 |
| Отдел по делам молодежи Саратовской и Вольской епархии | Священник Дионисий Каменщиков | 29.11.2012 |
Коррупция, хищение в особо 
и не особо крупных размерах, воровство в госструктурах и на различных уровнях власти — эти темы сейчас не обсуждает только ленивый. Средства массовой информации вещают об этом почти круглосуточно, большие кремлевские начальники говорят, что коррупции объявлена смертельная война. Однако у любого здравомыслящего человека возникает вопрос — кто эту войну будет вести, если обе армии по одну сторону фронта? Народ негодует, тем не мене с готовностью и без особых угрызений совести откупается от вузовских преподавателей, чиновников, гаишников. И получается такой замкнутый круг: одни с удовольствием берут, пользуясь своим положением, а другие дают, когда им это выгодно. Так и живем, по временам пеняя на зеркало. Однако не об этом мне хотелось бы поговорить. Я хочу рассказать одну историю, которая лично меня потрясла до глубины души. Рассказ этот о том, что лихоимство, как и любой грех, делает с человеком и как сурово за него порой приходится платить.
***
Был у меня в школе друг. Назовем его Димой. На уроки он приходил всегда с выполненным домашним заданием, в аккуратно повязанном пионерском галстуке и с безупречным пробором в прическе. Был Дима этаким домашним мальчиком, упитанным, добрым и общительным. Жил он в частном доме неподалеку от того места, где сейчас расположен Свято-Алексиевский женский монастырь. Зимой мы ходили туда кататься на санках, а после всей гурьбой шли к Диме есть мармелад с молоком. Это было его фирменное угощение. Мама Димы доставала где-то невероятно вкусный мармелад, а поедать его запивая молоком придумал он сам. В любой день, когда у тебя случалась неприятность или вдруг становилось скучно, можно было придти к Диме на мармелад с молоком.
Если зимой начинались сильные морозы и занятия в школе отменялись, мы частенько брали коньки и шли на каток. Лед от мороза был особой плотности, коньки в него почти не врезались, но мы мужественно катались до посинения, а потом шли к Диме греться, потому что у нас в квартирах было холодно, а у него в частном доме стоял собственный котел. Он был всегда рад гостям.
Папа у него работал в милиции.
Прошли годы. Мы закончили школу и поступили в вузы — кто куда. Дима пошел по стопам отца — поступил в школу милиции. Учась на первом курсе, мы случайно встретились с ним, он был какой-то неопрятный, в мятой форме. Жаловался на то, что едва не завалил сессию. Отец своими связями в органах помог сдать экзамены. Я не верил своим глазам и ушам. Дима, который всегда выполнял домашнее задание, был одним из лучших учеников в классе, едва не завалил сессию! Вот уж, действительно, дурные сообщества развращают добрые нравы. Но это было только начало.
Мы периодически встречались. Я с сожалением видел, как этот домашний интеллигентный мальчик превращается, как бы это сказать помягче и поточнее, в милиционера.
На последнем курсе мы в очередной раз встретились. Дима сказал, что будет работать в ГИБДД. Везде и со всеми уже договорились. Хотя я тогда и не думал покупать машину, но чтобы как-то поддержать разговор пошутил, что хорошо иметь такого друга, как он, в случае чего, можно рассчитывать на его помощь.
— Это смотря кем ты будешь, — всерьез ответил Дима, тем самым давая понять, что кому попало он помогать не собирается. Мне стало грустно и обидно. С моим биологическим образованием я понимал, что никогда не стану большим и важным человеком, и рассчитывать на помощь бывшего одноклассника не следует.
После института я пошел работать в фирму к отцу, занимался мелким строительным бизнесом. Видел Диму еще пару раз, когда покупал машину и оформлял номера. Он был высокомерен, суров и немногословен. Во вторую нашу встречу мы все-таки разговорились.
— Я в аспирантуру буду поступать, — сказал я между прочим.
— Зачем? — не понял Дима.
— Не хочу на стройке работать, не мое, — ответил я.
— Деньги платят?
— Платят.
— А что тебе еще надо?
— Наукой хочу заниматься, преподавать.
Дима посмотрел на меня как на идиота. На том и расстались.
Я рассказал об этом разговоре одному своему приятелю.
— А чему ты удивляешься? — сказал он. — Для них деньги — главное. Знаешь, сколько какой-нибудь старший лейтенант ГИБДД домой приносит? Десять-пятнадцать тысяч. Каждый день.
***
Совсем недавно, будучи уже священником, я шел по городу и встретил другого своего одноклассника. Мы кратко пообщались. Максим, так его зовут, позвонил вечером, сказал, что хочет увидеться. Последний раз мы с ним встречались год или полтора тому назад, когда Максим работал председателем земельного комитета Саратова. С тех пор он сильно изменился, постарел, но в общении стал проще. Поговорили о делах и проблемах. Максим жаловался на здоровье — пошаливала поджелудочная.
— Помнишь, ты раньше говорил, что вообще не болеешь? — сказал я. — Вот теперь пришла пора. Ничего не поделаешь — человеку свойственно болеть.
— В земельном комитете заболеешь, — кивнул он. — Одни нервы. Работенка не для рахитов.
Поздно вечером Максим вез меня домой. По дороге мы вспоминали школьных приятелей — кто кем стал, кто где работает.
— Ты знаешь, с Димкой Владимировым какая беда приключилась? — спросил Максим. — У него правая рука отказала.
— Как? — не понял я.
— Ну, как! Поехал он однажды с сослуживцами на шашлыки. Там они, конечно, прилично приняли. Димка в машину на пассажирское сидение сел, руку правую в открытое окно высунул, положил на нее голову и уснул. Проснулся через несколько часов — рука затекла и не шевелится. Знаешь, как во сне затекает? Только трезвый человек вовремя просыпается, а пьяный — нет. Он утром к врачам. Те говорят, мол, извините, помочь вам ничем не можем. В общем, он, когда спал, артерию пережал себе, кровь перестала поступать, и нервы отмерли. Это по-медицински даже как-то называется. Хорошо еще, что гангрена не началась. Короче, теперь он инвалид. Из милиции его, скорее всего, комиссуют.
— Может, писарем хотя бы оставят, — предположил я.
— Вряд ли. Там везде здоровые нужны, — ответил Максим.
Мы приехали. Попрощавшись, я захлопнул за собой дверь и, ошеломленный, побрел в подъезд. В голове назойливо крутилась мысль: «Рука берущего оскудеет, рука берущего оскудеет, рука берущего…».
Дима был, наверное, не хуже и не лучше своих сослуживцев, но почему-то именно через него Господь преподал такой страшный урок.
***
Я часто проезжаю или прохожу мимо того частного дома, где жил мировой парень Дима Владимиров. Вспоминаю вкус самого любимого нашего лакомства — мармелада с молоком. Вспоминаю пышущий жаром котел, самодельные санки. А перед глазами у меня непроизвольно встает образ тридцатидвухлетнего семейного мужика с правой рукой на перевязи, ставшего вдруг инвалидом.
