Общество, не почитающее своих героев, обречено

Юрий ПОЛЯКОВ, главный редактор «ЛГ». Мой вопрос связан с премией «Большая книга», вокруг которой была достаточно бурная дискуссия. Отец Тихон, как вы считаете, оценка духовной литературы, вашего, например, произведения может производиться на основе только, скажем так, православного восприятия или всё-таки должна оцениваться по светским законам? Допустим ли перенос светских оценок на литературу духовную и, напротив, оценок духовных на светскую литературу?

- Является ли книга, изданная даже большим тиражом, литературой, решает не автор. Автор может претендовать на всё что угодно, но на самом деле об этом должны сказать читатели. Это их вердикт. Так что на первую часть вопроса могу ответить лишь, что читатели и критики сами определят, воспринимают они эту книгу о христианской жизни как литературу или просто как некий очерк церковной жизни.

Теперь ко второму вопросу. Да, очень часто мы, православные, раздаём ярлыки направо и налево. Но художественная литература живёт по своим законам. Скажем, роман «Мастер и Маргарита». С христианской точки зрения он имеет мало общего с евангельским повествованием и даже во многом идёт с ним вразрез. Но в своё время многие люди, именно благодаря Булгакову, заинтересовались Евангелием, и в этом в том числе ценность этой книги.

Игорь ПАНИН, обозреватель отдела «Литература». Примерно полгода назад протоиерей Всеволод Чаплин выступил за запрещение романа Набокова «Лолита». Это нужно расценивать как официальную позицию Церкви или всё-таки как частное мнение?

- Конечно, как частное мнение. Я могу сам относиться к тому или иному произведению позитивно или негативно, могу озвучить свою точку зрения и даже посоветовать читать или не читать, но запрещать… Что значит, запрещать? Запретить законодательно? Разве мы обращаемся к государству с таким требованием? Так что в этом случае отец Всеволод Чаплин высказал лишь эмоциональное, но своё личное мнение.

Игорь СЕРКОВ, заместитель главного редактора. В нашем разговоре невозможно не вспомнить о резкой критике, переходящей в травлю, которая обрушилась на церковь в прошлом году. Какие выводы сделали вы из случившегося?

- Церковь, безусловно, стала слишком заметна. А любое значительное, а тем более усиливающееся общественное явление, как известно, вызывает самое жёсткое противодействие. Но не это главное. Важнее то, что иногда, а точнее говоря, нередко мы сами даём повод к критике. «Не давайте повода ищущим повода», есть такие слова в Священном Писании. Вот об этом нам надо в первую очередь заботиться.

Ну, а что касается вашего вопроса, внешних воздействий… Понятно, что это серьёзная, хорошо спланированная кампания с целью изменить отношение в обществе к Церкви в сторону антипатии, неприязни. Люди самостоятельного мышления, как правило, не соблазнялись, анализировали, не торопились с выводами. Даже когда случалось нечто, за что, конечно, нас по головке не погладишь. Они понимали, человек есть человек. В рясе он или в пиджаке, бывает всякое. Это ни в коем случае не оправдание, просто некое снисхождение к человеческой природе.

Но у нас далеко не все обладают самостоятельным мышлением. А влияние печатного слова, электронных СМИ, Интернета огромно. На Церковь началась этакая охота, дружная травля, гон, которые по сценарию должны закончиться двумя знакомыми и известными словами: «Раздавите гадину!»

Я вспоминаю в этом контексте историю, коснувшуюся лично меня и нашего Сретенского монастыря. Если вы помните, недавно через Интернет, газеты и другие СМИ страну торжественно оповестили, что в Сретенском монастыре силовиками закрыт, прошу прощения, публичный дом.

Можно представить, каким это стало соблазном для огромного количества людей. Поэтому мне пришлось выступить и объяснять ситуацию с этой, ничего не скажешь, талантливо придуманной циничной клеветой наших зложелателей. Рядом со Сретенским монастырём есть, точнее, была гостиница с самой скверной репутацией. Мы несколько лет просили власти города эту гостиницу закрыть. В конце концов в один прекрасный день, и в первую очередь благодаря нашим обращениям, заведение всё же прикрыли. Но журналистам захотелось остренького, тут же сработал закон травли, того самого «гона», и вместо того, скажем, чтобы написать: «рядом со Сретенским монастырём», сообщили — «в монастыре». Мелочь, поменяли всего один предлог и добились-таки своего: начался нешуточный скандал. Мы к таким провокациям готовы, и, считаю, в таких случаях расставлять точки над i, конечно же, необходимо.

Александр КОНДРАШОВ, редактор отдела «ТелевЕдение». Отец Тихон, каковы ваши планы как сценариста и режиссёра? И второй вопрос. Как вы относитесь к введению ограничений в телепоказе?

- Пишу сценарий большого — четырёх- либо восьмисерийного фильма, основанного на документах начала и середины прошлого века. Но, конечно же, с неизбежной реконструкцией событий и диалогов, поскольку фильм будет художественный, игровой. В нём линии двух героев, не пересекающихся в жизни: архиепископ Лука Войно-Ясенецкий, хирург, лауреат Сталинской премии, и сам Сталин. Два человека, два параллельных мира. Почти неизвестный мир Русской православной церкви в период гонений, и второй пласт — люди, отошедшие от Бога, не нашедшие Его, либо воюющие с Ним, поставившие себя на Его место.

Никакого мрачного нагнетания страстей в этом фильме, как я представляю, не будет. Даже ГУЛАГ мне бы хотелось показать по-другому. Я знаю ГУЛАГ Александра Солженицына, Варлама Шаламова, знаю по книге «Отец Арсений». Но есть ГУЛАГ отца Иоанна (Крестьянкина). Конечно же, это трагический, полный несправедливости и страданий мир. Но это и мир, про который отец Иоанн говорил, что годы, проведённые в нём, были самым счастливым временем его жизни: «Потому что Христос был рядом».

Конечно, здесь речь не идёт о лакировке или тем более романтизации. Просто это совершенно другой взгляд, принципиально не катастрофальный, взгляд эсхатологический. У пророка Исайи сказано: «Изведи драгоценное из ничтожного».

Советский период я бы тоже не хотел изображать как парад исключительно мерзавцев и отвратительных человеческих особей. Это было время необычайного воодушевления, романтики, небывалого духовного напора. Другое дело, что время это неизбежно должно было закончиться страшным тупиком, разрушением и всеобщим тягостным разочарованием. Вот именно это мне хотелось бы показать, без холодного препарирования судеб людей и не учиняя над ними свой суд с высоты нашего времени.

По поводу запретов. Да, какие-то вещи действительно надо запрещать. Без всяких ненужных дискуссий и не обращая внимания ни на какую демагогию. Детскую порнографию, например. Без запретов ни одно государство не стоит, даже если оно и объявляет себя лютым врагом цензуры. Кстати, о запретах и о цензуре в «свободном мире»: недавно один мой знакомый, известный американский поэт и переводчик, захотел рассказать правду о тётях, которые год назад танцевали в храме Христа Спасителя. Написал статью, основанную лишь на фактах, но с негативной оценкой происшедшего. Полгода пытался опубликовать своё объективное исследование в ряде вполне дружественных ему газет и изданий в США. Удивительные и поразительные люди американцы — до сих пор у этого моего знакомого, кажется, не иссякла надежда.

Владимир СУХОМЛИНОВ, обозреватель отдела «Политика». У меня два вопроса. Один короткий, другой — наивный. Короткий: ваше отношение к Ивану Охлобыстину. А наивный таков. Почему лучшие представители мировых религий не объединятся? Почему не скажут сильным мира сего: «Так жить нельзя»?

- Вы думаете, если соберутся вместе Патриарх московский, Римский папа, имам, главный раввин и скажут: «Ребята, давайте жить дружно», что-то изменится? На самом деле время от времени они как раз собираются и почти именно это и говорят. Но мир живёт по своим, зачастую очень дурным законам. А с вероучительной точки зрения — почему мы не соединяемся с католиками или, скажем, мусульманами, иудеями, буддистами? Такой вопрос часто задают даже христиане. С чисто гуманитарной точки зрения мы давно едины или, скажем так — почти едины. Как коты Леопольды, только один в рясе, другой в тюрбане, третий в чём-то оранжевом, абсолютно искренне говорим: «Давайте жить дружно». Никто не против.

Но эти замечательные пожелания нисколько не отменяют принципиальные глубинные расхождения. В чём основа нашей христианской православной веры? Мы верим в то, что Бог в один из этапов исторического бытия стал человеком. Святые отцы говорят «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом», соединил с каждым из нас сущность Своего непостижимого для нас Божества, даровал нам вместо времени — вечность. Каждый верующий во Христа духовно соединён с Ним неразрушимыми узами веры, доверия и любви. И нет ничего более крепкого. Но как нам говорить с мусульманами, которые утверждают, что Иисус был обычный человек, хотя и пророк, или с иудеями, называющими Его просто самозванцем? Поэтому для нашего экуменического общения довольно обсуждения общечеловеческой гуманитарной тематики.

Что касается отца Ивана Охлобыстина. О нём спрашивают часто. Я всегда пытался уклониться от ответа, поскольку лично с ним не знаком. Но, конечно, со стороны, как и все, наблюдаю. Разумеется, это особая фигура в Церкви. «Я странен, а не странен кто ж?» Но с моей точки зрения, в целом он ведёт себя достойно. Объясню, что я имею в виду. Так получилось, что он стал священником, — ему это, насколько мне известно, предложил один из архиереев. Возможно, он ему сказал: «Иван, я убеждён: ты должен быть священником!» И он послушался: «Я не чувствую себя достойным такого высокого служения, но, если вы благословите, владыка, я готов». Думаю, примерно так оно и было, хотя, конечно, могу и ошибаться.

Можно по-разному относиться к подобного рода духовной практике, но, как бы то ни было, я отношусь к отцу Иоанну с уважением, хотя мне и неприятны какие-то сыгранные им роли. Мне вообще кажется, что священник лицедействовать не должен. Думаю, что и отец Иоанн почувствовал этот диссонанс, разрушительный для него в первую очередь, и попросил патриарха благословить его сейчас не служить. Он считает, что должен зарабатывать на семью. У нас множество священников с одним, с двумя высшими образованиями, с многодетными семьями, они служат Церкви в городах и в деревнях, и Господь их не оставляет. Пусть живут они далеко не в богатстве, но ведь не об этом речь, в том числе, уверен, и для отца Иоанна. Речь о нашей вере в Промысел Божий. По этому поводу есть такая старинная грубоватая поговорка: «Поп и кот голодными не останутся». Вероятно, отец Иоанн эту поговорку просто не знает.

Владислав МАЛЕНКО, актёр, режиссёр Театра на Таганке. Отец Тихон, почему не канонизирован Женя Родионов, обезглавленный в Чечне за отказ снять нательный крестик и принять ислам. Он же герой, мученик, принявший смерть за веру. Вам власть не позволяет этого сделать?

- Хотя либеральная пресса и пишет, что власть на нас давит, чего-то там требует, это, слава Богу, не так. Сейчас для Церкви в общем-то уникальное, ни с чем не сравнимое время, когда власть в церковные дела не вмешивается вообще. Ни в синодальный период, я уже не говорю про советские времена, ни в досинодальный — при царях и великих князьях — ничего подобного не было.

То, что Евгений Родионов не канонизирован, — дело чисто внутрицерковное. Есть комиссия по канонизации. Есть дело по канонизации Евгения Родионова, оно рассматривается. Существует негласное правило, что после смерти должно пройти хотя бы лет сорок.

А вот почитание и благодарность герою — это уже вопрос и к обществу, и к государству. Именно герои, а не нравоучения и проповеди передают от поколения к поколению самые драгоценные базовые ценности народа. В частности, такие редкие сегодня качества, как верность и мужество. Но что происходит сегодня? Тотальная дегероизация. За примерами далеко ходить не надо, они у всех на памяти за последние двадцать лет.

Конечно, критическое осмысление пантеона героев время от времени нужно, даже необходимо: должна отлететь шелуха — это совершенно нормально. Но когда процесс дегероизации обретает яростную большевистскую форму тотальной расправы над всеми национальными героями, как это происходит у нас, — это, будем называть вещи своими именами, — сознательное разрушение духовно-нравственных основ гражданского общества. Чего, к примеру, сейчас не говорят о маршале Жукове?! Но давайте вспомним Пушкина, который написал: «Оставь герою сердце, что ж без него он будет — тиран». Не оставили Жукову сердца. Кстати, о ком писал Пушкин эти стихи? О Наполеоне — враге России. Любого великого военачальника, если лишить его «сердца», что как раз и сделали с Жуковым, легко превратить в тирана.

В сущности, рукопожатное сообщество оставило нам только двух героев — двух академиков, глубокоуважаемого мною Д.С. Лихачёва, с которым я имел честь быть лично знакомым, и А.Д. Сахарова. Был ещё А.И. Солженицын, но он что-то не так написал в конце жизни, и его тоже приговорили к дегероизации.

Кто из нас множество раз не видел эти кадры: престарелый академик Сахаров поднимается на трибуну Верховного Совета и тихим голосом обличает тех, кто сидит у него за спиной. Образ, стереотипно заданный молодому поколению. Со всеми остальными национальными героями расправляются без всякой пощады — от Александра Пушкина до Александра Матросова. Что делают с Жуковым?.. Александра Невского объявляют прихвостнем монголо-татар. Перечислять можно долго.

Между тем общество, с благодарностью не почитающее своих героев, искажающее их подвиг, их идеалы, их память, правду о них, — обречено. Сколько раз мы встречали в сообщениях — в таком-то городе произошла трагедия: мерзавцы приставали к девушке, затаскивали её в машину, и какой-то прохожий, юноша, «ботаник», пытался защитить её, в драке юношу убили. И всё. Только эта статейка и комментарии, в которых кто-то жалеет «ботаника», кто-то злорадствует, что, мол, полез не в своё дело. Но это — Герой! Его поступок — подвиг и ничем не отличается от подвига других героев, которые души положили за други своя. Мы сетуем, что у нашего юношества исчезают пассионарность, мужество, жертвенность и их место занимают трусость и равнодушие. Так поставьте в сквере, где это произошло, памятник этому прекрасному «ботанику», соберите весь город, расскажите им об этом молодом человеке, и тогда наши мальчишки, взирая на его подвиг, будут обретать те самые «базовые ценности», о которых теперь так много говорят. Почему мы этого не делаем?

Каринэ ГЕВОРКЯН, политолог. Отец Тихон, какой, на ваш взгляд, может быть современная национальная идея?

- Давайте вспомним наше недавнее прошлое. В чём были пафос и громадная сила всей этой социалистической затеи в России? Почему она так могущественно коснулась сердец миллионов людей? Была поставлена цель — устремление в общество всеобщей справедливости, счастья, равенства. Без сомнения, эта идея очень часто используется людьми нечестными и злокозненными, но как она трогает сердце и ум! Ради именно этой идеи люди идут на жертвы и даже на смерть — ради справедливости, правды, общего блага. И при всех разных интерпретациях эта идея как цель общества универсальна для всех времён и народов.

В нынешней России подобная идея никак не обозначена. Напротив, декларируется нечто прямо противоположное — личная комфортность. И как часто «комфортность» употребляется в значении ни больше ни меньше как цель человека и его главная задача.

Наверное, за семьдесят лет мы так обожглись на коммунистическом варианте этой вечной идеи всеобщего счастья и справедливости, что сейчас боимся её даже артикулировать. Но ведь мы всё равно рано или поздно к ней придём, в той или иной форме. Да другой просто и нет. Конечно, цели этой достигнуть невозможно, но стремиться к ней должно каждое здоровое и благородное общество.

Максим ЗАМШЕВ, поэт. Как быть с ролью современного писателя в обществе? Стоит ли государству делать из него проводника своей идеологии?

- Всё зависит от самого писателя. Это может быть позиция: «Я с радостью буду помогать власти во всём хорошем и честно говорить обо всём плохом, требуя справедливости и исправления ситуации». Другая позиция: «Писатель должен быть всегда принципиально обличителен и оппозиционен по отношению к власти». Или полная аполитичность: «Художник служит музам и ни на что иное не обращает внимания». Кажется, Александр Сергеевич Пушкин прошёл через все эти три стадии, только в обратном порядке. В зрелые годы он стал убеждённым государственником и даже, как это ни ужасно произнести, сторонником цензуры…

Олег ПУХНАВЦЕВ, обозреватель отдела «ТелевЕдение». Существует ли в Русской православной церкви конфликт между либеральным и консервативным крылом?

- Существует. Крайние церковные либералы, как и их светские единомышленники, пылают, казалось бы, похвальным желанием изменить к лучшему всё, что их просвещённому уму представляется в Церкви неправильным. Знаете, преподобный Иосиф Оптинский как-то сказал: «Ревность, желающая искоренить всякое зло, на самом деле сама есть самое страшное зло». Начав с требований радикальных обрядовых нововведений, они неизбежно приходят к ревизии догматов. Их самые харизматические лидеры утверждают, что сейчас смешно и бессмысленно верить в бессмертие человеческой души, что мусульмане — это, оказывается, те же христиане, что Священное Писание написано без особого воздействия Божественной благодати, называют веру православных христиан в то, что Евангелия и другие наши священные книги писались по вдохновению Святого Духа («всё Писание богодухновенно», апостол Павел), — «бабушкиными сказками». Позволяют себе и другие, не менее неприемлемые для православного сознания, заявления. Не нужно сомневаться или прельщать себя: это — самые настоящие церковные большевики, духовные собратья безжалостных революционеров в кожанках. Им у нас ничего не жалко.

Есть и консервативное крыло. Там, напротив: «Ни слова не менять!» Левша у Лескова говорил: «Как верили наши правотцы, так же точно должны верить и потомцы». Хотя есть вещи, которые, конечно, время от времени необходимо преображать. Скажем, в церковно-славянском языке заменять ставшие непонятными слова и выражения на ясные для современного человека церковно-славянские синонимы.

Кстати, у меня недавно были английские христиане, и с ними тоже зашёл разговор об этих же проблемах. Но при единстве взглядов мы неожиданно столкнулись с некоей филологической проблемой. Слово «либерал», в нашем негативном значении, для западных людей непонятно. Для них «либерал» — абсолютно нормальное слово — человек, стремящийся к свободе. Я объяснил значение нашего словоупотребления и спрашиваю: «Как же по-английски назвать человека, под видом свободы устремляющего всё вокруг к разрушению?» Они поняли, что я имею в виду, и сказали: anarchist. Да, это настоящие анархисты.

Владимир Нежданов, священник. Антон Павлович Чехов как-то в одном из своих писем написал: «Люди обедают, пока обедают, в это время решаются их судьбы и разрушается их жизнь». Насколько наше поколение заобедалось, заелось своими делами? По-моему, многие отвлеклись от основного — спасения своей души, не замечают, как проходит их жизнь, не помышляют даже о том, как подойти к порогу Божьему.

- Вы, батюшка, абсолютно правы. Но все претензии надо предъявлять в первую очередь к нам, к духовенству, я в этом убеждён. Мы с вами знаем, что «Суд Божий начинается с дома Божьего». Вспомним, что творилось в духовных семинариях в конце XIX — начале XX века: стреляли в ректоров, убивали. Такие были жуткие примеры безверия… Всё идёт от кризиса в духовной среде.

И то, что сегодня большое количество людей в нашем народе ничего не знает о Христе, о Боге, о своей собственной душе, не познакомилось даже с самим собой, — это упрёк не им, мирянам, овцам, прошу прощения, а нам с вами, пастырям в рясах и крестах. Это мы не донесли до них главное. Это мы виноваты! С нас и спросится. На иконах Страшного суда, кстати сказать, кто первыми идут в ад? Архиереи и священники. Мы недоделываем, недоносим, кричим «Спасайтесь!», но кричим так, что люди не поймут — «чего опасаться, от чего спасаться?». Значит, не смогли донести Благую Весть о том, что Бог готов соединиться с каждым человеком. А надо донести так, чтобы каждый это понял.

http://www.lgz.ru/article/21 051/