«ХОТЬ РОДОМ ОН НЕ СЛАВЯНИН, НО БЫЛ СЛАВЯНСТВОМ ВСЕМ УСВОЕН»
Имя А.Ф. Гильфердинга мало знакомо сегодняшнему читателю. Но именно ему великий русский поэт, Ф.И. Тютчев посвятил два стихотворения, а последнее (действительно последнее в творческом наследии поэта) уже на смертном пороге, в 1873 году. Это говорит только о том, как же высоко его он ценил. 2/15 июля исполнилось 130 лет со дня рождения этого замечательного историка-слависта, фольклориста, дипломата, общественного деятеля, публициста и оригинального политического мыслителя. Этому человеку Россия навсегда обязана тем, что тот превосходно осуществил запись ценнейших образов русского былинного эпоса, составивших три тома его «Онежских былин». Без записанных Гильфердингом 318 текстов представление о нашем былинном наследии было бы неизмеримо более ограниченным. При этом, именно во время путешествия по Олонецкому краю, он погиб, поистине как воин на боевом посту. Согласно версии В.В. Кожинова, судьба Гильфердинга была необычной. Он происходил из рода немецких — саксонских евреев. Его отец, Ф.И. Гильфердинг, был тесно связан с К.В. Нессельроде, также выходцем из Саксонии. По-видимому, не без участия последнего он оказался на русской службе, был директором дипломатической канцелярии в Варшаве (там и родился Александр Федорович, 14 июля 1831 года), а затем занял весьма важный пост директора депортамента внутренних сношений министерства иностранных дел и архива этого министерства. В 1848 году семнадцатилетний Александр приехал из Варшавы в Москву, поступил на историко-филологический факультет университета и здесь всем своим существом пристрастился к русской культуре. Под непосредственным влиянием И.И. Поплавского он, находясь в раннем возрасте, заинтересовался историей славян. Уже учась в университете, вошел в кружок славянофилов и испытал особенно сильное влияние А.С. Хомякова и К.С. Аксакова, которым впоследствии, уже после смерти последних, посвятил несколько статей («А.С. Хомяков», 1860 и «О филологической деятельности покойного А.С. Хомякова» (Русская беседа 1860, т.2, кн.20) и брошюру «К.С. Аксаков» (1861)). После этого он искренне принимает Православие, оставаясь верным сыном Русской Церкви до конца своих дней. Став выдающимся славистом самого широкого профиля (историком, филологом, этнографом, фольклористом и т. д.), он, как и его старший друг, Ф.И. Тютчев, со всей страстью и ответственностью отдается политике. Само славяноведение было для него не царством идей, в той или иной степени оторванных от современной жизни, но неразрывно связывалось с сегодняшней и грядущей политической реальностью России и Европы. В 1852 году окончив университетский курс первым кандидатом, он поступил на службу в Азиатский департамент Министерства иностранных дел. В работе «О сродстве языка славянского с санскритским» (Спб., 1853) и ее продолжении — магистерской диссертации «Об отношении языка славянского к языкам родственным» (М:1853) в полной мере сказалась его славянофильская позиция, выразившаяся в том, что культурная история славян обособлена от европейской, а восточная группа индоевропейских языков при этом поставлена выше западной. Богатством фактического материала отличается цикл трудов Гильфердинга «История балтийских славян» (1855) и его продолжение «Борьба славян с немцами на Балтийском Поморье в средние века» (М., 1861), дополненные рядом других работ на ту тему. В данных трудах жестко противоставляется идеализируемая славянская стихия — германской. Все выше цитируемые материалы помогли позднее в исследовании этого вопроса И.С. Аксакову, Ю.Ф. Самарину, В.И. Ламанскому, которые активно в своих трудах использовали сочинения Гильфердинга. (Особенно это относится к Ю.Ф. Самарину, который также посвятил этим вопросам отдельные труды.) Наиболее же ценны его работы по истории южных славян. Цикл статей «Письма об истории сербов и болгар» («Русская беседа», 1859, т.3−4), легший в основу «Истории сербов и болгар», вошедших в его собрание сочинений (Т.1). По сути дела это стало первым полным исследованием средневекой истории разбираемых народов, которое было высоко оценено в славянских странах и переведено на немецкий и сербский языки. В 1857−59 годах он был назначен консулом в Боснию, что позволило Александру Федоровичу более тщательно и основательно изучить историю и быт данной территории, являющейся взрывоопасной в самые судьбоносные моменты истории, вплоть до сегодняшнего дня. Находясь на столь важном посту, Гильфердинг прилагает большие усилия к защите населения от турецкого гнета. В цикле очерков были написаны «Босния. Путевые заметки. (Письма к А.С. Хомякову)» (М:1858). Позднее они вошли в книгу «Босния, Герцеговина и Старая Сербия» (Спб, 1859). В них были описаны нравы, обычаи, обряды южных славян, исторические достопримечательности, центры образованности, а также приведены ценные тексты народной поэзии и даны характеристики народных певцов. Вместе с тем Александр Федорович указал на политическое и экономическое угнетение народа, религиозные притеснения, низкий уровень культуры (в том числе среди православного духовенства). Фактическая сторона этих работ до сих пор сохраняет свое значение. Это подтвердил недавно и профессор из Югославии Р. Мароевич, который в своей статье «Русско-сербские этюды» целую главу посвятил А.Ф. Гильфердингу и его статьям о сербском вопросе. Он признает за русским ученым, дипломатом, публицистом и мыслителем многогранную заслугу «перед сербским народом, его культурой и историей». При этом Мароевич вполне резонно заметил, что Александр Федорович «относился к плеяде великих русских писателей и ученых, занимающихся сербскими и славянскими темами» и подтвердил точку зрения многих других сербских исследователей в первенстве русского языка в сербской культуре на протяжении XIX — начала ХХ веков. Согласно югославскому профессору, особенную актуальность сегодня приобретает статья А.Ф. Гильфердинга «Историческое право хорватского народа», опубликованная в 1860 г. в первом томе московского журнала «Русская беседа». Написанная почти 140 лет назад, она осталась практически неизвестной как для русской, так и для сербской читательской аудитории, а может быть и историографии (что является довольно нерадостным фактом, ибо Ватикан давно изучил эту статью Гильфердинга и, сделав из нее соответствующие выводы, по-иезуитски применил — и в отношении хорватизации католиков, и в отношении десербизации мусульман, и в отношении создания сербско-хорватско-словенского государства как благоприятного этапа для дальнейших крестовых походов стран Запада против православия). Фактически данная статья является критическим разбором книги неизвестного хорватского автора, опубликованной в Париже в 1859 году. С полным уважением к труду неизвестного для него хорватского писателя, который, согласно Гильфердингу, «изложил в ней, на основании документов, все права своего народа и все нарушения этих прав со стороны Австрии». В то же самое время Александр Федорович считал своей обязанностью сделать хорватскому автору несколько замечаний по предметам, «верное понимание которых необходимо и для самих хорватов, и для всех вообще славян, разделяющих их участь». Первое замечание русского публициста хорвату касается его основного тезиса, будто восстановление самостоятельности хорватского народа будет полезно для ограждения Италии от австрийских посягательств. Таким образом, по Гильфердингу, «хорватский народ должен остаться в будущем тем же, чем держали его в прошедшем, т. е. слугою Западной Европы, а не свободным членом европейской семьи». Итак, русский славист после тщательного разбора доводов хорватского автора приходит к основному выводу, что одного хорватского народа «не освободишь, не коснувшись его соседей». Здесь же напрашивается другой вывод, говорящий о том, что «самостоятельная Хорватия, при порабощенных членах того же славянского народа, — штирийских, краинских и истрийских словенцах на западе, далматинцах и босняках на юге, — просто немыслима». Второе его замечание касается хорватских претензий на словенские территории: «Он выводит (т.е. хорватский автор — С.Л.) из исторических источников, что земля словенцев в Штирии, Краине, Горице и Истрии принадлежит к области хорватской». Да, когда-то действительно, эти страны в течении нескольких лет (в IX веке) действительно принадлежали Хорватии и входили в ее состав в последующее время (в том числе и в XV столетии), но, как далее отмечает Гильфердинг, «славянское племя, занимающее эти земли, составляет особый народ, называет себя словенцами, а не хорватами, говорит на особом наречии». И этот народ должен иметь такие же притязания на самобытность, как и хорваты, «и никакое историческое право не может позволить хорватам считать землю словенцев своею принадлежностью». «Еще в худшее положение становится автор к сербам», — этими словами Гильфердинг переходит к третьему замечанию, которому уделяет самое большое внимание. В этой связи, он делает следующее заключение: «Отношения хорватской народности к сербской принадлежат к числу самых странных явлений славянского мира». Из такого утверждения исходит русский ученый при рассмотрении этого частного вопроса. Александр Федорович при этом переводит вопрос народности в религиозную область. Ведь именно она является причиной всех онфликтов в данном регионе, который до сих пор является главной ареной борьбы за мировое господство со стороны Запада. Но странно, каким же образом могло случиться, даже под влиянием вероисповедания, что значительная часть прежних хорватов приняла имя сербов? Он это объясняет прежде всего, исходя из предположения, что «имена хорват и серб не обозначали первоначально различия народного», а это были «две ветви одного и того же народа; первоначальная их история была общая (язык их был и остался один и тот же)». Из этих двух тождественных племен, продолжает свое рассуждение А.Ф. Гильфердинг, одно — хорваты — закрепилось за жителями северо-западной части земель, занятых хорвато-сербским народом, другое — сербы — за жителями южной и восточной части. Первые сделались католиками, вторые — православными. Православная вера так сплелась в этом народе с идеей славянской народности, что само имя «серб» сделалось у него синонимом православного славянина, и потому православные жители Боснии и Герцеговины причислили себя к сербской народности. Свой взгляд русский историк заканчивает следующим образом: в Боснии и Герцеговине «славяне-католики, окруженные большинством православных сербов и почти утратившие сами чувство народности, забыли это имя (хорват — С.Л.) и стали именоваться исключительно по своему вероисповеданию, т. е. латинами». А сами хорваты, с точки зрения Гильфердинга, никак не могут предъявить свои исторические права на Боснию и Герцеговину. Это невозможно потому, что сербы сильны не своими завоеваниями и политическим влиянием, «а силою духовного единства веры», которые без всякого со своей стороны усилия привлекли к себе три четверти народонаселения этих областей. И именно православие, согласно русскому слависту, является живой, деятельной и народной. «Именно народный характер дает православной вере в глазах славян-мусульман такое значение, что они считают ее единственно христианскою». Александр Федорович приходит к главному выводу по поводу статьи хорватского автора, говоря о том, что тот «глубоко оскорбляет хорватский народ; ведь он отнимает у него братий, сербов боснийских и герцеговинских», а в сноске добавляет: «Оскорбительным для сербов может быть и то, что хорватский писатель наш, говоря о подвигах хорватского народа против турок, не упоминает вовсе об участии сербов в этих подвигах». И восстановление хорватского государства в каком бы то ни было объеме, согласно русскому историку, «принадлежит еще к числу утопий», и при этом Гильфердинг спрашивает, почему же автор при этом выбрал «своим идеалом утопию эгоистическую, утопию необозримую для пролития братской крови». Высказав этим свою политическую программу решения хорватского и сербского вопроса, Гильфердинг так ее комментирует: «Пусть и это покажется утопией; но от этой утопии, которую народ, как и каждый человек, ставит себе идеальною целью, зависит характер его стремлений и действий». В целом, несмотря на отдельные недостатки, эта статья А.Ф. Гильфердинга очень важна как для нашего, так и для сербского духовного самосознания. С 1859 года Гильфердинг — директор Азиатского депортамента, с 1861 года служил в государственной канцелярии, а также был помощником статс-секретаря Государственного Совета (с 1863 года), при этом одновременно участвуя в работе комитета по делам Царства Польского (с 1864 года). Находясь на этой должности, он, в частности написал проект преобразования учебных заведений в Польше (с главной целью — ослабить влияние католической церкви в деревне). Несмотря на то, что Гильфердинг был почти на тридцать лет моложе Тютчева, поэт общался с ним как с равным и часто принимал его в своем доме, где бывали сравнительно немногие люди. Так, В.В. Кожинов приводит запись дочери Ф.И. Тютчева — Марии, которая записала в своем дневнике следующее: «14 марта 1859 года у папы провели вечер Александр Гильфердинг и Петр Плетнев», а 4 апреля и 23 ноября того же года Гильфердинг один обедал у поэта. Во время польского восстания 1863 года, когда на Западе началась бешенная компания против России, к Тютчеву обратилась известная в то время своими выступлениями в английской печати публицистка славянофильского направления Ольга Новикова, которая долгое время жила в Лондоне. Она просила поэта предоставить ей его политические стихи для распространения в Англии. На это Федор Иванович отвечал ей: «Позвольте мне лучше предложить вам нечто более достойное… Это большая статья Гильфердинга о Польше… Вот нечто очень значительное. Прочтите ее сударыня, и посоветуйте прочесть ее нашим европейским друзьям. Вы им окажите услугу». В статьях А.Ф. Гильфердига, посвященных польскому вопросу: «В чем нам искать разрешения польскому вопросу» и «За что борются русские с поляками» (обе были написаны в1863 году и которые, как уже говорилось, очень высоко ценил Ф.И. Тютчев). Там речь шла о том, что восстание 1863 года было по сути дела чисто дворянским, т. е. шляхетским. К 60-м годам XIX века польское дворянство стало слишком непомерно, при этом даже несколько разрослось. Из 6 миллионов поляков, живших в пределах Российской империи, потомственных дворян было около 500 тысяч человек. Это беспрецедентно огромное гипертрофированное сословие, не сумевшее прокормиться на своей земле, требовало отдать в его безраздельное господство Украину и Белоруссию. В частности, он отмечал, что это шляхетство представляет собой «класс людей, поглотивших в себе всю историческую жизнь польского народа», притом класс, «уже не способный к новому развитию», и видел выход в том, чтобы «поднять польское крестьянство, дать ему независимость материальную наделением землею не только хозяев, но всех без исключения земледельцев (батраков и т. п.) и открыть крестьянству самостоятельное участие в общественной жизни страны». Однако Гильфердинг выводил причины восстания не только из-за социальных условий, а из исторической розни польских и русских народов, объясняемой различиями вероисповедания, национального характера и народных идеалов. Признавая право поляков на национальную культуру и независимость, считая, что польский вопрос может быть снят только путем изменения политики по отношению к Польше в направлении духовного сближения народов, Александр Федорович вместе с тем по существу выступал на стороне правительства в русификации местного населения. С 1865 года он служил в Главном комитете об устройстве сельского состояния, участвуя в создании проектов «О поземельном устройстве крестьян» и других, тем самым способствуя ограждению интересов крестьян западных губерний от произвола местных администраций, социальному обеспечению бывших солдат. Интенсивной его была и научно-общественная деятельность. С 1858 года — действительный член Русского географического общества, в 1870 году — председатель его этнографического отдела. Как председатель Петербургского отделения Славянского комитета постоянно оказывал помощь студентам из славянских стран. Кроме этого, в 1867 году он вместе с И.С. Аксаковым, Ф.И. Тютчевым, В.И. Ламанским, Ю.Ф. Самариным, А.К. Толстым активно участвовал в организации и проведении славянского съезда в Москве. В эти же годы Гильфердинг считает необходимым усилить влияние православия в Чехии. В этом заключается основной лейтмотив его работ об истории этой страны и ее отражении в литературе: «Очерк истории Чехии» (СПб., 1862), «Гус. Его отношение к православной церкви» (СПб., 1871), «Чешская литература» (в сборнике «Поэзия славян», СПб., 1871). В 1868 году он задумал большой общий труд по истории славян, но написал только один раздел: «Древнейший период истории славян» («Вестник Европы», 1868, N7, 9). В апреле-мае 1871 Гильфердинг совершил поездку в Олонецкую губернию, где как уже говорилось в начале статьи, собрал около 318 былин более чем от 70 певцов, совершив подвиг организованности и работоспособности. Расположив материал в сборнике по репертуару сказателей, а не по сюжетам, Гильфердинг впервые показал роль творческой личности в фольклоре и установил существование определенной сказительской традиции. Им же было впервые организовано выступление в Петербурге выступление певцов Т.Г. Рябинина, В.П. Щеголенка, И.А. Касьянова. Однако, летом 1872 года, Александр Федорович отправляясь в новую экспедицию, заразился тифом и умер. Его сборник «Онежские былины» вышел посмертно, а уникальное собрание его замечательных рукописей было приобретено купцом-коллекционером А.И. Хлудовым. В заключении, хотелось бы сказать о небольшой, но значительной ошибке Александра Федоровича в деле использования русского алфавита в литовском языке. Данный законопроект был введен при активном участии самого Гильфердинга, который отрицательно повлиял на взаимоотношения между литовцами и русскими, что было вполне обоснованно отмечено В.И. Ламанским в одной из своих статей по славяноведению. Эту ошибку Владимиру Ивановичу удалось исправить только в 1900 году, несколько десятилетий добиваясь отмены этого во многом поспешного и спорного решения. Многогранная деятельность Гильфердинга оказалась весьма важной для русского и славянского самосознания. Как писал Тютчев: И многого ему принадлежит почин — И делом доказал, что в поле и один Быть может доблестный и храбрый воин.