 |
| Православие.Ru | В. Максименко | 29.10.2002 |
ПРИЗРАК ВЕЛИКОЙ ДЕПРЕССИИ
Недавно на сайте Совета по международным отношениям (США) — организации, которая с 20-х годов ХХ века образует квинтэссенцию американского истэблишмента, — было размещено выступление Стэнли Хоффмана, в котором говорилось: «Глобализация не является ни неизбежной, ни непобедимой. В большой мере она — американский продукт… Поэтому глубокий и затяжной экономический кризис в США может оказать на глобализацию такое же разрушительное действие, как Великая Депрессия» (имеется в виду мировой экономический кризис 1929—1933 годов).
Об этом думают, пишут и говорят в Америке многие. Как заявляет бывший министр финансов США, ныне президент Гарвардского университета Лоуренс Саммерс, обвал индекса NASDAQ (биржа, на которой котируются акции американских высокотехнологических компаний) «разоблачает „новую экономику“ как ловкий фокус, проделанный при помощи дыма и зеркал». Но ограничится ли дело «разоблачением» фокуса, если действительно верны те оценки, согласно которым «кризис в США носит ярко выраженный структурный характер»?
Бесспорно, что «пузырь на Уолл-Стрит неукоснительно сдувается». По оценкам середины сентября, акционеры американских компаний теряли в последнее время около 1 триллиона долларов ежемесячно. Но речь может идти не только о финансовом «пузыре» американской «новой экономики», раздувшимся под влиянием интернет-бума (и общего фондового бума) второй половины 90-х годов. Элита Уолл-Стрита, оперирующая «горячим» спекулятивным капиталом портфельных инвестиций в отрыве от «традиционной» — реальной — экономики, формирует финансовые рынки не только в США, но и во многих других странах. Пусть Линдона Ларуша среди экономистов и политиков Запада считают диссидентом, но за последние полтора десятка лет многие его международно-политические и международно-экономические прогнозы оправдывались, и сейчас он без устали повторяет, что «начался величайший мировой финансовый кризис во всей истории».
На этом фоне достаточно сдержанно и трезво выглядят оценки некоторых российских экспертов, например, В.А. Купчинского: «Акции американских компаний по-прежнему переоценены в разы… Сейчас фондовый пузырь сдувается… Фондовый рынок США может упасть еще в 4−5 и более раз… До окончания структурной перестройки американской экономики (в частности, до снижения ВВП США примерно на четверть) негативные явления не исчезнут…
Мировая экономика держится на глобальных рынках — нефти и металла, продовольствия и золота. Собственно говоря, процесс «глобализации», затеянный США, состоял в том, что все новые и новые рынки входили в этот перечень. И США стали экономикой услуг во многом потому, что они не производили, а обслуживали (и тем самым контролировали) единые рынки…
Основой функционирования «глобальных» рынков является ценовой прогноз, построенный на механизме фьючерсной торговли за доллары. Этот рынок, как, впрочем, и американский рынок акций, имеет ярко выраженный спекулятивный характер. Любое резкое падение доллара неминуемо разрушит весь этот механизм. В первую очередь потому, что общий объем торгуемых фьючерсов превосходит физические объемы товаров на порядки…
Все предпосылки мирового финансового кризиса налицо: экономика США находится в крутом пике…; экономика объединенной Европы не может «переварить» отток капитала из США… Ближайшее прогнозируемое последствие этого кризиса — мировая экономическая дезинтеграция (курсив мой. — В.М.)… Скорее всего выход из структурного кризиса мировой экономики лежит в оздоровлении локальных рынков. Необходимо максимально восстановить их от последствий «глобализации"… Мир ждет перехода к усилению контроля за локальными рынками. Этот контроль может сегодня осуществить только государство. Те государства, которые наиболее эффективно смогут реализовать в своей деятельности именно функцию планирования, получат серьезные преимущества по итогам кризиса» («Бизнес и банки», 13.08.2002).
Как отмечалось в российской научной литературе (Г.К. Широков), само перемещение производительного капитала за рубеж, двигателем которого уже несколько десятилетий являются транснациональные компании, «свидетельствует о наличии в мировом хозяйстве национально обособленных воспроизводственных комплексов, отличающихся друг от друга по тем или иным параметрам». Перестройка мировой экономики на основе восстановления этих комплексов и торгово-инвестиционных связей между ними станет, по-видимому, основным направлением развития в начинающийся период «постглобализации».
КОНЕЦ ТРАНСАТЛАНТИЧЕСКОГО МИРА?
85 лет назад О. Шпенглер в своей классической книге «Закат Европы» (в точном переводе с немецкого: «Закат Западного мира»), пророчествуя, писал о том, что технологическая цивилизация Нового времени после 200-летней всемирной экспансии (считая со времени первого машинного переворота в Англии) к 2000 году утратит в мире свои господствующие позиции.
Во второй половине ХХ века под влиянием итогового баланса сил Второй мировой войны (безоговорочная капитуляция Германии и межконтинентальный паритет ядерного сдерживания двух сверхдержав) цивилизация Нового времени приняла никогда ранее ей не свойственную форму трансатлантического военно-политического союза. Появление такого центра неформальной надгосударственной политической власти, как Бильдербергская группа (поддержанное финансовой мощью семей Ротшильдов и Рокфеллеров и санкционированное в 1954 году ведущей фигурой в администрации Д. Эйзенхауэра директором ЦРУ У.Б. Смитом) важнейшим своим результатом имело создание объединенной Европы под протекторатом США.
Однако в 1989—1991 годах эпоха переломилась. Действительно новую эру в международных отношениях открыло не 11 сентября (как упорно внушают лидеры «партии войны» в Вашингтоне), а исчезновение с карты мира сверхдержавы в центре Евро-Азиатского континента. Это было важнейшее событие эпохи, стоящее по своему международному значению в одном ряду с таким катаклизмами ХХ века, как революция 1917 года и две мировые войны.
Выступая в июне 1991 года на конференции Бильдербергской группы и говоря о работе этого центра власти над «планом в отношении всего мира», Дэвид Рокфеллер заявил, что именно теперь, по его мнению, «мир… готов двигаться навстречу созданию мирового правительства». В военно-стратегическом отношении естественным геополитическим выражением этого движения стало «расширение» Северо-Атлантического союза на восток, но именно эта фундаментальная геополитическая трансформация закономерно привела к увеличению различий в стратегической культуре по ту и эту сторону Атлантики. Югославия сделала эти различия явными, Ирак обострил их до степени, невиданной за полвека трансатлантического партнерства.
«Сейчас по обе стороны Атлантики существуют две абсолютные разные картины происходящего, — отмечал обозреватель «Немецкой волны» Руди Ленц, выступая в Институте Брукингса по поводу планов США в Ираке. — Между нами возникла трещина, и она расширяется». Углубление трещины признается обеими сторонами. В трактовке американского Совета по международным отношениям (Роберт Кэйген) «трансатлантическая проблема» сегодняшнего дня — это «разрыв в военной технологии и способности вести современную войну», и «этот разрыв будет дальше только углубляться». В более общем (культурно-цивилизационном) плане Европу и США все больше отдаляет сегодня друг от друга различие взглядов на использование силы в международных отношениях ХХI века.
Расширение американского интервенционизма до глобальных масштабов, отмечает Р. Кэйген, было «совершенно естественным и предсказуемым последствием» коллапса СССР. Сейчас Европе, продолжает он, оставив «анахроничные» и «атавистические» представления о европейской державной силе, нужно усвоить «жизненную необходимость существования сильной Америки для всего мира и особенно самой Европы». Что касается отношения к этой американской позиции со стороны европейцев, его можно выразить словами министра иностранных дел Германии: «Мы партнеры и не хотим быть сателлитами».
Общим знаменателем американского стратегического мышления после окончания «холодной войны» стал иррациональный страх перед появлением на Евро-Азиатском континенте новой сверхдержавной силы. Этот страх поддерживается сознанием конечной недостаточности финансового и энергетического ресурсов Соединенных Штатов. С точки зрения глобальной геополитики, для США не имеет значения, вокруг какого государства или объединения государств Старого Света произойдет кристаллизация нового сверхдержавного могущества — Китай, Россия, объединенная Европа или какой-то вариант евроазиатского сообщества на территориях бывшего СССР. Любая из этих перспектив (пока внешняя политика США остается в тисках традиционной для них дилеммы «континентальный изоляционизм или глобальный итервенционизм») действует на гегемона Западного полушария парализующим образом, делая все более неадекватным его международное поведение.
Если спросить, неадекватным чему, ответ напрашивается сам собой: прежде всего — новейшему этапу развития информационных и материальных процессов планетарного свойства. Объективный характер этих глобальных процессов таков, что с ними, по-видимому, бессильно справиться мышление, ограниченное мировоззренческими схемами «глобального управления» прошлого века.
