Русская линия
Вера-Эском Сергей Галицкий,
Михаил Сизов
07.12.2012 

Из смерти в жизнь
О Божьей помощи на войне и явлении Богородицы в Афганистане

Под пулями

Вот уже почти час, как мы с Сергеем беседуем

Чечня. Морпехи, прошедшие ад. Они выжили!
Чечня. Морпехи, прошедшие ад. Они выжили!
в условленном месте — в кафешке торгово-развлекательного комплекса «Атмосфера», что близ метро «Комендантский проспект». Барменша за стойкой на нас косится: сидят два мужика за столиком и «всухую» о чём-то бесконечно говорят, хоть бы кофе, что ли, заказали… За стеклянной перегородкой, занимаясь шоппингом, туда-сюда снуют праздные люди, доносится музыка, певица томно, пристанывая, поёт хит 2012 года: «Я разлюбила тебя, и всё же какой же ты красивый… Не верь мне больше, не верь мне больше, прекраснее, чем было, уже быть не может…» Абсурдная реальность — на фоне того, что рассказывает Сергей Галицкий.

 — Был 2003 год. Чечня. Роту морских пехотинцев Каспийской флотилии забрасывают в горы, — размеренно говорит он. — Ну, там разведка боем, попали в засаду, двое суток перестрелки в окружении — чисто боевой эпизод. И финал: их забирает «вертушка», которая каким-то чудом сумела сесть на камни горной речки. Загрузились в неё полностью, взяв убитых и раненых. А взлетать надо напротив Тезен-Калы — укреплённого бандитского логова, которое не могли взять толком вплоть до 2008 года. Боевики даже стрелять перестали — держат под прицелом и ждут, когда вертолёт поднимется, чтобы уж зараз всех грохнуть. И вот майор Александр Лебедев, командовавший ротой, сидит в вертолёте и понимает: «Сейчас нас расстреляют в упор». А деваться некуда. Можно, конечно, иллюминаторы выбить, дверь снять, чтобы во время подъёма из пулемётов отбиваться. Но бесполезно: МИ-8, как консервная банка, прошивается моментально даже пулями из обычного автомата. Александр Михайлович мне рассказывал: «Тут я встал в кабине на колени, упёрся стволом автомата в пол, как и положено по мерам безопасности, и стал креститься и читать молитвы. А молитвы я знаю. Все на меня посмотрели, встали на колени и тоже стали молиться. Мы молимся, вертолёт поднимается. В иллюминаторы видим „духов“ в окопах, которые стреляют по нам в упор, слышим, как пули попадают в корпус… И вот что удивительно: „вертушка“ была вся пробита пулями насквозь! Но ни одна пуля не попала в баки, и никого из нас не зацепило! И до базового лагеря мы всё-таки дотянули…»

 — Выходит, майор в роли священника оказался. Молитва-то соборная получилась!

 — На войне всякое бывает, даже и наоборот. Как это было с отцом Дмитрием Василенковым. Это наш, питерский, батюшка, настоятель храма в честь иконы Божьей Матери «Августовская» п. Бугры, за объездной автодорогой, — он очень помогает мне. Так вот он, наверное, единственный из священников современной России, кто напрямую участвовал в бою. Конечно, сам не стрелял, но бойцами командовал и под пулями перевязывал раненых, пока его самого не ранили.

Вообще ему многое пережить довелось.

Над Чечнёй. Священник летит к воюющим солдатам.
Над Чечнёй. Священник летит к воюющим солдатам.
С 2006 по 2011 годы отец Дмитрий 14 раз ездил в командировки на Северный Кавказ, окрестил более 800 военнослужащих. Окормлял наших бойцов и во время войны в Южной Осетии. А спустя год, в июне 2009-го, на Кавказе вместе с колонной спецназа ВВ попал в засаду. «Колонна» всего из двух машин состояла, «Уазика» и «Газели», в них девять человек. На горной дороге «Уазик» подбили, все из машин выкатились на обочину. Командира сразу тяжело ранило, он — без сознания. Батюшка говорит бойцам: «Ребята, Господь с нами! Надо отбиваться». Начался бой, отец Дмитрий позвонил по сотовому в штаб Группировки, попросил поддержки и сам включился в дело — собирал пустые магазины и набивал их патронами. При этом кричал бойцам: «Не материтесь, не попадёте никуда!» Тут уж, наверное, каждый понимал по-своему: или во врага не попадёте, или в рай. Заряжает, значит, магазины и замечает, что у снайпера расход патронов большой. Прочитал ему короткую лекцию: «Ты чего из винтовки, как из пулемёта, строчишь? Ты же снайпер! Чему тебя учили?! Ищи цель!» Потом заметил, что их могут обойти с фланга, и подал команду… В общем, батюшка как бы за командира остался. Когда пришла подмога и его доставили в госпиталь, он после перевязки отказался от госпитализации и возвращения домой. Ещё три недели ездил по подразделениям, поддерживал бойцов, крестил тридцать солдат и офицеров. Повязки на ранах менял там же, при помощи местных санинструкторов. Вот такой батюшка!

История с ботинками

 — Вы так хорошо разбираетесь в армейских реалиях. Служили?

 — Нет, как получил в институте на военной кафедре звание лейтенанта, с тех пор с армией не соприкасался. Бывал в Чечне, но исключительно с гуманитарной миссией. Возил обувь разведчикам.

 — Зачем?

 — В 2006 году я записывалЧечня. Разведчики спецназа в бою рассказы псковских десантников. И вот в 700-м отряде спецназа, который стоял тогда под Грозным в Дачу-Барзое и не вылазил из боевых рейдов, увидел я постыдную вещь: оказывается, у нашей армейской элиты отвратительное снабжение. Спросил спецназовцев, чего им больше всего не хватает. Уже знал, что у них батарейки для фонариков и приборов ночного видения влёт идут, и предполагал, что попросят что-то подобное. А они: «Знаешь… купи ботинки».

И то правда! Ноги разведчика не просто кормят, а жизнь спасают. У меня самого денег не было, так что я помалу в это дело вложился, но знакомый очень помог. Собралось более ста тысяч рублей. И поехали мы здесь, в Питере, на проспект Просвещения, в магазин «Адидас». Взяли с собой разведчика, поскольку обувь — это целая наука: какие нужны излом стопы, подошва, гортекс… Разведчик, с которым покупку потом и обмыли, выбрал ботинки французской фирмы «Соломон». Удалось взять с хорошей скидкой, по две тысячи рублей за пару, и вышло примерно полсотни пар — как раз всем командирам и заместителям разведгрупп. Если учесть, что в боевых рейдах жизнь командира — это, считай, жизнь всей группы, то большое дело сделали. Посылкой отправлять ботинки не стали, знали, что они осядут в штабе в Ханкале или ещё где. Поехали в Чечню сами и вручили из рук в руки. Солдатам привезли ещё носки, огромное количество.

 — Те рады были?

 — Конечно! Это были псковские разведчики из второй бригады армейского спецназа.

 — ВДВ?

 — Их всегда путают с десантниками, да они и сами под них как бы маскируются, но у них другие задачи — например, высаживаться там, где стратегические ракеты противника или атомные электростанции. Это то, что в обиходе называется спецназ ГРУ, но они себя называют просто глубинной разведкой, хотя тоже не точно. Разведка — разведывает, а они, кроме того, что собирают информацию, ещё и уничтожают разведанное. Могут работать на удалении 300−500 километров от фронта. Сами понимаете, что хорошая экипировка им нужна как воздух.

 — А в чём они на задание выходили?

 — В том, что родина дала. Жуткие берцы из кирзы, в которых обычные солдаты ходят. А у нас гортекс — это такая ткань, через которую пот от ступней легко испаряется, а внутрь вода не проходит. Это очень важно на дальних переходах, чтобы ноги не загубить, а без ног разведчику куда? Особенно в горах. Ноги — это всё, к тому же глубинные разведчики ещё и груз по 40−50 килограммов на себе тащат. Вопрос жизни и смерти.

Кстати, позже наши научились такую обувь делать. В 2008 году перед боями в Южной Осетии послали в бригаду первую отечественную партию «Гортекса». Но забыли приложить инструкцию. А у ткани из гортекса ворсистая поверхность, грязь легко пристаёт. И что первым делом делает командир, когда видит нечищеную обувь? Бойцы по приказу почистили ботинки обычным гуталином. Крем забил все поры — и конец обуви, выкинули на помойку. А на самом деле их требуется мыть водой. Это мне зампотылу бригады рассказывал, возмущаясь снабженцами: «Ребята, предупреждать же надо!»

 — Ботинки, понятно, реальная помощь. А вот ваши альбомы и книги о солдатах-героях какую, на ваш взгляд, пользу принесут?

 — Господь ведёт тем путём, каким ведёт. Прежде я не понимал, к чему всё делается, но недавно стал прозревать, зачем вдруг Господь меня на эту армейскую стезю направил. Это когда сам стал поводом для того, чтобы мир узнал о явлении Божией Матери в Афганистане. И моя главная задача — уразуметь, что от меня хочет Господь вот в этой части — чтобы исполнить Его волю максимально точно. Тут не высокие слова, а вижу воочию…

Судный день

 — Как всё получилось-то?

Крещение армейского спецназовца на базе в Бачу-Барзое
Крещение армейского спецназовца на базе в Бачу-Барзое
Когда я составлял первую книгу о чудесах на войне, то использовал уже готовые рассказы — из альбомов «Они защищали Отечество». А туда я собирал просто армейские рассказы, никого про Бога и чудесные случаи специально не расспрашивал, офицеры сами об этом вспоминали. И вот из таких отдельных случаев сама собой составилась книга. Когда я её выпустил, то решил сделать точно такую же вторую — и с июня прошлого года уже специально стал собирать случаи Божией помощи на войне, расспрашивать воевавших офицеров. И тут как отрубило! Полгода ничего не мог найти.

Начал, значит, я горевать: «Как же так? Раньше не просил, а давалось. Теперь прошу — и ничего!» И вдруг на православной выставке подходит ко мне женщина. В Питер она приехала из Краснодара, буквально на пару дней — привезла ребёнка в больницу и случайно на выставку заглянула. Поговорили с ней пять минут — и родился первый рассказ для книги. Назвал его «Фотограф специального назначения».

Это история про её хорошего знакомого, который, будучи в Нагорном Карабахе, предстал перед Судом Божьим. Зовут его Игорь. В советское время он состоял в спецгруппе, которая занималась съёмками стратегических объектов по всему миру. По крови Игорь наполовину русский, наполовину армянин, а обличием походит на араба. Так что чаще всего его в южные страны направляли. Приходил туда на торговом судне, сходил на берег, сливался с населением, фотографировал. Двадцать шесть стран так посетил.

 — А в Карабах как попал?

 — Он родом оттуда. Когда Советский Союз начал разваливаться и в Карабахе война началась, Игорь выполнял «задание партии и правительства» в Италии. Увидел там по телевизору, что на родине творится, и убедил начальство, чтобы отпустили его домой. Приехал в Карабах, вступил в ополчение простым бойцом.

И вот во время одного боя попал он под обстрел «Градами» — лежал на земле и штык-ножом землю под собой рыл, чтобы спрятаться-исчезнуть. Говорят, на современной войне нет большего ужаса, чем оказаться под «Градом». Вдруг штык натыкается на камень. Игорь продолжает в землю вгрызаться, и этот камень куда-то в пустоту проваливается. Боец немедля вползает в эту каверну и видит… огромную чёрную гору, на вершине которой стоит ангел.

Гора. На самой вершине стоит ангел, а снизу люди ползут на коленях. «И я вместе с ними ползу к нему, к ангелу-то», — рассказывал Игорь. У ангела в руках весы. Человек подползает — добрые дела на правую сторону, злые на левую. Для большинства весы в левую сторону качаются — тут же человек превращается в комочек и катится с горы вниз. Игорь оглянулся, а внизу такая масса народа, миллиарды, словно всё человечество за всю историю собралось. Причём увидел эту картину как на иконах, в обратной перспективе — чем дальше смотришь, тем лучше видно. Этакая стонущая масса людей. «И я ползу к этому ангелу, — вспоминал Игорь, — и тут понимаю, что мне нечего положить на правую сторону весов, что сейчас тоже покачусь вниз». А многие даже не доползали, сознавая, что ничего у них нет: сразу превращались в комочки и скатывались. Рядом бабушка ползла, такая простая, седенькая. Спокойно молилась и коленями переступала, приближаясь к вершине. Вот она оказалась у ангела, весы покачались и замерли. Вдруг за спиной ангела открылась светлая арка… Бабушка встала с колен и со скрещёнными на груди руками вошла туда. После этого всё закрылось, опять нахлынул стон, потемнело вокруг. А тут и очередь Игоря. Первое, что он сказал…

Надо объяснить, что жена Игоря погибла в Нагорном Карабахе, оставила четырёхлетнего сына. И он сказал: «Господи, не остави сына сиротой!» Как только сказал, так сразу очнулся и увидел человеческие лица над собой. Получилось так, что он не просто закопался, а его ещё сверху землёй накрыло от близкого взрыва — и вот долго откапывали.

Когда Игорь в себя пришёл, то стал смотреть, откуда в земле спасительный проём образовался. Вместе с бойцами очистили камень от песка, а на нём надпись: «1612». Это оказался алтарный камень армянской церкви, которая была разрушена турками в начале ХХ века, во время геноцида армян. Стали дальше раскапывать и нашли ещё несколько камней от кладки. Оказалось, что турки храм не только разрушили, но и остатки закопали, чтобы следа не осталось. «Этими камнями мы обозначили периметр бывшего храма, алтарный поставили на то место, где он и должен быть», — рассказывал Игорь.

 — Игорь сейчас в России живёт?

 — Да, продолжил службу. После Карабаха он ещё две Чечни прошёл, многое повидал. Но та картина Страшного Суда запечатлелась навсегда — отчётливо, во всех подробностях. Он ведь фотограф-разведчик, с профессиональной зрительной памятью.

Никола и Богородица

 — Так нежданно-негаданно первая история явилась. А потом ещё одна — и тоже ко мне на выставке сами подошли. Полковник Николай Лашков. Человек весьма солидный, трезвого, даже критического ума, поскольку не просто военный, а ещё учёный — профессор, кандидат военных наук.

Он рассказал, как был спасён своим святым тезоименником. В Чечне взлетали на вертолёте, в этот момент полковник повернулся, взглянул в иллюминатор и увидел Николу Чудотворца. Не во сне, не в видении каком-то, а средь бела дня. Причём неожиданно, у полковника и в мыслях ничего такого не было. Увидел — и тут какая-то сила совсем уж развернула его боком. Обычно в вертолётах на лавочках сидят спиной к иллюминаторам, а боком — очень неудобно. Но офицер в таком неудобном положении просидел весь полёт. Когда приземлились в точке назначения, глядь, лётчики стали ходить вокруг и на бортах что-то мелом рисовать. «Что вы делаете-то?» — спрашивает. «Новые дырки от пуль отмечаем». Оказалось, что их обстреляли, но из-за шума винтов Николай Григорьевич этого не слышал. Посмотрел на меловые метки: одно из пулевых отверстий оказалось ровнёхонько там, где он сидел.

Тогда при встрече я дал визитку полковнику, и он полгода думал, стоит ли его случай предавать гласности. Ведь коллеги-учёные могут на смех поднять. Но решился.

И всё равно для книги этих необычных случаев было недостаточно… И тут совершенно случайно узнаю историю про старшину Виктора Чередниченко. Она и стала основой сборника, который уже почти готов…

Ему, дембелю, в ночь с 10 на 11 мая 1986 года в армейскую палатку явилась Божья Матерь. Накануне он вступил в коммунистическую партию и ждал выдачи партбилета, ради этого даже с демобилизацией задержался — по правилам партбилет выдавали в той партячейке, куда подано заявление. То есть старшина не был настроен религиозно, а тут въяве увидел Пресвятую Богородицу. Она его благословила перед боем с моджахедами и фактически спасла от смерти. И помогла ему спасти своих товарищей, из-за чего Виктор стал единственным солдатом 350-го полка, удостоенным высшей боевой награды Советского Союза — ордена Боевого Красного Знамени. Случай уникальный, поскольку этим орденом обычно награждали военачальников, но не солдат.

 — Не боитесь, что тут духовная, так скажем, прелесть? Всё-таки явление Божией Матери…

 — В том-то и дело, что здесь никаких вопросов! Как получилось…

Об этом случае я узнал в марте нынешнего года. Вышел на связь с Виктором через другого десантника, но всё никак не удавалось записать. Куда-то он уезжал, вернулся, написал эсэмэску и опять пропал. Оказалось, что он уехал на Афон. Туда ему стали звонить, узнавать, когда вернётся… А потом я понял, что всё это промыслительно.

Ну, допустим, записал бы его рассказ через видеосвязь по скайпу, когда он был у себя дома, в Киеве. И тогда бы так сообщил: я, Сергей Галицкий, записал через Интернет свидетельство какого-то десантника. Первое отношение было бы… сами знаете, мы же все к чудесам — да ещё таким! — осторожно относимся. А повернулось таким образом, что он в августе приехал на Афон и пошёл к отцу Макарию, духовнику нашего русского Пантелеимонова монастыря. И говорит: «Вот ко мне из Питера обратились с просьбой рассказать мою историю, как быть? Благословите?» А отец Макарий уже двадцать лет и Виктора, и его историю знает. Виктор же с 1991 года постоянно бывает на Святой Горе. До той поры он всюду искал иконописный образ, в котором увидел Божию Матерь, но не мог найти. И тогда киевский священник послал его на Афон, в удел Пресвятой Богородицы. Там бывший старшина-афганец явленное узнал в образе «Экономиссы», игуменьи горы Афонской. Эта икона в двух видах — и вот тот, где она в лиловом монашеском облачении, совпал с тем, афганским. Виктор был просто потрясён и, когда говорил мне, снова всё это переживал… Так вот, духовник Пантелеимонова монастыря благословил всё рассказать, а одного из насельников, монаха Астерия, записать, чтобы потом было без добавлений и разночтений.

 — А почему тогда ещё, в 91-м, отец Макарий не сказал Чередниченко, чтобы он свою историю опубликовал?

 — Просто повода не было. Это для нас пережитое солдатом чудо. А монахи на Афоне постоянно в милости Богородицы живут, для них это обычная реальность. Для меня же, как собирателя историй, важно и то, что достоверность рассказа утвердил человек, который множество раз за 20 лет исповедовал Виктора, знает его абсолютно. Тут сомнений никаких.

 — Лично для вас что-то изменилось в жизни, когда стали собирать военные истории?

 — Появилось чувство определённого служения… Помню, по телевизору репортаж показывали. В Чечне в горах у окопчика стоит солдатик, а его корреспондент пытает: «Что ты здесь можешь? На себя посмотри: у тебя только автомат, четыре магазина и две гранаты — всё! А тут большая война идёт…» И солдат так ответил, что я навсегда запомнил: «А меня командир учит, чтобы враг через меня не прошёл. Вот мой окоп, вот мой сектор обстрела, а что там, в Ханкале, происходит, в других местах — это дело десятое». Сейчас вот тоже понимаю: главное, чтобы враг через меня не прошёл. Что делаю, то и делаю.

 — А мы ведь тоже так работаем! — улыбаюсь сотоварищу. — Вот встреча наша… Специально вас и не искал, так уж сошлось, что приехал в Петербург и вдруг «наводку» дали. Знать, так надо.

Простились мы у эскалатора, в круговороте человеческой толпы. Крепко пожали руки и разошлись каждый по своим делам.

Ниже печатаем рассказ о явлении Пресвятой Богородицы, записанный Сергеем Галицким.

Михаил СИЗОВ

ЯВЛЕНИЕ БОГОРОДИЦЫ В АФГАНИСТАНЕ

Рассказывает старшина запаса Виктор Михайлович Чередниченко:

 — В Афганистан служить я попал в 1984 году. Образ Богородицы *Экономисса*, явленный в АфганистанеПеред этим прошёл курсы парашютистов, потом три с половиной месяца служил в Фергане в 7-й разведроте учебного полка ВДВ. Из Ферганы нас, восьмерых разведчиков, срочно послали осваивать танки Т-62Д. А потом отправили в Кабул в 103-ю дивизию ВДВ, в отдельный танковый батальон.

В Афганистане я постоянно ощущал помощь Божью. Но было это не по моим каким-то заслугам, а по молитвам моей мамы. Когда мы были маленькие, мама, заходя в комнату, всегда крестила нас с сестрой. А сестра у меня была в школе комсоргом. Она возмущалась: «Мама, что ты делаешь?!» Помню, мама меня перекрестит, и мне на душе спокойней. Перед тем как уходить в Афганистан, она дала мне написанную на бумажке молитву. Я её храню до сих пор. А вот крестиков там из-за замполитов мы не носили.

Прежде всего вспоминаю два случая, когда я точно должен был погибнуть. Однажды мы пошли на Вардаг. Меня послали проверить кишлак. Со мной был Пётр Кораблёв. Я подошёл к дверям, толкнул — закрыты. Как и положено бодрому и физически здоровому десантнику, я двинул в дверь ногой. Со второго удара дверь вывалилась. И тут слышу непонятный щелчок! Оказалось, что «духи» поставили растяжку. Петя тоже услышал этот щелчок, хотя стоял метрах в четырёх от двери. Он прыгнул, сбил меня с ног и накрыл собой. Взрыв!.. Потом выяснилось, что маме в этот день снилось, что я пришёл домой и постучался в окно. Она проснулась, открывает окно. А там стою я: без ног, но живой. Причём видела она меня как будто наяву.

9 мая 1986 года к нам приехал Иосиф Кобзон. После выступления я вышел на сцену, подарил ему панаму, пожал руку. Он в микрофон говорит: «В Союзе, если придёте на мой концерт, скажите пароль „Кабул“. Вас пропустят бесплатно». И действительно, через пятнадцать лет я пришёл на его концерт, сказал пароль — и меня пропустили. Он оказался человеком, который слов на ветер не бросает.

После того концерта мы пришли в палатку, легли. Гитара, песни. Мы отслужили уже два года, дембеля. Но уехать я пока не мог — ждал партбилета. Он, по опыту других вступавших в партию в Афганистане, должен был прийти только в августе.

Тут в палатку заходит капитан Яренко, начальник политотдела полка. Говорит: «Виктор, тут такая ситуация. Идём на войну, нужны два дембеля». Отвечаю: «Товарищ капитан! Павел Грачёв, командир дивизии, сказал: дембелей не брать!» Не могу объяснить почему, но очень часто гибли именно дембеля. (Мой земляк, Саша Корниенко, 10 апреля 1986 года написал матери письмо, что 18 апреля он должен быть дома. Тут — срочная война. Он пошёл и погиб. Осколок попал прямо в сердце. Пришёл гроб, его похоронили. А потом пришло его письмо.)

Капитан без слов развернулся и собрался уходить. Но тот, кто воевал в Афганистане, знает, что у каждого там был определённый авторитет. И если кто-то, прикрываясь болезнью или ещё чем-то, увиливает от войны, то его не уважают. Поэтому вдогонку спрашиваю капитана: «Где будет операция?» Он развернулся и говорит: «Там, где твой земляк погиб, Корниенко. На Чирикаре». И я понял, что смалодушничать, отказаться — значит предать память своего друга. Говорю капитану: «Я пойду». Он: «Надо ещё одного». Оглянулся — все ребята в палатке молчат. И тут Саша Саникович из Белоруссии говорит: «Я с тобой пойду».

Ночью, с десятого на одиннадцатое мая 1986 года, мне снится сон: я бегу и вижу маму. Она едет на «Волге» с моей сестрой. Я пытаюсь их догнать и кричу: «Мама, мама!..» А они едут дальше, не слышат меня. Тут я спотыкаюсь, падаю и разбиваю себе всё лицо. Вся челюсть с зубами падает мне в руки. Кровь льётся. Я проснулся, посмотрел на часы — три часа ночи. Пришла чёткая мысль: «Всё, это будет моя последняя война. Я там останусь». И тут же подумал: «Эх, как бы хотелось маму увидеть…»

Вдруг зашаталась, зашевелилась палатка. У меня аж мурашки по коже побежали. И тут в палатку входит женщина в тёмно-фиолетовом монашеском одеянии. Невероятно красивая, не могу даже описать, настолько красивая. Это была какая-то особая, внутренняя красота. В ней нежность, любовь. Женщина не сказала ни слова. Подошла к моей постели, перекрестила меня один раз. Я смотрю ей в глаза, она тоже смотрит мне в глаза. Второй раз меня перекрестила. А справа от меня спал Костя Шевчук. Я его бужу, говорю: «Костя, Богородица, Божья Матерь пришла!» Он глаза открыл, посмотрел, никого не увидел. И говорит: «Витя, тебе же на войну скоро. Ложись спи.» Женщина постояла немного, перекрестила меня в третий раз. И тихонько, как бы плывя, вышла из палатки.

У меня на душе — облегчение. Я понял, что буду жить. А через тридцать минут зашёл посыльный и говорит: «Виктор, вставайте! Идём на операцию». И мы пошли на Чирикар.

В колонне было сорок единиц техники. Впереди шёл БТС (бронированный тягач. — Ред.), за ним шла разведка. Потом — командир роты Чернышёв. Следом за Чернышёвым — я. С нами ещё тогда был Бочаров, заместитель командира дивизии.

Заехали в сам Чирикар. И вдруг у меня сжалось и ёкнуло сердце. Обычно особое, дембельское, чувство меня не подводило. Я понял, что сейчас что-то будет. И тут происходит подрыв первой машины! Почти сразу подорвали и последнюю машину. Получилось, что всю нашу колонну плотно зажали в кишлаке.

У нас два «двухсотых», два «трёхсотых» (убитые и раненые. — Ред.). По рации вызвали вертолёт. «Вертушка» начинает садиться прямо в населённый пункт. И в этот момент у меня опять ёкнуло сердце! Я хоть и был командиром танка, но пересел на место заряжающего, к ДШК (крупнокалиберный пулемёт. — Ред.). Наводчику говорю: «Наведи пушку на то место, куда садится вертолёт». Там рядом был дувал, наводчик пушку на него навёл.

Вертолёт забрал убитых и раненых и стал подниматься вверх. И тут из-за дувала высовывается треножник с ДШК и начинает целиться прямо в лобовое стекло вертолёта! Я практически мгновенно, не запрашивая у командира подтверждения, командую: «Огонь!» От дувала и ДШК ничего не осталось, снаряд разнёс всё в клочья. Тут вижу, что справа, напротив танка Чернышёва, выбегает «душара» с гранатомётом и целится прямо в нас! Всё решили какие-то доли секунды, мы смотрели с ним друг другу глаза в глаза. Он нажать на спуск не успел — я снял его из ДШК. И тут начался такой невероятный обстрел со всех сторон! Непонятно, где свои, где чужие. Кричу по связи, чтобы сдвинули подорвавшуюся машину. Машину сумели сдвинуть, мы вышли на открытое место. Но тут снова обстрел!

В этом бою мы расстреляли весь боекомплект. Не осталось ни одного снаряда в танках, ни одного патрона в автоматах.

Утром вернулись в часть. Ко мне подошёл заместитель командира дивизии Бочаров. Говорит: «Сынок, я всё видел. Фамилия?» — «Старшина Чередниченко, 3-я рота». Он похлопал меня по плечу и ушёл.

На следующий день начальник политотдела полка Яренко мне говорит: «Виктор, вас с Саниковичем срочно вызывают в политотдел дивизии!» Мы с Сашей пошли в политотдел. Там нам выдали партбилеты и сразу отправили в Союз. 13 мая 1986 года я был уже дома и наконец-то увидел свою маму.

Мы с ней пошли во Владимирский собор. Старенький священник, отец Николай, внимательно посмотрел на меня и говорит: «Сынок, запомни! Твоя мама тут два года практически каждый день на коленях просила, чтобы ты остался живым.» Именно тогда я понял, что молитва матери может вымолить со дна ада.

Мне очень хотелось найти тот образ Божьей Матери, который я видел в палатке. Мы с мамой объехали все храмы, да и вообще всё, что только можно было объехать. В одном месте мне показали икону, где собраны много образов Божьей Матери. Но ту, которую видел, я так тогда и не нашёл.

В 1992 году отец Роман, мой духовный отец, благословил меня поехать на Афон. Я встретил там чудных людей, просто ангелов во плоти! Как-то стою в храме. Темно, свечи вокруг горят. Поворачиваю голову и… вижу Божью Матерь в том образе, как я Её видел, — в палатке! Я упал на колени, у меня покатились слёзы. Это были первые слёзы в моей жизни. Я был очень жёстким, никогда такого со мной не было. И тут образовалась в моём жестокосердии первая трещина. Как скорлупа от ореха, от моего сердца стало это жесткосердие отваливаться. И внутрь прошёл свет.

Я подошёл к иконе, обнял её и говорю: «Мама!..» Мне так не хотелось её отпускать!.. Это было похоже на то, как будто ребёнок потерял свою мать и вновь нашёл её. И тогда отец Макарий из Пантелеимонова монастыря завёл меня в свою келью и благословил этой иконой. Я взял её в руки и долго-долго не выпускал.

Я могу рассказать про Афганистан очень многое. За полтора года службы только подрывался пять раз: и на фугасах, и на противотанковых минах. Пережить подрыв очень трудно. Гудит голова, звенит в ушах, не можешь ничего сказать, тошнит. Но ты живой. И понимаешь, что это чья-то рука тебя спасает, чья-то сила помогает тебе выжить. Именно поэтому я свидетельствую о силе материнских молитв и о помощи Божьей по этим молитвам. Благодаря этой помощи выжил сам и выжили многие ребята. Я никогда не отойду от православной веры. Призываю веровать, ибо Бог есть всё!

Записал Сергей ГАЛИЦКИЙ

http://www.rusvera.mrezha.ru/672/4.htm


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика