Преображенских церквей в старой Москве было великое множество и почти все они овеяны легендами. Первую из них — деревянный собор Спаса-Преображения-на-Бору — поставил в Кремле еще во второй половине XIII века великий князь св. Даниил Московский. Это был второй московский храм, основанный в нашем городе, — после церкви Рождества Иоанна Предтечи. В отличие от нее Спасский собор не был разрушен при строительстве Большого Кремлевского Дворца и всего лишь оказался заключен в его внутренний двор, а сломали его только большевики. Храм был выстроен точно на том месте, которое московские предания связывали с легендарным отшельником Буколом, стоявшим у истоков истории Москвы. Будто бы именно здесь, среди густого бора, когда-то находилась одинокая келья, где жил киевский витязь по имени Букол, удалившийся в затвор. Однажды во сне ему было извещено, что на месте его жительства возникнет город Москва, который много потерпит испытаний от нашествий врагов и от пожаров, но впоследствии будет славен. Пустынник отправился в окрестное село Косино к местному священнику и рассказал ему о своем видении. Тогда они оба пошли в церковь и молили Бога и Пресвятую Богородицу за весь православный народ и за будущую Москву. Священник стал совершать Литургию, и во время Херувимской песни в храме явилась сама Божья Матерь, а церковь стала медленно уходить в землю. На ее месте выступившая из-под земли вода образовала большое озеро. И будто бы с тех пор под волнами озера не умолкает молитва святых старцев за православный народ и за град Москву. Косинское озеро доныне почитается святым и возлюбленным Богоматерью. А в Кремле, на месте, где когда-то стояла келья Букола, построили собор Спаса-Преображения-на-Бору, впоследствии переживший нашествие на Москву Тохтамыша. Иван Калита в своем великом кремлевском строительстве соорудил его каменным, и собор стал местом погребения великих княгинь и родственников высочайших особ — именно в нем были похоронены и жена Ивана Калиты, и мать князя Дмитрия Донского. А в конце XIV века здесь упокоили мощи св. Стефана Пермского, просветителя зырян. Два других замечательных Преображенских храма стояли по соседству в старом Замоскворечье. Один из них — Спаса-на-Болвановке, искалеченный при большевиках, дожил до нашего времени и ныне действует; другой, — Спаса-в-Наливках, — был уничтожен под строительство жилых домов. История этих храмов была переплетена с удивительной судьбой этой местности, окруженной легендами, преданиями, слухами, домыслами… Территория за Москвой-рекой, в древности именуемая Заречьем, известна с середины XIV века — по ней проходила дорога в Орду. Из-за разливов Москвы-реки почва здесь была топкой и заболоченной, поэтому одна из местных улиц сохранила с тех далеких времен название Балчуг — по-татарски это слово означает «грязь». Из Кремля сюда добирались только по переправе, и селились в Заречье поначалу лишь бедные крестьяне и ремесленники. В XVI веке царь Иван Грозный поселил здесь стрельцов, и с этого началось освоение зареченской местности. Но только черед двести лет Замоскворечье стали охотно заселять московские купцы, принеся с собой торговые лавки и «ропот самоваров». Они-то, местные жители, принимали огромное участие в строительстве замосквореченских храмов. По преданию, именно в Замоскворечье началось освобождение Руси от татаро-монгольского ига. Еще в XV веке тут существовал политический центр, где русские князья присягали Ордынским правителям, подписывали с ними договоры и приносили собранную дань. На подстеленных соболях им вручали грамоты хана с изъявлениями его воли. Здесь, на главном пути в Орду, в районе современного 2-го Новокузнецкого переулка, будто бы стоял «болван», давший название местности «Болвановка» — языческий идол, которому поклонялись татары, или войлочное изображение хана. Именно на Болвановке великий князь Иван III, когда ему вручили ханскую басму (грамоту) о дани, разбил ее в гневе и втоптал в землю. Иногда считают, что этим «болваном» и была сама басма, представлявшая собой дощечку с изображением хана. Его послов московский государь велел казнить и только одного, помилованного, отпустить в Орду, чтобы он рассказал там своему правителю о воле великого князя. В ответ хан Ахмет вышел против Руси с войском, и в 1480 году после двухнедельного стояния на реке Угре его армия без боя повернула от Москвы. Хану было видение «Сияющей Девы» — Божией Матери, Которая велела ему уйти из Русской Земли. Хан со страхом обратился в бегство. И по преданию, именно на том месте, где великий князь растоптал ханскую басму, была выстроена церковь Спаса-Преображения на Болвановке. Однако первое упоминание о ней относится еще к 1465 году, когда в Москве правил отец Ивана III, великий князь Василий II Темный. Тогда она, вероятно, была слободской церковью, то есть приходским храмом местных слободчан — московских ремесленников. Иногда подтверждением этому историки считают местную топонимику. Само название «Болвановка», как и «Кузнецы», могло указывать на то, что в старину здесь жили ремесленники, занимавшиеся кузнечным делом и изготовлявшие в том числе железные болванки, — это и запечатлелось в именах старых замосквореченских улиц. Тем более, что и в Таганской слободе существует старинная местность «Болвановка», тоже граничащая с поселениями кузнецов и котельщиков, работавших с металлом. Так что церковь Спаса Преображения, что на Болвановке, выстроенная в Замоскворечье как обыкновенный приходской храм, сама могла быть очевидицей гнева великого князя Ивана III и его разрыва с ордынским ханом. И не только этого. В 1490 году на Болвановке по повелению Ивана III публично казнили иноземного лекаря Леона, обвиненного в смерти своего высочайшего пациента — сына московского государя, князя Ивана Ивановича Младого. Еще с далеких времен Киевской Руси страх перед смертельными недугами заставил русских государей заводить при своих дворах ученых лекарей — как это делали в заморских странах. И издревле же повелось, что все правители, включая Лжедмитрия, выписывали себе заграничных врачей, хотя и отечественные целители уже набирали силу. И именно при могущественном Иване III на Руси стали появляться первые профессиональные врачи с дипломами, прибывшие в Москву, вероятно, в свите супруги государя — византийской царевны Софьи Палеолог. Известно, что в самом конце XV века из Италии в Россию приехали врачи, выписанные специально для великого князя — «немчин» Антон из Рима и еврей Леон из Венеции. Обоих в средневековой Московии постигла плачевная участь. Занятие врачебным делом в то время было одним из самых опасных занятий, особенно для иностранцев, и тем более при лечении первого лица государства и его родственников. Требовалось непременно полное выздоровление пациента, и тогда за это давалось большое вознаграждение, а в случае смерти больного у самого лекаря отнималась жизнь. Так и случилось. Лекарь Антон не вылечил князя Каракучу и был убит под Москворецким мостом. Леон же поручился головой за то, что вылечит старшего сына московского великого князя. Сохранились летописные свидетельства о том, как он проводил лечение и в чем приблизительно состояла тогда врачебная премудрость: лекарь дал больному «зелие пити» и стал делать прижигание горячим стеклом — «жещи нача сткляницами по телу», вливая горячую воду, «и оттого ему бысть тяжче и умере». По прошествии сорока дней после смерти княжича лекаря Леона всенародно казнили в Замоскворечье на Болвановке — ему отрубили голову. Спасо-Преображенская церковь все это время оставалась деревянной. Деревянной же ее отстроила вновь в XVII веке сама инокиня Марфа, мать первого Романова, царя Михаила Федоровича — тогда она владела там землями. Позже это владение перешло к царице Евдокии, супруге царя Михаила Федоровича, и по дню ее ангела в Спасо-Преображенской церкви освятили придел во имя св. мученицы Евдокии. А в первой половине XVIII века тщанием московских купцов было выстроено новое, каменное здание храма, дожившее до наших дней. Историки называют разные даты работ — от 1722 до 1749 года, но освящен он был точно в 1755 году. А потом власти разрешили устроить в церкви новый придел во имя иконы «Всех Скорбящих Радость», но освящен этот придел был во имя св. мученицы Татианы — по именинам жены храмоздателя А.Озерковского. Известно, что тогда, в первой половине XIX века, над храмом и его колокольней трудился известный московский архитектор Н.И.Козловский, построивший и Всехскорбященскую церковь на Калитниковском кладбище. Оба эти придела — Евдокии и Татианы — были взорваны при большевиках. После революции, сначала, как водилось, храм закрыли. Потом частично взорвали, учитывая нужды находившейся поблизости фабрики «Рот-Фронт», — уцелело лишь его основное здание. Затем в нем недолго размещалось хозяйственное учреждение. И только в 1991 году храм вернули верующим. С того времени идут богослужения — и проводится ремонт. Другому замечательному замоскворецкому храму Спаса-Преображения повезло меньше — его полностью уничтожили в советское время. Его интереснейшая история тоже запечатлела на своих страницах уникальную летопись Замоскворечья. Историки не пришли пока к единому мнению, кто же первый основал поселение в будущих зареченских «Наливках» — великий князь Василий III, или его сын, Иван Грозный. Так же нет и единого объяснения названия «наливки». Собственно к наливкам как русским спиртным напиткам оно, возможно, имеет только косвенное отношение. Одни считают, что Василий III отвел эту окрестную часть города для иностранцев, служивших в Москве — подальше от верноподданных москвичей. Иноземцы и жили там по своим сложившимся законам — а именно часто употребляли алкоголь, который русским строго разрешался лишь по большим праздникам. А в 1552 году в районе Балчуга появился первый в Москве кабак, устроенный по этой версии для местных зареченских иностранцев или же вовсе содержавшийся ими самими. Москвичи же, зная, что иноземцам там часто «наливали», прозвали эту местность «наливками». И будто бы так при Василии III за Москвой-рекой против Кремля возник целый город «Нали». Есть и другой вариант этой версии — что великий князь поселил там не иностранцев, а своих личных телохранителей, охранников и разрешил им многие вольности — свободно, по желанию, пить вино и мед и пиво, но только в Заречье, дабы не озлоблять других москвичей. Другие относят все это к Ивану Грозному и его стрельцам — согласно этой версии именно стрельцов, а не иностранцев, поселил Иван Грозный в отдаленное Заречье, разрешив воинам пить особо. Им и «наливали» там, в первом московском кабаке на Балчуге. «Кабак» — тоже татарское слово, означавшее постоялый двор, где продавались кушанья и напитки. Порция водки могла выдаваться и без денег, под залог платья или вещей, — так и пропивали все до нитки древние любители спиртного. Иные исследователи считают, что этот первый зареченский кабак все же могли держать иностранцы — стрельцы заходили туда и залихватски требовали: «Налей-ка!» Отчего иностранцы назвали весь район «Налейками», а потом и «Наливками». Когда тут была построена церковь Спаса-Преображения, то она стала именоваться «Спас-в-Наливках», а местность соответственно — Спасоналивковской. Так или иначе, но все эти версии объясняют происхождение названия «наливки» от слова «наливай». Существует, однако, и другая точка зрения, и даже, как считают многие ученые, более оправданная и достоверная: это название могло произойти от местных густых рощ, раскинувшихся среди полей — такие рощи и называли в старину «наливками». Стрельцы же, действительно поселенные здесь Иваном Грозным, жили тут и в дальнейшие времена. И при Михаиле Федоровиче, около 1642 года они выстроили в своей слободе деревянную Спасо-Преображенскую церковь. В 1713 году ее стали перестраивать каменной, но возведение московского храма надолго приостановил указ Петра о запрещении каменного строительства в Москве — тогда все силы и ресурсы были брошены в Санкт-Петербург. И только в 1738 году в Замоскворечье появилась новая, красивая каменная Спасо-Преображенская церковь в Наливках. Спустя столетие в работах по ее перестройке и обновлению принимал участие архитектор М.Д.Быковский, создавший ансамбль старинного Ивановского монастыря на Кулишках. А Спасо-Преображенский храм был разрушен в 1929 году — на его месте выстроили две сталинские пятиэтажки.