Глубина и красота русского языка становятся понятны только в контексте Священного Писания

Доклад директора Православного центра во имя святителя Луки (Войно-Ясенецкого) Василия Давыдовича Ирзабекова на Пленарном заседании X Межрегиональных Пименовских чтениий

В наше лукавое время размыты до неузнаваемости несколько понятий, которые всегда были сакральны для человека и русского человека, в частности. Это понятие «семья», это понятие «любовь» и, конечно, понятие «культура». О последнем в большей степени я и хотел бы поговорить, да и тема моего сообщения «Культура как миссия». Что сегодня только не называется словом «культура». Появились даже понятия: «молодежная культура», «субкультура» и другие различные. Всегда мне было интересно, что такое «молодежная культура»? Тоже культура, но только поглупее? Или это обязательно то, где закадрово звучит: «гы-гы-гы»? Скажите, Моцарт — это какая культура? Мы детей укладываем спать: «Спи, моя радость, усни…» — Моцарт. «Жил-был у бабушки серенький козлик…» — мелодия тоже Моцарта, я сравнительно недавно узнал. Так Моцарт — это какая культура? Лев Николаевич Толстой, Федор Михайлович Достоевский, Чехов, Куприн, Бунин, творчество которых изучают в школе дети, это — какая культура? Или кто-то из классиков сидел и думал: «А напишу-ка я что-нибудь для молодежи или для молодежной культуры?». Между тем, у нас стали появляться словари для родителей, чтобы они понимали своих детей, ведь разделение происходит на языковом уровне, и это не случайно, это опасная очень вещь. Сейчас тут скажут, что проблема отцов и детей существовала всегда. Совершенно верно. Но в романе Ивана Сергеевича Тургенева «Отцы и дети» расхождение между двумя поколениями носило идейно-нравственный характер. Сегодняшнее же непонимание мы наблюдаем именно в области языка, когда наши дети произносят слова, которые нам просто не понятны. Получается, что, так называемые, молодежные культуры, субкультуры, настроены только на одно — на разделение общества. А мы знаем, что Господь всегда всех соединяет. Разделяет — враг. И поэтому не худо бы уже определиться, а что такое вообще культура, и, в частности, православная культура.

Для одного высоко культурный человек — этот тот, кто умеет правильно пользоваться ножом и вилкой, который извинится, если толкнет соседа, для другого — тот, кто умеет правильно носить костюм или галстук. Для вашего покорного слуги человек высокой культуры, независимо от возраста и национальности — тот, кто нагнется и поднимет кусок хлеба, валяющийся на мостовой, а потом бережно положит его в сторону, и только после этого позволит себе идти дальше. Мнений может быть сколько угодно. И, тем не менее, в словаре Владимира Ивановича Даля слово «культура» толкуется как «обработка и уход, возделывание образования, умственное и нравственное». Значит, бывает не только культура пшеницы. Значит, мы вправе говорить о культуре, как о некоей миссии. Замечательные слова о культуре сказал великий человек, один из светлых людей нашей Церкви — отец Павел Флоренский. Он серьезно занимался этими проблемами. Кстати, он был человеком не только великих знаний и высочайшего интеллекта, веры удивительной, но еще и человеком какого-то недюжинного мужества. Только представьте: в 1918-м году в Москве он читает цикл лекций, который называется «Очерки философии культа». Он предлагает заглянуть в сокровенное, в сам корень слова «культура» — «культ». Культура веры — это Бог. Отец Павел говорит, что основой и центром культуры, ее вершиной (вот это интересная мысль) является Божественная Евхаристия. И к Божественной Евхаристии восходят все святыни жизни, все мысли и дела в христианстве, а уже из культа исходит то, что воплощается в культуре, в философии, в науке, в искусстве. Так вот культ; его основа — Таинство Причащения — есть, таким образом, священная и единственная основа для живой мысли, творчества и общества. По сути, его слова перекликаются с удивительными словами святителя Луки (Войно-Ясенецкого), который настаивал на том, что наука, культура и знание не только не противоречат друг другу, но и всегда союзничают друг с другом. Игумен Андроник (Трубачев), доцент Московской Духовной Академии и праправнук отца Павла, приводит слова Флоренского о том, что культ Человека, не ограниченный в деятельности и в правах высшими ценностями, неизбежно приводит в области нравственности — к разрушительному смещению добра и зла, в области культуры — к культу крайнего индивидуализма, в области науки — к культу оторванного от жизни знания, в области хозяйственной — к культу хищничества, в области политики — к культу личности. Таким образом, задача культуры — это борьба с законами падшего мира. И свою задачу культура может осуществлять, только раскрывая высшие в себе ценности религиозного культа. Замечательные слова!

Несколько по-иному, но очень поэтично об этом сказал архиепископ Иоанн Сан-Францисский и Шаховской. Я встретил недавно книгу его эссе «Беседы с русским народом». В этой книге есть статья, которая так и называется «О культуре». И слова, которые сказаны там, потрясают: «Истинная культура — есть связь человека с Творцом и всем миром, и эта связь называется религией». Истинная культура — это религия. Это связь с высшим миром бытия, истины и любви должна пройти через все отношения людей и народов. Она должна войти в рояль музыканта, в лабораторию ученого, в тетрадь писателя, в интуицию врача, в руку сеятеля, сеющего на земле хлеб. По холодной проволоке материальных отношений мира должно пробежать тепло жизни. По жилам человечества должна пробежать кровь, соединяющая людей в высшее единство, все оживляющая и все дающая единому сердцу — Иисусу Христу. За культуру добра и духа томится всякое человеческое и русское сердце. Напрасно пытаться осуществлять культуру с насилием и ненавистью, она — дочь любви и свободы".

Еще одна цитата принадлежит дорогому нашему соотечественнику Ивану Алексеевичу Бунину. Эти слова написаны в эмиграции: «Была Россия. Был великий, ломившийся от всякого скарба дом, населенный могучим семейством, созданный благословенными трудами многих и многих поколений, освященный Богопочитанием, памятью о прошлом и всем тем, что называется культом и культурой. Злодей, осененный знаменем с издевательским призывом к свободе, равенству и братству, высоко сидел на шее русского „дикаря“ и призывал в грязь втоптать совесть, стыд, любовь и милосердие».

Итак, проблемы, о которых мы говорим на этой конференции, родились не сегодня, совсем не сегодня. Давайте вспомним: только установилась безбожная власть на «Святой Руси» (кстати, это иностранцы так назвали нашу Отчизну), и буквально на следующий день началась война, подлинная война с культурой. И самые первые удары были нанесены по ее столпам: Русской Православной Церкви и русской традиционной семье. А сегодня наступает ювенальная юстиция. Несколько дней назад ваш покорный слуга побывал в двух странах Евросоюза (Англии и Швеции), где рассказывал о русском языке. Выступая в Швеции на всемирном семинаре учителей русского языка, я говорил о любви, об удивительном смысле этого слова в нашем языке. А потом подошла наша бывшая соотечественница, которая живет в пригороде Стокгольма и преподает в школе, со словами: «Как я вам завидую — вы так свободно говорите о любви!». Я удивился: «А как еще можно говорить о любви?». Она ответила: «Вы знаете, я имею право открыто говорить о любви с учениками только в случае, если речь идет о любви однополой. А если я попытаюсь говорить в том контексте, как Вы, у меня могут быть очень и очень серьезные неприятности на работе». Такова ситуация!

В Стокгольме в старом городе напротив нашего русского храма преподобного Сергия прямо через дорогу кафе с неоновой вывеской: «Кафе „Содом“». Я все-таки сначала сомневался, спросил у служащего там священника, отца Виталия: «Батюшка, наверняка в шведском языке есть какое-то слово, как калька». Он ответил: «Нет, не обольщайтесь, это Содом. И представьте, что выходят со службы наши прихожане, а оттуда выползают на свет Божий сущности». После этого я сказал: «О, у нас в России хорошо, у нас, слава Богу, все не так плохо». Слава Богу, пока.

Мне многие родители задают вопрос, доволен ли я тем, что сейчас происходит с нашим образованием. Чаще всего, конечно, не доволен. Дело в том, что у той таинственной удивительной птицы, которая называется «образование», два крыла — школа и семья, а сердце у этой птицы, конечно — Церковь. Сегодня не только школа, но и культура семьи у нас подвергается жесточайшим испытаниям. Все знают, что очень высок процент разводов. В отдельных областях России совсем недавно он достигал 94% в течение двух первых лет после заключения брака. А ведь если нет семьи, понятно, что нет и государства. Что означает слово «семья» в русском языке? Подавляющее большинство людей, особенно молодых, заученно, нисколько не задумываясь, говорят о том, что семья — это «семь я». Вот такой вот стереотип существует. А почему собственно семь? Значит, люди, которые только что заключили брак и венчались, это не семья? У нас с некоторых пор память святых Петра и Февронии празднуется как государственный праздник. А сколько «я» было в этой семье? Посмею с этой трибуны сказать о том, что русский язык — это не математика, и «семья» — это не понятие числительное. Русский язык, его глубина и красота становятся понятны только в контексте Священного Писания. Для того, чтобы понять глубинный смысл слова «семья», надо взять в руки Евангелие от Иоанна и прочитать слова самого Спасителя: «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12:24). «Зерно» по-русски — это еще и «семя». Поэтому семья — это «семя» и это, прежде всего, конечно жертва. Почему? Действительно, чтобы случилась семья, должна принестись жертва, причем не единожды. Подлинная семья — это ежедневное принесение себя в некую жертву. Просто мы боимся этого слова. Я вам хочу еще напомнить, что в русском языке слова «любовь» и «боль» — это слова одного корня. Любовь и боль — неразделимы. Мне один схимонах сказал, что у нас такая беда с семьей, с культурой семейных отношений происходит оттого, что современный человек по немощи своей не только жертвовать не хочет, он даже не в силах произнести это слово, а любви без страдания, без жертвы не бывает. Как сказал замечательный священник, наш с вами современник: «Семья — это ежедневное упражнение в любви». Тогда и жертва — это ежедневное и добровольное лишение себя какого-либо комфорта.

Нашим детям мы с детства надоедаем всякими запретами: «Вот так нельзя говорить, это нехорошо», и проигрываем, потому что на то, чтобы объяснить, почему нельзя, нас не хватает. Дело в том, что язык — это зеркало. Он показывает человека, каков он есть. И человека, и всю нацию. Каков ты — таков твой язык. У Пушкина 313 тысяч слов, согласно лермонтовской энциклопедии. У самого Лермонтова 326 тысяч слов. Какое зеркало прекрасное! А у Эллочки людоедки — 30.

Замечу еще, насколько наше общество разучилось понимать свой родной русский язык — забыло, что в словах «Отечество» и «Отчизна» корень «отец». В словаре Владимира Ивановича Даля я нашел поговорку, которую доселе не слышал. Она звучит так: «У меня молодца — четыре отца, а пятый — батюшка». Интересно, да? «У меня молодца — четыре отца». О ком идет речь? Небесный отец — Господь, родной отец, крестный отец, царь-батюшка и батюшка в храме. У нас удивительная вера, у нас нет сиротства. И вот мы видим в этой поговорке — сакральный круг отцовства. Поэтому сегодня пока у нас принято унижать и втаптывать в грязь статус отца, никакого возрождения Отечества не будет. И у той великой нации, которая называет себя русской, иной культуры, кроме Православной, попросту нет, как бы это кому-то не нравилось.

Завершая, я прочту стихотворение Евгения Вадимова, напечатанное в Варшаве в 1937 году, которое так и называется: «Русская культура»:

Русская культура — это наша детская

Что не обретается ни в одной стране.

http://www.eparhia-saratov.ru/pages/2013−01−10−00−38−58-vasiliy_irzabekov_glubina_i_krasota_russkogo_yazika_stanovyatsya_ponyatni_tolko