Сам себя спаси

Петра Мамонова называют «культурным шизофреником» и основоположником жанра «русская народная галлюцинация». Он прошёл путь от галлюцинаций к просветлённому христианству и сейчас представляет в Московском драматическом театре им. Станиславского свой новый спектакль «Дед Пётр и зайцы» — смесь видео, психоделического бренчания на гитаре, бормотания, а также выкриков стихов и неповторимой пластики.

ПРОФИЛЬ: Пётр Николаевич, вы по спектаклю и по жизни — заяц или спаситель, каким был дед Мазай? Почему вы вообще вышли на эту тему спасения?

Мамонов: Пока я Пётр Николаевич Мамонов. Я — делатель. Я ставлю вам вопросы. Пробуждаю ассоциации. Я не выходил ни на какие темы. Я прикололся, вы увидели в этом тему. Это ваше дело. Так мне брякнуло. Вот меня спрашивали когда-то: «Почему „Звуки Му“?» Я отвечал: «Брякнулось мне так, и всё». Спасение от чего? Христианство говорит, что спасаться нужно от греха. Что есть грех — написано в Евангелии. Может быть, потом стану зайцем или Мазаем. Заяц, вообще, знаете, какое благородное существо. Я как-то увидел у себя в деревне, чувствую, кто-то рядом, оборачиваюсь: сидит такой, величиной с крупную собаку, уши до потолка. Сидит и смотрит на меня. Заяц — довольно мощный тип.
А спаситель у нас один — Господь наш Иисус Христос. А мы можем только помочь ему нас спасти. Человек, верящий в Бога и видящий, что он ничего не может, что он погряз, — это состояние не умеющего плавать, который попал в реку и машет руками: «Тону!» Вот когда человек с Божьей помощью, оступаясь, падая на этой глине, цепляясь за эту осоку, мало-мальски на берег выбрался, он может взять палочку и другому её протянуть. Но когда один утопающий будет спасать другого утопающего, погибнут оба. Вот и всё. То есть я никаким спасением не занят. Я — в положении тонущего.

ПРОФИЛЬ: Если говорить о современной России — кого больше: тонущих зайцев или тех, кто спасает? Куда страна идёт? Или плывёт?

Мамонов: Я не знаю. Я живу в определённом месте, я не социолог, я простой человек Пётр Николаевич Мамонов, которому Бог дал какие-то дары, я их овеществляю в какие-то штучки, которые отдаю вам. А вы меня спрашиваете, куда идёт Россия? У меня нет взгляда на это, к счастью. Надо быть образованным человеком, чтобы отвечать на такие вопросы. Как называлась наша страна в давние времена? Святая Русь. Что это такое? Это название святой военной дружины, которая борется не с мусульманами или католиками, а со злом в себе. Это самый главный бой. Вот наша национальная русская идея — святость. Но она неудобна — приходится не себе что-то брать, а, наоборот, отдавать. Не хочется — а надо ехать, мама больная — а надо приехать к ней, за ручку взять. Любить друг дружку. Всё, что против любви — всё против Бога. Вот и вся идея. А остальное — словоблудие и туфта, не имеющая на себе даже пух куриный. Человеческое — это когда нужно отдать нижнюю рубашку, отдаёшь и верхнюю. Это никакой зверь не умеет, только люди. И это прекрасно и очень высоко.

ПРОФИЛЬ: От чего вы сбежали в деревню?

Мамонов: Я ни от чего не убегал. Это просто удобное человеческое местожительство. Мне брат-строитель дал участок, огромный гектар с соснами, и я стал там жить. Я сказал: «Хо, конечно, я его беру!» У меня роскошный дом, роскошные машины, я живу как сыр в масле. Ни от чего я не спасался. Я постоянно делаю микроработу по спасению своей микродуши от всяческих грехов, которыми все мы одержимы. Когда ко мне приезжают и говорят: «Далеко вы забрались», я спрашиваю: «Далеко от чего?» И человек замолкает. А ваша жизнь в городе — это же чистый дурдом. Понастроили клеточек, забились в них, как тараканы. Так живут муравьи, насекомые. Люди так не живут. Люди строят дом, ставят его на землю и живут, облагораживая землю и мир вокруг.

ПРОФИЛЬ: Но вы же жили раньше в городе!

Мамонов: Да, угораздило меня. (Мамонов родился в Москве в Большом Каретном переулке. — «Профиль».) Знаете, как ребёночек, когда лежит в утробе матери вверх ногами, а вокруг кишки, думает: «Вот это жизнь». Так и я думал: вот это жизнь — Пушка и Труба (жаргонные хипповые названия Пушкинской площади и подземного перехода под нею. — «Профиль»), центровые все были, вот и добегались все: кто — до белой горячки, кто — до героина, а кто выскочил.

ПРОФИЛЬ: А вы выскочили?

Мамонов: Раз жив — значит, выскочил.

ПРОФИЛЬ: То есть это естественный путь человека, который злоупотреблял алкоголем и марихуаной, к просветлению?

Мамонов: Во-первых, злоупотреблять нельзя. Можно употреблять или нет. А Господь каждому из нас даёт идеальные условия для спасения его души: кому — жену сварливую, кому — начальника доброго, кому — три «мерседеса», чтобы он один отдал, а кому — загородный дом и участок. Это не моя прерогатива — выбирать. Так получилось. Я просто жил, украшал то место, в котором поселился. Сначала строил маленький домик и заборчик, потом — побольше домик и побольше заборчик. Сам мебель делал, какие-то полки строгал. То, что могу делать сам, делаю сам, что не могу — нанимаю людей. Живу так: встал, кофе попил, и день пошёл. Этим надо дать, этим заняться. Никакого православного отшельничества, никаких чудес, просто я теперь живу в провинции, а вы живёте в столице. И дай Бог здоровья всем. Никто не лучше, не хуже другого, и нигде не легче. Я хотел бы знать, кто такой Бог. Говорят, за гробом будет тьма. Нет, рай — это с Богом, Бог — это свет, ад — это без Бога. Никто никого не взвешивает, не жарит. Это просто пребывание в темноте с самим собой, просто без Бога. Вот вы лягте сегодня спать, выключите компьютер, все «пикалки» и полежите в темноте с самим собой. Я так делаю — и понимаю, что я сплошной смрад, гной: и то не так, и сям не так. А ведь дальше будет вечность, где ты не сможешь уже проявить никакой воли: тела нет, воли нет, какими умрём, такими и останемся — либо в свету, либо во тьме. Экзамен придётся сдавать: что будем делать в четверг, если умрём в среду? Надо вставать каждое утро перед зеркалом, смотреть на себя и спрашивать: а я вообще хороший парень или так себе? Или вообще прохиндей? Или я порасскажу всякого вам, а потом приду домой, и бабах — вермута. Вот тебе и верующий.

ПРОФИЛЬ: А когда с вами произошёл этот переворот к духовности?

Мамонов: Это не переворот. Господь открывается. Вера — это дар. Вера — от слышания, а слышание — от слова Божия, написал апостол Павел. Лет десять назад владыка Илларион Алфеев через книгу «Духовный мир Исаака Сирина» распахнул передо мною мир божественной любви. Я прочитал нужную книжку — и у меня всё сердце открылось. Подумал: «Как я живу?» Знаете, Евангелие до сих пор держит первое место в мире по количеству тиражей. Ну, прочти хотя бы. А мы мимо бегаем. Обычно кто-то приходит в церковь, когда случается с ним несчастье: сын умер или ногу отрезало. А чтобы встать утром, посмотреть вокруг: эти прекрасные леса, поля, даже моя соседка замечательная Валентина Адольфовна — всё создано Богом. Если сжать всё в кулак, тогда свет потечёт.
А если дыней валяться на диване, ничего не будет. Как мы говорили в молодости, «под лежачий камень портвейн не течёт». И вот вставали в шесть утра и начинали бегать — к часу дня уже были готовы. Вот если будешь лежать дыней — такой дыней и придёшь в загробный мир. Придёшь и скажешь:
«Я дыня». «Здрасте», — тебе ответят. Бог скажет: «Ты кто? Я тебя не знаю».
Я не хочу так жить. Поэтому комариными шажками хочу приблизиться к Царству Небесному.

ПРОФИЛЬ: Россия сейчас из «дынь» состоит?

Мамонов: Страна — это люди. Николай Васильевич Гоголь сказал: «Общество состоит из единиц». А наша страна — это что? Это народ. Он, конечно, всякий бывает, но я его люблю. Я и сам из этих ребят, которые спотыкались и падали. И до сих пор всякое бывает. Вчера вон опять напился. Ну, не напился, а зря выпил. Вот молодой человек встаёт утром — его везде окружают кнопки. Всё обеспечено. Нажал на кнопку — и всё. Комфорт… Как я в песне пишу: «Чем хуже условия, тем лучше коты». Смысл жизни уходит. Мы были как-то в Сан-Хосе в Силиконовой долине. Там сидит белорусская мафия. Сидят, разрабатывают продукт. Денег — выше крыши. Сидят с компьютерами в кроватях целый день. Звонят человеку, он по телефону из кровати отвечает: «Сейчас я разрулю». Я спрашиваю их: «Зачем вы пригласили нас, истратили сто тысяч долларов на оплату нашего приезда?» Отвечают: «Скучно». Мы играли для них в их маленьком садике. Делать им нечего вообще. «Ягуар» — кабриолет — открытый стоит с ключами в двери. Я спрашиваю: «Почему?» Отвечают: «Преступности ноль». У всех всё есть. Воровать не надо, потому что дадут большой срок, не дай бог. У потенциального вора такой же стоит во дворе. А дальше что? Ответ — в другом месте. Он есть, но он сейчас не по ситуации. Вот хожу я, об этом думаю, живу — и потом выношу это всё на сцену. Человек вообще уязвимое существо. Но это не значит, что нужно лежать.

ПРОФИЛЬ: Но вы без дела не сидите — строите заборы, прокладываете дороги в деревне, где живёте?

Мамонов: Мне Пашенька Лунгин за «Царя» заплатил хорошие деньги, я отгрохал домину такую, что я там делать буду — не знаю. Мне говорят: строй побольше туалетов. Я спрашиваю: «Зачем?» — «Санаторий будет». Слава богу, будет санаторий детям. С толстыми стенами, с красивыми окнами, с сантехникой хорошей шведской. Но это всё игрушки. Не надо к вещам прилипать ни сердцем, ни душой. Как блатные говорят, «в гробу карманов нету». Это всё придётся оставлять. И надо к этому готовиться. Любишь пластиночки, музыку — а ну-ка, один день не слушай. Как тебе? Ад будет, когда «хочу», а «хочу» — всегда. Это — пламя, которое будет жечь. Лягте сегодня вечером спать, закройте глаза и задайте себе вопрос: «Зачем я живу?» И начните честно себе отвечать. Ради детей — хорошо, но в гроб ты их себе не заберёшь. Это тоже твоё, часть тебя, но это не жизнь ради чего-то.
И чем тогда мы отличаемся от животных, если мы только облизываем своих щенят? Вот каждый, кто просыпается и начинает чувствовать, что ему жить неловко, начинает искать.
Я даю ответ только перед Богом.

ПРОФИЛЬ: То есть надо себя спасать? И тогда страна спасётся?

Мамонов: Конечно. Об этом сказал ещё Серафим Саровский: «Стяжи дух мирный, и вокруг тебя тысячи спасутся». А дух мирный — это дух Божий. И приходит он куда? В чистое сердце, освобождённое от страстей — ненависти, злобы, обиды мне, себе. А мы как глухие: развалили всю страну, пытаемся строить правовое государство бессмысленное.

ПРОФИЛЬ: Бессмысленное?

Мамонов: Конечно. Как может быть закон на шесть с половиной миллиардов случаев, да у каждого сотни тысяч ситуаций? Это смешно. Закон есть нравственный. А его не пропишешь на каждого Васю.

ПРОФИЛЬ: А как же в других странах?

Мамонов: Я ездил в Америку: за двадцать сантиметров все друг друга обходят. Ты тронул кого-то — заплати ему пять тысяч долларов. Вот вам правовое государство: где человек лежит на улице в центре города, все боятся к нему подойти, потому что потом он может их засудить. Вы хотите так жить? Я — нет. Весь центр города забит адвокатскими конторами, все друг с другом судятся. Я, конечно, тоже гражданин государства, законопослушный. Но над моей душой бессмертной не властен никто вместе со всеми своими смартфонами. Я выбираю из мудрости и смыслов высшие. Вся между ними лежащая муть перестала меня интересовать. Я хочу высшего кайфа. И Господь по милости своей — через труды, страдания, которые и нужны для того, чтобы этого достичь, — мне даёт это.

ПРОФИЛЬ: Если проследить изменение ваших персонажей — от «Такси-блюз» к «Острову» и «Царю», то в сочетании с вашими духовными исканиями ваши роли вас тоже привели к духовному перевороту?

Мамонов: Замечательный Павел Семёнович Лунгин говорил, что есть два типа актёров: есть те, кто перевоплощается, становится кем-то, а есть актёры, которые сами являются личностями и натягивают на себя роль, как рубашку. Она рвётся, трещит по швам. Я никогда не перевоплощался ни в кого. Я всегда оставался самим собой. Если роль совпадала с моими жизненными позициями на тот момент, я соглашался на неё. Я никогда никого не «играл». В этом смысле роль царя Ивана Васильевича была очень сложна для меня. Неясно было, как мне это всё делать. Она заняла у меня много бессонных ночей. И в этом спектакле я выйду таким, какой я есть, — со всеми своими умениями. Театр тем и интересен и ответствен, что каждый выход на сцену — это что-то новое. Вот спектакль, вот зрители, иди на сцену. И всё. Искусству невозможно определить полочку, куда его поставить. Подлинное искусство, сделанное человеком, — то, за которое кровь проливается. Не просто вышел, что-то сделал — и ушёл. Спектакль — это моя жизнь. Вот как я живу, так я и пишу песни, так я двигаюсь. Я не вру. Надоело враньё. Артист — это кровопролитная битва.

ПРОФИЛЬ: Как вы относитесь к тем, кто уезжает из страны? Сейчас таких много.

Мамонов: Мои интересы ограничиваются моим забором. Я даже, как настоящий деревенский житель, стал редко выходить из дома. Я купался за весь этот год всего дважды. У меня на участке и собственных дел полно. Я и книжки пишу, и читаю, и песни пишу, и видео снимаю и монтирую с сыном, и в кино работаю, я сплю по пять часов в сутки. Мне некогда думать даже, чтобы ехать куда-то, в какую-то страну. Главное, чтобы нам не мешали.

ПРОФИЛЬ: Кто?

Мамонов: Злые дядьки, которые на бабках сидят. Не путины, не буши, а кукловоды. Миром правят кукловоды. Это целый замес. Посмотрите, сколько у них времени свободного открывается на всякий шум: Путин туда, Путин сюда, Болотная, пойдём — не пойдём, бежать под танки. Мышиная возня. Сначала выберись на берег сам, а потом спасай других. А эти люди, вместо того чтобы идти в поликлинику и лечиться, собираются вместе и устраивают палату N 6. Я говорю о процессе в целом — человек, вместо того чтобы направить свои внутренние очи в себя, направляет их вовне. Я думаю о том, что я тону. Я думаю о том, что я отвечу за гробом. Я вижу свою душу, погружённую во грех, и, как умею, рассказываю об этом методами искусства. О том, как победить свой грех и выбраться на сушу. Тонущий человек разве думает о судьбах страны? Нет, он думает, как бы выбраться на берег скорее.

http://www.profile.ru/article/sam-sebya-spasi-72 787