В России имеет место настоящий ренессанс большевизма

В московском издательстве «Посев» вышла книга севастопольского исследователя Дмитрия Соколова «Таврида, обагрённая кровью. Большевизация Крыма в марте 1917 — мае 1918 г». Мы поздравляем Дмитрия Витальевича с этим событием и предлагаем вниманию читателей нижеследующую беседу.

— Дмитрий Витальевич, наша беседа приурочена к приятному событию — выходу вашей новой книги. С неё мне бы и хотелось начать. Расскажите, пожалуйста, о чём она?

- Книга посвящена сложному и трагическому периоду в истории Севастополя, Крыма, России и Украины. Это события, происходившие после крушения российской монархии: краткая эйфория весны 1917-го года, вскоре сменившаяся ростом социально-политической напряженности, а после Октябрьского переворота — прямой конфронтацией, когда революционное насилие во всех его проявлениях стало повсеместным и массовым. Основное внимание при этом уделено деятельности большевистской партийной организации в процессе завоевания политической власти в Крыму и Таврической губернии — от постепенного установления контроля над массами в марте-октябре 1917-го года, до силового захвата власти в регионе в январе 1918 года и последующего падения режима военно-коммунистической диктатуры весной того же года.

Проанализировав и творчески обобщив результаты изысканий предшественников — советских, эмигрантских и современных историков, архивные документы, публикации периодики, воспоминания и свидетельства очевидцев, я попытался воссоздать наиболее целостную картину революционных событий в Крыму в рассматриваемый период. Особенно тщательно прослежено развертывание в регионе террора, его эволюция от внешне «стихийных» проявлений насилия к относительно упорядоченным формам расправ. Также показано, что в политике захватившего власть в регионе левоэкстремистского блока (куда, наравне с большевиками, на данном этапе входили левые эсеры и анархисты) террор использовался не только как средство подавления и устрашения реальных, потенциальных и мнимых противников, но и как способ управления общественно-экономической жизнью.

— Откуда у вас возник интерес к теме Гражданской войны, террора, Белого движения и т. д. Это влияние семьи или что-то ещё?

- Сложно сказать, что именно послужило отправной точкой. Интерес к истории проявился у меня еще с детства. Правда, интересовался я, главным образом, античной и средневековой историей. Происходившее же в XX столетии длительное время оставалось вне моего поля зрения, исчерпываясь рамками школьной программы и институтского курса. Как следствие, взгляд на события Гражданской войны в России и в целом на советский период примерно до начала 2000-х годов во многом оставался поверхностным. Ситуация качественно стала меняться с конца 2002-го и в течение следующего, 2003-го года. Именно тогда мне в руки попали первые публикации о красном терроре, расказачивании, высылке интеллигенции за границу и других преступлениях большевистского режима в первые годы существования. Прочитанное произвело на меня тяжелое впечатление. Однако серьезно я начал разрабатывать эту тему только с 2005-го года, после знакомства с коллективной работой членов научно-редакционной группы «Реабилитированные историей» «Политические репрессии в Крыму (1920−1940 годы)». К этому времени я уже имел некий сформировавшийся базис, но знания мои по теме ленинско-сталинского террора, природы и сущности советского коммунизма, пока еще носили общий характер, и не затрагивали региональный аспект. Поэтому не будет большим преувеличением сказать, что так я открыл для себя новый, практически не разработанный пласт, и понял, сколь мало мы знаем об истории края в XX столетии. Заинтересовавшись этой темой, захотел узнать о ней больше. Стал собирать и анализировать информацию. И вскоре сама собой возникла потребность систематизировать то, что мне стало известно. Так были сделаны первые наработки, впоследствии превратившиеся в полноценные очерки, а данное мое увлечение со временем стало призванием и нравственным долгом.

Касаясь вопроса о возможных влияниях. Да, без сомнения, таковые имели место. Определенную (пускай и опосредованную) роль в формировании теперешних моих представлений сыграли отдельные произведения мемуарной, художественной литературы, кинематографа. Например, большим потрясением были увиденные в детстве рисунки Ефросиньи Керсновской, запечатлевшие ужасы сталинских лагерей. В числе других знаковых вещей, в разное время на меня повлиявших, назову рассказ Владимира Тендрякова «Хлеб для собаки» (о голодоморе 1930-х годов), написанный в жанре криптоистории фантастический роман-эпопею Андрея Валентинова «Око Силы» (особенно первую и вторую трилогии), фильм Александра Рогожкина «Чекист», снятый по повести Владимира Зазубрина «Щепка», в котором с предельным натурализмом были показаны кровавые «будни» одной губернской ЧК. Влияние семьи проявилось скорее в заложенном в детстве нравственном императиве, что Гражданская война — это ужасно и плохо («отец убивает сына, брат — брата»). Наряду с этим, большое воздействие оказали рассказы отца, побывавшего в конце 1970-х годов в Тунисе, и посетившего место последней стоянки кораблей Русской эскадры в Бизерте. Характерно, что если родители охотно говорили на эти темы, то, например, бабушка, чьи детство и юность как раз пришлись на 1920−1930-е годы, как правило, обходила тот период молчанием. Что, несомненно, показательно и красноречивее любых ее слов.

— По мере изучения этого трагического периода нашей истории случалось ли вам изменять, переосмыслить собственные взгляды на тот или иной аспект, личность под влиянием открывающихся фактов?

- Безусловно. Первое, что было переосмыслено — это отношение к революции и ее «движущим силам». Если известные события российской истории в начале XX века прежде воспринимались мной как нечто прогрессивное и совершаемое в интересах народа, то после дата «1917-й год» стала для меня символом одной из величайших трагедий, чудовищную сущность которой точно характеризуют слова современника — писателя Ивана Бунина — «окаянные дни». Одновременно изменилось и отношение к идеологам и деятелям большевизма, и в целом к коммунистической власти. Преступления советской системы ранее связывались мной преимущественно с именем Иосифа Сталина, а также различными «перегибами» на местах. Но в ходе работы с источниками практически сразу стало понятно, что ужасы сталинского правления обусловлены сущностью большевизма и являются логическим продолжением жестокостей предшествующих лет. Уже на заре своего становления советский режим воплотил все присущие ему специфические черты: дискриминацию и массовые убийства по социальному признаку; запрет свободной торговли; подавление оппозиции; национализацию предприятий; жестокие эксперименты в сельском хозяйстве; террор. Учитывая сказанное, изменилось и отношение к тем, кто боролся с большевиками, в частности, к белым. Прежде, подобно многим, в оценке Белого движения и его деятелей, я находился в плену расхожих стереотипов, сформированных ложью советского агитпропа. Например, большим откровением для меня было узнать, что белые армии не только уступали красным по численности, но и испытывали недостаток во всем: от медикаментов и провианта до обмундирования, оружия и патронов. И это только один из аспектов. Наряду с ним, были кардинально переосмыслены прежние представления о сущности Белого дела, его социальной базе, ведущих персоналиях, лозунгах и программах. Так, если раньше, в силу своих поверхностных знаний, я даже где-то мог согласиться с отдельными утверждениями советских апологетов о якобы «классовом», «реакционном» и «антинародном» характере Белого движения, то для меня в настоящее время неоспоримо, что, при всех своих отрицательных сторонах, добровольчество являло собой преемственную с исторической Россией здоровую, национальную силу, и было пусть неудачной, но все же не лишенной шансов на успех попыткой возрождения российской государственности в условиях Гражданской войны.

— Из тех фактов, что вы открыли для себя по ходу работы, какие произвели на вас наиболее сильное впечатление?

- Пожалуй, самое главное, что в процессе работы над книгой если не впечатлило, то, по крайней мере, заставило призадуматься — это внезапное понимание, насколько успешной может быть проповедь экстремизма, если ее произносить в определенных условиях. Анализируя деятельность крымских большевиков в борьбе за влияние на широкие массы, как в межреволюционный период, так и после Октябрьского переворота, я также со всей очевидностью убедился, какое значение имеют организация, слаженное взаимодействие функционеров всех уровней, грамотная агитация и пропаганда. Благодаря чему сторонники партии Ленина, в Таврической губернии, более чем где бы то ни было, численно уступавшей другим политическим партиям, в течение короткого времени добились потрясающих результатов, уже летом 1917-го года получив широкое представительство в местных органах власти и обретя все возрастающее влияние на солдатские и матросские массы. Все прочие аспекты, которые рассмотрены в книге — террор, реквизиции, конфискации и т. п. — хотя и не оставили меня безучастным, но все-таки не стали большим откровением. Поскольку тема большевистских преступлений в Крыму ранее мной неоднократно рассматривалась. Единственное, что обратило на себя внимание, это то, что в отличие от террора начала 1920-х годов, а также репрессий последующих лет, расправы над «классовыми врагами», совершаемые на полуострове в 1917—1918 годах, достаточно полно запечатлелись в советской художественной и научной литературе. В данном случае акты насилия преподносились как полностью стихийные проявления революционной активности масс, которые большевики осуждали и всячески пытались предотвратить. Однако, учитывая поведение коммунистов и их союзников в Крыму накануне Октябрьского переворота, вина функционеров ленинской партии в захлестнувшем полуостров терроре становится более чем очевидной.

— Как бы вы определили существо большевистской власти?

- Основанная на демагогии и безграничном насилии, опирающаяся на наиболее темные и преступные элементы, тирания организации политических экстремистов, открыто враждебная национальным, религиозным и культурным традициям, складывающемуся веками общественному укладу и образу жизни. Таково существо большевистской власти в первые десятилетия ее существования. Ближайшей исторической аналогией советского коммунизма 1920-х-1930-х годов являются даже не нацистская оккупация, и не монголо-татарское иго, а ужасы правления «красных кхмеров» в Камбодже. Именно полпотовщина дает наглядное понимание того, что на заре своего становления представлял собой большевистский режим. То, что со временем суровость коммунистической власти в СССР заметно смягчилась, в данном случае не играет никакой роли.

— Как вам кажется, происходит ли сегодня реальное изживание большевизма или, может быть, наоборот наблюдается определённый регресс?

- Если говорить о ситуации в современной России, то в настоящее время имеет место не изживание большевизма, а самый настоящий его ренессанс. Конечно, это мое личное мнение, с ним можно не соглашаться. Но, к сожалению, факты неумолимы. Так, государственные и охранительные институты в РФ, в силу правопреемства с советским режимом, являются прямыми наследниками структур, созданных именно в период коммунистического правления. Ввиду того, что большевистские преступления (в особенности, совершённые во время Гражданской войны) по-прежнему не получили должной политической и моральной оценки со стороны первых лиц государства, сегодня во множестве находятся люди, пытающиеся оправдывать ленинско-сталинскую политику массового террора какой-то «исторической необходимостью» либо «высокими достижениями» позднейшего времени. Прилавки книжных магазинов заполнены низкопробной литературой, расхваливающей достоинства советской системы, изображая время существования СССР едва ли не наивысшей точкой развития всей русской цивилизации. Тексты аналогичного содержания в огромном количестве можно увидеть на страницах журналов и газет, в Интернете. С экранов телевизоров не сходят лица Александра Проханова, Сергея Кургиняна и прочих апологетов «красной империи». От публицистов и литераторов не отстают производители сериалов и фильмов, выдавая на-гора все новые и новые ленты о тех или иных эпизодах советской истории, за редким исключением, выдержанные в полном соответствии с нынешним идеологическим курсом.

Наследие большевизма продолжает сохраняться в названиях населенных пунктов, улиц и площадей. Как следствие, спустя более двух десятилетий с момента краха СССР, топонимика по-прежнему остается зоной увековечивания памяти преступников — советских партийных и государственных деятелей, являющихся идеологами, организаторами и творцами террора.

Обилие коммунистических рудиментов сохраняется практически во всех сферах общественной жизни. Они в бездуховности, зависти, черствости, бытовой неустроенности, отсутствии свободной инициативы, утраченной исторической памяти.

Решительное преодоление наследия большевизма является необходимым и важным условием, без которого невозможны никакая консолидация и подлинное национальное возрождение.

— Почему на ваш взгляд многие русские люди, называющие себя патриотами, православными, до сих пор продолжают почитать Иосифа Джугашвили?

- Вне всяких сомнений, главной причиной растущих симпатий к «вождю» является недовольство существующим положением. Люди устали от коррумпированности, от произвола и беззакония. С другой стороны, есть некий сформированный масс-культурой идеальный образ сталинского СССР как государства, где «воры и бандиты все сидят в тюрьмах», а наибольшим уважением и почетом пользуются люди труда. По сути, персона «товарища Джугашвили» является сегодня олицетворением чаяний и надежд определенных слоев населения, воплощением «тоски по Хозяину», который, точно мессия, в мгновение ока покончит с социальным неравенством, вернет стране былые авторитет и могущество, и, самое главное — положит конец беззаконию. Излишне говорить, что к реальному Сталину все это никоим образом не относится.

Что же касается явления «православного сталинизма», то его я считаю одной из разновидностей сектантства и ереси. Замешанная на лжи и махровом невежестве, эта чудовищная эклектика гораздо опаснее, нежели оправдание коммунистических преступлений, осуществляемое с «классических» советских позиций. Заявляя о своей приверженности учению Церкви, кощунственно возводить в ранг святого одного из самых страшных тиранов.

Продолжив дело своего учителя — Ленина, Сталин фактически реанимировал политику массовых истреблений, проводимую большевистским режимом во время Гражданской войны. Именно при Сталине заложенная его предшественником система тотального порабощения приобрела свой законченный вид. Своего апогея достигли и антицерковные мероприятия государственных органов. Именно в 1930-е годы было закрыто либо разрушено подавляющее большинство храмов, упразднены все монастыри, разгромлена система духовного образования. Но самое ужасное — погибли тысячи священников и мирян. Накануне войны с нацистской Германией вся церковная структура оказалась на грани уничтожения. И даже после нападения Гитлера на СССР никаких существенных улучшений в отношениях сталинского режима и Церкви не произошло. И в 1941-м, и в 1942-м годах, пускай и в меньших масштабах, нежели в 1930-е годы, продолжались преследования духовенства и верующих. Только с 1943-го года власти временно отказались от прежней антирелигиозной политики, освободив из заключения некоторую часть арестованных и осужденных священников. Кроме того, имело место заигрывание с церковной верхушкой: осенью 1943-го года, когда Сталин принял трех митрополитов (Сергия, Алексия и Николая) и разрешил выбрать Патриарха, открыть несколько духовных школ и некоторые храмы. Но если на оккупированных территориях было открыто более 7 тыс. православных храмов (из прежде закрытых), то на территориях, никогда под власть оккупантов не попадавших, — менее 1,5 тыс. храмов и всего один монастырь (Троице-Сергиева лавра).

Таким образом, имевшее во время Великой Отечественной войны незначительное улучшение во взаимоотношениях советского государства и Церкви вызвано тактическим соображениями, и вовсе не является поводом для славословий в адрес тирана. Это был чисто прагматический ход, который во многом подобен поведению коммунистов во время советско-польской войны, когда под влиянием поражений на фронте красные стали использовать патриотическую риторику, амнистируя и ставя в строй пленных белогвардейцев. Как только необходимость в этой политике отпала — ее благополучно свернули.

Поэтому разного рода теории о тайном сталинском «православии» являются фарисейством и ложью. И самое главное — распространители этих суждений тем самым вольно или невольно наносят вред самой Церкви, а также глумятся над памятью тех, кто в условиях непрекращающихся жестоких гонений не только не отрекся от собственной веры, но и принял за нее мученический венец.

— Сегодня общество остаётся расколотым на «красных» и «белых». Причём большевизм поразил в той или иной степени обе стороны. И в стане «белых», среди которых довольно, скажем так, неофитов, мы можем наблюдать подчас такой же уровень ожесточения, нетерпимости и отрицания без разбора всего, что связано с неугодным периодом истории, как в стане «красных». С другой стороны нередко встречается обратная тенденция: дескать, хороши были и те, и другие, и не надо ворошить прошлого, и пора, наконец, примириться и рассматривать нашу историю, как единое целое, а СССР, как продолжателя Российской Империи. Вот, какая позиция ближе вам? Есть ли какая-то срединная линия, которой следует держаться в нашем поляризированном обществе?

- Учитывая содержание моих предыдущих ответов нетрудно догадаться о том, какая из этих позиций мне ближе. Конечно, я против огульного чернения истории страны в советский период, но высказанное ранее мнение по поводу природы и сущности большевизма (в особенности в первые десятилетия) является принципиальным. Нельзя примирить Христа с велиаром, убийцу и жертву. Аналогично неприемлемо рассматривать СССР как продолжателя Российской империи и отождествлять советское с русским. И то, и другое не просто различаются между собой, но и являются антиподами. Все время своего существования коммунистический режим последовательно отрицал прежнюю государственность и противопоставлял себя ей. Потому ни о каком правопреемстве СССР и Российской империи не может быть и речи. Сомнительны и утверждения о легитимности большевистского строя. Можно ли считать законной власть, утвердившуюся путем вооруженного переворота, основанную на насилии и произволе? Рассматривающую страну и ее население лишь в качестве хвороста, при помощи которого можно разжечь пожар мировой революции? Мне думается, ответ очевиден.

—  Кто из белых вождей вам наиболее импонирует и почему?

- Ко всем руководителям Белого движения я отношусь с одинаковым уважением. Каждый из них имел свои достижения и просчеты. Как севастопольцу и крымчанину мне наиболее импонируют Верховный правитель России адмирал Александр Колчак и главнокомандующий Русской армией генерал Петр Врангель. И тот, и другой оставили неизгладимый след в истории Крыма и всей страны, снискав уважение даже среди своих непримиримых врагов. Встретив революционные потрясения в должности командующего Черноморским флотом, Колчак на протяжении нескольких месяцев практически в одиночку противостоял разложению и анархии, выполняя долг гражданина и патриота своей Родины. Вынужденный оставить свой пост, адмирал имел все возможности безбедно жить на чужбине, поступив на американскую или британскую службу, где был бы востребован как специалист. Но вместо этого он предпочел вернуться в охваченную смутой Россию, и там пронес свой крест власти — так, как было в его силах.

Врангеля я уважаю как замечательного организатора, который сумел в условиях катастрофы фронта и тыла осуществить невозможное: получив в наследство от своего предшественника, генерала Антона Деникина, деморализованную и разбитую армию, в предельно короткие сроки восстановить ее дисциплину и боеспособность. Благодаря чему Белое движение на Юге России продержалось до осени 1920 года. Кроме того, среди руководителей антибольшевистским сопротивлением Врангель был едва ль не единственным, кто наряду с военными задачами, уделял повышенное внимание организации тыла, повышению качества жизни.

— Каковы ваши дальнейшие творческие планы?

- В обозримой перспективе планируется продолжить изучение трагических страниц истории Крыма в ХХ столетии. Наряду с этим, думаю разнообразить тематику очерков, осветив некоторые аспекты послевоенной истории полуострова, включая события новейшего времени.

Беседу вела Елена Семёнова

Книгу можно приобрести в Издательстве Посев:

г. Москва, ул. Неглинная 27, стр. 1, пом. 96. С 12.00 до 18.00 в рабочие дни.

тел.(495) 625−92−48, 625−81−38

e-mail:posevru@gmail.com

http://www.posev.ru/

Впервые опубликовано: Русский литературно-общественный журнал «Голос эпохи»

http://www.golos-epohi.ru/?ELEMENT_ID=10 833