4-й Армейский корпус русской армии в Гумбинен-Гольдапском сражении 20 августа 1914 года

4-й армейский корпус — общевойсковое соединение русской армии. Был сформирован 19.02.1877 года. До начала Первой мировой войны входил в состав Виленского военного округа. На 31 июля 1914 года (по н.ст.) в состав корпуса входили 30-я и 40-я пехотные дивизии, а также 4-й мортирно-артиллерийский дивизион, 2-й саперный батальон и 3-й обозный батальон.

С 8 февраля 1914 года корпусом командовал генерал-лейтенант Эрис Хан Султан Гирей Алиев. Начальником штаба корпуса был генерал-майор Константин Николаевич Десино.

На личности командира корпуса следует остановиться особо. Эрис Хан Султан Гирей Алиев родился в 1855 году в Терской области. По национальности, очевидно, был чеченцем. Россия давала возможность представителям различных народов империи сделать военную карьеру. Сделал её и Алиев. Он окончил Ставропольскую классическую гимназию, 2-е военное Константиновское училище, Михайловское артиллерийское училище (1876), а позднее и Михайловскую артиллерийскую академию. В 1876 был произведён в подпоручики Кавказской гренадерской артиллерийской бригады. Участвовал в русско-турецкой войне 1877−1878 гг. За боевые отличия награждён орденами Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом и Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом. Таким образом, личная храбрость у него была, как и у большинства горцев. Организация регулярной армии предполагает, что с годами службы офицер растёт в звании и в должности. С 1 октября 1895 (на двадцатом году офицерской службы) Алиев стал командиром батареи лейб-гвардии 3-й артиллерийской бригады. В 1900 году (двадцать пятый год службы) Алиев стал командиром 2-го дивизиона 20-й артиллерийской бригады.

В ноябре 1903 года Алиев был назначен командиром 26-й артиллерийской бригады, с которой вступил в русско-японскую войну. В этой войне он проявил себя неплохо. Был награждён орденом Святого Георгия 4-й степени, а также орденами святого Станислава 1-й степени с мечами и святой Анны 1-й степени с мечами и золотым оружием с надписью «за храбрость». В феврале 1905, во время Мукденского сражения, был начальником артиллерии отряда генерал-лейтенанта Ренненкампфа.

В «Военной энциклопедии» был описан любопытный эпизод, характеризующий Алиева: «Алиев во главе 8 взводов Дрисского и Черноярского полков и Забайкальского пешего батальона, с развёрнутыми знамёнами и музыкой, бросился в атаку и захватил гребень, немного не дойдя до Ключевой сопки. 18 февраля войскам под командованием Алиева удалось отбить атаку противника на занятый русскими войсками кряж».

Мы видим, как командир артиллерийской бригады почему-то ведёт по гористой местности в атаку сравнительно небольшой пехотный отряд, собранный из разных частей. Проявленная при этом личная храбрость была замечена и позволила ему резко ускорить военную карьеру. Уже в мае 1906 года он стал начальником стрелковой дивизии, а в августе 1908 года — командиром 2-го Сибирского корпуса, входившего в состав Иркутского военного округа. В феврале 1914 года был переведен на должность командира 4-го армейского корпуса, входившего в состав Виленского военного округа. Видимо, переводу способствовал командующий войсками округа генерал-адъютант Ренненкампф, чьим подчиненным Алиев был во время Мукденского сражения. На момент начала Первой мировой войны Алиеву было 59 лет.

В мирное время части 4-го армейского корпуса располагались в хорошо обустроенных казармах белорусских городов: Минска, Слонима, Рогачева, Гомеля, Могилёва, Бобруйска. Они были хорошо обучены, имели славную историю и боевые традиции. Каждая пехотная дивизия состояла из четырёх пехотных полков (две бригады по два полка) и артиллерийской бригады (два дивизиона по три восьмиорудийных батареи, всего 48 трёхдюймовых артиллерийских орудия в дивизии). По полному штату в пехотном полку российской армии числилось 78 офицеров и 4011 нижних чинов, а также 234 нестроевых. В пехотном полку было четыре батальон, в каждом — четыре роты, имевшие сплошную нумерацию от 1-й до 16-й. Полковая пулемётная команда имела 8 станковых пулемётов Максима.

Каждый пехотный полк кроме номера имел своё имя. В 30 пехотную дивизию входили следующие полки:

1-я бригада:

— 117-й Ярославский;

— 118-й Шуйский;

2-я бригада:

— 119-й Коломенский;

— 120-й Серпуховский.

В 40-ю пехотную дивизию входили:

1-я бригада:

— 157-й Имеретинский;

— 158-й Кутаисский;

2-я бригада:

— 159-й Гурийский;

— 160-й Абхазский.

Номера артиллерийских бригад совпадали с номерами дивизий.

4-й мортирно-артиллерийский дивизион состоял из двух шестиорудийных батарей (всего — 12 122-миллиметровых полевых гаубиц) и играл роль корпусной артиллерии.

30-й пехотной дивизией командовал генерал-лейтенант Колянковский Эдуард Аркадьевич 1857 года рождения, римско-католического вероисповедания. В 1877 году был выпущен подпоручиком в 3-й резервный саперный батальон. Участвовал в русско-турецкой войне, имел награды. Следует отметить, что служба была связана более с инженерными войсками. Так, в своё время Колянковский закончил Николаевскую инженерную академию (по 1-му разряду), был производителем работ в Шлиссельбурге (31.12.1892 — 20.08.1896); штаб-офицером для особых поручений Петербургского окружного инженерного управления (20.08.1896 — 03.02.1905); помощником инспектора инженеров 3-й Манчжурской армии (03.02.1905 — 25.07.1906). Находясь на последней должности, пару месяцев временно командовал пехотной бригадой (июнь-август 1905), но активные боевые действия в то время уже не велись. За русско-японскую войну боевых наград уже не имел. По какой-то причине окончательно расстался с инженерными войсками и 25.07.1906 (после окончания русско-японской войны) был назначен командовать бригадой 17-й пехотной дивизии. С 6 февраля 1914 года — начальник 30-й пехотной дивизии. Отметим для себя, что Колянковский реально был военным инженером (боевой опыт русско-турецкой и русско-японской войн имел соответствующий), пехотной бригадой командовал в мирное время, а дивизию получил за полгода до начала Мировой войны.

После объявления мобилизации дивизии 4-го армейского корпуса стали пополняться до штатов военного времени и перебрасываться к границе с Германией. Корпус вошёл в состав 1-й русской армии, созданной на основе Виленского военного округа. Командующим 1-й армией, как известно, стал бывший командующий Виленским военным округом генерал-адъютант Ренненкампф. Штаб армии также был сформирован на базе штаба Виленского округа.

В первом походе в Восточную Пруссию 4-й армейский корпус находился на левом фланге армии Ренненкампфа. К северу от него наступал 3-й армейский корпус. Южнее действовала группа генерал-лейтенанта Гурко из 1-й кавалерийской дивизии и 5-й стрелковой бригады.

При вступлении в пределы Восточной Пруссии 4-го корпус встретил на своём пути природное препятствие — Виштынецкое озеро и Роминтенскую пущу. Поэтому силы корпуса были разделены Алиевым на три группы. 30-я дивизия пошла южнее пущи, 40-я дивизия — севернее пущи. 160-й полк с одной батареей был отделен от своей 40-й дивизии и направлен лесными дорогами через пущу. Вечером 19 августа он вышел на западную опушку этого лесного массива и заночевал в районе деревни Роминте (Краснолесье Нестеровского района). Возможно, ночь с 18 на 19 августа полк провёл в районе охотничьего замка Вильгельма Второго в центре пущи. 30-я пехотная дивизия, наступавшая южнее Роминтенской пущи, ещё утром 19 августа заняла Гольдап, где провела весь день и расположилась на ночь, выставив боевое охранение. Алиев со своим штабом также расположился в городе Гольдапе во вполне комфортных условиях.

Движение частей 4-го армейского корпуса с 17 по 19 августа 1914 года

40-я дивизия (без 160-го полка) несколько оторвалась от корпуса и после Шталлупененского сражения, по приказу штаба армии, держалась ближе к 27-й дивизии 3-го армейского корпуса.

Южнее 4-го армейского корпуса расположилась группа генерала Гурко: 5-я стр. бригада и 1-я кавалерийская дивизия. Отметим, что генералы Гурко и Алиев друг другу не подчинялись и выполняли различные задачи. 4-й армейский корпус и группа генерала Гурко были самостоятельными боевыми единицами. Отметим также, что связь между 4-м и 3-м корпусами отсутствовала. В сложном положении находился 160-й пехотный полк. Его командир мог приблизительно предполагать, где находится его дивизия, но связи с ней не имел. При этом его никто не освобождал от подчинения начальнику 40-й дивизии генералу Короткевичу, но реально он мог получить приказания только непосредственно из штаба 4-го армейского корпуса, находящегося в Гольдапе.

Разведка корпусом не велась. Но ночь с 19 на 20 августа прошла спокойно. В штабе корпуса были получены известия о бое 19 августа на участке 28-й пехотной дивизии. Утром 20 августа генерал Алиев, не имея никаких конкретных распоряжений из штаба армии и руководствуясь имевшимися в штабе корпуса данными о положении на фронте армии, принял решение направить дальнейшее движение 30-й пехотной дивизии на Даркемен (Озерск), а 160-го пехотного полка на Вальтеркемен (Ольховатку). Видимо, направляя 160-й полк на Вальтеркемен, он предполагал присоединить его к «родной» 40-й дивизии.

Получив распоряжение командира корпуса, начальник 30-й пехотной дивизии генерал Колянковский в 5 часов 10 минут утра отдал приказ по дивизии N 10:

«Сегодня, 7 августа, дивизия выступает на Даркемен двумя колоннами.

Левая колонна — 2 бригада 30 дивизии и ее артиллерия по шоссе Гольдап-Даркемен.

Правая колонна — 1 бригада (полк. Новицкий) на Гавайтен [Гаврилово]- Вильхельмсберг и далее на севере запад (путь будет указан).

Дивизии выступить левой колонной в 10 ч. утра, а правой в 10 ½ ч. утра с линии мост через р. Гольдап в г. Гольдапе — д. Плавишкен [Плавни] на шоссе Гольдап-Гумбинен. В состав правой колонны включается ½ роты сапер с мостовым парком и гаубичная батарея. Головному парку — за левой колонной в голове обозов II разряда.

Обозам II разряда следовать за соответствующими колоннами. Начальники по распоряжению начальников колонн, а прикрытие — от каждого полка колонны по ½ роте.

Разведка по распоряжению начальников колонн. Из состава полуэскадрона при штабе дивизии выслан разъезд на Даркемен.

Донесения присылать в голову гл. сил левой колонны.

Дивизионному лазарету следовать с обозом II разр, левой колонны непосредственно за артил. парком.

Заместители г-м. Гильфердинг и Соколов.

Подлинный подписал

ген.-л. Колянковский"

Отметим, что указаний относительно действий при встрече с крупными силами противника приказ начальника дивизии не содержал. Между тем события Шталлупененского сражения 17 августа, а также события 19 августа (бой конницы под Каушеном и разгром 109-го пехотного полка севернее Гумбинена) должны были научить командиров частей и соединений армии Ренненкампфа заранее готовиться к неожиданной встрече с противником, а не заниматься импровизациями уже после оной.

Выполняя приказ своего начальника, 30-я дивизия в районе 10 часов двинулась в заданном приказом направлении на Даркемен. И тут же, около 10 часов утра, в штабе корпуса была получена телеграмма штаба армии о дневке, подписанная ещё 19 августа, но доставленная только сейчас: «Армии 6(19) августа достигнуть главными силами линии Ушбален-Пусперн-Соденен-Гольдап- Грабовен. Завтра 7(20) августа оставаться на занятых местах. Короткевича временно подчиняю Епанчину. Шрейдера подчиняю вам, условием его бригада должна составить заслон против Летцена; стрелков притяните вперед направлении Грабовен, далее долиной реки Гольдап».

Дальнейшие действия характеризуют командира 4-го корпуса, как военачальника. Получив эту телеграмму, генерал Алиев не стал первым делом останавливать уже двинувшиеся на Даркемен полки. Более насущным вопросом для него было разобраться с переподчинением частей. Согласно телеграмме 40-я дивизия временно подчинялась 3-му корпусу Епанчина. Про неё можно было пока забыть. Взамен Алиеву отдавалась 5-я стрелковая бригада из группы Гурко. Надо было срочно подчинить себе начальника этой бригады генерала Шрейдера. Поэтому уже в 10 ч. 20 м. Алиев отдаёт приказание Шрейдеру, в соответствии с которым бригада объявляется резервом корпуса, а самому генералу Шрейдеру надлежало, оставив один полк в Гольдапе, с остальными частями бригады следовать за правой колонной 30-й дивизии. Любопытно, что этим нарушалось распоряжение штаба армии: следуя за правой колонной, три полка бригады переставали быть заслоном против Летцена, зато они надёжно отрывались от Гурко.

Пока начальник 5-й стрелковой бригады получил это приказание, пока осознавал и готовился выполнять, обе колонны 30-й пехотной дивизии успели втянуться в бой с неприятелем. Подробное описание боя оставил полковник В.Ф. Новицкий, командовавший правой колонной. Новицкий отметил: «При колоннах конницы не было. Пользовались заблудившимися разведчиками армейской конницы. Разведка велась распоряжением штаба дивизии. Впереди где-то разведывала армейская конница, но даже штаб корпуса не был с ней связан». Можно сделать вывод, что фактически разведки не было. Колонны маршировали по дорогам вражеской страны, как будто по России в мирное время.

В колонне Новицкого по его словам были: 117-й пех. Ярославский и 118-й пех. Шуйский полки, 2-й дивизион 30-й арт. бригады, 1-я гаубичная батарея и 1 взвод сапер. Новицкий выделил довольно сильный авангард под командованием полковника Рупшинского в составе двух батальонов 118-го полка, двух батарей и команды сапер. Авангард шёл в двух верстах впереди основных сил колонны. Немцы, как оказалось, внимательно наблюдали за движением русских. Около 11:30 когда головной отряд авангарда подходил к деревне Курненен [Кругловка], а голова главных сил колонны выходила из деревни Плавишкен [Плавни], со стороны Гавайтен [Гаврилово] неожиданно был открыт противником сильный артиллерийский огонь, при этом одновременно и по авангарду, и по главным силам. По авангарду был открыт также пулеметный и ружейный огонь из деревни Курненен, с гребней по сторонам деревни. Головной отряд развернулся и занял деревню, оттеснивши противника, которого оказалось весьма немного.

Главные силы колонны тем временем заняли закрытые позиции на западной окраине деревни Плавишкен, к северу и югу от шоссе и остановились до выяснения обстановки. Через некоторое время выяснилось, что со стороны Гавайтена [Гаврилово] начали наступать более крупные силы противника, которые вытеснили из Курненена занявший было деревню авангард. Новицкий приказал авангарду держаться, гаубичной батарее — открыть огонь по Гавайтену, лёгким батареям — по Курненену, двум оставшимся батальонам 118-го полка — развернуться по сторонам шоссе и наступать на поддержку авангарда, двум батальонам 117-го полка — развернуться правее 118-го и также наступать, ещё двум батальонам 117-го полка — быть в резерве у кладбища на западной окраине Плавишкена. Таким образом, 6 батальонов образовали боевой фронт несколько восточнее деревни Курненен по плоскому гребню, который в ½ версте к северу от шоссе переходил в группу холмов с небольшой хвойной рощей, являвшейся крайним правым флангом боевого порядка. Немцы также развернули свои силы к северу от шоссе, южнее шоссе находились лишь ничтожные силы, которые без труда были задержаны небольшими силами русских, развернутыми здесь. При этом связь с левой колонной 30-й дивизии установлена не была, но стало известно, что и она ведёт бой.

Ситуация с левой колонной, которую возглавил командир 2-й бригады генерал-майор Соколов, сложилась хуже. Разведка здесь также отсутствовала, а авангард (3-й батальон 119-го полка), хотя и был выделен, но маршировал всего лишь в нескольких сотнях шагов впереди главных сил колонны без надлежащих мер охранения. Не доходя до деревни Мазутшен (ныне — селение Мажуце в Польше), батальон был одновременно обстрелян артиллерийским, ружейным и пулеметным огнем. Командир батальона подполковник Батурин был убит; батальон, понеся большие потери, разбежался. Бросились назад и прочие батальоны 119-го полка, смяв при этом шедший за ним 120-й Серпуховский полк. Батареи в этой сумятице не могли сразу занять позиций. Левой колонне ещё повезло в том, что силы немцев на тот момент были весьма незначительны, поэтому преследование и окончательный разгром левой колонны они организовать не смогли.

Русская армия идёт по Восточной Пруссии. Август 1914 года

С большим трудом Соколову удалось выдвинуть вперед и развернуть на меридиане Вилькатшен (ныне — селение Вилькайце в Польше) 120-й Серпуховской полк, за которым заняли позиции батареи, а затем привести в порядок Коломенский полк. Значительную роль в этом сыграл священник 119-го полка Андрей Пашин, награждённый за это наперсным крестом на Георгиевской ленте. Во время панического бегства полка он смог верно оценить ситуацию и доказать командиру полка слабость сил противника и возможность остановить полк для организации обороны. Бой продолжился.

Тем временем 160-й пехотный полк, двигавшийся по приказанию штаба корпуса на Вальтеркемен, к 12 часам достиг посёлка Киаутен (Смирново Озерского района). Здесь движение полка остановилось, поскольку стало очевидно, что рядом идёт бой, причём с двух противоположных сторон: на северо-востоке, где предположительно находилась 40-я пехотная дивизия, и на юго-западе, где была 30-я пехотная дивизия. И в российской, и в германской армиях существовало правило «идти на выстрелы». Таким образом, командиру полка оставалось решить, куда направить дальнейшее движение. Поскольку район действий 30-й пех. дивизии был существенно ближе, а сведения о ней более достоверны, то пройдя немного за Киаутен [Смирново], полк развернулся фронтом на запад. Бывшая при полку батарея выехала на позицию и открыла огонь по германским боевым порядкам, ведшим бой с правой колонной 30-й пех. дивизии где-то у Гавайтен [Гаврилово]. Открытие огня и появление с этой стороны русских сил отвлекло с участка 30-й пех. дивизии часть сил 1-го резервного корпуса, вынудив германцев загнуть фланг в направлении на северо-восток. Однако командир полка полковник Ливенцов не двинул свои батальоны в атаку и в итоге участие 160-го пех. полка в бою пока ограничивалось только артиллерийским огнем бывшей при нем батареи.

Зададимся себе вопросом: что же произошло? А произошло следующее: на пути 30-й пехотной дивизии оказался германский 1-й резервный корпус генерала Белова. Входящие в его состав 1-я и 36-я резервные дивизии за ночь с 19 на 20 августа совершили переход по загроможденным беженцами дорогам в район Клещовен, Кенигсфельде и оказались как раз на полпути между Гольдапом и Даркеменом, километрах в восьми от Гольдапа. При полном отсутствии корпусной разведки генерал Алиев, естественно, даже не подозревал о появлении на пути движения его корпуса такого серьёзного противника. Командир германского корпуса между тем намеревался утром продолжать движение на северо-восток с целью, расположившись севернее Гольдапа, прикрыть фланг германского 17-го армейского корпуса. Однако штаб армии не одобрил этого решения и приказал генералу Белову оставаться на месте, ввиду того, что уже имелись благоприятные известия о ходе боя 1-го и 17-го армейских корпусов. 1-й армейский корпус успешно добивал российскую 28-ю пехотную дивизию, а 17-й армейский наступал и пока ещё не разбился о 3-й корпус Епанчина. Поэтому смысла в дальнейшем спешном продвижении вперёд 1-го резервного корпуса командование 8-й германской армии пока не видело. И он, сравнительно случайно, остался стоять как раз на пути русских колонн. При этом надо учесть, что две германские дивизии (1-я и 36-я резервные) двигались двумя параллельными колоннами.

Таким образом, русская 30-я пехотная дивизия натолкнулась на остановившуюся колонну германской 1-й резервной дивизии, голова которой была в Гавайтен [Гаврилово]. И, если у русских разведка совершенно отсутствовала, то немцы вовремя обнаружили движение колонн и немедленно нанесли по ним удар теми небольшими силами, которые оказались под рукой. После этого в бой начала вступать вся 1-я резервная дивизия, поворачивая на 90 градусов вправо относительно направления ночного марша. Слева от колонны 1-й резервной дивизии находилась колонна 36-й резервной дивизии. Она также начала разворачиваться и вступать в бой. При этом полки 36-й резервной дивизии вступали в промежутки между полками 1-й резервной дивизии. Это неизбежно приводила к трудностям в управлении. Наведение порядка потребовало некоторое время, но порядок наводился и с каждым часом огневое воздействие немцев на российскую 30-ю дивизию постепенно нарастало.

Следует определить соотношение сил противников. У Алиева непосредственное участие в бою принимали 5 пехотных полков четырехбатальонного состава (20 батальонов) с 40 пулемётами, семь восьмиорудийных батарей (56 76-миллиметровых орудий) и гаубичная батарея (шесть 122-миллиметровых орудий). Стрелковая бригада из четырёх двухбатальонных полков могла бы дать ещё 8 батальонов, 32 пулемёта и 24 орудия, но она в бою участие так и не приняла. С нею наличные силы 4-го армейского корпуса составляли 28 батальонов, 72 пулемёта, 80 лёгких и 6 тяжёлых орудий.

Германский 1-й резервный корпус состоял из двух резервных дивизий. По сравнению с обычной пехотной дивизией резервная дивизия имела менее подготовленный личный состав и половинное количество артиллерии. Всего в корпусе было 26 батальонов пехоты, 6 кавалерийских эскадронов, 12 шестиорудийных батарей (всего 72 лёгких орудия, тяжёлых не было вообще). Количество пулемётов следует уточнить, но из соотношения сил и так видно, что немцы не имели на этом участке численного преимущества. Их успех мог заключаться только в более активном использовании имевшихся сил, в более грамотном управлении ими. Серьёзную проблему для германского командования создало невыгодное расположение войск в двух растянутых параллельных колоннах, что не позволило ввести в бой сразу все силы, а позднее затрудняло управление перемешавшимися полками двух дивизий.

Тем временем штаб 4-го корпуса пребывал в счастливом неведении о разгорающемся бое. В 12 часов генерал Алиев запиской N 50 наконец приказал остановить наступление 30-й пех. дивизии. Аналогичные распоряжения содержались в записке начальника штаба корпуса генерала Десино за N 52 от 13 часов, отправленной командиру 160-го пех. полка, которому предписывалось остановить полк у Киаутен. Эти действия можно объяснить тем, что Алиев, убедившись в том, что 5-я стрелковая бригада ему подчиняется, наконец-то решил выполнить то самое распоряжение штаба армии о дневке, отданное на ночь глядя и полученное около 10 часов утра. По крайней мере, именно в 13 часов Алиев подписал приказ N 8 своему 4-му армейскому корпусу, в котором говорилось: «По полученным сведениям, в районе Гумбинен идёт бой между войсками 3-го корпуса и 40-й пех. дивизии с противником. Для оказания содействия нашим войскам и выхода во фланг и тыл противнику у Гумбинен назначаю 1-ю бригаду 30-й пех. дивизии и 160-й пех. Абхазский полк с состоящей при них артиллерией, под общим начальством ген.-лейт. Колянковского». Этим приказом формировались заново две наступательные колонны. Левая колонна (1-я бригада 30-й п.д.) должна была в 6 утра 21 августа выступить по шоссе на Гавайтен [Гаврилово], Гроблишкен, Вилькен, Гумбинен. Правая колонна (160-й пех. Абхазский полк) должна была выступить в 7 утра 21 августа по шоссе на Киаутен [Смирново], Вальтеркемен [Ольховатка], Перкален, Гумбинен. 2-я бригада 30-й п.д. оставалась по приказу в Гольдапе в качестве резерва. По смыслу приказа корпус Алиева до утра 21 августа должен был отдыхать, т. е. находится на дневке, несмотря на то, что в начале этого же приказа сообщалось о том, что рядом 3-й армейский корпус уже ведёт бой с противником, и ему надо помочь. Война войною, но ведь штаб армии назначил на сегодня дневку!

Приказ создаёт впечатление, будто Алиев не знает, что в настоящее время (13 часов дня) происходит с подчиненными ему частями. Он и в 5-ю стрелковою бригаду послал распоряжение о дневке. Это распоряжение Алиева Шрейдер получил в 13 ч. 40 м.: «Командарм приказал сегодня остановить армию на линии Соденен-Гольдап-Грабовен. Вам приказал составить заслон против Летцена, посему вам надлежит с тремя полками немедленно продвинуться в Грабовен, продвинув один полк в Гольдап, так как 30 дивизия прошла уже вперед, вследствие моего предыдущего приказания. 30 дивизии приказал остановиться авангардом на линии Гавайтен — Иодсунен, но если она уже ввязалась в серьезный бой, то буду его продолжать. Возможно, что притяну и вас».

Показательны слова: «…но если она уже ввязалась в серьёзный бой.» Командир корпуса не знает наверняка этого обстоятельства. Бой между тем продолжается уже третий час! Этот бой идет всего лишь в шести километрах от Гольдапа, в шести километрах от штаба корпуса. Допустим, что снаряды в Гольдап не залетали, но артиллерийскую канонаду невозможно было не слышать.

Между тем бой продолжался. После 14 часов германцы, перестроив боевые порядки своих двух дивизий, поддерживаемые артиллерийским огнём, повели активное наступление против 30-й дивизии, стали обходить правый фланг правой колонны. Батальоны 117-го полка стали отходить назад. Полковник Новицкий бросил в бой все свои резервы. Около 15 часов начальник штаба 30-й пех. дивизии пишет записку командиру 160-го пех. полка: «Бригада 30 див. наступает на фронт Зеберг-Кудерн; окажите содействие ударом в левый фланг немцев». Отметим для себя, что наступали в действительности немцы.

Однако полковник Ливенцов приблизительно в это же время получил просьбу о поддержке и от штаба 40-й пех. дивизии, в состав которой этот полк и входил. Таким образом, командир полка имел два взаимоисключающих распоряжения. Одно от дивизии 4-го армейского корпуса, штабу которого он был подчинен, и другое от начальника дивизии, в состав которой полк вроде бы входил. Радус-Зенкович сообщает, что дальнейшие распоряжения полковника Ливенцова позволяют предположить, что он решил не исполнять ни одного из полученных приказаний и остаться на занимаемой позиции. Однако в этом он встретил препятствие в лице полковника Виноградова, командовавшего 4-м батальоном полка, находившимся на левом, ближайшем к 30-й пех. дивизии участке позиции. Прочитав указанную полевую записку штаба 30-й пех. дивизии, случайно попавшую к нему ранее, чем к командиру полка, полковник Виноградов принял решение начать действовать, даже не имея распоряжения командира полка. В итоге 4-й батальон выступил в направлении на Гавайтен [Гаврилово] и завязал бой с германским заслоном, который стал подаваться назад. Таким образом, действия 4-го батальона создавали угрозу охвата фланга германцев, которые вели бой против частей 30-й пех. дивизии. Полк. Ливенцову ничего не оставалось, как поддержать действия своего подчиненного. Однако на поддержку полк. Виноградова он выслал только один батальон, а оставшиеся пять с половиной рот с 2-мя пулеметами оставил при себе в качестве резерва.

Напряжение боя нарастало. Помощь двух батальонов 160-го полка была недостаточна. В 15 ч. 45 м. генерал Колянковский донес в штаб корпуса: «Прошу о высылке двух батальонов с пулеметами, так как к неприятелю подошло подкрепление, и, он начинает теснить мой левый фланг; в резерве у меня осталось только три роты 117 Ярославского полка».

Получив это донесение, генерал Алиев в 16 часов отдает следующее приказание начальнику 5-й стр. бригады: «Одному полку с 2 батареями двинуться немедленно на поддержку 30 дивизии, а прочие части без одного полка перевести в Гольдап».

До Алиева наконец дошло (было уже 16 часов дня), что 30-я дивизия ведёт бой, и бой серьёзный. Но и теперь он явно не представляет масштабы развернувшегося боя. На поддержку сражающейся 30-й дивизии он посылает только один стрелковый полк (двухбатальонного состава), который, скажем, забегая вперёд, так в бой и не вступил. Конечно, у него и просили именно два батальона. Но, следует отметить не только отсутствие у Алиева оперативного мышления, но и любопытную манеру отдавать распоряжения только после получения каких-либо внешних вводных. Пришло из штаба армии распоряжение остановиться на днёвку — дублируем его в подчиненные части, не задумываясь о реальности его выполнения. Пришло из дивизии донесение о необходимости подкрепления в количестве двух батальонов — дублируем его в виде приказания начальнику 5-й стрелковой бригады, не прилагая при этом усилий к его реальному исполнению. Алиев фактически не управлял своим корпусом во время боя. Он выполнял роль какой-то промежуточной инстанции по передаче своим подчиненным приказаний вышестоящего командования (довольно редких) и просьб о помощи от одних своих подчиненных к другим. Налицо полная неподготовленность к управлению в бою большими вооруженными массами, отсутствие оперативной мысли.
Тут же (все эти события происходили около 16 часов) в штабе корпуса была получена очередная депеша из штаба армии, в которой ген. Ренненкампф приказал частям генерала Алиева перейти в наступление против правого фланга неприятеля, атакующего фронт армии севернее Роминтенской пущи. Имелось в виду наступление германского 17-го корпуса против русского 3-го корпуса, определившееся ещё в 8 часов утра.

Следует обратить внимание на поразительную исполнительность Алиева в отношении приказов вышестоящего командования. Дневка — значит дневка, несмотря на то, что войска уже втянулись в жестокий бой. Никакого самостоятельного мнения, никакой самостоятельной оценки ситуации! Наступать — значит немедленно наступать! Во исполнение нового распоряжения генерал Алиев уже в 16 ч. 05 м. приказывает начальнику 30-й пех. дивизии:

«Командующий армией приказал 30 дивизии немедленно перейти в наступление против правого фланга противника направлении Вальтеркемена [Ольховатки]. 30 п. дивизии приказываю немедленно атаковать противника на фронте Шестокен-Булиен. Абхазский полк, находящийся севернее озера Кяутен, подчиняется вам».

Алиев явно не представлял, что ни о каком переходе 30-й дивизии в наступление не могло быть и речи, поскольку она была связана боем с германским 1-м резервным корпусом и под давлением противника отходила. Так, после 16 часов неприятель оттеснил правую колонну 30-й пех. дивизии на линию Куненен, Аннаберг, Пелудшен, хотя на этой линии русские всё же закрепились. Понятно, что 30-я пех. дивизия в сложившейся обстановке не только не могла оказать какую-либо помощь 3-му армейскому корпусу, но и напротив сама нуждалась в поддержке, чтобы хотя бы удержать свои позиции.

Показательно, что 5-я стрелковая бригада не торопилась выполнять отданное в 16 часов распоряжение Алиева о выделении одного полка в помощь 30-й дивизии. При этом начальник стрелковой бригады явно рассматривал своё подчинение Алиеву временным явлением, поэтому связь с генералом Гурко не прерывал. Так, в 18 часов генерал Шрейдер извещал генерала Гурко о положении 5-й стр. бригады: «3 полка с 3 батареями передвинуты в Гольдап, где будет ночевать и штаб бригады. 19 полк с одной батареей остается в Гр. Вронкене. Предполагается этот полк двинуть в западном направлении». Таким образом, получив в 16 часов приказание двинуть один стрелковый полк на помощь 30-й дивизии, в 18 часов он только предполагает это сделать!

Очевидно, что своим реальным начальником Шрейдер продолжал считать Гурко, а не Алиева. Можно ли удивляться тому, что только в 23:30 генерал Колянковский доложил Алиеву, что «подошел 17-й стрелковый полк, который за темнотой в наступление не перешел, ночует в д. Думбельн». Таким образом, 5-я стрелковая бригада Алиеву формально подчинилась, но участие в бое фактически саботировала. Видимо, Алиев не особо и настаивал.

В 19 ч. 30 м. ген. Алиев телеграфировал в штаб армии: «На фронте Плавишкен-Шлауген неприятель напирает, посылаю подкрепление стрелковый полк и 2 батареи». Фактически это была ситуация, сложившаяся на 16 часов, когда он отдал приказание 5-й стрелковой бригаде направить один полк на поддержку 30-й дивизии. Прошло три с половиной часа, а Алиев всё посылает это подкрепление!

Приближался вечер, и около 20 часов германцы прекратили артиллерийский огонь. С наступление темноты бой затих сам собою. Стороны заночевали на своих позициях, несколько отойдя назад. Это отметил в своём донесении командир подошедшего наконец-то 17-го стрелкового полка:

«Противник на фронте Плавишкен, Юргайчен и Сцеебен. Более чем на версту в полном отступлении. В 8 часов стихла наша канонада. Немецкая раньше. Находясь впереди Думбельн, отсюда вижу пыль трёх колонн, не считая мелких частей, отходящих на север и северо-запад. Правее меня Шуйский и Ярославский полки продвинулись вперед. Остаюсь на ночлег у д. Думбелн восточнее озера. 119-й полк идёт на ночлег к Юргайчен, туда же идёт и часть 120-го полка». Отход на ночлег немецких частей явившийся к шапочному разбору Корф принял за их полное отступление. При этом он отметил, что полки левой колонны (119-й и 120-й) на ночлег двинулись к Юргайчен, т. е. за позиции полков правой колонны. Видимо, так было надёжнее, на ночь глядя. Судя по содержанию донесения, на боевой позиции осталась лишь часть 120-го полка. 117-й и 118-й полки были оставлены Новицким на своих позициях к востоку от Курненен, все остальные как бы укрывались за ними.

160-й пехотный Абхазский полк с наступлением темноты был также отведен полковником Ливенцевым с позиций на бивуак в Киаутен (Смирново). О действиях полка 20 августа он донес в штаб 4-го армейского корпуса следующее:

«Начальнику штаба 4-го арм. корпуса

N 14 из бивака Киаутен.

Предписанная мне атака в начале была удачна; но затем атакующие роты нарвались на подготовленную позицию и, обстрелянные ружейным, пулеметным и орудийным огнем, понесли большие потери. Ввиду невозможности их поддержать, а также оторванности от 30-й и 40-й дивизий, решил остаться у местечка Киаутен, осадив артиллерию и правый фланг.
Полковник Ливенцев".

Полковник Новицкий оценивает потери своей колонны в 60 офицеров и 3000 нижних чинов. Потери левой колонны ему были неизвестны. По архивным данным, 119-й полк потерял убитыми, ранеными и пропавшими без вести около 800 человек. Погибли офицеры полка: подполковник Батурин, капитаны Чернецов, Демьянов, штабс-капитан Кржижевский, подпоручик Мнухин. Нелипович в работе «Восточно-Прусская операция» утверждает, что 30-я дивизия потеряла в бою 4014 человек и 6 пулемётов, 5-я стрелковая бригада — 15 убитых, 101 раненого и 7 пропавших без вести. Из других источников известно, что 160-й полк за весь день потерял убитыми и ранеными всего лишь 3 офицеров и 83 нижних чина. В целом получается, что 4-й армейский корпус потерял за день сражения 4223 человека.

Отметим, что по сравнению с другими полками, участвовавшими в Гумбинен-Гольдапском сражении, потери 160-го полка невелики. Они свидетельствует о слабом участии полка в бою. Полк мог бы сыграть важную роль в сражении, оказавшись в чрезвычайно выгодном исходном положении. Он мог ударить во фланг и тыл частям германского 17-го корпуса, атакующего 40-ю дивизию. Он мог ударить во фланг частям германского 1-го резервного корпуса, атакующего 30-ю дивизию. Но он не сделал ни того, ни другого. Командир полка не смог взять на себя ответственность на принятие самостоятельного решения. В этом виновата отчасти двойственность подчинения, в которую он был поставлен распоряжением командования. Отчасти виною можно назвать практическое отсутствие руководства боем со стороны командира 4-го армейского корпуса генерала Эрис-Хан-Султан-Гирея Алиева. Чем ещё можно объяснить полное отсутствие взаимодействия в течение всего дня между двумя колоннами 30-й дивизии, как не отсутствием руководства со стороны начальника дивизии и командира корпуса?

Артиллерийские снаряды, пулемётные и ружейные патроны были 30-й дивизией почти израсходованы. Колянковский докладывал Алиеву, что осталось только три ящика артиллерийских снарядов. В 10 часов вечера 20 августа Алиев подписал текст радиограммы в штаб армии (для доставки отправлена в 3 часа ночи 21 августа): «На 30-ю дивизию обрушилась значительная сила с севера и северо-запада и под вечер дивизия израсходовала все резервы. Подкреплена двумя полками стрелков. Пока держимся. Подвоз огнестрельных припасов ввиду дальности от Сувалки крайне затруднителен». Отметим для себя, что дивизия была подкреплена не двумя, а одним стрелковым полком. К докладам Алиева в штаб армии приходится относиться критично. Позднее Алиев получил донесение командира 5-й стрелковой бригады Шрейдера, отправленное в 10:40 вечера. В нём Шрейдер процитировал вышеприведенное донесение Корфа, из которого Алиев смог для себя выделить фразу: «Находясь впереди Думбелн, отсюда вижу пыль трёх колонн, не считая мелких частей, отходящих на север и северо-запад».

В 11:30 вечера донесение в штаб корпуса направил и Колянковский: «Бой был страшно кровопролитный. Потери в офицерах очень велики, особенно в штаб-офицерах; в нижних чинах — значительны». Цифры потерь ещё не были известны. С полками левой колонны начальник дивизии связи не имел, но отмечал: «Настроение и дух вверенных мне частей отличные. Прошу разрешения вашего о представлении к наградам отличившихся офицеров и нижних чинов. Необходимо пополнить головной парк арт. снарядами. Осталось только три ящика. Ружейных патронов мало».
Эти донесения изменили настроение Алиева к лучшему. Очевидно, что на основании слов Корфа в 3 часа 37 минут утра 21 августа последовало новое донесение Алиева командующему армией за .24, в котором говорилось: «Противник отбит, с наступлением темноты немцы начали отступать на север и северо-запад. Приказал перейти к преследованию на рассвете всеми силами. Бой был кровопролитный, потери не выяснены. Необходимо организовать спешно подвоз из Сувалки 11 000 артиллерийских патронов на грузовиках».

Реальной ситуации он не знал. Около 16 часов 20 минут германская 3-я резервная дивизия генерала Моргена получила приказание командующего 8-й германской армией генерала Притвица наступать в направлении на Клещовен и атаковать русских с тыла. Совершив марш, дивизия вышла к вечеру 20 августа в район Рогале и развернулась восточнее этого пункта, заняв выгодное положение для удара во фланг и тыл русским. При этом её прибытие русские вообще не заметили! Однако, из-за утомления войск и наступающих сумерек генерал Морген отложил начало атаки на утро 21 августа. У немцев были хорошие шансы разгромить 21 августа и русскую 30-ю пехотную дивизию, и весь 4-й армейский корпус Алиева. Однако, при очень выгодной ситуации для продолжения боя против русского 4-го армейского корпуса, германские войска получили приказ командующего своей армией генерала Притвица на отход.

К рассвету германцев перед фронтом 117-го и 118-го полков не оказалось. Отход их не был замечен. Полковник Новицкий объясняет это утомлённостью войск. С наблюдательного пункта гаубичной батареи, расположенного западнее деревни Плавишкен, была видна верстах в 10 к западу колонна противника, двигающаяся на юг. Отметим, что приказ Алиева перейти на рассвете к преследованию противника всеми силами, о котором он сообщил командующему армией, оказался несостоятельным. Сил не было. Вплоть до 16 часов 21 августа русские полки оставались на своих позициях, ограничиваясь ближней разведкой. Только после 16 часов началось осторожное продвижение вперёд. Враг перед корпусом куда-то исчез. Утром 22 августа передовой отряд 30-й дивизии после небольшой перестрелки занял Даркемен (Озёрск).

В общем, исход столкновения в районе Гольдапа признаётся всеми исследователями нерешенным. Подразумевается, что победитель должен был определиться на второй день сражения. При этом командир германского 1-го рез. корпуса ген. Белов донес командованию своей армии, что «…победоносно провел бой с превосходными силами (противника), во всяком случае с гораздо более сильной артиллерией…». Да, следует признать, что против русских первоочередных полков сражались германские резервные дивизии. Можно признать и то, что артиллерия у русских на этом участке боя была сильнее. У немцев тяжёлых орудий не было вообще, поэтому они не могли оказывать огневого воздействия на русские батареи и стреляли только по позициям пехоты. У русских была батарея 122-миллиметровых гаубиц, которая весь день обстреливала германские батареи, стоящие у Гавайтена (Гаврилово). О своей победе заявил в своём донесении в штаб армии и Алиев. Но что окажется, если оценить результат боя по степени выполнения тех задач, которые поставили перед корпусами их командиры?

Первоначально Алиев поставил задачу 30-й дивизии дойти до Даркемена, а 160-му полку — до Вальтеркемена. Эта задача выполнена не была, колонны 30-й дивизии внезапно натолкнулись на противника и вступили в тяжёлый бой, затянувшийся до темноты. Следующая задача, поставленная Алиевым (вернее, командующим армией): днёвка 20 августа, а с утра 21 августа — оказание помощи 3-му корпусу. Задача оказалась невыполнимой, так как корпус не мог выйти из боя и расположиться на днёвку. Помощь 3-му корпусу оказать также не смог, соседи справились сами. Наконец, после распоряжения из штаба армии Алиев в 16:05 приказал 30-й дивизии с 160-м полком перейти в решительное наступление в направлении на Вальтеркемен против правого фланга германского 17-го корпуса. И эта задача оказалась невыполнимой. Не смог 4-й корпус и перейти утром к преследованию противника всеми силами. До 16 часов он приходил в себя после боя. Таким образом, корпус не выполнил ни одной из поставленных перед ним задач, хотя, конечно, следует отметить, что 30-я дивизия, несколько отойдя, удержала свои позиции.

А какая задача была поставлена перед германским 1-м резервным корпусом? Отметим, что задачи разгромить русский 4-й армейский корпус перед ним не ставилось! От 1-го резервного корпуса требовалось всего лишь прикрыть от возможного удара со стороны Гольдапа наступающий германский 17-й армейский корпус. И эту задачу 1-й резервный корпус выполнил вполне успешно. Своими резервными дивизиями он сковал первоочередные полки 4-го армейского корпуса, нанёс им жестокие потери, не позволил им угрожать правому флангу 17-го армейского корпуса. При этом факт, что на следующий день 1-й резервный корпус с подошедшей 3-й резервной дивизией мог продолжить бой с очень высокой вероятностью победы, является второстепенным. Даже соотношение потерь (русские потеряли больше, чем немцы) является второстепенным фактом. Главное — в бою 20 августа германский 1-й резервный корпус успешно выполнил поставленную перед ним задачу. Русский 4-й армейский корпус не смог выполнить ни одной из поставленных перед ним задач. Таков результат боя на южном фланге Гумбинен-Гольдапского сражения.

На фоне разгрома 28-й пехотной дивизии донесение Алиева об отходе противника обрадовало командующего армией. В 12 часов 08 минут 21 августа Ренненкампф подписал следующий документ: «Вчера упорные атаки немцев отбиты по всему фронту. Успех особенно приписываю стойкости 3-го корпуса, переходу в наступление 30-й дивизии и стрелков. Благодарю Епанчина за проявленное упорство, ген. Алиева за энергичные действия.» Да, многое зависело от содержания докладов командованию. Благодаря своим докладам Алиев получил благодарность за «энергичные действия». Отметим, что Алиев в течение всей войны командовал своим 4-м армейским корпусом. Был награждён орденами св. Георгия 3-й степени, св. Александра Невского с мечами, Белого Орла с мечами. После октябрьского переворота уехал в Чечню и предложил свои услуги военного специалиста правительству горцев Кавказа. Генерал царской армии оказался горцам не нужен. Получив отказ, Алиев обратился к белогвардейцам, и в марте 1919 года был назначен Деникиным Верховным правителем Чечни. При этом он оказался в весьма невыгодной ситуации. С одной стороны, чеченцы возлагали на него ответственность за все действия командования белых войск, в том числе за разгром нелояльных чеченских аулов. С иной стороны, белые считали, что чеченская администрация Алиева не в состоянии сладить с волнениями среди своих соотечественников. В конце концов Алиев подал в отставку. После отхода частей Добровольческой армии из Терской области был арестован большевиками и расстрелян в Грозном по приговору ревтрибунала. Существует и иная версия — о том, что он эвакуировался с белыми в Грузию и после этого в Турцию.

Колянковский 20 сентября 1914 года (н.ст.) был отстранен от должности приказом командующего 1-й армией ген. Ренненкампфа за сокрытие в течении недели потери в ходе отступления 119-го пехотного Коломенского полка. Особым сюрпризом для Ренненкампфа была выяснившаяся потеря знамени полка, захваченного немцами в качестве трофея. Колянковский был отчислен от занимаемой должности с назначением в резерв чинов при штабе Минского военного округа. Однако в ноябре последовало его награждение Георгиевским оружием (видимо, запоздавшее за Гумбинен-Гольдапское сражение), после чего 21.12.1914 года Колянковский снова оказался в строю, став начальником 8-й пехотной дивизии. В июле 1915 года был назначен начальником 3-й Кавказской стрелковой бригады. Вроде бы понижение? В январе 1916 года стал начальником 120-й пехотной дивизии. С апреля 1917 года — в резерве чинов Двинского военного округа. Орденов в течение войны не получил.

P. S. В свете описания участия 4-го армейского корпуса в Гумбинен-Гольдапском сражении довольно любопытно выглядят отдельные положения Концепции Государственного военно-исторического музея-заповедника «Гумбиненская победа» в Калининградской области, разработанные где-то в недрах Рабочей группы по подготовке к 100-летию начала Первой мировой войны при губернаторе Калининградской области Н.Н. Цуканове. Так, в качестве приложения к этой концепции разработан план Государственного военно-исторического музея-заповедника «Гумбиненская победа». Согласно этому плану на поле сражения выделяется т.н. «Южный фрагмент» (встречный бой 4 армейского корпуса с германским 1 резервным корпусом (1 РД и 36 РД) и 3 резервной дивизией). Значение фрагмента в общем ходе сражения авторы концепции указали неверно, но не в этом суть дела. Вызывает недоумение идея авторов концепции установить главный монумент, посвященный этому бою, у посёлка Гаврилово, на трассе. В качестве этого монумента предлагается поставить стелу высотой 4−8 метров, добавить к ней открытую часовню, информационную плиту и благоустроить площадь в 400 кв.м. Что тут можно сказать? В течение всего боя 20 августа Гаврилово (Гавайтен) являло из себя это опорный пункт германской 1-й резервной дивизии, откуда германские батареи весь день вели огонь по русским позициям. Возможно, там был штаб дивизии или полка германской армии. Видимо, в честь этого и будут установлены стела, часовня и информационная доска? В честь доблестной германской армии?

Ещё один памятник (стела высотой 4−8 метров), ещё одну открытую часовню, ещё одну информационную плиту предлагается установить в посёлке Кутузово. Да, есть такой посёлок по дороге из Гольдапа в Озёрск. Левая колонна 30-й дивизии могла бы дойти до него через час-два, если бы не нарвалась на немцев на подходе к Мазутшен. В течение всего сражения левая колонна 30-й дивизии оставалась на нынешней польской территории, а посёлок Кутузово был в тылу германских войск. Боевые позиции немцев находились гораздо восточнее посёлка. Даже снаряды до него не долетали. Как можно этот населённый пункт привязать к Гумбинен-Гольдапскому сражению? В честь кого будет установлена стела? В честь тыла германской армии?
Ещё один памятник (стела высотой 4−8 метров), ещё одна часовня открытая, ещё одна информационная плита будут установлены в посёлке Багратионово, который находится на той же дороге Гольдап-Озёрск, но ещё западнее. Надёжный немецкий тыл.

Ещё один памятник, ещё одна часовня открытая, ещё одна информационная плита будут установлены согласно плана музея-заповедника в посёлке Заозёрное. Это — километров 25 к западу от ближайшего участка боя. Под влиянием каких сил можно было привязать этот населённый пункт к Гумбинен-Гольдапскому сражению, можно только гадать. 20 августа через Заозерное могли проходить только немецкие беженцы из приграничных районов.

Наконец, памятник героям Гумбинен-Гольдапского сражения предполагается поставить в городе Озёрске. А кроме памятника — разбить сквер, устроить аллею, поставить информационные плиты и т. д. и т. п. Очевидно, что под видом увековечения памяти героев предполагается просто благоустроить город, не имеющий никакого отношения к сражению. Глубокий немецкий тыл. 20 августа 1914 года в Озёрске (Даркемен) не было даже германских воинских частей. В таком же положении находился, правда, и город Гусев (Гумбинен), но в его случае обыгрывается само название сражения. Озёрск же привязан к Гумбинен-Гольдапскому сражению совершенно искусственно. Следует отметить, что в Озёрске были братские могилы и даже германские памятники павшим в Первую мировую войну немцам, но они не имели никакого отношения к Гумбинен-Гольдапскому сражению. В ноябре 1914 года русская 10-я армия проводила очередное наступление в Восточной Пруссии и дошла до линии реки Ангерапп (Анграпа), на которой была остановлена. У города Даркемен (Озерск) немецкая 3-я резервная дивизия удержала плацдарм на восточной берегу реки. Непосредственно перед городом бои вели 2-й и 9-й резервные полки. 29 ноября русские части штурмом взяли германские позиции у восточного вокзала, но в результате контратаки сразу оставили их и отошли назад. В течение декабря и января русская армия вела у Озёрска тяжёлые, но безрезультатные бои. Немцы гордились: их резервная дивизия отстояла плацдарм от натиска первоочередных русских дивизий. Так сказать, место славы германского оружия. На основании чего авторы концепции решили создать в этом городе памятник героям Гумбиненского сражения, не ясно.
Единственная стела, установку которой ещё можно понять — это стела в посёлке Смирново, в районе которого действовал 160-й пехотный Абхазский полк. В целом же авторы концепции скорее всего лажанулись, не зная ни хода Гумбинен-Гольдапского сражения, ни географии Калининградской области. Допускать вариант германофильства как-то не хочется, хотя основание для этого предположения расположение памятников, часовен и стел даёт. Это хорошо видно на карте Калининградской области, где места установки стел указаны чёрными треугольниками, расположение во время Гумбинен-Гольдапского сражения русских сил — красным цветом, германских сил — синим цветом. Все они, кроме стелы в посёлке Смирново, оказываются с вражеской стороны.

Кроме Южного фрагмента музея-заповедника существуют ещё Северный и Центральный фрагменты. Анализ их выходит за рамки данной статьи. Укажем лишь, что странности встречаются и там.
Несколько неудачной выглядит идея создания административного центра музея-заповедника в городе Гусеве. Лучше было бы создать центр музея непосредственно на поле сражения, как это сделано на Бородинском поле, на Куликовом поле. От Гусева даже ближайшие боевые столкновения Гумбинен-Гольдапского сражения проходили не ближе, чем в 10−15 километрах. В самом городе не было ни войск, ни штабов, выстрелы здесь не звучали. Да и само положение административного центра музея с германской стороны относительно линии фронта выглядит двусмысленно. Поясняю: если музей блокады Ленинграда находится в Санкт-Петербурге, то это — музей защитников города на Неве. Если же музей блокады Ленинграда расположить в Гатчине или в Луге — то это будет музей осаждающей Ленинград стороны, т. е. немецкой армии. Так вот, Гусев во время Гумбинен-Гольдапского сражения был всё же по ту сторону фронта, так же, как и Озерск. Поэтому памятники героям Гумбиненского сражения в Гусеве будут также двусмысленны, как и в Озерске. Особенно, если учесть, что именно рядом с Гусевом немцы достигли в сражении наибольших успехов, разбив наголову русскую 28-ю пехотную дивизию и взяв более 9 тысяч пленных. Учтём также, что в результате Гумбинен-Гольдапского сражения 1-я русская армия остановилась на поле боя на двое суток. Только 23 августа она смогла начать продвигаться вперёд и занять Гумбинен (Гусев). Так что сам факт занятия города слабо связывается с победой в сражении.
Есть ещё и моральная сторона, на которую авторы концепции явно не обращают внимание. Если им удастся воплотить в жизнь проект создания грандиозного административного центра музея-заповедника в Гусеве (музей Первой мировой войны, храм-памятник в честь всех павших, главная площадь памяти героев ПМВ, мост через реку Писса, сквер (Променад истории), аллеи, информационно-экспозиционный центр, памятник и т. д.), но при этом братские могилы российских воинов в Калининградской области продолжат оставаться в запущенном состоянии, это будет диссонанс. Представим себе: самый благоустроенный в Калининградской области город, в котором по мосту (в честь героев ПМВ) и по Променаду истории (в честь героев ПМВ) будут бродить туристы и местные жители с банками пива и без оных, будут идти к ЗАГСу свадьбы и т. д. А останки этих самых героев Первой мировой, в честь которых построили мост и променад, в честь которых благоустроили город, будут продолжать валяться по всему востоку области рядом с ямами, выкопанными местными и приезжими «кладоискателями»?