В серии «Церковнославянский язык» вышла очередная книга Н.П. Саблиной «Слова под титлами» [Словник. Надписи на Кресте Господнем и святых иконах. СПб.: Ижица, 2002. 44 с.], которая представляет собой более глубокое и расширенное описание одного из тематических блоков, приводимых в предыдущем пособии «Буквица славянская». Рецензируемая монография имеет не только чисто научно-просветительскую задачу, но и, если угодно, миссионерский потенциал. Она помогает «без боязни перед символом и буквой уразуметь, что вещает святый образ» (с. 39). Основное содержание представлено в трех частях: «Надстрочные знаки» (с. 3−19), «Титла Крестные» (с. 20−33), «Надписи на иконах» (с. 34−39). В разделе «Надстрочные знаки», который разбит на пять частей — «Верхняя сила» (с. 3−4), «Придыхание» (с. 4−5), «Ерок, краткая, кавыки» (с. 6), «Слова под титлами» (с. 7−8), «Словник» (с. 8−19), — Н.П. Саблина перечисляет все диакритические (надстрочные) знаки, применяемые в современных церковнославянских текстах: оксия — острое ударение, вария — тупое ударение, камора — облеченное ударение; придыхание (звательце), исо, апостроф; ерок (ерик, маленький ер), краткая, кавыка, титла (простые и буквенные). Кроме того, предлагаются лапидарные правила их употребления. Сложившись как «знаки священного покрытия слов» (с. 3), надстрочья в разные эпохи выполняли различные функции, и со временем к каждому из них стали предъявляться достаточно жесткие орфографические требования. Графическое указание на ударение (острое, тупое, облеченное) облегчает чтение на церковнославянском языке. И здесь автору надо указать на небольшую неточность. Действительно, отдельные церковнославянские слова (а именно односложные) в силу своей безударности либо неполноударности не имеют акцента. Отсюда довольно распространенная замена варии на оксию. Однако иногда в расчет принимается фразовое, логическое ударение, а значит, появляется соответствующий диакритический знак — тупое ударение. Ср. в соседних стихах (здесь и далее подчеркнуто мною. — Л.М.): изми мя от враг моих (Пс. 142: 9) — научи мя творити волю твою, яко Ты еси Бог мой (Пс. 142: 10). О придыхании или звательце Н.П. Саблина говорит, что это «нечитаемый знак над начальной гласной буквой» (с. 4). Небезынтересно дополнительно привести такой факт: данный знак — эквивалент греческого придыхания, которое произносилось подобно фрикативному звуку. Следовательно, церковнославянское звательце — дань давней традиции. Рассказывая о комбинации диакритических знаков в церковнославянском языке, автор обращает читательское внимание на исо и апостроф, которые состоят из придыхания и соответственно острого и тупого ударения. Эти составные надстрочья, как и облеченное ударение, являются «грамматическими различителями единственного и множественного чисел» (с. 5). Речь идет, конечно, не о полной замене диакритики, а о том, что оксия превращается в варию. И такая графическая метаморфоза происходит не только в упомянутых Н.П. Саблиной относительных, но и в лично-указательных местоимениях, что позволяет отличать творительный падеж единственного числа мужского и среднего родов от дательного падежа множественного числа всех родов. Более того, данное явление наблюдается внутри парадигмы множественного числа, когда расподобляются формы родительного и винительного падежей: Многи скорби праведным, и всех их избавит я Господь (Служба священномученику Илариону) — И оставшии языка моего наследят их (Соф. 2: 9). Не случайно, притяжательное местоимение 3 лица, которое исторически сложилось как застывшая форма генитива, имеет в церковнославянском исо: Размышления их и страх сердечный (Сир. 40: 2). В блоке «Слова под титлами» с благоговейной любовью говорится: «Титло — орфографический нимб, царская корона слова, краса церковного письма» и ставится оно «над священными словами для указания на их святость и скрытую в них божественную тайну и премудрость» (с. 7). Автор не упоминает о том, что знаки сокращения исконно служили очень прагматичной цели — с их помощью экономили чрезвычайно дорогостоящий писчий материал. Кроме того, титла в некоторых случаях выполняют семиотическую, знаковую роль. Например, наименование христианского Бога всегда пишется под титлом, в отличие от богов языческих; если повествуется об Ангелах Божиях, то читатель видит сокращенную запись, тогда как при упоминании падшего ангела титлование отсутствует. Важным достоинством главы «Надстрочные знаки» можно считать алфавитный перечень церковнославянских слов, вносимых под простые и буквенные титла. Такого систематизированного и обширного словника до настоящего времени не было ни в одной грамматике церковнославянского языка. Однако для тех, кто еще только начинает осваивать премудрости чтения богослужебных книг, хорошим подспорьем мог бы стать алфавит буквенных титл: поочередное перечисление слов с добро-, он-, слово-титлом и т. д. и т. п. Кстати, комбинированные сокращения перечислены Н.П. Саблиной не полностью: помимо глаголь-, добро-, он-, рцы-, слово-титла, в церковнославянских текстах часто встречается червь-титло для слова зачало. Кроме того, в рассматриваемом словнике-таблице совершенно ненужной представляется третья графа «Значение», которая в абсолютном большинстве случаев дублирует вторую — «Чтение». Центральный раздел рецензируемой книги, ее золотое сечение как с композиционной, так и с духовной точки зрения — «Титла Крестные»: «Крест Христов неизгладимо начертан на благодарных сердцах наших, а вещественный Его образ перед нами — в храме, на нашей груди, в наших жилищах» (с. 31). Здесь подробнейшим образом описываются все графические записи на Кресте Господнем. Он состоит из трех элементов, что связано «с тем, что он составлен из трех досок, или дерев (двух столбов с косой перекладиной), а также с тем, что он сделан из трех пород деревьев: кипариса, певга и кедра» (с. 24). Но семиотический, религиозный смысл этой трехосновности — «указание на Святую Троицу и на Единого от Троицы Господа Иисуса Христа, Бога Спасителя» (с. 25). Понятно, что Н.П. Саблина поочередно раскрывает смысл сакральных буквенных начертаний в нижней, средней и верхней частях Креста. Итак, внизу с помощью букв Г. Г. увековечена гора Голгофа — место казни Иисуса Христа, а также центр Вселенной, ее середина, где когда-то был погребен родоначальник человечества Адам. Этот факт отражен в графемах Г. А. — глава Адама Самой символичной, насыщенной сакральным содержанием и образностью считается средняя часть Креста, запечатлевающая победные и спасительные страдания Господни. Буквы МЛРБ по традиции читаются двояко: Место лобное распят бысть или Место лобное рай бысть. Под перекладиной начертано НIКА, что в переводе с греческого значит 'победил, победа'. Не будет лишним уточнить: по-церковнославянски это слово надо писать не через и-восьмиричное, а через и-десятиричное, чтобы верно отразить его этимон (в пособии наблюдается странный разнобой в написании — с. 23, 30). Cр. личные имена с данным корнем Николай, Никифор, Ника. Выше расположены две буквы К и Т, символизирующие копье и трость, — орудия страшных мучений Христа. На вершине Креста Господня три изречения, которые не нуждаются в разъяснении: Иисус Христос, Царь славы, Сын Божий. В главе «Надписи на иконах» рассказывается о главнейших словах, которые обязательно представлены на всех святых образах: «В древности икона считалась законченной лишь тогда, когда была поименована: в духовном смысле это означает соединение имени и образа» (с. 34). На почитаемых изображениях внимательный глаз может также заметить неразрывный промыслительный сплав церковнославянского и греческого языков. Например, иконы Господа всегда имеют нимб, на котором кириллическими буквами начертано греческое о он — 'Сущий'. Титлование на образах Богородицы при расшифровке и переводе дает Матерь Божия; слово агиос повторяет греческое слово со значением 'святой'. Как справедливо замечает автор, «постановка титл на иконах… расходится с общими правилами: они свободнее, разнообразнее, отражают древнерусскую традицию, а также влияние скорописи (быстрого письма), которою копировались и переписывались книги на необъятных просторах Московской Руси длительное время до книгопечатания» (с. 37). Дизайн книги «Слова под титлами» в общих чертах повторяет оформление предыдущего пособия Н.П. Саблиной: все сдержанно, скромно, но продуманно. Кроме того, автор снова вплетает в свой текст прекрасные стихи лучших русских поэтов и информативные рисунки. Однако, помимо положительных сходств, есть и отрицательные. Многое из того, что органично смотрелось в «Буквице славянской», в рецензируемой книге выглядит как инородный, ничем не мотивированный элемент. Таковой является, например, графическая памятка о дублетных буквах, которая при своем нарочитом повторении только отвлекает читательское внимание. За рамки основных разделов вынесены «Песнь хвалебная святого Амвросия, епископа Медиоланского» и его краткое житие. О методическом и теоретическом обосновании данного блока остается только догадываться. Не подлежит сомнению, что современную аудиторию надо знакомить с сокровищами богослужебной литературы, однако любое приложение должно быть так или иначе связано с основным текстом книги — особенно научно-популярной. Одним из очевидных «минусов» книги можно считать отсутствие единого основания для перевода церковнославянских текстов на русский язык. Иногда это, действительно, буквальная передача: зиждътель — Творец. Зачастую семантическая и грамматическая интерпретация (манипуляция со значением и морфологическими признаками): невещественные лицы — ангельские хоры (с. 25); снем — снял (с. 38). А то и вовсе вольное переложение, которое безосновательно смело подразумевает знание общего контекста цитируемого богослужебного источника: они же — воины (с. 29). Нередки и предложения, оставшиеся безо всяких комментариев (с. 20, 23, 26). Неприятие вызывает также термин «звательный падеж» (с. 11, 15 и нек. др). Падеж как словоизменительная категория, выражаясь с помощью системы противопоставленных форм, в словосочетании или в предложении обозначает отношение одного слова к другому. Вокатив же полностью «выключен» из контекста — и поэтому он является не падежом, а особой звательной формой. См. примеры: Ты же, Господи, заступник мой еси, слава моя и возносяй главу мою (Пс. 3: 4); Слыши, сыне, наказание отца твоего и не отрини заветов матере твоея (Притч: 1, 8); о Всепетая Мати, рождшая всех святых Святейшее Слово (Акафист Пресвятой Богородице). Рецензируемая монография не обошлась и без формулировок, которые во избежание двусмысленностей нуждаются в большем стилистическом оттачивании. На контробложке можно прочитать: «Церковное искусство зиждется на образах и символах (курсив Н.П. Саблиной. — Л.М.). Они не придумываются людьми, а являются откровением свыше». Образность и символичность лежат в основе любого искусства, как бы оно ни подразделялось (элитарное и массовое, наивное и профессиональное, первобытное и современное и т. д. и т. п.). Все различие сокрыто в природе символов и образов: в религиозном искусстве они не продуцируются обычными людьми — они Боговдухновенны. Есть в пособии также ошибки из разряда lapsus calami: форма предложного падежа от существительного певг 'один из видов сосны' в церковнославянском языке отражает чередование, связанное со второй праславянской палатализацией: певг — певзе (с. 24); аорист 3 лица единственного числа от глагола вознесе имеет варию — тупое ударение на последнем слоге (с. 31); в слове приъдет — 3 лицо единственного числа будущего простого времени — акцент на втором слоге (с. 24). Несмотря на перечисленные недостатки, которые не носят, впрочем, принципиального характера, книга Н.П. Саблиной «Слова под титлами» достойно служит своей главной цели: популяризируя церковнославянский язык, она позволяет постичь глубины языка русского.
