«Назовите мне хоть один скандал»

Министр культуры Владимир Мединский объяснил «Ленте.ру», что происходит с его ведомством

Владимир Мединский занимает пост министра культуры России менее года, и за это время его ведомство развило невиданную активность. Началась реформа госфинансирования кинематографа; сразу несколько крупнейших музеев сменили директоров; многие учреждения культуры заставили определиться с концепцией и отчитываться перед государством о своей работе.

При этом у Мединского, объявившего себя всего лишь «эффективным менеджером» во главе Минкульта, много недоброжелателей: оппоненты считают, что оптимизация прикрывает массовые сокращения культработников, припоминают министру скандалы во многих институциях, где сменилось руководство, пытаются уличить его в попытках установить идеологический контроль над кино. В интервью «Ленте.ру» Мединский заявил, что не «кукловодит» в кабинете и не является сторонником поспешных кадровых решений, а также посоветовал корреспондентам издания почитать свой труд «Мифы о России».

«Лента.ру»: Когда вас назначили министром, на ваш счет были достаточно скептические комментарии — например, вас сравнивали с Холманских и Геббельсом; при этом самым позитивным оказался Дмитрий Медведев, ограничившийся в отношении вас эпитетом «энергичный». Вы скептиков посрамили?

Владимир Мединский: Не вижу смысла тратить время на диспуты с псевдолиберальными скептиками — просто делаю свою работу, и все. Недавно вот отчитывался за первые восемь месяцев работы в Госдуме перед депутатами. Редчайший случай — все фракции без исключения положительно оценили работу министерства. Впрочем, в данном случае расцениваю это как аванс.

Генпрокуратура отчиталась о проверке учреждений, подведомственных министерству культуры, есть претензии. Сказано также, что вам вынесено представление. Чем это грозит?

Проверка проводилась по моей же просьбе. Заступив на должность, я попросил, чтобы Счетная палата и Генпрокуратура провели проверку — с целью зафиксировать ситуацию на момент прихода, своего рода аудит. Замечания касаются деятельности министерства в 2010-м — первой половине 2012 года. Кстати, в целом большого количества претензий нет.

Генпрокуратура сформулировала претензии к музею Рублева: на монастырских землях нашли незаконный ресторан, в церкви XVII века проводятся бизнес-встречи, руководит этим якобы сын директора музея. Музей ждут санкции?

Если все факты подтвердятся.

Ждать ли быстрой и громкой отставки директора музея Геннадия Попова?

Мы не сторонники поспешных кадровых решений. Что бы об этом ни писали плохо информированные журналисты.

Чем министерство при вас отличается от министерства при Авдееве? Есть ощущение, что при Авдееве ведомство было значительно менее конфликтным, чем при вас.

Потому что Авдеев — дипломат. Стремление к примирению и спокойствию — это то, ради чего существуют дипломаты. В этом, кстати, его сильная сторона.

Нужно понимать, что каждый министр руководит отраслью в определенных условиях. Мне кажется, что сейчас важно не только сохранение, но и динамичное развитие отрасли, стоит задача разумных, постепенных преобразований. Подчеркиваю: разумных и постепенных, ибо излишне радикальные реформы, даже будучи исполненными самых благих побуждений, нередко приводят к обратному результату.

Но реформирование, развитие отрасли, безусловно, необходимо, поэтому мы кадры обновляем, но постепенно. Например, недавно сменился директор Литературного музея, и это тоже не было экспромтом — просто у предыдущего директора закончился контракт, а у нас был хороший кандидат — Дмитрий Бак, профессиональный литературовед, со своим четким пониманием пути развития музея. Мы подумали, что появился шанс дать музею новое дыхание. Такая же точно ситуация и в Кижах.

Или возьмем музей «Горки Ленинские». О нем вообще ведь никто ничего не знает, забыли. Назначили туда хорошего управленца — зарплата работников выросла на 30 процентов, без всяких увольнений за три месяца.

Какое количество скандалов? Назовите мне хоть один.

Ну вот назначение директора в Кижи, нападение на худрука Филина.

Нападение на Сергея Филина — не скандал, а преступление. Следствие не завершено, и мотивов мы пока не знаем. Мы прилагаем все усилия, чтобы помочь Сергею.

Смена руководства в театрах проходит непросто.

Так и хочется ответить, что театр Гоголя — московский городской театр, и скандал этот не наш. Но смена руководства везде происходит болезненно.

Ситуация в Кижах, которую вы приводите в пример, крайне информационно извращена. Там сошлись самые разные интересы, вплоть до будущих выборов мэра Петрозаводска. Это больше политическая, чем культурная история. Вот журналист Алексей Яблоков из газеты «Ведомости» поехал написать «кровавое разоблачение», а приехав, по сути, поддержал позицию Минкультуры. Поскольку не ограничился, как все, беседой с обиженным директором, а съездил на остров и выяснил, что коллектив относится [к новому директору] совершенно нормально и с надеждой, а вот нерешенных проблем у музея много, и они копились долгие годы.

Вы говорите, что назначение Бака в Литературный музей было одобрено экспертным сообществом. Однако со стороны оно показалось неожиданным. О нем кто-то знал заранее?

Мы хотим добиться экспертного одобрения, то есть понимания специалистами мотивов наших решений, а не устраиваем голосование на площади. По-моему, прошли те времена, когда голосованием выбирали директоров госпредприятий. А то, знаете ли, еще по приказу № 1 голосованием выбирали командиров воинских частей в марте 1917 года. Чем закончилось то и другое — вам известно.

Кандидатуру Дмитрия Бака обсуждала с экспертами Наталья Самойленко — новый руководитель департамента культурного наследия. До прихода в министерство она много лет в Фонде Потанина занималась музейными проектами. Кстати, скоро Дмитрию Петровичу, как и всем остальным вновь назначенным директорам, предстоит самому выступать перед коллегами со своей концепцией.

И вы, и Бак говорили, что теперь Литмузей будет больше ориентироваться на современную литературу — проводить презентации книг, встречи с писателями. Мол, раньше музей был в основном направлен в сторону классики, и его посетители — это, в общем, люди не молодые.

Скажем откровенно: посетителей там не было. Музей был нацелен на хранение. Это было литературное фондохранилище наших бесценных реликвий. А я считаю, что Литературный музей — фантастический инструмент просвещения; в условиях, когда мы с вами спорим о нехватке часов литературы в школе, о неэффективности ЕГЭ по литературе и так далее. Что мы можем здесь противопоставить? Чем мы можем подставить плечо Ливанову? Сделать так, чтобы школьник ходил в Литературный музей.

Кстати, к вопросу о назначениях, «согласованных с коллективом», — было назначение, именно согласованное с коллективом. На этот демократизм мы пошли, так как ситуация в коллективе была нездоровой, было слишком много переживаний и волнений. Речь о новом директоре Института искусствознания Наталье Сиповской. Причем познакомились мы с ней на пике скандала, когда она ворвалась в этот кабинет, чтобы «бороться за спасение науки», думая, что сейчас ГИИ закроют. Закончили тем, что она же по предложению коллектива института и решению Министерства и займется его реформированием.

Вас в НИИ искусствознания бурно встретили, когда вы туда пришли.

Считаю, что правильно сделал. Было бы лучше, если бы я сидел здесь — «кукловодил» в кабинете? И приказы бы подписывал, не зная толком, где этот институт находится и кто в нем работает? Так, знаете ли, тоже, бывает, руководят.

А сейчас, после назначения нового директора, в самом институте сменился тон. Это связано с тем, что вы пошли на уступки?

Нет, я вообще не иду на односторонние уступки, а стремлюсь к разумному компромиссу, к договоренности. Просто новый директор работает с коллективом, люди понимают, что происходит, и видят смысл в переменах.

То есть это был разумный компромисс?

Мы считаем, что ученый вправе заниматься чем угодно, но было бы разумно, чтобы часть его работы составлял прямой госзаказ. Тут может быть движение с обеих сторон. Либо мы говорим: мы хотим сделать вот это, хорошо бы, если бы это делало не ООО «Рога и копыта», а наш собственный ГосНИИ, ибо там есть для этого и кадры, и опыт. Либо сам НИИ говорит: вы знаете, мы умеем это делать, пожалуйста, отдайте нам это исследование. И это работа директора, а не ученых. В новых условиях задача директора — получать все возможные бюджетные деньги, искать коммерческие заказы, спонсоров, формировать попечительский совет, делать так, чтобы работа в институте была не местом, где лежит трудовая книжка за незначительный оклад, а престижной, постоянной работой для настоящих профи.

На 2013 год мы де-факто оставили старую систему финансирования. Как всегда было? Учреждение культуры финансировалось по смете, исходя из возможностей государства. Просчитывалось, что себестоимость работы театра, или НИИ, или чего-то еще составляет сто рублей. Дальше шла сметная заявка в министерство, министерство говорило: «Сто — нет, есть 50, укладывайтесь как сможете». В последние годы по законодательству другой принцип: мы даем государственное задание — и театрам, и музеям, и НИИ — что необходимо сделать за эти деньги. Эти деньги — это, по сути, столько же, сколько раньше было по смете с учетом индексации.

Только теперь просто оформлено по-другому — в виде задания?

Да, называется пока так, но не стало госзаданием по содержанию. По сути, до недавнего времени учреждения сами себе формулировали задание: ну, в этом году я дам сто спектаклей на большой сцене и десять на маленькой и еще поставлю две премьеры. И вот директор сам себе написал госзадание, департамент проштамповал, деньги пошли.

Что меня неприятно удивило, когда я пришел в министерство: люди в департаментах вообще не анализировали эти задания, а просто, как бухгалтерия, накладные штамповали. И если в каких-то крупных учреждениях культуры, которые на виду — Большой театр, Мариинский, Эрмитаж, — хотя бы в общих чертах планы работы кем-то хоть как-то изучались, то что касается НИИ, это я вам говорю совершенно ответственно, — нет. Вот, план научной работы получили, деньги выдали, но ведь не очень большие, не жалко, тем более, не свои — государственные. Руководство НИИ на эти деньги занималось чем хотело, ученые получали копейки, но при этом была иллюзия, что денег на науку у государства совсем мало, ученые не нужны, и сотрудники НИИ за свой счет ездили в командировки по стране. Какая-то комедия абсурда.

При этом вопрос не к законам, а к исполнению. Законодательство в части культуры, оно очень правильное сейчас: то, что сделали правительства Путина-Медведева в части реформирования — абсолютно верно. Мы дотируем государственные учреждения (по сути, это дотация), но при условии выполнения определенных условий: вы должны сделать то-то, то-то, то-то. Все, что учреждение культуры зарабатывает само, в дополнение к смете, остается у него — это называется внебюджетные доходы. Их никто не забирает, можете их все потратить на зарплату, или сделать внеплановый ремонт, или купить картины, или декорации заказать. Это — идеальные условия работы для госучреждения культуры.

Понятно, что у театра есть внебюджетные доходы, а у НИИ им откуда взяться?

У НИИ должны быть внебюджетные доходы: ведь их исследования могут быть востребованы не только государством, но и фондами, частными коллекционерами и так далее.

Недавно сменился глава Фонда кино. Что плохого было в прошлой схеме, за которую уволили Толстикова, и может ли вообще кино развиваться, если будут сверху спускаться темы в виде госзаказа?

По поводу тем — не совсем точно. Во-первых, на часть фильмов, которые Министерство поддерживает в рамках открытых конкурсов, темы и жанры определяются довольно давно. Удивительно, что только в этом году все обратили на это внимание. А для того чтобы актуализировать темы на 2013 год, не делать их абсолютно абстрактными, не привязанными к реальным запросам общества, мы обратились в социологические службы: что именно волнует людей? Итоги исследований были обработаны, и на их основе мы объявили конкурс. Кстати, скоро будет объявлен еще один — поддержка производителей через субсидии. Там вообще никакие темы не объявляются. Абсолютная свобода творчества!

По поводу Фонда кино: в прошлой системе плохо было то, что происходило дублирование функций министерства и фонда. Сейчас мы провели более четкое разграничение. Шаги в этом отношении очень осторожные, все равно большие бюджеты остались в фонде. Большая часть денег будет выделяться на безвозвратной основе для дотирования отечественного кинопроизводителя. Меньшая будет выделяться на возвратной.

Посмотрим, как схема будет работать. То, что доля российского кино в прокате падает, нас не может не тревожить.

Так она падает, потому что качество падает.

Она падает по сотне причин, это тема для отдельного долгого разговора. И качество кино среди этих причин — далеко не на первом месте. Качество — это следствие.

Ваша система госзаказа похожа на советскую систему.

В чем? Имеющаяся система не имеет ничего общего с советской. В СССР она была четкой, прямой и наполненной, к слову, большим здравым смыслом. Там государство выступало и единственным заказчиком фильмов, и единственным правообладателем, и дистрибьютором, и прокатчиком. Но нам совершенно не стоит возвращаться к старым принципам, так как сегодня все частное, а государство занимается банальным дотированием кинопроизводства и продвижения отечественных фильмов. Примерно в той же степени, в которой оно дотирует театры и музеи. Почему? Потому что если оно этого сегодня делать не будет, то большое кино в нашей стране прекратят снимать вообще, либо оно останется в унизительно дешевой «сериальной» версии.

Получается, что останется только патриотическое государственное пропагандистское кино?

Да с чего вы это взяли? Вы темы-то видели? Где там хоть одна «пропагандистская»? Может быть, отношения отцов и детей? Или про людей с ограниченными возможностями? Или тема о современной истории успеха? Нет там ни одной темы ни про партию «Единая Россия», ни про победы партии и правительства в последние 20 лет.

Но есть про Афганскую войну, например, а она весьма спорная.

Ну, во-первых, в лотах открытого конкурса такой темы нет, а есть, например, остросюжетная драма, основанная на современном материале. А во-вторых, что значит — спорная? Для кого — для вас спорная? Понятно.

Для меня она бесспорна. Ибо бесспорны героизм и мужество наших солдат на этой войне. Она может кем-то считаться справедливой или несправедливой, осмысленной или бессмысленной. Как и любая другая. Но мужество наших сограждан, их честь, стремление исполнить свой долг любой ценой — это и надо показывать!

Вы поддерживаете квотирование на российское кино?

Как идею — да, но вводить это сейчас преждевременно. Нужно дать возможность ему поработать в новых условиях. Возможно, это не потребуется.

Депутат Госдумы Сергей Железняк, в частности, говорил, что смысл законопроекта в том, чтобы не было пропаганды западных ценностей. То есть наши ценности — другие какие-то?

Нет, стоп, давайте на конкретных примерах. Есть такой голливудский блокбастер «Морской бой», вышел на экраны в прошлом году. Если мне кто-то будет доказывать, что US Navy не имело никакого отношения к его съемке, буду долго смеяться. Это просто двухчасовой агитационный ролик: служите в американском флоте и будете богаты и счастливы. Они вот так пропагандируют свои ценности. Ну и молодцы. А у нас были фильмы «Чапаев» и «Офицеры», исторически, вы опять скажете, спорные или нет, но мальчишки после них шли толпами записываться в военные училища. А те, кто поступил в военные училища после «Чапаева», как раз и встретили немцев в 1941 году. Они-то объединенную фашистскую Европу и одолели. В офицеры пошли лучшие из лучших. Конкурс в училища был огромным. В том числе благодаря «государственно-патриотическому кино».

Нравится. Там прекрасная акустика, самое современное сценическое оборудование.

Вы, наверное, знаете, что сейчас раздаются голоса против, и даже директор Эрмитажа Михаил Пиотровский сказал.

Нет ни одного индивидуального яркого проекта в мире, который бы сразу после окончания строительства горячие головы не потребовали бы снести. И Эйфелеву башню, и Центр Помпиду.

Правда, проект я увидел только в готовом виде, поскольку он, естественно, утверждался до меня.

Сейчас есть строительство, которое, очевидно, может начаться при вас, — новое здание ГЦСИ. Каким вы видите этот проект, условно говоря, эпохи Мединского?

Результатом открытого конкурса. Возможно, международного. Главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов возглавит конкурсную комиссию. Тут торопиться не надо, очень важно, чтобы проект был хороший.

А раньше торопились? Завернули существовавший проект, переносили несколько раз место строительства.

Общее мнение экспертов такое: то, что более-менее подходило для Зоологической, по своему конструктиву и внешнему виду совершенно не подходило для Бауманской. Ну и вообще, бывший Бауманский рынок — не самое лучшее место для ГЦСИ, а если там что-то и делать, то точно не в том виде. Сейчас Ходынка — место более перспективное.

Как министерство относится к тому, что в Петербурге озабоченные моралью граждане натравили прокуратуру на выставку братьев Чепменов в Эрмитаже?

Выставку не видел. Но художественному вкусу Михаила Пиотровского я доверяю, тем более что, по-моему, выставка была в той части Эрмитажа, где как раз планируется экспонирование современного искусства — в здании Главного штаба.

Еще в Питере недавно избили организатора спектакля «Лолиты», он вам письмо писал.

Мы ему ответили.

(Из письма: «Очень жаль, что оценка произведений культуры, будь то выставка, спектакль или целый музей, принимает сегодня столь агрессивные формы. К сожалению, каждый день в министерство приходит огромное количество писем, преимущественно, из регионов, с просьбами запретить какие-то книги, спектакли или выставки. Министерство культуры последовательно и постоянно выступает против любых проявлений цензуры, но, боюсь, нашего влияния недостаточно для нейтрализации агрессивных членов общества».)

Вас вообще не беспокоит обстановка в культурной столице, где главные новости — от депутата городского заксобрания Виталия Милонова, выступающего со странными инициативами?

Не нагнетайте — и раньше было не меньше всякого разного, просто в эпоху интернета событие еще не успело произойти, а об этом уже знает вся страна. Но меня беспокоит не конкретно один Санкт-Петербург, а обстановка в целом в стране, где отношение к культурным событиям становится чересчур агрессивным. Я скорее за «цензуру ногами»: не нравится конкретный спектакль, выставка — уходите спокойно и идите смотреть то, что вам по вкусу. Зачем сразу требовать всех посадить, идти бить режиссера у подъезда или кидать бутылки в окна музея? К сожалению, помешать людям делать глупости мы не можем.

Вообще, наблюдается псевдорелигиозный накат казаков и других ответственных граждан на альтернативную культуру.

Не забудьте, у нас есть и другая сторона медали — и Pussy Riot, и всякие группы типа «Война», и прочее. А с другой стороны — «казаки» и якобы гомофобские законы в Санкт-Петербурге. Якобы — потому что, на мой взгляд, ничего кроме грозного названия в этом законе нет. Посмотрите, что творится в Великобритании, Франции с однополыми браками. По сути, это ведет к расколу общества. В Париже на улицы выходят против однополых браков по полмиллиона человек.

За [однополые браки] выходят столько же.

Да ну? Хотите подискутировать и на эту тему? Не доставлю вам этого удовольствия. На мой взгляд, чьи-либо сексуальные предпочтения — личное дело каждого. Это не должно ни показываться, ни обсуждаться: ни на телевидении, ни в парламенте, ни на 500-тысячном митинге. Это личная тема. Privacy. И точка.

К попыткам депутатов ограничить мат и курение в произведениях искусства вы как относитесь?

В открытом доступе — телевидение, радио — я бы мат запретил. В книгах идет индивидуальное общение читателя с автором, и это вещь гораздо более тонкая. Издания с нецензурной лексикой должны быть, на мой взгляд, соответствующим образом упакованы и отмаркированы. Читатель должен знать, что они содержат.

А мат даже в арт-хаусе нельзя? Люди же так разговаривают.

И что? Ну и пусть разговаривают. А я не хочу, чтобы мои дети смотрели по телевизору, как разговаривают взрослые дяди. И вашим — не советую. Время придет — узнают, а раньше времени душу им замусоривать не стоит.

Дети все равно узнают матерные слова во дворе в восемь лет.

Ну, это совсем смешной аргумент. Все равно некоторые люди воруют и даже убивают. Но это не значит, что мы должны упразднить Уголовный кодекс.

Нельзя не спросить про диссертацию вашу, которую считали плагиатом. Сейчас сняли главу ВАК, не боитесь, что снова поднимут этот вопрос?

Скорее обрадуюсь — дополнительная бесплатная реклама моим книгам. Дело в том, что моя диссертация посвящена запискам иностранных путешественников о России XVI—XVII вв.еков. То есть самому началу формирования «мифов о России» в европейском сознании. Я защищался по этой теме спустя лет десять после того, как писал ровно об этом же и в сценарии 12-серийного документального фильма «Мифы о России», не раз шедшем на ТВ, и в трехтомнике «Мифов о России» (проданных за эти годы сотнями тысяч экземпляров). Так что «сплагиатить» я мог только сам у себя. Вы тоже почитайте, почитайте. Советую. Вам будет полезно.