Фома | Владимир Легойда | 01.12.2012 |
Сколько раз приходилось многим из нас, отвечая на претензию«Зачем нужны священники? Зачем посредники между Богом и человеком?», объяснять важность такого посредничества. Стараться, приводить аргументы, искать убедительные доводы. А может быть, напрасно… Ведь в строгом смысле слова этот вопрос не к христианам, а к язычникам.
Хотя в язычестве на вопрос этот существует весьма простой ответ: а как без специальной жреческой касты общаться с богами? Кто тогда будет жертву приносить? Кто — волю богов сообщать? Кто будет заклинать, заговаривать болезни, умилостивлять разгневанных богов, защищать от злого рока? Кто вообще может сам, правда, нередко также при помощи дополнительных помощников, обращаться к богам? Все это — посреднические функции. И совершать их может только жрец (шаман и т. д.). В этом — посредничестве — и состоит если не единственная, то безусловно основная функция жреческой касты. (Оставим сейчас в стороне разговор о языческих мистериях, в которых, по словам православного богослова XX века, обнаруживается «тоска по подлинной духовности»; это уже тема для специалистов).
Но, к счастью, большинство современных людей жрецы-посредники интересуют гораздо меньше, чем христианское духовенство. И тут, вместо не всегда работающих примеров про то, что и в школе мы учимся с помощью учителей, и вообще, везде в жизни нам нужны помощники, подсказчики, советчики, можно было бы сказать иначе. Священник — не посредник.
Конечно, непосредническое служение появляется уже в дохристистианскую эпоху. Так, в Ветхом Завете священник не только приносит жертвы, но является также и судьей, и учителем. Нравственные нормы, впервые подобным образом сформулированные в десяти заповедях Моисея, также становятся предметом заботы духовенства. А этика ветхозаветного Израиля порождает неведомый дотоле идеал праведности — хождения перед Богом. Выражается это прежде всего в следовании закону. При этом сила закона была одновременно и его слабостью: человек искал добра, которое предписывал закон, но изнемогал от невозможности исполнить его (напомню, что благочестивые иудеи должны были соблюдать не 10 заповедей, а. 613 (!) правил — мицвот). И вот еще что важно: «Сострадания к грешнику не знал Израиль. Пророк Илия, ревнующий о Боге совершенной ревностью, не только ненавидит грех, но ненавидит и грешника. Он сжигает пророков Иезавели, он немилосерден к твари и людям, он повелевает стихиям и даже смерти, но не ощущает милосердия к падшим. Священство Ветхого Завета немощно перед Богом и не несет утешения человеку-грешнику» (архимандрит Киприан (Керн)).
Христианство приносит иное понимание Бога и человека, предполагает иной характер их отношений. Это отношения Отца и детей. И каждый человек, минуя любых посредников, может обратиться к Богу и сказать Ему: «Отец мой!» Именно так начинается молитва Господня, словами которой Сам Спаситель заповедал нам обращаться к Творцу: «Отче наш….»
Христианство разделяет грех и грешника: грех христианин обязан ненавидеть, греха следует бежать. Но грешник, человек, заслуживает и снисхождения, и жалости, и помощи, и любви. В семинарских курсах пастырского богословия нередко говорят о трех служениях священника: собственно священническом (совершение Таинств), царском (духовное водительство) и пророческом (проповедь). Это верно, но основное попечение священника — это «проповедь усыновления».
Пропасть между Богом и человеком преодолена Самим Богочеловеком Христом. Путь ко Христу — главный путь для христианина и главное попечение священника. Духовная жизнь людей, за которую несут ответственность священники: Что вы свяжете на земле, то будет связано на небе (Мф 18:18). Высокая, страшная ответственность. И очень тяжелая. При том, что власть пастыря есть служение. Не посредничество как жречество. И, конечно, не насилие над волей пасомого, не духовный деспотизм, но любовь и забота, сострадание и собственный пример. Будь образцом для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте (1 Тим 4:12), — говорит апостол Павел в пастырском послании к Тимофею. Слова эти сегодня выбиты на обратной стороне иерейского креста, вручаемого при рукоположении пастырю, и должны быть отпечаны в его сердце.
Как замечательно сказал подвижник XX века, священноисповедник Роман Медведь, священник должен «так воспитать душу, чтобы она сама могла стать пред Господом и вполне свободно и сознательно избрала добро».