Нескучный сад | Андрей Зайцев | 27.02.2013 |
События конца февраля — начала марта 1917 года оказали огромное влияние на жизнь Православной Церкви. Впервые за несколько веков верующие получили возможность выбирать себе епископов. Сразу после отречения Николая II многим казалось, что все проблемы Церкви как организации уйдут в прошлое вместе с самодержавием. Реальность оказалась гораздо сложнее мечты, и восстановление древних демократических принципов управления епархией обернулось неоднозначным явлением «феврализма».
Демонстрация в Петрограде в февральские дни. Фото, 1917
Философ и публицист Василий Розанов сказал об этих событиях точно и емко: «Россия слиняла в три дня». Православные также не могли оставаться в стороне от процесса, а потому в мартовские дни 1917 года из-под пера епископов выходили тексты, которые больше бы подошли политикам левого толка.
Будущий священномученник Серафим (Чичагов) обратился к своей пастве с такими словами, оказавшимися весьма умеренными на фоне безудержных восхвалений Временного правительства, которые в марте 1917 года позволяли себе многие иерархи: «Милостью Божьего народное восстание против старых порядков в государстве, приведшее Россию на край гибели… обошлось без многочисленных жертв, и Россия легко перешла к новому государственному строю».
К 1917 году почти все верующие были недовольны подчинением Церкви государству, которое превратила православных христиан в «сотрудников» «министерства по делам вероисповеданий». Крайним проявлением униженности православных стала архиерейская чехарда — на важнейшие епископские кафедры архиереи были назначены по представлению Распутина и Царского села с нарушением многих канонических правил. Казалось, что всенародное избрание епископата давало надежду на скорое выздоровление, но воздух свободы иногда приводил к печальным последствиям.
О том, что выборы епископата не были панацеей еще в Древней Церкви, предупреждал известный историк Василий Болотов. Лишь только в начале IV века христианская Церковь перестала подвергаться гонениям, так сразу выборы архиерея стали большим искушением для христиан. Церковь стремилась прибегать к этой мере в крайних случаях, когда скончавшийся иерарх не назвал наилучшую кандидатуру преемника. От идеи участия всех христиан в выборах епископа также отказались почти мгновенно — правом голоса стали обладать лишь наиболее уважаемые и знатные члены общины. Избирательный ценз вводился для того, чтобы избежать столкновений между сторонниками разных кандидатов, а также свести до минимума опасность подкупа тех, кто имеет право голоса или тех, кто их подсчитывает. Известен случай, когда император лично казнил священника, подменившего все таблички со жребием, написав там имя лишь одного кандидата. Обман раскрылся, и сребролюбец был приговорен к смерти с формулировкой «Он присвоил себе то, что принадлежит Богу».
В период с февраля по октябрь 1917 года в России никого не казнили, но выборы епископов, особенно в провинции, проходили драматично. В 11 епархиях, где духовенство и миряне выбирали нового иерарха, использовались политические обвинения в большевизме или в связях с Распутиным, в недостаточном сочувствии кандидатов простому народу или, напротив, в стремлении подкупить, а то и просто споить выборщиков.
Московский митрополит свт. Макарий (Невский) — в молодости известный алтайский миссионер, к 1917 году был уже глубоким стариком. За него многое решали секретари, бравшие взятки, что и было основной причиной недовольства его архиерейством. Кроме того, владыка имел лишь семинарское образование и поучал московскую знать проповедями о том, как нужно правильно креститься. В результате он был смещен с кафедры, а на его место был избран будущий патриарх Тихон (Беллавин).
Отметим, что выборы в Москве и Петербурге проходили спокойно, без использования «грязных технологий», но в провинции ситуация была совершенно иная.
В Синод шли многочисленные донесения о том, что выборщики часто представляют собой агрессивную толпу не совсем трезвых людей, которые руководствуются в своих оценках скорее личной выгодой, а не благом Церкви. Кроме того действия всех членов Церкви были крайне политизированы. Так, например, в Красноярске, как отмечает историк П.Г. Рогозный, верующие активно участвовали в политических манифестациях: «После молебна в 12 часов в Красноярске началось празднование «Праздника свободы», «Гражданской Пасхи» или «Весны России» — как именовался сей праздник.
В торжественном шествии участвовали войска гарнизона, представители государственных и общественных организаций, учебных заведений, масса простых горожан. По ходу движения манифестантов была сооружена триумфальная арка, украшенная флагами и щитами с надписями: «Да здравствует Учредительное собрание!», «Да здравствует Англия!», «Да здравствует Франция!», «Слава борцам, павшим за свободу народа!». Сам епископ находился среди членов Комитета общественной безопасности, «верный своему долгу народного избранника и гражданина России», как гордо писали в церковной прессе".
То, что это был не единичный случай, свидетельствует ситуация в других провинциальных епархиях. Основным критерием в пользу кандидата часто были его настоящие или мнимые демократические убеждения. Архиереи, отставленные со своих кафедр; священники, дьяконы и псаломщики, составившие основную силу новых выборных комитетов, наперегонки писали послания в Синод, где заверяли власти в своей лояльности и «реакционных» действиях оппонентов. Нижегородский съезд духовенства и мирян направил приветствие в Петроградский совет, где основную роль играли большевики, и заверил его в том, что участники комитета «будут стоять на страже завоеванных свобод». Это писали члены Церкви, недавно получившие свободу от опеки государства и собравшиеся для выборов нового епископа.
После этого никого не должен удивлять тот факт, что главным поводом для отставки епископов стали их реальные или мнимые связи с Распутиным, а также членство в «Союзе русского народа». Даже авторитетный митрополит Ярославский Агафангел, будущий священноисповедник, которого патриарх Тихон позже назовет в числе своих возможных преемников с большим трудом смог сохранить за собой епископскую кафедру в этом древнем городе. Значительная часть епархиального духовенства и мирян хотели отправить владыку в отставку исключительно по политическим мотивам, как об этом пишет П.Г. Рогозный, цитируя документы съезда: «Архиепископ Агафангел, по мнению духовенства и мирян, «по своим административным взглядам не удовлетворяет требованиям переживаемого времени». Закрытой баллотировкой 98 против 16 съезд выразил владыке свое недоверие и пожелал видеть во главе «соборной Ярославской Церкви… избранное лицо, более способное вести органы управления на началах братства, равенства и свободы». К счастью, решения съезда не вступили в силу, и владыка Агафангел остался на своей кафедре.
Политическая целесообразность иногда брала вверх даже над здравым смыслом и принципом невмешательства Церкви в политическую жизнь. В Екатеринбурге «протоиерей Уфимцев, размышляя о предстоящих выборах, писал, что не думал никогда дожить до того дня, когда «вопрос о выборах архиерея будет ближайшей и неотложной задачей… какое счастье! Велика должна быть благодарность наша борцам за свободу, горячи должны быть наши молитвы за тех, что «жертвою пали в борьбе роковой"… Их кровью очищены мы от рабства» Протоиерей цитирует революционный похоронный марш и проводит явную аналогию между Христом и революционерами. Еще недавно такое сомнительное сравнение могло восприниматься как кощунство, но после Февраля никого не удивляло. Многие тогда Основателя христианства воспринимали как революционера, а революцию — как Красную Пасху».
Однако не стоит и драматизировать ситуацию. Из более чем 80 епархий Российской Православной Церкви выборы епископата прошли лишь в 11, а скандалы сотрясали лишь 5−6 провинциальных епархий. В конечном итоге на место ушедших епископов ставились архиереи с других кафедр, ни один священник или мирянин так и не смогли стать епископами, даже в условиях полной свободы при выборе архиерея. Политические нестроения 1917 года, революционная эйфория, которая постепенно сменялась апатией, затронула Церковь, но, к счастью, не привела к необратимым трагическим последствиям, а открывшийся в конце 1917 года Поместный собор лишь подтвердил важность участия священников и мирян в обсуждении церковных вопросов и принятии решений, изменивших лицо нашей Церкви. Уже упоминавшийся нами Василий Болотов справедливо отмечал, что плох не сам принцип выборности епископов, а лишь ситуация, когда христиане не могут обуздать свои страсти, принося их с собою в Церковь.
http://www.nsad.ru/articles/fevral-1917-k-chemu-privela-demokratiya-v-cerkvi