 |
| Фома | Дмитрий Володихин | 15.02.2013 |
В 2013 году исполняется 450 лет со дня взятия Полоцка войсками Ивана Грозного. 15 февраля 1563 года гарнизон этой твердыни, находившейся под властью Литвы, открыл ворота русской армии. Взятие Полоцка всколыхнуло пол-Европы: об этом писали весьма много. Именно тогда Иваном IV начали пугать, именно тогда принялись перечислять его свирепые деяния, настоящие и мнимые, хотя до опричнины было еще далеко. Полоцк являлся торговым центром общеевропейского значения. Его взятие стало пиком успехов русской армии в Ливонской войне. Ныне эта блистательная победа несправедливо забыта. И, что очень важно, забыта ее религиозная подоплека.
Взятие Полоцка давало целый ряд выгод, прекрасно охарактеризованных современником-иноземцем Павлом Одерборном: «[Иван] Васильевич в высшей степени жаждал захватить этот город по причине важного его положения, славы и величия, богатств, возможности безо всяких затрат содержать в нем войско, и, наконец, благоприятного случая совершать нападения глубже в литовские земли и осуществлять из Полоцка управление на большой территории…"Действительно, вся Ливонская война велась под лозунгом борьбы за «наследие, оставленное Августом-кесарем роду Рюриковичей». Иван IV считал Ливонию и тем более западнорусские земли своим владением по праву. И слава Полоцка, центра древнего княжения, как нельзя более привлекала царя. С другой стороны, Полоцк нависал над южным флангом русской группировки в Ливонии, оттуда московские корпуса, осаждающие ливонские крепости, всегда могли получить страшный удар во фланг и тыл. Потеря же Полоцка Великим княжеством Литовским создавала непосредственную опасность для Вильно: в руках Ивана IV оказывался ключ от литовской столицы.
Иными словами, Полоцк оказался ключевой позицией на доске великой войны.
Всё это так. Но у большого наступления на Полоцк имелась еще одна причина. Не менее, а возможно, и более важная, чем все политические и военные выгоды овладения этим городом.
Кроме всего изложенного выше, царь и митрополит не без основания тревожились за судьбу Православия в западнорусских землях и были недовольны натиском католицизма и приближением протестантского влияния к самым границам страны.
С конца XV века православные полочане испытывают утеснение: у них отбирают храмы, передавая их католическому священству. В городе утверждаются монахи-бернардинцы.
В середине XVI века на территории Великого княжества Литовского распространяются среди прочих и радикальные версии протестантизма: кальвинистская и антитринитарная. В 1560-х годах на восточнославянских землях реформационное движение достигает значительного размаха, причем одно из ведущих мест в нем заняли антифеодальные идеи. Очевидную связь между еретическими движениями в Московском государстве и реформационными течениями в Великом княжестве Литовском можно усматривать в феодосианстве (еретическое течение, возглавленное монахом Феодосием Косым, позднее бежавшим с Руси в Литву — Ред.). Русское по происхождению феодосианство сыграло немаловажную роль в развитии реформационных идей в Литве, и как раз в Полоцке подвизался один из главнейших феодосиан, покинувших московские пределы, монах Фома. Он стал проповедником в кальвинистском сборе (молельном здании). Как бы парадоксально это ни звучало, наши отечественные ереси стали ресурсом для подпитки европейского протестантизма.
Полоцкий поход был официально мотивирован желанием Ивана IV наказать Сигизмунда Августа «за многие неправды и неисправления», но более того, словами летописи «..горя сердцем о святых иконах и о святых храмех свяшеных, иже безбожная Литва поклонение святых икон отвергше, святые иконы пощепали и многая ругания святым иконам учинили, и церкви разорили и пожгли, и крестьянскую веру и закон оставльше и поправше, и Люторство восприашя».
Георгий Федотов замечательно точно подметил: «Царь любил облекать свои политические акты — например, взятие Полоцка, — в форму священной войны против врагов веры и церкви, во имя торжества православия». В преддверии похода народу и армии было объявлено о чудесном видении брату царя, князю Юрию Васильевичу, и митрополиту Макарию о неизбежном падении Полоцка. 30 ноября, в день выхода войск из Москвы, Иван IV совершил торжественный молебен; по его просьбе митрополит Макарий и архиепископ Ростовский Никандр повели крестный ход с чудотворной иконой Донской Богородицы, в котором приняли участие сам царь, его брат Юрий Васильевич «и все воинство». В поход Иван IV взял чудотворные образы Донской Богородицы и Крылатской Богородицы. С русскими полками ушла под Полоцк также святыня номер один всей Западной Руси — драгоценный крест, вклад святой Ефросиний Полоцкой в Спасский монастырь (в настоящее время известен как «крест Лазаря Богши»), оказавшийся в казне великих князей московских. Уже по прибытии под стены города войско было ознакомлено с ободряющим и призывающим крепко стоять против «безбожныя Литвы и прескверных Лютор» посланием архиепископа Новгородского Пимена.
Для XVI века поддержка вероисповедных споров силой оружия — обычное дело. Европа в ту пору кипела конфессиональными спорами, их вели то с помощью цитат из Библии, то с помощью артиллерийской пальбы. До Варфоломеевской ночи оставалось всего шесть лет. Российский «крестовый поход» на Полоцк отнюдь не является исключением. Это часть религиозных войн того времени. Западные соседи России, ведя натиск на восток, вели себя примерно так же.
Но, глядя на происходившее 450 лет назад, невозможно отделаться от неприятной мысли. Да, «Полоцкое взятие» — большой успех русского оружия и питает патриотические чувства. Да, там были восстановлены позиции Православия. Но после того, как в город вошли полки Ивана IV, все остальные конфессиональные общины там были, пользуясь современной терминологией, «зачищены». Не осталось ни католиков, ни протестантов, ни иудейской общины. Несогласных отправили в проруби, под лед, или же угнали в Москву. А добытое одной голою силой прочным не бывает. И результат у всех этих действий вышел скверный. Через 16 лет, когда польский король Стефан Баторий примется осаждать Полоцк, среди местного населения у него найдутся помощники. Очевидно, суровость мер, принятых в 1563 году, настроила их на оппозиционный лад в отношении русских властей. Город пал. И в состав России он войдет лишь в далеком XVIII веке.
Так стоило ли так свирепствовать при взятии Полоцка?
Опыт большой крови, пролитой в конфессиональных столкновениях, которым Европа XVI века щедро «поделилась» с Московским государством, ничего доброго не принес. Вот уж чему у Европы учиться не стоило.
