 |
| Нескучный сад | Протоиерей Георгий Климов | 10.10.2012 |
Святоотеческая традиция знает несколько способов прочтения евангельского текста: буквальный, аллегорический и духовный. Иногда эти способы становились предметом дискуссии даже у святых отцов: например, между последователями буквального и аллегорического способов толкования. Могут ли быть между этими способами противоречия или они все, как три ступени, ведут к постижению Евангелия? Объясняет протоиерей Георгий КЛИМОВ, преподаватель кафедры библеистики МДАиС.
— Когда Христос сказал ученикам: «Вам дано понимать тайны Царства Божия, а прочим (внешним) — в притчах», он имел виду, что не все способны постигнуть внутренний (духовный) смысл Его слов?
— Евангелие, как и все Писание, дано нам, чтобы мы научились спасению и вошли в Царство Божие. Если ради этого читать Писание — то тайна Царствия нам откроется, будь ты простой рыбак или образованнейший философ.
Но если читать Евангелие как обычную книгу, из любопытства или даже из уважения к гениальному автору, то окажешься тем «внешним», которому тайны открываются только в притчах. И ты будешь смотреть на эти тайны со стороны, не будучи к ним причастным. Христос сам отвечает, почему внешним не дано знать тайны Царства, если продолжить цитату слов Христа дальше: «.ибо огрубело сердце людей сих и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы Я исцелил их» (Мф. 13: 15−16).
Да, существуют разные способы толкования Библии, но их нельзя назвать противоречивыми. Еще Ориген говорил о своеобразном триединстве: буквальный способ толкования — это плоть Писания, иносказательный — это душа Писания, а символический — это дух Писания, открывающий духовный смысл. С Оригеном согласны отцы каппадокийцы — святители Григорий Богослов и Григорий Нисский. То же самое писал Андрей Кесарийский при толковании Апокалипсиса, а из более близких к нам по времени святых — святитель Феофан Затворник.
Что такое буквальный способ прочтения — понятно: что написано, то и читаем и принимаем. Иносказательный — это метод толкования через притчи. Символический способ (который подразделяют на аллегорический и типологический или прообразовательный) — это использование читаемого как прообразов или пророчеств. Например, Господь пообещал Аврааму — в тебе благословятся все племена земные, твое потомство будет как песок морской.
Как это можно понять? Можно в том смысле, что у патриарха в потомках будет целый народ, как оно и сбылось. Но с высоты Нового Завета очевидно: речь идет не столько о потомках по крови, сколько о том, что из семени Авраамова придет Мессия — Христос, через Которого благословится все человечество: и число последователей Христа — духовных наследников Авраама — будет «как песок морской». (Быт. 12: 2−3)
Существует и понятие мистического, духовного толкования. Четвертое Евангелие, Иоанново, даже называется «Евангелион Пневматикон» («Духовное Евангелие»). Но здесь нужно быть осторожными. С древних времен практика «мистического способа» толкования Священного Писания связывалась с еретиками-гностиками. Они кичились тем, что им якобы открыты некие особые тайны и дарованы особые книги: иными словами, им одним открыт подлинный, духовный смысл Писания. Этакая «монополия» на истину.
В Православии подход к «духовному прочтению» куда трезвее. Нет никаких «сверхтайн», нет деления на «посвященных» в великие «истины» и «непосвященных». Как ни странно, в Евангелии, вне зависимости от того, как ты его понимаешь — буквально или символически, аллегорически, — любой из способов может стать духовным. В отличие от гностиков, Православная Церковь убеждена, что Евангелие предназначено для каждого человека, а величайшая весть Нового Завета о возможности спасения не скрыта для «избранных», а доступна всем, «открыта младенцам», как сказал Христос. Одному открывается что-то через буквальный подход, другому — через аллегорический, символический. Один — простой рыбак, другой — философ, один — назидается притчей, скажем, о том, что как забросили невод в море, вытащили все, что попалось, и стали разбирать: рыбу — в корзину, а водоросли, мусор — выкинули вон (см. Мф. 13: 47−50). Рыбаку это понятно, он знает, о чем идет речь, и от буквального прочтения может сделать духовный вывод. А философ читает начало Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и слово было Бог» (Ин. 1: 1) — и это дает ему некоторое представление о безначальности, личности и божестве Логоса.
Разные толкователи отдавали предпочтение разным способам. Но часто бывало, что всецелое увлечение одним из них, при полном непризнании других, приводило человека к заблуждению. Так, на Пятом Вселенском соборе был осужден Федор Мопсуетский — за то, что слишком увлекся буквальным толкованием Священного Писания, отвергая в силу этого, например, возможность приложения ко Христу ветхозаветных пророчеств, если они уже сами по себе сбывались в Ветхом Завете. Любители же исключительно аллегорий и символов нередко заканчивали свою жизнь в гностических сектах с их «мистическим» толкованием текстов.
— Есть ли правильный «алгоритм» чтения Нового Завета — сначала как информацию, потом, если сердце просвещается, начинаешь понимать этот внутренний смысл?
— Если я читаю Евангелие, желая спастись, то Господь начинает открываться, а как — уже не так важно, да и непросто это уловить. Здесь в действие вступает благодать. Ведь чтение Евангелия есть своего рода таинство, а читающий — его участник: он читает не простой текст, а слова Живого Бога. По плодам, по умиротворению, которое начинает испытывать верующий после прочтения иногда простейшей, сто раз встречавшейся мысли, которая внезапно засияла перед ним как жемчужина, он понимает: тронул сердце Господь, открылся по милосердию Своему.
Но одно из свойств Бога — непостижимость. Значит, и Слово Его в пределе, до конца непостижимо для человека, и чем больше читаешь, тем более глубокий смысл проступает сквозь строки. Именно поэтому подвижники благочестия всю жизнь читали Евангелие и никогда не переставали этого делать. Вот преподобный Серафим Саровский еженедельно прочитывал все Четвероевангелие.
— Почему иногда на уровне слов вроде все понятно, а все равно — непонятно? Вот сам чувствуешь, что нет понимания, и все! Это потому, что духовный орган не развит для понимания, усвоения? Не на том уровне человек?
— Во-первых, при чтении любого текста Писания мы должны помнить слова апостола Петра о том, что «никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собою. Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым» (2 Петр. 1: 20−21). Это же имеет в виду и апостол Павел, когда говорит, что духовное может быть понято только духовным. Нам, простым грешным людям, невозможно полноценно постичь тот смысл, которые вкладывали в текст боговдохновенные апостолы, писавшие в соавторстве с Духом Святым.
Во-вторых, для правильного чтения и понимания Писания нужно прежде всего довериться Богу. Причем не тому, который, как любят говорить, «у меня в душе». Господь Свое учение открыл и доверил Церкви, а значит, доверие Богу — это доверие Церкви, ее Соборному учению.
Конечно, это не значит, что, доверившись, можно будет всецело уповать на то, что все станет понятным. Человек поймет лишь то, к чему он через свой личный духовный опыт хотя бы самую малость причастен. Если нет и этой малости — можно читать сколько угодно, все равно ничего не поймешь. Читая Писание, человек вступает в определенную духовную реальность. Если ему знакома духовная жизнь, то и эта реальность будет понятна. Если не знакома — то все будет на уровне «слушая, не слышат, смотрят, но не видят, потому что огрубело сердце их». Духовный орган — это и есть сердце.
Любой дар Христов, по словам преподобного Симеона Нового Богослова, подается не за добродетели и не за труды, ради них понесенные, а за рождающееся от них смирение. Дар от Господа понимать Евангелие в свою меру — это, конечно, дар, подаваемый за смирение. Чем гордиться нам, если даже апостолам Господь сказал радоваться не о том, что им бесы повинуются, а о том, что их имена вписаны в книгу Жизни. Это призыв к смирению.
— В Средние века в Западной Церкви была традиция lectio divina — духовного чтения Писания. Соответствует ли это православному духовному прочтению?
— Lectio divina — это своего рода попытка католиков медитировать над текстом и пытаться дойти до смысла по наитию. С православной точки зрения это происходит от чрезмерного доверия себе при явном понимании, что ты не свят и способен на погрешность. Конечно, это не соответствует тому, что в Православии называется духовным прочтением. Хотя и в православной традиции есть место для размышления над Евангелием, но оно должны быть обязательно проверено. Вот как советует читать Евангелие святитель Феофан Затворник. Прочитав отрывок, надо тут же еще раз вспомнить — о чем ты читал. Это дисциплинирует и сосредотачивает внимание человека на прочитанном. После этого святитель Феофан советует поразмышлять — что для меня лично может значить этот отрывок? Как в моем сердце отзывается? По словам святителя, это упражнение как ничто другое способствует развитию духа истинной молитвы. Ведь без знания Евангелия человеку сложно молиться Богу.
Но святитель Феофан заповедует не просто порассуждать «от ветра главы своея», а найти толкование на прочитанный отрывок у признанных экзегетов: святителя Иоанна Златоуста, блаженного Феофилакта Болгарского, Симеона Нового Богослова, Ефрема Сирина, Феодорита Кирского, сравнив их мысли со своими, чтобы перепроверить свои мысли с традицией Церкви. Это постепенно научает человека мыслить в русле Священного предания Церкви.
— В чем смысл церковной традиции ежедневного чтения Евангелия на службах? Какая тут система и логика, почему отрывки часто несогласованны между собой?
— Эта традиция зародилась в первые века христианства. В то время книги были дорогие, и познакомиться с евангельским текстом обычный человек мог только за богослужением в церкви. Евангелия, поделенные на небольшие отрывки, традиционно вычитывались одно за другим. В современной богослужебной практике Православной Церкви такие отрывки называются «зачалами». Но иногда чередность менялось — например, в нашей Церкви с Пасхи начинается чтение Евангелия от Иоанна. А в первые дни Страстной седмицы прочитываются все четыре Евангелия. Со временем на традицию ежедневного последовательного чтения Четвероевангелия наложилась традиция, связанная с церковными праздниками. Поэтому, действительно, иногда не совсем понятно, почему в этот день читается именно этот отрывок, а не какой-нибудь другой, так переплелись традиции. Кроме того, не про все известно — как и почему они складывались, потому что утеряны источники. Но тем не менее мы верим, что Господь на каждый день посылает нам особое евангельское зачало, чтобы мы, рассуждая о нем, назидались.
— Можно ли, используя разные подходы (аллегорический, символический), растолковать притчу о бесплодной смоковнице (см. Мф. 21: 18−19)?. За что ее все-таки погубил Христос? Ведь, строго говоря, Он был несправедлив — потребовал от дерева смокв, когда еще было не время их собирать.
— Это очень интересный отрывок как раз потому, что с буквальной точки зрения его действительно понять невозможно.
Господь проклинает смоковницу утром в Великий понедельник, когда идет очистить Иерусалимский храм от торговцев. Евангелисты Матфей и Марк описывающие, как Иисус подошел к смоковнице, отмечают, что «Господь взалкал» и пошел посмотреть, не найдет ли плода на ней. Марк оговаривается: еще не время было собирать смоквы. Но, невзирая на это, Иисус подходит к дереву, ничего не находит на нем и проклинает его: да не будет больше от тебя плода вовек. И дерево засыхает.
Безусловно, это чудо стоит особняком среди чудес Иисуса Христа. Ничего подобного Он еще не совершал. Все чудеса Спасителя были направлены на подание жизни, а это как будто наоборот. В чем дело?
Чтобы понять символический смысл произошедшего, надо знать, какой особенностью смоковница отличается от прочих деревьев. Мы привыкли, что весной на ветвях деревьев одновременно раскрываются почки листьев. У смоковницы не так. Сначала на голых ветвях появляются цветы, завязываются плоды, а затем появляются листья. И если на смоковнице есть листья — а евангельский текст утверждает, что листья были, — значит, на ней не может не быть завязавшихся плодов. Но Господь подходит к смоковнице и обнаруживает, что листья на ней прикрывают не смоквы (пусть незрелые) — а их полное отсутствие! Пусть было не время собирать смоквы. Но их начаток уже должен был быть! Господь показал, что готов был утолить голод даже незрелыми смоквами, то есть принять людей, едва-едва начинающих постигать тайну Нового Завета. Но ничего не нашел — даже зеленых смокв, даже зачатков истинной веры.
И вот здесь мы переходим в область, где необходимо и знание ветхозаветного символического контекста. Смоковница как дерево, обилующее плодами, это, согласно пророческим книгам Библии, образ ветхозаветного Израиля. Проклятие смоковницы — это проклятие современного Христу иудейства, которое «листьями» — исполнением внешних обрядов — прикрывало отсутствие духовных плодов, которые оно обязано было принести Богу!
О каких плодах речь? Мессианские пророчества, прообразы Ветхого Завета неминуемо должны были привести иудеев к признанию Иисуса из Назарета истинным Мессией. И Христос проклинает смоковницу — «да не будет больше от тебя плода вовек» — как в первую очередь плод обмана того лжемессианского учения, согласно которому Мессия должен быть богатейшим, славнейшим и сильнейшим властителем мира.
С буквальной точки зрения этот отрывок понять невозможно: Но Господу было важно преподать урок апостолам, чтобы они запомнили: вера без Христа тождественна духовной смерти, а лицемерная внешняя праведность достойна проклятия.
Текст: Дарья САЗОНТОВА
