Господа в Иерусалим „Осанна“ (эллинизированная форма еврейского слова: „спаси нас, мы молим Тебя“, Мф. 21, 9; Мк. 11, 9; Ин. 12, 13) и под ноги осляти постилал одежды. Но боязнь народа первосвященниками была излишней: народ, не увидевшей земной, царской силы Христа, к этому времени уже отвернулся от Него. В частности, это проявилось в том, что множество народа вышло для осуждения Его ночью: можно себе представить степень озлобления этих людей, если вспомнить, что это был канун самого торжественного праздника евреев Пасхи, когда принято было находиться дома и готовиться к этому великому для них дню. Нужно помнить также, что в эти дни иудеи не имели права совершать казнь. О крайнем озлоблении свидетельствует и стремление саддукеев и фарисеев предать ненавидимого ими Проповедника особо позорной смерти, каковой считалось распятие.
Как уже отмечалось, происходившие тогда в Иерусалиме события имели высший, духовный смысл. В действиях, мотивированных лишь хитростью и расчетом человеческими, мы видим точное исполнение пророчеств. Прообразом распятого на Кресте Искупителя был сделанный Моисеем по повелению Бога медный змей, взирая на которого исцелялись евреи в пустыне (Чис. 21, 9). Через пророка Исаию было предсказано, что Мессия будет причтен к разбойникам (Ис. 53, 12). Сам Иисус Христос говорил ученикам, что предадут Его язычникам на поругание и биение и распятие (Мф. 20, 19). Все это исполнилось после суда Пилата.
Еврейские законы предусматривали четыре вида казни: побивание камнями, сожжение, усекновение главы мечом и удушение. Обвиняемый в богохульстве забрасывался камнями, причем право начинать эту казнь (бросить первый камень) предоставлялось свидетелям. Иисуса Христа дважды хотели побить камнями во время Его последнего прибытия в Иерусалим, но Он отвел от Себя такую казнь. Чтобы искупить людей на Кресте, сделать Крест орудием победы над диаволом, необходимо было пройти через суд язычников, каковыми были римляне.
Суд в претории, куда связанного Спасителя привели первосвященники, сопровождаемые народом, с протокольной полнотой описан евангелистом Иоанном, который совсем не упоминает о заседании Синедриона. Из вопросов, которые прокуратор задал в начале, видно, что первосвященники и старейшины надеялись, что Пилат осудит Иисуса за то, что Он считал Себя Царем Иудейским. Со смертью в 4 г до Р.Х. Ирода старшего титул царя Иудеи был уничтожен. Управление перешло римскому наместнику. Реальное притязание на власть Царя Иудейского по римским законам квалифицировалось как опасное преступление.
Но понятие Царь Иудейский имело два различных значения: земное (эти титулы носили реально-исторические монархи библейской истории) и мессианский. Причина двойного значения заключалась в теократическом устройстве Израиля. Занимавший престол правитель через возлияние на его главу священного елея становился „Помазанником Господним“, был Его орудием в управлении народом. Подлинным же Царем оставался Сам Бог. Но опыт царствования земных правителей никогда не был совершенным, ибо имел на себе печать человеческой ограниченности и немощи. Поэтому пророки, начиная с Исаии (VIII век) устремляют свой взор в будущее и в обетованном Богом Мессии видят грядущего Царя: Ликуй от радости, дщерь Сиона, торжествуй, дщерь Иерусалима: се Царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле, сыне подъяремной (Зах. 9, 9). После воскресения Лазаря народ встречал Иисуса Мессию-Царя в Иерусалиме: благословен грядый во имя Господне, Царь Израилев (Ин. 12, 13). Принимая это законно принадлежащее Ему звание, Иисус отклонял желание людей поставить Его земным царем как это было после чуда умножения хлебов (Ин. 6.15). Итак, первосвященники и старейшины народа явились к Пилату, с целью погубить Узника умышленно совершили подмену, придав юридический смысл чисто духовному понятию.
Пилат спросил Христа: Ты Царь Иудейский? (Мф. 27, 11). Трудно сомневаться, что прокуратору Иудеи было неизвестно о торжественном входе Иисуса в Иерусалим. У него было достаточно времени понять религиозный характер событий и не опасаться происходящего. Последовавший за тем диалог подтверждает это. Иисус спросил прокуратора: от себя ли ты говоришь это, или другие сказали тебе о Мне (Ин. 18, 34). Пилат ответил: разве я Иудей? (Ин. 18, 35). Для представителя римской империи, имевшего ясное представление о царской власти, язычника Пилата, не знавшего о Царствии Божием, было очевидно, что гонимый раздраженными евреями Узник, стоявший перед ним, царем не является. Словами „разве я Иудей“ римский судья сказал, что спрашивает не от себя, а от лица обвинявших Иисуса иудеев. Сказанное Спасителем: Царство Мое не от мира сего (Ин. 18, 36) не было попыткой судебного оправдания. Это было продолжением исповедания Себя как Сына Божия, начавшегося на суде Синедриона. На повторный вопрос Пилата: „итак Ты Царь?“ Иисус спокойно и со властью сказал: Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего (Ин. 18, 37). Слова что есть истина? не содержали никакого вопроса. Это был ответ неверующего, скептически настроенного человека. Выйдя, игемон сказал первосвященникам и народу: я не нахожу никакой вины в этом человеке (Лк. 23, 4). Но иудеи не собирались уступать. Они вновь пытались представить Прокуратору проповедь Спасителя политически опасной: „возмущает народ, уча по всей Иудеи, начиная от Галилеи до сего места“ (Лк. 23, 5). При упоминании о той области, которая была в то время под властью тетрарха Ирода Антипы, Пилат принимает неожиданное решение: отправляет к нему на суд Узника. Второй сын Ирода Старшего от самарянки Малфаки, воспитанный в Риме, став по смерти отца (4 г. до Р.Х.), властителем Галилеи и Переи, своей политикой старался угодить императорам. Укрепив пограничную крепость Беф-Хоран, он назвал ее именем жены Августа Ливиадой. После смерти императора Ирод назвал ее в честь жены нового монарха Тиверия — Юлиадой. Построив на берегу Геннисаретского озера новую столицу, он дал ей имя римского императора — Тиверада. Часто проповедуя в городах и весях близ Галилейского моря, Спаситель никогда не входил в Тивериаду. Когда Иисус Христос учил в Пиреи, к Нему пришли фарисеи и сказали: выйди и удались отсюда, ибо Ирод хочет убить Тебя (Лк. 13, 31). Из ответа Спасителя можно заключить, что тетрарх не желал, чтобы в его областях находился Иисус и послал к Нему фарисеев. Поэтому Он называет Ирода лисицей (Лк. 13, 32). Расслабленный греховной похотью, Антипа вступил в прелюбодейный брак с дочерью своего сводного брата Аристовула Иродиадой, женой своего брата Филиппа.
Обличавшего его великого Пророка и Предтечу Иоанна он заключил в крепость Махерон близ Мертвого моря. В разгар пиршеских удовольствий, подстрекаемый Иродиадою, Ирод предал смерти святого Крестителя Господня.
Закон обязывал иудеев достигших 12 лет в великие праздники быть в Иерусалиме. Идумеянин Ирод Антипа как правитель израильский областей Галилеи и Переи не мог не быть во дни Пасхи в столице. Жил он в ней во дворце Асмонеев, который был рядом с преторией. Как тетрарх, он обладал судебной властью и мог справедливо решить участь Узника. Но греховная жизнь как кислота, разъедает нравственную ткань души и делает человека неспособным сделать ни один светлый поступок.
Происходившее во дворце Ирода мало напоминало суд. Лучшие правители Израиля за долгую его историю воспринимали власть как послушание Богу, чувствуя великую ответственность судить и защищать людей. Св. Давид молится за своего сына наследника царского престола: Боже, суд Твой цареви даждь, и правду Твою сыну цареву: Судити людем Твоим в правде и нищим Твоим в суде. Да воспримут горы мир людем, и холми правду. Судит нищим людским, и спасет сыны убогих и смирит клеветника (Пс. 71, 1−4). Перед Иродом стоял во всей Своей красоте кроткий и таинственный Узник, Которого он однажды принял за воскресшего из мертвых Иоанна Крестителя (Мк. 6, 14;16). Рядом находились первосвященники и книжники и усильно обвиняли Его (Лк. 23, 10). Но Ирод к этому не проявил ни малейшего интереса. Он был снедаем праздным любопытством, хотел увидеть какое-нибудь чудо и предлагал Узнику многие вопросы, но Иисус ничего ему не отвечал.
Эта пародия на суд закончилась уничижением Узника и надсмеянием над Ним. Четвертовластник одел Иисуса в белую одежду и отослал Его обратно к Пилату. „В белую (светлую) одежду, — пишет архиепископ Аверкий, — облекались у римлян кандидаты на какую-нибудь начальственную или почетную должность (самое слово „кандидат“ происходит от латинского „кандидус“, что значит белый, светлый). Одев в такую одежду Господа, Ирод тем самым хотел выразить, что он смотрит на Иисуса только, как на забавного претендента на иудейский престол и не считает Его серьезным и опасным преступником. Так понял и Пилат. Ссылаясь на то, что и Ирод не нашел в Иисусе ничего достойного смерти, Пилат предлагает первосвященникам, книжникам и народу наказав отпустить Его“. [Аверкий (Таушев), архиеп., Четвероевангелие. Руководство к изучению Священного Писания Нового Завета. М., 2001, с. 303.] Дело было, казалось, исчерпанным. Римский судья предложил решение, которое позволило бы не только соблюсти римские законы, но и пощадить самолюбие Иудейских вождей. Он хотел воспользоваться существовавшим в Палестине обычаем: на праздник Пасхи правитель отпускал одного преступника. Несомненно, прокуратор был свободен определить лицо, которое могло подпасть под этот обычай, но он проявил малодушие. Легко было понять, какой выбор сделают иудеи, которых спросил Пилат. Удивляет та легкость, с какой высокопоставленный представитель страны, выработавшей классическую систему права, сошел с юридической почвы. Римское право знало такую форму как плебисцит (голосование плебса простого народа), но не допускала никаких элементов охлократии (от греч. охлос толпа, кратия власть). Римский судия не имел никакого юридического права решение вопроса о жизни или смерти человека предоставить возбужденной толпе.
Прокуратор предложил толпе сделать выбор: Кого, хотите, чтобы я отпустил вам: Варавву или Иисуса, называемого Христом? (Мф. 27, 17). Упомянутый Пилатом Варавва (евр.: Вар — сын, авва — отец, сын отца) был известный узник (Мф. 27, 16), разбойник (Ин. 18, 40). Он вместе с сообщниками произвел мятеж и совершил убийство (Мк. 15, 7; Лк. 23, 19). Любой человек, имеющий здоровое моральное сознание, должен был питать отвращение к преступлению, совершенному дерзкой рукой. Но злоба нравственно ослепляет людей. Прокуратор предоставил толпе выбрать того, кому выпадало счастье остаться в живых. Святитель Иоанн Златоуст объясняет это малодушием. „Слабость была причиною того, что он уступил… Он не имел мужества, был слаб, архиереи же были злобны и лукавы.“ Всматриваясь в действия Пилата, видишь явное неразумие, которое часто наблюдается в людях слабохарактерных. Он явно хотел воспользоваться упомянутым выше обычаем, чтобы осуждением невинного Узника не отяготить свою совесть. Казалось, ему ничто не мешало предложить помиловать по случаю праздника Иисуса Христа. Ситуация принципиально меняется, когда собравшимся у претории предлагается выбор. Толпа при всем ее однообразии всегда бывает лишена внутреннего единства. В то беспокойное утро в темнице Иерусалима сидело несколько разбойников (по крайней мере трое: Варавва и двое распятых в тот день на Голгофе). Если бы игемон сразу же предложил отпустить Иисуса Христа, то недовольная этим толпа разделилась. Странно: Пилат как бы подсказывает толпе решение, первым называя Варавву (Мф. 27, 17). Прокуратор, не находя никакой вины Узника обращается к народу с вопросом, кого отпустить по случаю праздника. Вопросы эти лишь усиливали ярость народа. Во время этих терзаний, теснимый с одной стороны голосом совести, а с другой малодушием, Пилат получил письмо от жены: не делай ничего Праведнику Тому… (Мф. 27, 19). Предание сохранило имя ее: Клавдия Прокла (Прокула). Она стала христианкой, приняла святое мученичество, имя ее мы встречаем в списках святых (память 27 октября).[Сергий (Спасский), архиеп., Полный месяцеслов, М., 1997, т. 2, с. 333, т. 3, с. 648] Слова ее письма, приведенные евангелистом Матфеем („я ныне во сне много пострадала за Него“), могут быть поняты как предсказание ее мученической кончины.
Пилат вновь спрашивает собравшихся у претории у иудеев: Кого из двух хотите, чтобы я отпустил вам? (Мф. 27, 21) Растерянность игемона нарастает. Он теряет способность поступать разумно. Отпустив Варавву и удержав Обвиняемого в узах, он мог окончательное решение принять после праздничных дней, когда волнение бы улеглось. Так поступил позже прокуратор Иудеи Феликс со св. апостолом Павлом, которого члены Синедриона во главе с первосвященником Ананией представили игемону возбудителем мятежа между иудеями (Деян. 21, 5).
Перед лицом возбужденного и озлобленного народа, все больше уступая ему свою власть, Пилат беспомощно спрашивает толпу: что же я сделаю Иисусу, называемому Христом? (Мф. 27, 22). В ответ на это впервые прозвучали слова: да будет распят (Мф. 27, 22). Первосвященники и народ, который несколько дней назад встречал Иисуса пальмовыми ветвями, подсказал римскому судье самую жестокую и мучительную казнь.
Прежде чем окончательно уступить иудеям игемон приказал подвергнуть узника бичеванию. Биение осужденного совершалось обычно перед самой казнью. Но прокуратор, как свидетельствует св. апостол Иоанн Богослов, повелел это сделать воинам еще до приговора. Бичевание, которому Христос подвергся у Пилата, можно объяснить желанием его унять страсти иудеев и угодить им. У евреев не разрешалось наносить подсудимому более 40 ударов. Чтобы не ошибиться в счете, наносили сорок ударов без одного (2 Кор. 11, 24). В Риме, где бичевание применялось в основном к рабам, такого ограничения не было. Удары наносились тройными бичами, на концах которых были свинцовые шины или кости. Спаситель мира во дворе претории подвергся изощренному мучительству.» Даже спустя две тысячи лет невозможно смотреть на раны без содрогания. Мы становимся свидетелями ужасающего истязания: Туринская плащаница заговорила вновь. Безвинный Страдалец испещрен многочисленными повреждениями, сделанными кнутами. В центре удара рана темнее, здесь травмы глубже и крови больше. По краям пятна светлее. Там долго текла сукровица, потому что раны раздражались одеждой и медленно сохли. Страшными разрывами усыпана вся спина, поясница и ниже. Его тело усеяно многочисленными следами жестокого бичевания — 98 ударов плетью! Избивали с большой силой от плеч до ног за исключением зоны сердца, потому что удары в этой области могут быть смертельны… На плащанице проступают следы 59 ударов бича с тремя концами, 18 — с двумя концами и 21 — с одним концом. При ближайшем рассмотрении следы ударов имеют вид «закрытых колокольчиков» — каждый ушиб с рваной раной приблизительно 3,7 см в длину… Странные обстоятельства бичевания, но дороги все подробности, все детали… На предплечье раны особенно выразительны, потому что лежат горизонтально на руках скрещенных спереди. Его понудили согнуться и продели кисти в кольцо… Перед глазами встает картина зверского преступления. Полуобнаженные, потные мучители подобны хищным зверем, раздирающим жертву. Свист ремней, глухие удары, брызги драгоценной крови… Осужденного избивают два палача, один из которых ниже ростом, чем другой. Оба стоят сначала позади, потом впереди жертвы и орудуют бичами круговым движением с плеча." [Синельников В., священник, Туринская плащаница на заре новой эры, М., 2001, с. 20−22.]
На главу Иисуса надели сплетенный из терна венец. Шипы изъязвляли голову Узнику. Особенно болезненно впивались иглы, когда воины били тростью по голове. С этим соединялись моральные страдания. Воины глумились и надругались над Тем, Кто вмещал в Себе полноту ко любви всем людям и даже к этим, ослепленным грехом истязателям, неведовавшим, что творят.
Окровавленного Христа в терновом венце и багрянице Пилат вывел к иудеям и сказал, что не находит в Нем никакой вины. И сказал им Пилат: се, Человек (Ин. 19, 5). В этих словах игемона видится желание вызвать у иудеев сострадание к Узнику. Возможно он хотел сказать: этот беспомощный Человек не похож на царя и не представляет угрозы кесарю. Но как нередко бывает, люди, соучаствующие в великих священных событиях, несмотря на всю свою слабость и немощь, становятся орудиями Божественного Промысла и выражают сокровенные истины, не ведая того. Слова «се, Человек», сказанные римским судьей в момент искупительных страданий Иисуса могут быть поняты в сравнении со стихами 21 мессианского псалма. В нем св. пророк Давид пророчески от лица претерпевающего муки Спасителя молится Богу Отцу: К Тебе воззваша, и спасошася: на Тя уповаша и не постыдешася. Аз же есмь червь, а не человек, поношение человеков и уничижение людей (Пс. 21, 5−6).
Сказанное Пилатом не изменило течения событий. Напротив, упорное желание иудеев погубить ненавистного им Проповедника нарастало. Когда же увидели Его первосвященники и служители то закричали: распни, распни Его! (Ин. 19, 6). Они понимали, что обретают над Пилатом власть. Уже не было и следа от сознания своей зависимости от покорившей их римской власти (нам не позволено предавать смерти никого (Ин. 18, 31)). Теперь уже от их требований веет не только злобой, но и уверенностью: мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим (Ин. 19, 7).
Евангелист Иоанн Богослов с впечатляющими подробностями описывающий последний минуты этого единственного в мировой истории суда, дает возможность увидеть усиливающийся болезненный конфликт в душе римского судьи: чем больше первосвященники и старейшины, поддержанные возбужденным народом, обретали власть над ним, тем очевидней становилась для него невиновность таинственного Узника. Он уже не спрашивает что Ты сделал (Ин. 18, 35), а интересуется: откуда Ты? (Ин. 19, 9). Вопрос этот не анкетно-биографический. Игемон знал, что Иисус из Галилеи. Можно быть уверенным, что и другие необходимые сведения, предусмотренные римским судопроизводством, он уже имел. Вопрос откуда Ты? Пилат задал после услышанных от иудеев слов: сделал Себя Сыном Божиим. Священный писатель прибавляет: Пилат, услышав это слово, больше убоялся (Ин. 19, 8). Молчание Иисуса вызвали раздражение прокуратора: мне ли не отвечаешь? не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя (Ин. 19, 10). С человеческой, можно сказать, юридической точки зрения Пилату мог быть дан законный ответ: Если имеешь власть отпустить, почему не сделал это, признавшись, что не находишь в Нем никакой вины?. Но ответ Иисуса возвышается над земным видением происходящих событий. Он показал Пилату, что знает волю Божию: ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше… (Ин. 19, 11). В спокойных словах Спасителя была заключена власть Судьи, Которому ведома мера греха каждого, кто участвует в происходящем беззаконии.
Сомнения и колебания прокуратора, казалось, кончились. С этого времени Пилат искал отпустить Его (Ин. 19, 12). Тогда иудеи прибегли к самому крайнему средству — если отпустишь Его, ты не друг кесарю… (Ин. 19, 12). В этих словах слышалось обвинение Пилата в измене императору. Этот шаг обнаруживает политическую опытность иудейских вождей. Кесарь Тиверий был человеком недоверчивым и принимал доносы. Что касается пятого прокуратора Иудеи и Самарии, то он предстает в еврейских источниках жестоким, гневливым и корыстолюбивым. Для иудеев он был личностью весьма уязвимой. Когда он приказал установить во дворце Ирода позолоченные щиты, ревнители отечественных устоев пригрозили отправить посольство в Рим к Тиберию. Филон Александрийский современник этих событий, пишет, что Понтий Пилат «боялся, что посольство раскроет в Риме все его преступления, продажность его приговоров, его хищничество, разорение им целых семейств и всех совершенных им постыдных дел, многочисленных казней лиц, не осужденных никаким судом и прочих жестокостей всякого рода». [Иисус Христос в документах истории. СПб., 1988, с. 28.] О жестокостях его упоминается и в святом Евангелии (Лк. 13, 1).
Слова иудеев, обвинявших Пилата в нелояльности Кесарю прекратили все его усилия отпустить Иисуса. Он принял решение осудить на жестокую казнь невинного Человека, грубо нарушив римские законы. Несчастие его было в том, что послал на позорную смерть Узника тогда, когда уже увидел в Нем не только невинно обвиняемого, но и Праведника (Мр. 27, 24).
Послав Иисуса на распятие, Пилат потребовал воды и совершил обряд, хорошо известный из древнееврейской истории. Когда обнаруживали тело убитого в поле, то выходили старейшины и судьи и измеряли расстояние до городов, расположенных вокруг этого места. Старейшины города, который оказывался ближайшим, брали телицу, не носившую еще ярма, отводили ее в невозделанную долину и закалывали там. В присутствии священников они омывали руки свои над головою телицы и произносили слова о своей невиновности в пролитии крови (Втор. 21, 1−6).
В ответ на слова Пилата о невиновности в крови Праведника Сего (Мф. 27, 24) народ принял всю ответственность на себя: кровь Его на нас и на детях наших (Мф. 27, 25). По представлениям евреев, попрание правды — осуждение невинного — было тяжким оскорблением Бога, требовавшим искупления общими бедствиями. Убиение Мессии должно было вызвать бедствия страшные и непоправимые, предсказанные пророком Даниилом. Пророчество сбылось в 70 году, когда римские легионы Тита до основания разрушили Иерусалим. «Войска не имели уже кого убивать и грабить, — пишет Иосиф Флавий. — Ожесточение не находило уже предмета мести, так как все было истреблено беспощадно. Тогда Тит приказал весь город и храм сравнять с землей… стены города разрушители так сравняли с поверхностью земли, что посетитель едва ли мог признать, что эти места некогда были обитаемы» (Иудейская война, 7.1.1).
Что же стало с судьями?
Имена Анны и Каиафы в Священном Писании последний раз упоминаются в книге Деяний святых Апостолов (4, 6). Вскоре после сошествия на Апостолов Святаго Духа в праздник Пятидесятницы апостолы Петр и Иоанн, идя в Храм встретили хромого от рождения, которого апостол Петр исцелил именем Иисуса. Дивное чудо вызвало сильное возбуждение в народе. По проповеди апостолов Петра и Иоанна о распятом и воскресшем Иисусе Христе, уверовало около пяти тысяч. (Деян. 3, 1−4, 4). Взятые под стражу апостолы были приведены на другой день в Синедрион и поставлены пред Анной, Каиафой и другими начальниками, старейшинами и книжниками. С той же слепотой и упорным противлением истине они допрашивали Петра и Иоанна, рядом с которыми стоял исцеленный и свидетельствовал о совершившемся чуде. Боясь народа, члены Синедриона, пригрозив, отпустили их.
Иосиф Каиафа в 36 году был смещен римским наместником в Сирии, Вителлием (Иосиф Флавий. Иудейские древности. 18, 4, 3). Престарелый Анна, по-видимому, раньше других членов Синедриона, закончил свою земную жизнь и предстал перед судом Иисуса, Которому Отец вверил Суд.
Участь тетрарха Ирода Антипы после суда над Иисусом Христом сложилась печально уже здесь на земле. После смерти императора Тиверия (37 г. по Р.Х.), новый кесарь Гай Калигула поставил племянника Антипы Ирода Агриппу над областями Филиппа (умер в 34 г. по Р.Х.) и дал ему царский титул. Это вызвало у Иродиады зависть. Она подтолкнула Антипу на шаг, который оказался для него гибельным. Тетрарх с женой отправился в Рим домогаться короны. Агриппа I в то же время отправил в столицу империи своего вольноотпущенника Фортуната с письмом к Калигуле, в котором утверждал, что Антипа заготовил оружие для 70 тыс. воинов и вступил в тайный союз с парфянами. Спрошенный кесарем, Антипа признал, что приобрел большое количество оружия. Калигула лишив его тетрархии и имений, отправил в 39 г. в Галлию в г. Лион. Дион Кассиан (LXI, 8) говорит, что император Калигула предал низложенного «четвертовластника смерти; и известно, что так именно обыкновенно и поступал этот император с изгнанниками. Но смерть Антипы вообще окружена некоторой темнотой. И. Флавий в одном месте говорит, что он умер в изгнанничестве в Испании, а в другом что он умер в Лугдинли в Галии, что можно считать более вероятным». [Фаррар Ф. В., Ироды. История династии // «Совесть и грехопадение». Сборник. СПб., 1998. С. 126.]
Понтий Пилат сначала подвергся суду своей совести: о Воскресении отданного им на распятие Узника было известно в Иерусалиме. Иосиф Флавий писал: «Около этого времени жил Иисус, человек мудрый, если Его вообще можно назвать человеком. Он творил удивительные дела и учил людей, с удовольствием принимавших истину. Он привлек к Себе многих иудеев и многих эллинов. Это был Христос. По доносу первых у нас людей Пилат осудил Его на распятие, но те, кто с самого начала возлюбили Его, оказались Ему верны. На третий день Он явился им живой. Пророки Божии предрекли это и множество других Его чудес. И поныне еще существуют так называемые христиане, именующие себя таким образом по Его имени (Иудейские древности, XVIII, 3, 63).
Это место считали подлинным древние христианские писатели: Евсевий Памфил («Церковная история» 1.11), святой Иероним и др. Сомнение в подлинности приведенного рассказа Иосифа Флавия появилось у критиков-рационалистов XIX в. Никаких при этом текстологических открытий сделано не было. Возражение было психологического характера: так об Иисусе не мог, мол, написать историк-иудей. Этот аргумент, построенный на крайне рыхлой логической основе, не имеет никакой научной значимости. Уместно спросить представителей скептической школы: как мог персидский царь-язычник Кир издать указ, который начинается словами: все царства земли дал мне Господь Бог небесный, и Он повелел мне построить Ему дом в Иерусалиме, что в Иудее (1 Езд. 1, 2). Можно и в других канонических книгах Священного Писания найти подобные места.
В Римской империи существовал обычай по которому областные правители должны были сообщать императору о всех важных событиях, происходивших в провинции. Есть древнее предание, записанное ранними христианскими писателями (см., Тертуллиан, Апология, 21), что Понтий Пилат «сообщил императору Тиверию, что по всей Палестине идет молва о Воскресении Спасителя нашего, Иисуса, что ему известны и другие Его чудеса и что в Него, воскресшего из мертвых, многие уже уверовали как в Бога. Тиверий, говорят, доложил об этом сенату, но сенат отверг это известие под тем предлогом, что он не занимался предварительно его рассмотрением… Хотя римский сенат и отверг известие о Спасителе нашем, но Тиверий сохранил свое прежнее мнение и не замышлял против Христова учения ничего несообразного» (Евсевий Памфил, Церковная история, II, 2.1−2). Прокуратор Иудеи ограничился сообщением в столицу империи о Иисусе Христе, в Которого не уверовал как в Бога и не стал, подобно своей жене Клавдии Прокуле, христианином. Он остался тем же правителем, которого не любили и боялись в Палестине. Конец его был печален. Когда некий самарянин собрал у горы Гаризим вооруженную толпу и стал утверждать, что знает место, где спрятаны золотые сосуды Моисея, Пилат послал войско, которое напало на самарян, расположившихся в селении Тирафана. Одни были убиты на месте, другие казнены. Римский наместник в Сирии Луций Вителлий получив от самарян жалобу, послал в Иудеи Марцелла и передал ему власть в конце 36 г. Пилату же приказал ехать в Рим. До прибытия туда бывшего игемона, умер Кесарь Тиверий (16 марта 37г). Новый император Гай Калигула сослал Пилата в г. Виенну в Галлии, где он покончил с собой.
Когда мы всматриваемся в обстоятельства, при которых происходило наше искупление, мы видим как бы два ряда событий разной природы. С одной стороны, течет мирская жизнь, действует человеческий расчет и кипят страсти, люди движимы своими интересами, стремятся следовать своей воле, поступают в меру своей греховности или праведности. С другой — через внешнюю цепочку фактов обнаруживается всесильное действие Божественного Промысла. Можно лишь удивляться тому, как, не изменяя порядка реальной исторической жизни, оставляя место человеческой воле, Господь направил события по пути точного исполнения всех пророчеств, которые были сделаны еще в древнебиблейские времена. Сбылись пророчества Моисея, Давида, Исаии, Иезекииля, Даниила, Михея и других. Сбылись и собственные предсказания Иисуса Христа о Себе.
Поведение Подсудимого многим читающим Евангелие с культурно-исторической точки зрения представляется не во всем ясным. И мы не поймем ни ответов Спасителя, ни Его молчания, пока не начнем читать Евангелие как благовествование о нашем спасении. Только тогда станет ясно, что перед нами не обычный суд, в котором обвиняемый главную цель видит в своем оправдании.
Восприняв не только нашу плоть, но и человеческие немощи, кроме греха, Сын Божий молил в Гефсиманском саду Отца пронести мимо чашу страданий, если на то будет Его Святая Воля. Будучи совершенным Богочеловеком, Он творил во всем волю Отца. На суде Он вел себя не как человек, пусть даже пророк и праведник, а как Спаситель, пришедший в мир искупить нас вольным страданием. Молчание Его на суде — это безмолвие Агнца Божия, принесенного в жертву за наши грехи. Об этом пророчествовал Исаия: Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его. Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем и ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу: и Господь возложил на Него грехи всех нас. Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отвергал уст Своих (Ис. 53, 3−7). При чтении этих строк трудно избавиться от ощущения, что писал это не пророк, живший в VIII веке до н.э., а один из апостолов-очевидцев. Необычное поведение Подсудимого, не стремившегося оправдаться, заметил и Пилат, но понять его не мог.
Суд над Иисусом закончился, когда Пилат предал Христа на распятие. Для правоведа область исследований оказалась исчерпанным. Дальнейшее на юридическом языке называется исполнением приговора. Но для богослова видящего в происходившем тогда высший духовный смысл, путь Божественного Узника к месту казни, Его Крестные страдания, смерть и Воскресение являются центральными событиями всей земной жизни Иисуса Христа.
Путь Спасителя к Голгофе начался в претории. Измученного и окровавленного Его свели по лестнице дворца. Ступени эти которых касались ноги Божественного Страдалица стали благоговейно почитаемой христианами святыней. Часть этой лестницы (28 ступеней) была позднее перенесена в Рим и помещена в церкви Святое Крыльцо (La santa Scala). Шествие от дворца до места казни священные писатели описывают кратко. Апостол и евангелист Иоанн Богослов, который был неотлучно со своим Учителем, свидетельствует, что Иисус нес крест: И, неся крест Свой, Он вышел на место, называемое Лобное, по-еврейски Голгофа (Ин. 19, 17). У евангелистов-синоптиков говорится о возложении креста на Киринеянина, по имени Симон. По-видимому это сделали воины при восхождении на гору, что можно косвенно заключить из четвертого Евангелия. Повествования всех четырех евангелистов вполне согласуются. По мнению блаженного Августина, «до восхождения на Голгофу Иисус Сам нес Крест Свой; Симон же, как вспоминает предыдущие три (евангелиста), был принужден к этому уже в пути, при поднятии (креста) на (лобное) место. Таким образом, первую половину пути описал Иоанн, а вторую остальные» [Августин блаж., О согласовании евангелистов, — Творения, СПб., 1998, т. 2, с. 261−62] Апостол Иоанн Богослов, как известно, в повествовании о священных событиях стремится восполнить синоптиков и не повторять известное, если это не нарушает целостности повествования.
Слова Спасителя «кто не несет креста своего, тот не может быть Моим учеником содержат духовный, а не буквальный смысл. Но духовный смысл стал возможен только потому, что Подвигоположник нашей веры однажды, взяв на Себя грехи всего мира, понес реальный крест к месту Своей искупительной смерти. Поэтому нам дорого сообщение любимого ученика Иисуса о том, что Божественный Крестоносец до Голгофы нес крест Сам. Рассказ трех первых евангелистов о возложении в конце пути креста на Симона Киринеянина не опровергает вышесказанного, а лишь подтверждает историчность евангельского повествования.
О Симоне Киреянине мы знаем очень мало. По-видимому, он принадлежал к еврейской общине (на еврейское происхождение указывает имя) ливийского города Кирены. В праздники иудеи, жившие в рассеянии, обычно приходили в Иерусалим. Так было в день Пятидесятницы, когда на апостолов сошел Святой Дух. Среди людей набожных, из всякого народа под небом, изумлявшихся, что галилеяне, ученики Иисуса, говорят и на их наречии, были и прибывшие из Египта и тех частей Ливии, которые прилежали Киринее (Деян. 2, 5−10). Проживание за пределами Палестины объясняет, вероятно, и имена сыновей Симона — Александр (греческое) и Руф (римское). Можно догадываться, что у них были и другие имена, как это нередко было в то время. Некоторые исследователи считают Симона рабом. По их мнению, свободного человека нельзя было заставить нести тяжелый крест орудие позорной казни.
Чтобы понять смысл евангельского рассказа о возложении Креста на Симона Киринеянина необходимо с историко-исследовательской точки зрения подняться на уровень духовного видения этих судьбоносных событий.
Симон Киринеянин, несомненно, был последователем Христа. По Божественному Промыслу, проявлявшемуся во всех обстоятельствах искупительного дела Спасителя, Его Крест не мог нести случайный человек. Божественный Учитель говорил о необходимости для спасения отвергнуться себя и нести крест. Это одна из христианских заповедей. Мысль о спасительном несении креста проходит через всю святоотеческую литературу и творения подвижников благочестия. И Симон Киринеянин был первым, кто в буквальном смысле взял Крест Христов на себя.
Память христиан благоговейно указывает место, где Матерь Божия увидела Сына, шедшего на Голгофу. Встреча эта произошла в той части пути, на которой Он нес Крест Сам. На повороте улицы, поднимавшейся в гору, Спасителя изнемог и упал под тяжестью Креста. Исследования следов крови на Туринской плащанице показывает, что ведомый на казнь Узник падал неоднократно: кровь на носу, колене и нижней части ног смешана с пылью. [Синельников В., свящ., Туринская плащаница…, с. 42, прим. 70] Предание дополняет, что «Пресвятая Дева, при начале крестного шествия Христа обратилась к Пилату с молением о пощаде Сына, но получив отказ, поспешила догнать печальное шествие ближайшею дорогою, и, следуя через узкий переулок, сзади дворца Пилата, встретилась на этом месте с Божественным Крестоносцем и с замиранием сердца увидела Его истощание. Недалеко от того места дорога поворачивает вправо, еще на большую крутизну. Здесь снова Спаситель изнемог; но встреченный Симон Киринейский удостоил его разделить тяжелую ношу, возложенную на Него человечеством». [Сказания о земной жизни Пресвятой Богородицы с изложением пророчеств и прообразований, относящихся к Ней, учения Церкви о Ней, чудес и чудотворных икон Ея, на основании Священного Писания, свидетельств св. отцов и церковных преданий, М., 1904, с. 159−160.]
Место казни находилось недалеко от города (Ин. 19, 20), вне врат (Евр. 13, 12), у северо-западной стены Иерусалима. Предстояло взойти на невысокий холм, ставший самой известной горой из всех великих и малых возвышенностей мира. Ее греческого название Голгофа происходит от еврейского Гулголет (череп), поскольку ее круглая форма придавала ей сходство с верхней частью головы.
Спасителю мира поднявшемуся на Голгофу еще, предстояло взойти на Крест. Иисуса ожидали самые мучительные часы. Совершенный Человек, неимевший и тени греха становился Жертвой за падший человеческий род.
Умерщвление человека на кресте было одним из самых жестоких изобретений языческого мира, невидевшего в человеке образа Божия и ставившего его нередко ниже бессловесной твари, которой поклонялся. Римляне, воспринявшие эту изощренно-мучительную казнь у карфагенян, не применяли ее к своим гражданам, а только к рабам и инородцам.
Распятый в течение многих часов испытывал нарастающую острую боль в запястьях и ступнях, пронзенных гвоздями, на которых висело тело. [Иногда руки и ноги привязывали. Иисус же, испивший чашу страданий до конца был пригвожден к кресту.] Напряженное состояние тела усиливало мучения, причиняемые многочисленными кровоточащими язвами, покрывшими спину и грудь после бичевания. Неестественное положение грудной клетки вызывало удушье. Казнимого мучила жажда.
В соответствии с существовавшим обычаем казнимому давали смесь вина со смирной. Она одурманивала и притупляла сознание. Спаситель, желая в полном сознании совершить Свой крестный подвиг, от напитка отказался (Мк. 15, 23). Он в эти предсмертные часы, перенося тягчайшие муки, не думал о Себе. Усыновил Своей Матери любимого ученика (Жено, се, сын Твой (Ин. 19, 26−27)); обещал рай бывшему разбойнику, совершившему подвиг веры и увидевшем в умирающем на Кресте Распятом Бога, Которого молил помянуть его в Своем Царстве. Он прощает распявших и хуливших Его. Являя к ним любовь молится за них: Отче, отпусти им: не ведят бо что творят (Лк. 23, 34).
Евангелист не сообщает нам о форме креста Спасителя. Римляне использовали кресты нескольких видов: в форме греческой буквы тау (T), латинской икс (X), получивший название андреевского Креста, и четырехконечный. «Крест, на котором умер Спаситель, по господствующему в Церкви преданию, был четырехконечный crux immisa или capitata».[Голубцов А. А., Из чтений по церковной археологии и литургике, СПб., 1995, с. 221.] Именно эта форма Креста, историчность которого подтверждена обретением св. равноапостольной Еленой в 326 г. Голгофского Креста и двукратным явлением, крестного знамени на небе: в 312 г, в полдень св. Константину Великому перед сражением с Максентием и в 351 г. в небе над Иерусалимом. Святитель Кирилл Иерусалимский описал видение в Послании к царю Констанцию: «В сии святые дни святой Пятидесятницы, в ноны мая (т.е. 7 мая), около третьего часа явился на небе весьма великий крест, составившийся из света над святой Голгофою и протяженный до святой горы Елеонской. Не один, или только двое видели его; напротив того весьма явственно виден он был всему народонаселению города. И не скоро, как подумал бы иной, миновалось сие видение, но в продолжение многих часов Крест очевидным образом зрим был над землею, молниеносным сиянием превзошедши лучи солнечные» [Кирилл Иерусалимский, святитель, Творения, М., 1855, с. 395−396] Святитель Кирилл не описывает форму виденного Креста, но совпадение его с видом креста, изображение которого в середине VI в. стало употребляться в Церкви, очевидно. Именно четырехконечный крест заключает в себе символику победы Христа над силами зла: вертикальная линия соединяет небо и землю, а горизонтальная все концы земли. И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе. Сие говорил Он, давая разуметь, какою смертию Он умрет (Ин. 12, 32−33).
Согласно церковному преданию крест Спасителя был трехсоставен. Он состоял из трех пород дерева: кипариса, певга (сосна или ель), кедра. Прообразовательное указание на это содержится в книге св. пророка Исаии (60, 13).
«Евангелисты не сообщают подробностей о том, как совершилось распятие Христа, ограничиваясь только сообщениями, что Он был распят. Отсюда можно заключить, что Он был распят обычным способом, каким производилась эта самая страшная из всех казней. Крест был не так высок, как пишут его живописцы. Он обыкновенно возвышался над землей на одиннадцать футов [1 фут = 30,48] и редко на двенадцать. Ноги распятого были не выше четырех футов от земли. Неизвестно, прибиты ли были ко кресту руки и ноги Спасителя раньше или после того, как крест водрузили в землю. При распятиях было то и другое. В первом случае распинаемый привязывался к кресту, затем, или с земли, или, может быть, с подставки или лестницы ему прибивали руки и ноги. Во втором случае крест клался на землю, распростирали на нем распинаемого и, может быть, привязанные, прикрепляли гвоздями ко кресту его руки и ноги, после чего веревки снимались. Этот последний вид казни был страшнее, чем первый, потому что при подъеме и водружении креста в землю все тело сотрясалось и от этого происходили самые невыносимые, самые страшные боли…» [Фивейский М., свящ., Евангелие от Матфея, толковая Библия, или Комментарий на все книги Св. Писания Ветхого и Нового Завета, т. 8, СПб., 1911, с. 456] Эти подробности вольных страданий Иисуса ради нашего спасения открывают нам не только непостижимую человеческому сознанию меру любви, но и долготерпение Того, Кто мог умолить Отца Своего, чтобы Он представил Ему двенадцать легионов Ангелов (Мф. 26, 53)
По обычаю казнимого обнажали. Одежды доставались палачам. Так как Иисуса на распятие вели четыре воина, они и разделили одежды Его на четыре части. Хитон же, сотканный по преданию Его Матерью, был не сшитый, а весь тканый сверху (Ин. 19, 23). Чтобы не раздирать его, воины бросили жребий, и он целиком достался одному из них. Исполнилось еще одно ветхозаветное пророчество: Яко обыдоша мя пси мнози, сонм лукавых одержаша мя, ископаша руце мои и нози мои. Исчетоша вся кости моя, тии же смотриша и презреша мя. Разделиша ризы моя себе, и о одежди моей меташа жребий (Пс. 21, 17−19).
Распинаемый умирал медленно и мучительно. Казнимый оставался жив много часов, иногда несколько дней. Иисус Христос страдал на Кресте около шести часов: от третьего часа до девятого (по-нашему времени от девяти утра до трех часов пополудню). От шестаго же часа тьма была по всей земле до часа девятого (Мф. 27, 45). Этот густой сумрак, сошедший на землю перед крестной смертью Спасителя, не мог быть затмением солнца, потому что продолжался три часа. Это явление чудесное, знамение Божие, имеющее определенный духовно-символический смысл: тьма по всей земле была видимым выражением великого и страшного события: умирал на Кресте Иисус — Солнце правды, по словам церковных песнопений. Около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лима савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? (Мф. 27, 46). Эти слова вочеловечившегося Бога являются камнем преткновения и соблазном для рационалистического ума, для которого закрыта духовная, божестванно-промыслительная сторона всех новозаветных событий. Кто пытается увидеть в приведенных словах выражение чувства богооставленности, открывает человеческое начало в Иисусе Христе от Божественного, забывая что Он ни на одно мгновение не переставал быть также Богом.
Предсмертные слова Спасителя, взяты из мессианского двадцать первого псалма (стих 2), указывали на исполнение еще обного ветхозаветного пророчества. Разница лишь в том, что содержащееся в псалме древнееврейское слово озабтани (от глагола озаб оставлять, покидать, лишать помощи) Иисус заменил на тождественное по смыслу арамейское «савахфани». Нужно помнить, что во времена Спасителя евреи говорили по-арамейски. Значение слов псалма («Боже, Боже мой…») святитель Афанасий Великий изъясняет прообраовательно: «Это говорит Спаситель от лица человечества, и, чтобы положить конец клятве и обратить Отчее лицо к нам, просит Отца призреть, к Себе приложив нашу нужду, потому что мы были отвержены и оставлены за преступление Адама, ныне же восприяты и спасены». [Афанасий Великий, свят., Творения, М., 1994, с. 93]
Нужно обратить внимание на то, что слова эти Иисус Христос произнес «громким голосом». Молитвенное общение, с Отцом этого не требовало (Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня (Ин. 11, 41−42)). Слова Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? были произнесены для народа, стоявшего на Голгофе. Этим прямым обращением к Священному Писанию, пророчески предизображавшему крестные страдания Мессии, Иисус с Креста хотел в последний раз наполнить людям о своем спасительном деле, на которое послал Его Отец. Преодолевая только человеческое понимание крестных мук Иисуса важно удержаться и от другой крайности и не умалять страданий нашего Спасителя. Воплотившийся Бог испытал на Кресте все мучения человеческой плоти. Страдания вочеловечившегося Господа усугублялись еще тем, что Он, хотя принял человеческую природу, но был лишен всякого греха. Смерть же есть следствие греха. Человек был сотворен бессмертным, и смерть вошла в человеческую жизнь вместе с грехом. Для Богочеловека, свободного от греха, она была совершенно противоестественной. С этим связана и великая скорбь Иисуса Христа в Гефсиманском саду и Его моление о чаше.
Голгофские страдания Иисуса Христа, нераздельно соединившего Свое Божество с человеческой природой, не закончились в тот вечер, когда наступила Его смерть, сопровождавшаяся великими знамениями. Согрешая и творя беззакония, люди продолжают распинать Христа. В этом убеждает двухтысячелетний опыт Церкви, Достаточно вспомнить, при каких обстоятельствах возник на Анзерском острове Голгофо-Распятский скит Соловецкого монастыря. Там подвизался иеромонах Иов (в схиме — Иисус). В среду 18 июня 1710 года он вышел из Свято-Троицкого Анзерского скита и отправился к иеродиакону Паисию, проходившему на этом же острове подвиг пустынничества. Преподобный Иов остался у него на ночь и встал на молитву. В полночь, утрудившись, он сел и в это время увидел в келье необычный свет и в сиянии славы Божию Матерь, а вместе с Нею преподобного Елеазара Анзерского. Царица Небесная показала на гору, у подножия которой была келья, и сказала: «Эта гора отныне называется вторая Голгофа». Когда видение закончилось, с высоты раздался другой голос: «Освяти гору Голгофу и поставь крест». Преподобный Иов вместе с учениками 29 июня 1710 года освятили гору и воздвигли на ней крест. Пророчество точно исполнилось через двести с лишним лет, когда возник Соловецкий лагерь особого назначения и место это было обильно полито кровью замученных там священнослужителей и простых верующих людей.
Иисус Христос умер на Кресте еще до исхода дня. Смерть наступила необычно рано. Этому удивился и Пилат, когда к нему явился праведный Иосиф Аримафейский просить тело Учителя. В XIX веке рационалистические критики Библии, чье одномерное, сознание было неспособно вместить чудо Воскресения, использовали это обстоятельство для абсурдного предположения, что Христос не умер на Кресте, а был снят с него в состоянии обморока. Воинам, которые стерегли Его тело, было ясно, что Распятый умер. Лишь один из них, чтобы не оставалось сомнений, пронзил Господу грудь копьем. После удара из груди Спасителя истекли кровь и вода. Объяснить истечение крови не трудно: копье, пробив правые ребра, прошло через всю грудь и пронзило сердце. Что касается воды, то до начала нашего столетия никаких убедительных объяснений не было. Туринская плащаница дала толчок для специальных исследований в этой области, Анатомы пришли к выводу, что речь идет об особой жидкости, которая скапливается в предсердечной сумке.
Понять, почему Иисус Христос пребывал на Кресте не более шести часов, легко, если помнить, что во всех евангельских событиях действовал Божественный Промысл. До наступления нового дня — субботы — оставалось несколько часов. Закон строжайше запрещал в этот день какой-либо труд, в том числе и погребение умерших. Иисус Христос умер примерно за три часа до наступления субботнего покоя: за это время предстояло получить разрешение у прокуратора на снятие тела, совершить принятый у иудеев погребальный обряд и положить тело в гроб в высеченную в скале пещеру.
Должно было исполниться пророчество Иисуса Христа о Себе: будет отвержен первосвященниками, убит и в третий день воскреснет. Так и случилось: Он воскрес в третий день после своей крестной смерти, когда наступил первый день седмицы (она заканчивалась у евреев субботой), то есть в восьмой день. В христианском богословии семь символически связывается с земной жизнью (образ этот идет из Ветхого Завета — шесть дней творения и седьмой день покоя), восьмой же день — с жизнью будущего века. Он начнется со Второго пришествия Христа и всеобщего воскресения всех людей для Суда. Иисус Христос воскрес именно в восьмой день и тем самым дал нам образ будущего нашего воскресения.
Своим Воскресением Иисус Христос победил смерть, разрушив силу диавола. Всем, кто поверил Ему и избрал путь Его заповедей, Он открыл врата в Вечную Жизнь Царство Небесное.