 |
| Фома | Инокиня Вениамина (Фалкова) | 26.12.2012 |
Лосицы. Название, знакомое многим по книге архимандрита Тихона (Шевкунова) «Несвятые святые». Сейчас здесь находится обитель милосердия, выросшая из инициативы прихожан обычного питерского храма. Одна из начинателей этого приюта в 2005 году приняла постриг. «Обитель милосердия Новомучеников и Исповедников Российских» и сама своим укладом напоминает монастырь. О том, как здесь живут и с чего все начиналось, рассказывает ее директор — инокиня Вениамина (Фалкова).
Начало
Мы не приход, потому что никуда не приходим и не уходим, здесь наш дом. Мы и не монастырь, хоть и живем, по сути, по-монашески, ориентир для нас — иноческий образ жизни. Потихоньку наш приют превратился в обитель милосердия: общину, куда помимо детей из неблагополучных семей, шли странники, неприкаянные люди, старики. Свой устав написали, подражая уставу 1904 года Марфо-Мариинской обители милосердия.
Сегодня нас, персонала, пять человек — все мы бывшие прихожане храма во имя священномученика Вениамина Петроградского, что в Красносельском районе Санкт-Петербурга. Многодетные родители, воспитательница детского сада, я — по второму образованию педагог. Сейчас нам почти всем по 50, а когда задумали это дело, было по 30 лет.
Наш Петербургский приход начинался в 1991 году с часовни в торговом центре, на самом краю города, и был единственным в районе. В это перестроечное время различные неприкаянные общественные организации стекались к нам — и общество инвалидов, и общество многодетных родителей, и Детский дом. 17. Раз в месяц мы привозили в храм для Причастия стариков и инвалидов. Воскресная школа работала каждый день, а в выходные мы со своими детьми, детьми-сиротами, детьми-инвалидами выезжали за город — в монастыри.
Детей-сирот прихожане нередко брали на выходные домой, летом на свои отпускные устраивали лагерь на природе. Взрослые менялись, приезжали на отпуска, а потом снова в город работать, а дети жили в лагере постоянно.
Но пришел год, когда встал вопрос: что будет с этими детьми дальше? Это было за год до первого выпуска из детского дома № 17.
Мы поняли, что надо существовать всем вместе, чтобы помогать детям устраиваться в жизни. И начались наши скитания по монастырях в попытке обрести свое место. Скитались, пока не встретили иеромонаха Вениамина.
Переписка с митрополитом Сурожским Антонием
В то время у нас не было постоянного духовника: священники приезжали, совершали молебен, исповедовали, беседовали и уезжали. А мы читали книги митрополита Антония Сурожского и поняли, что он нам очень близок по духу. И служение, которое мы несем, очень близко к тому, что он сам делал. Так и решили, что он будет нашим «духовником». Знал ли об этом сам владыка? Однажды узнал. Когда мы были в Новгороде, ко мне подошла женщина, лично знакомая с ним, и сказала: «Владыка велел вас найти». На самом деле, как выяснилось, он просто велел найти тех, кто помогает сиротам. Но тогда это «вас найти» мы восприняли по отношению именно к нам и были бесконечно рады! Я написала ему письмо, потом мы регулярно посылали владыке Антонию открытки к праздникам. И владыка говорил, что у него на стене висит наша фотография. Думаю, он и сейчас молится за нас.
Священномученик Вениамин: совпадения.
На самом деле, свою землю обретаешь рядом со священником, у которого близкие задачи. Мы встретились с отцом Вениамином, когда наша община временно жила в монастыре по приглашению Новгородского епископа. Я поговорила с батюшкой и поняла, что нам по пути с ним. Ему как раз в это время дали маленький храм в деревне Лосицы, и по благословению владыки мы со своими детьми поселились при храме. А то, что нашего батюшку зовут Вениамин — в честь священномученика назван и петербургский приход, с которого все началось — это чудо!
На самом деле, мы приехали сюда от безысходности, потому что некуда было ехать. И, честно говоря, в первое время я роптала. Нам всем казалось, что мы должны обязательно жить при монастыре, ведь наш образ жизни, по сути, иноческий. Да и воспитывать детей, душевно израненных, побитых жизнью, можно только с Божьей помощью. «Ну вот, — думали мы. — Осели в вымирающей деревне, без монастыря рядом, сейчас все разладится, наша общинка распустится». Считали, что сами по себе мы не представляем ценности, не сможем удержаться. Но сложилось по-другому.
И когда стали собирать материалы, узнавать историю этих мест, то изумились, насколько все неслучайно складывалось.
Священномученик Вениамин трижды бывал в Лосицах, потому что тут служил его духовный сын — отец Павел Романский, тоже мученик (его расстреляли под Петербургом). Отец Павел был учителем, художником, инженером, и у них с матушкой не было деток. Ну так мы его детки!
Оказалось, мы все время по дорожкам священномученика Вениамина ходили…
«Кружка дружбы»
У нас есть такое выражение: «Сядем за кружку дружбы». Это значит, в конце дня сесть за чай, поговорить по душам. Прямо вечерний ритуал сложился — чай пить. Но это только после работы: без физического труда с ребенком, попавшим в кризисную ситуацию, разговаривать бесполезно. А когда он потрудился на поле, устал, сел пить чай — вот тогда можно поговорить о жизни.
В нашем хозяйстве свои коровы, поля, с ранней весны до осени все работают. Физический труд — часть воспитания. Труд и, конечно, молитва.
Когда человек к нам приходит, мы сразу говорим, что он попал в семью верующую, где есть свой уклад, свой устав; что помочь ему самостяотельно мы не можем, только с помощью Божьей. Если это для человека приемлемо, если он согласен так жить — хорошо. Если нет — мы поможем устроиться в какую-то другую, светскую социальную структуру. Но пока «нет» никто не говорил.
Неожиданные бабушки
Сначала нас было девять, потом стало пятнадцать, сейчас сорок. Как обычно бывает, много страждущих к нам прибилось — и странников, и стариков, и немощных. Приходили люди, освободившиеся из заключения, но мы вынуждены были отказаться от такого служения: у нас женский коллектив, мы погружены в воспитание детей, сил не хватает, а освобожденным нужен особый уход, режим, который мы не в состоянии обеспечить. Иначе свобода их может опьянить, некоторые возвращаются к своей прежней жизни.
А вот дом престарелых мы потихоньку «тянем»!
Как у нас появились наши старики?
Сначала приехала одна сестра помогать, привезла вместе с собой лежачую бабушку, которую навещала, живя в Петербурге. У бабушки не осталось родственников, она была совсем одна. Потом сама приехала еще одна бабушка, потом дедушка. Из Новгорода пришла странствующая богомолка. Так потихоньку образовалась богодельня.
А два года назад закрылась школа в соседнем районе, и нам досталось ее здание. Сначала боялись, что не потянем — школа в 50 километрах от Лосиц, здание нуждалось в капитальном ремонте. Но взялись за него, ремонтируем потихоньку, а когда закончим, здесь будет отдельная большая богадельня.
Люди прослышали об этом, и уже начали приезжать. Одна бабушка приехала автостопом за 80 километров — ей просто зимовать стало негде, не прогонять же ее. Другую, одинокую, привезли соседи из вымирающей деревни — за ней некому было ухаживать.
Выпускники — старшие братья
Наши старшенькие воспитанники уже выпустились, но мы с ними практически не расстаемся. Им хочется служить отечеству, они готовятся к созданию семьи. Это очень приятно. На все отпуска они приезжают к нам, работают. Старшие с удовольствием берутся воспитывать младших, у них сложились родственные отношения. За счет выпускников все и держится: дети видят перспективу, видят, что можно пробиться в жизнь. И мы стараемся привить им вкус к жизни.
На Рождество к нам съезжается больше всего гостей. Ставим спектакль, иногда он длится 5 часов — о жизни за прошедший год нашей общины, каждого из ее обитателей. Тут мое режиссерское образование как раз и пригодилось.
Конечно, не все безоблачно: одинокие дети, те, у кого вообще нет родителей, завидуют тем, кто живет с мамой. Пусть мама не самая лучшая, пусть она пьет, но она мама. Трудней всего — справиться с собой
Вообще каких-то проблем, ЧП — огромное количество, как и у всех. Это жизнь. Здесь жить непросто, от нас нередко уходили те, кто приезжал, чтобы стать воспитателем. Потому что здесь нет условий для комфортной жизни: условия общежительные, деревенские, суровые. И к тому же дети, у которых непросто сложилась жизнь, свои претензии к миру, к своей судьбе выплескивают на тех, кто рядом с ними.
Когда ребенок сталкивается с недетскими трудностями, у него возникает отторжение, обида: «Мир меня обидел». Ему и жить не хочется. И вот этот недостаток мира в его душе надо восполнить, а это очень тяжело.
Материальные, бытовые трудности — это совсем не главное. Средства — только база, а не основной компонент. Например, вот мы никогда не достроены! Сколько существуем, столько и строимся. Но существуем же!
Самое трудное не в этом, а в том, чтоб с собой справиться. Соответствовать милости Божьей, которая тебе оказывается каждый день. Научиться радоваться в любых обстоятельствах — вот это самое трудное. А как ты будешь давать детям радость, если у тебя самого ее нет? Дать можно только от собственной полноты, поделиться только тем, что в тебе самом доминирует…
Конечно, хотелось бы больше иметь педагогов-профессионалов, склонных к иноческому служению Богу и ближнему, с одной стороны, и с другой, к воспитанию детей. К такому служению надо иметь предрасположенность. Это тяжелый, но действительно радостный труд.
Когда нас спрашивают: «Как же вы здесь живете? Это же кошмар какой-то!», мы говорим: «Да мы живем здесь в раю!»
