Несвоевременные мысли о современном русском монашестве

Одна из сестер, стоя на молитве, подумала: а что, батюшка-то может ли прозирать молитвенное настроение молящихся, подобно Сысою Великому? И только что так подумала, вдруг слышит, что отец Петр, как бы отвечая на те сокровенные мысли, внятно говорит: «Бог-то все тот же, что и при Сысое Великом».
Жизнеописание священника Петра Иерусалимского.

А мне думается, человек ослаб, от тысячелетней жизни. Вижу это и в молодых и старых. Вроде бы и ест, и спит больше, и работа жилу не тянет, отдыхает опять же. Всё жустал человек, ослаб, и изнежился. И работать, и воевать ему более не в радость.
П.Луцик. А. Саморядов «Окраина»

Вычитал как-то в одной умной книге о том, что жизнь в миру сопряжена «с большими трудностями и испытаниями, чем жизнь в монастыре». Мнение это, как мне кажется, является довольно спорным. Всё равно, что сказать новобранцам, что на передовой-то они как раз и отдохнут, что под огнём противника самая развесёлая жизнь.

Конечно, такая мысль может прийти в голову тому, кто со стороны наблюдает те из монастырей, что прошли уже романтическую стадию восстановления монастырского хозяйства, где худо-бедно благоустроены тёплые кельи, налажено хорошее питание и населяет их вполне сложившаяся братия. Тому, кто оглядывается на жизнь мирян, ведущих непрестанную борьбу за существование в современном жестоком мире. Можно решить, что монахи живут без печали и забот. Если только не вспомнить о том, что Церковь наша — воинствующая, и монахи — передовые бойцы в этой невидимой брани. И, в конце концов, не статистические данные и победные реляции о количестве крещёных и отпетых христиан определяют состояние Церкви. А состояние монашества.

Нельзя забывать того, что на разных этапах истории Русской Церкви условия, в которых формировалось и развивалось русское монашество, были различными. Но ещё в средневековье сложилась традиция, по которой духовная жизнь монастыря определялась личностью игумена, его духовной одарённостью. Традиция, в которой главную роль играет не система, а духовный пример носителя этой системы.

Последние двадцать пять лет в истории Русского монашества — особые, в том отношении, что в предшествующие семьдесят лет оно выдержало период жесточайшего гонения. Если в 1917 г. в Русской Церкви было более ста тысяч монашествующих, то через семьдесят лет Советской власти — едва тысяча с лишним. И когда после 1988 г., в результате перемены политики Советского правительства по отношению к Церкви, начинается массовое открытие монастырей, создалась несколько странная ситуация.

Поскольку для того, чтобы наладить духовную жизнь во вновь открываемых монастырях не хватало монахов, имевших достаточный опыт духовной жизни. Не только насельниками, но и игуменами и духовниками восстанавливаемых обителей становились зачастую сами едва воцерковившиеся молодые люди. Здесь надобно обратить внимание и на то, что в предшествующие времена в число монашеской братии вступали в основном люди, воспитанные в христианских семьях и знавшие с детства, что такое молитва и послушание. А в конце 80-ых — начале 90-ых гг. XX в. монастырскую братию пополнили люди, в большинстве своём имевшие весьма смутное представление о повседневной христианской жизни. Можно сказать, что на пир Господень были созваны все, кого Ангелы застали у распутья дорог: хромых, слепых и т. д. А кое-кто пришёл и не в брачной одежде. Далеко не все из них выдержали испытания, выпавшие на их долю. Но на войне, как на войне, пусть даже невидимой, без потерь не обойтись. Те же, кто всё выдержал — как фронтовики, оказавшиеся в тылу после передовой, рвались скорее в бой: не потому, что не боялись смерти, а потому, что там обстановка для них была привычна, и они чувствовали себя на своём месте. Став той солью, что не потеряла силу, доказывая миру, что современное русское монашество остаётся носителем традиций русских подвижников прежних поколений.

Сведений о них не найти в средствах массовой информации. Они и не стремятся к известности, как и их предшественники. Конечно, я не смею назвать их великими подвижниками, но в наше время, когда для многих отсутствие привычных бытовых условий: парового отопления, тёплого туалета и интернета, — уже кажется катастрофой. Рассказы о том, что где-то там, вдали не только от больших городов, но и мелких селений, в условиях полного отсутствия бытовых удобств ещё встречаются монахи, причём не из числа повредившихся в уме, а вполне трезвомыслящие и не порывавшие связь с Церковью, вызывают недоверие и скептическую усмешку у братии столичных монастырей. Хотя, впрочем, и я отнёсся бы скептически к рассказам о современных анахоретах, если бы не встречался с некоторыми из них.

На моей родине, где даже жизнь простых людей покажется жителям больших городов экстримом, после отселения жителей таёжных посёлков, огромная территория и до того имевшая редкое население, стала совершенной пустыней. В одном из брошенных посёлков поселилось несколько пустынников. Есть у них небольшая церквушка, в которой совершает богослужение иеромонах П. Хотя бы раз в год выбираются они в мир, что бы поисповедоваться у духовного отца. Один из них, монах А., уже лет пятнадцать подвизается как отшельник сначала в пещере, которую он выкопал в крутом берегу р. Чусовой, затем в землянке близ одного из сёл на Северном Урале, а последние несколько лет в глухой тайге вдали от обжитых мест. Мне рассказывали о нём, что он настолько строгий постник, что временами питался сыром, сделанным из еловой коры.

Рассказывали мне и о двух инокинях, матери и дочери, живущих, хотя и не столь далеко от обитаемых мест, в брошенной баньке, на месте где когда-то стояло большое село, а ныне шумит молодой лес.

И в Ярославском крае среди дремучих лесов в Исаковой пустыни подвизается монахиня Елизавета. Несколько веков тому назад явилась там чудотворная икона Пресвятой Богородицы. Вскоре образовался на том месте мужской монастырь и близ него слобода, населённая крестьянами. К концу XIX в. монастырь пришёл в упадок и вскоре был преобразован в женский. На некоторое время наступило время расцвета, о котором свидетельствуют стены и доныне стоящих монастырских корпусов и храма. После революции 1917 г. обитель просуществовала ещё несколько лет, но, в конце концов, была закрыта. В её стенах помещались различные заведения, в последние годы, кажется психоневрологический интернат, прекративший своё существование то ли накануне, то ли в первые годы после развала СССР. Вскоре развалился и колхоз, бывший в Исаковой слободе. А в первые годы XXI в. ушли из тех мест и последние жители. Постепенно заросли молодыми деревцами поля, по улицам слободы стали безбоязненно бродить дикие звери, а в брошенных домах вить гнезда птицы. Пока тогда ещё правящий архиерей Ярославской епархии архиепископ Кирилл не благословил монахиню Елизавету заняться восстановлением Исаковской обители. И с того времени она к этому месту прикипела душой и, хотя ей всё время приходится проводить большую часть времени в разъездах в поисках средств и материалов, необходимых для восстановления храма и келейных корпусов, все её мысли о полюбившейся ей «пустыни».

За неимением лучшего она устроила себе келью в здании, где помещался когда-то сельский магазин. Озаботившись о возобновлении богослужения, с помощью друзей и доброхотов, устроила походный храм. Священники, совершавшие богослужение в Пустыни по просьбе матери Елизаветы, сохранили о службе там неизгладимые впечатления. Поскольку одна дорога в Пустынь от ближайшего жилья, составляющая около десяти километров, представляет собою поприще для подвигов. В осенне-весенний период приходится преодолевать разлившиеся ручьи и реки, а также местами и болота. Зимой торить по сугробам путь на лыжах. Если сильно повезёт, егеря из охотохозяйства, помогающие матери Елизавете, могут довезти на снегоходах. Совершение же Литургии практически под открытым небом при сорокаградусном морозе, когда служащий священник покрывается инеем и становится похожим на Деда Мороза, не говоря уже о примерзающих к краю чаши губах, при потреблении Святых Даров, оставляют столь неизгладимые впечатления, что редкий из отцов, послуживших там, стремится повторить эти подвиги, чтобы не испортить первое впечатление.

Правда, недавно в пустыни построили небольшую церковь во имя прп. Серафима Саровского. Но чаще всего попытки натопить зимой храм заканчиваются тем, что дым вместо того, чтобы выходить через трубу наполняет помещение и приходится распахивать двери настежь для того, чтобы проветрить его и невольно уровнять температуру с уличной. Так что пространство для совершения подвигов отцами, не то что сузилось, но и даже несколько расширилось.

В те дни, когда в пустыни не совершается богослужение, и нет паломников, мать Елизавета не унывает. Одно время она опасалась волков, которых в последнее время развелось немало. По её рассказам чувствуется, что серые пристально следят за ней. Одно время она даже подумывала завести какое-нибудь оружие, чтобы при крайней необходимости отпугнуть хищников. Поскольку они незримо сопровождали её, когда она отправлялась на лыжах из пустыни во внешний мир, и даже встречали её, когда она возвращалась. Но после того, как, передавая как-то мне рассказ егерей о старом одиноком волке, которого его молодые собратья изгнали из стаи, она сказала с искренним состраданием:

- Как он там, бедный, совсем один?! — я понял, что стая её признала за свою и уже никогда не тронет. Можно много чего ещё интересного и занимательного рассказать о матери Елизавете. Но, думаю, вышесказанного достаточно, чтобы увериться в том, что не перевелось ещё на Руси настоящее монашество. Хотя, казалось бы, откуда взяться этим «странным» людям в эпоху всеобщего разочарования и усталости, когда даже дети устают от жизни. Но коли мир стоит до сих пор, значит, есть ещё настоящие рабы Божьи, и всё не так уж и плохо.

Остаётся добавить лишь, что всё написанное мной не является претензией на то, чтобы судить, где истинные подвижники, или чей подвиг выше. Поскольку в городской суете, быть может, гораздо тяжелее соблюдать монашеские обеты и уставы. А лишь стремлением приободрить тех, кто жаждет аскетических подвигов, но сомневается в возможности их совершения в современном мире.

Протоиерей Дмитрий Чистюхин, Ярославль

В Москве с 24 по 27 января состоятся XXI Международные Рождественские образовательные чтения на тему «Традиционные ценности и современный мир».

25 января одно из направлений этого церковно-общественного форума будет проходить в Новоспасском ставропигиальном мужском монастыре. Тема для обсуждений соответствует месту, то есть речь пойдет исключительно о монастырях и монашествующих. Название секции — «Святоотеческая традиция монашеской жизни в современном мире». В полемике примут участие иноки из разных уголков России, Украины, дальнего и ближнего зарубежья. Своим опытом монашеского делания поделятся монахи Святой Горы Афон, в обсуждениях примут участие представители Сербской Православной Церкви, о древних иноческих уставах грузинских монастырей сделает доклад Митрополит Горийский Андрей (Гвазава). Также в этот день Новоспасский монастырь посетят монашествующие из Екатеринбурга, Перми, Переславля-Залесского, Одессы, Соловков, Валаама и из многих других святых мест. Можно сказать, один из древнейших монастырей Москвы станет местом форума монашествующих со всех концов земли. В этот день состоится пленарное заседание, которое возглавит архиепископ Сергиево-Посадский Феогност, председатель Синодальной комиссии по делам монастырей. В рамках Чтений пройдет заседание двух секций и состоится работа круглого стола. Темой обсуждения будут монашеские уставы, монашеское делание, основы монашеского учения, как и где монашествующим повышать квалификацию, чему учиться, как в деле спасения может помочь технический прогресс, а также как принимать паломников, какова миссия монашества в деле возрождения церковных искусств и многое другое.

Работа данной секции состоится 25 января. Начало в 10.00. Место проведения — храм Покрова Божией Матери Новоспасского ставропигиального монастыря.
Ю.Стихарёва