Русская линия
Нескучный садПротоиерей Леонид Грилихес03.10.2012 

Евангелие надо читать по вертикали и по горизонтали

«Я хорошо помню, как сам впервые взял в руки Евангелие. Протоиерей Леонид ГРИЛИХЕСОткрыл и стал читать с первой главы Евангелия от Матфея, где дана родословная Христа с длинным списком сложных еврейских имен. Я был в шоке. Как это можно читать, и какое все это имеет отношение ко мне? Мое читательское восприятие, сформированное образцами русской классики, „не работало“ при чтении Священного Писания». О том, почему Евангелие — это гипертекст, — протоиерей Леонид ГРИЛИХЕС, зав. кафедрой библеистики МДАиС.

С чем его сравнить?

 — Есть такое понятие — читательское восприятие текста. Например, прежде чем мы открываем какую-нибудь книгу (роман или поэзию) или газету, мы уже примерно представляем, что нас ждет. Зная о законах каждого жанра, об их разности, мы от стихов заведомо ожидаем ритма, рифмы (часто), образности, недосказанности, и т. д., а в газетном тексте, наоборот, оценим эксплицитность языка. И не станем требовать от поэзии сухости и конкретности, а от газетного текста — сложных метафор. Такое заведомое представление о тексте, который ты собираешься читать, то есть модель читательского восприятия, у нас сформирована, прежде всего, классической художественной литературой, которую мы читаем в школе.

Но читательского восприятия текстов Священного Писания, которое большинство из нас открывает взрослыми людьми, у нас практически нет. Мало кто вообще задумывается, что это совершенно особая книга, литература, написанная более двух тысяч лет назад, со своими законами языка и композиции. Как правило, когда человек открывает Евангелие, он пытается увидеть то, что он привык видеть в других книгах, он невольно сравнивает евангельский текст с известной ему художественной литературой. Например, мы привыкли, что в романе дается подробный портрет героев, внешний и психологический. Или мотивация поступков. Но ничего этого мы не находим в Евангелии. Мы можем очень сожалеть об этом, но там нет ни слова о том, как выглядел Спаситель, или как Он думал. Язык Священного писания — это особый язык со своей стилистикой, поэтикой, риторикой, синтаксисом, принципами композиции. «Исследуйте Писания» (Ин.5:39), — говорит Господь. Не просто читайте, но и изучайте, анализируйте, сопоставляйте. У человека, который постоянно читает Священное писание, формируется ассоциативный способ восприятия, когда одни его образы перекликаются с другими, причем часто поверх всякой рефлексии, что позволяет воспринимать текст во всем его объеме. Формируется верный способ восприятия Священного Писания. Без этого мы обречены на то, чтобы, невольно сравнивая его текст с художественным словом и оценивая Писание на этом фоне, видеть второстепенное, но пропустить главное. Без этого знания мы просто не сможем сориентироваться в Священном Писании и даже не догадаемся об этой своей неспособности.

Важнейшим ключом для понимания Священного Писания является контекст. Чтение каждого предложения Священного Писания из более широкого контекста — один из главных принципов в подходе к нему. Принцип контекстности лежит в основе еврейского языка, на котором был записан Ветхий Завет и на котором, как и на арамейском, проповедовал Господь. Этот язык может служить некой метафорой для чтения всего Писания. В иврите нет гласных, и согласные буквы читаются только тогда, когда появится еще одна согласная, уточняющая смысл. И чем больше согласных нам известно, тем легче и точнее мы читаем слово. Но и наоборот: в чем более широкий контекст мы погружаем наше повествование, тем легче прочитать и отдельные слова.

Оценить значение контекста легче всего на примере Евангелия, которых у нас четыре. Наверное, не найти других примеров, когда одна и та же книга включает в себя похожие, но все же четыре различных повествования об одних и тех же событиях. Читая одно Евангелие, мы можем посмотреть — что об этом говорят другие евангелисты? И тогда станет проще понять, что же хотел сказать конкретный евангелист. Чтение Евангелия не только последовательно, но и параллельно, по горизонтали, — хороший способ для тех, кто хочет понять его более объемно.

Например: у ев. Матфея рассказу о расслабленном (Мф.9:2−7) посвящено всего несколько строк: друзья приносят его к Спасителю, тот, похвалив «веру их» — расслабленного и его друзей, исцеляет больного. Рассказ называется о расслабленном, но мы не знаем ни истории его болезни, ни как он выглядит, чем занимается, сколько ему лет, есть ли у него семья и т. д. Его приносят к Спасителю, он молчит, Христос его исцеляет, он опять молчит. Какой-нибудь современной филолог мог бы сказать, что само отсутствие информации о нем лишний раз подчеркивает его болезнь, — настолько он расслаблен, что и ответить не может. Но если мы посмотрим, как об исцелении расслабленного повествует евангелист Марк (Мк.2:1−12), то увидим, что у него было целых четыре друга, готовых пожертвовать своим временем и силами, чтобы нести его на носилках, поднять на крышу, разобрать крышу и опустить перед Спасителем. Это уже не только описание, но, отчасти, и характеристика расслабленного (и друзей, конечно). А если мы вспомним Евангелие от Иоанна про другого расслабленного (Ин.5:1−18), который тридцать восемь лет лежал у купели, и «не имел человека», который бы помог ему, станет понятно, что у него друзей не было и это тоже его как-то характеризует. Так, сопоставляя отрывки из Марка и Иоанна, мы увидим, как смысл каждого из них удивительным образом расширяется: у одного расслабленного было четыре верных друга, которые так ему преданы, что не отступают до тех пор, пока не принесут к ногам Спасителя — большего они сделать не могли. А у другого за тридцать восемь лет не нашлось ни одного человека, пожалевшего его. И мы начинаем понимать, что, наверное, тот, кого не бросили в болезни друзья, как это часто случается, когда человек оказывается в несчастье, обладал неким внутренним сокровищем, которое притягивало к нему людей и они с радостью были готовы служить ему. Видимо, этот расслабленный так переживал свою болезнь, что она дала ему возможность в конце концов приблизиться к Богу. А про расслабленного из Евангелия от Иоанна есть предание, которое может объяснить, почему он «человека не имел». Христос исцеляет его и говорит: «вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего худшего» (Ин.5:14−16). А он, исцеленный, тут же предает Христа фарисеям. По церковному преданию, отраженному в Синаксаре, этот человек, которого звали Иаар, был тем самым слугой, который ударил Христа на допросе у первосвященника со словами: «Так Ты отвечаешь первосвященнику?» (Ин.18:22).

Но смысл рассказа о расслабленном у Матфея становится еще многомерней, если рассматривать его в контексте рассказов и о других исцелениях у всех евангелистов. Невероятность этого отрывка видна именно тогда, когда мы видим его в контексте всего Евангелия: везде, прежде чем совершить чудо, Господь испытывает веру человека, как с Хананеянкой (Лк.5:1−11), или отцом бесноватого юноши (Мк.9:14−31). Мы видим, что чудо совершается не только Богом, оно совершается при участии человека, который должен как-то повернуться ко Христу, раскрыться перед ним, чтобы сила Божия проявилась в действии. И часто такие исцеления заканчиваются словами: «иди, вера твоя спасла тебя» (Мф.9:20−22; Мк.5:25−34; Лк.8:43−48). Но в Евангелии от Матфея расслабленный ничего не говорит о своей вере, а Господь все равно его исцеляет. Очевидно, в данном случае не нужны были даже слова подтверждения, потому что вера родилась у него в болезни, та вера, что как свет, который притягивал к нему друзей, и Господь совершает чудо без всяких слов. И вот весь этот рельеф повествования становится заметен только в том случае, если мы читаем это коротенький отрывок в контексте всего Евангелия. И нам полнее открывается смысл евангельских исцелений человека Богом: Господь всегда готов помочь человеку и помогает, но человек может свое исцеление воспринять как встречу с Богом, которая целиком изменит его жизнь, а может просто воспользоваться этим чудом, чтобы стать, как сейчас говорят, полноценным членом общества, и дальше строить свою карьеру. Та же мысль есть и в отрывке о десяти прокаженных, девять из которых, исцеленные Христом от смертельной болезни, пошли жить своей жизнью, и только один понял, что мимо того, что произошло, нельзя пройти, что это гораздо важнее, чем просто обретенное здоровье, это чудо, которое должно повернуть его жизнь к Богу.

Новое в контексте Ветхого

Невозможно полноценно понять Евангелие и вне контекста Ветхого Завета. Евангельская литература продолжает традицию ветхозаветной литературы, а ее богословский язык сформировал и богословский язык Евангелия. Например, в Апокалипсисе больше двух третей стихов имеют отсылки на Ветхий Завет, при этом нет ни одной дословной цитаты. И конечно прочитать эту книгу с какой-то попыткой ее осмысления невозможно без очень хорошего знания Ветхого Завета.

В Евангелии Господь также часто говорит притчами, которые содержат аллюзии на ветхозаветный источник. И если мы с ним не знакомы, мы не можем понять всю глубину евангельских текстов или понимаем их искаженно.

Например, в Евангелии от Матфея Господь говорит, что «Царство Небесное подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры (сата) муки, доколе не вскисло все». (Мф.13:33). В студенческой, даже академической аудитории я спрашиваю, услышали вы здесь какую-то аллюзию на Ветхий Завет, и редко кто отвечает. Но здесь она совершенно очевидна: когда к Аврааму являются три Путника, три Ангела, он бежит к Саре и говорит, чтобы она замесила три сата (то же слово) муки и испекла три пресных лепешки. (Быт.18:1−6). Эти пресные лепешки, которыми Авраам встречает трех Ангелов (в христианской интерпретации Аврааму явилась Божественная Троица), означают служение человека Богу, те дары, которые он, подобно хлебу, Ему приносит. Но в библейском рассказе говорится о трех пресных хлебах, и это не случайная деталь. С того времени, как в мир пришел Спаситель, любовь человека к Богу, с которой и начинается Царство Небесное, которое внутрь нас, получила божественную закваску — дух Божий: человек получает возможность любить не только от силы своего сердца, души, разумения, но и от Святого Духа Божия. Не случайно Господь говорит: «Заповедь новую даю вам — да любите друг друга» (Ин.15:17). В Ветхом Завете тоже говорится о том, что надо любить ближних. Но если мы здесь поставим точку, то непонятно — в чем новое? А Господь говорит, «да любите друг друга, якоже Я возлюбил вас» (Ин.13:34). Но это возможно только в том случае, если мы приобщены ко Христу, имеем в себе дух Христов. Бог призывает нас любить друг друга любовью, которая превосходит человеческую меру, любовью Божией.

Библейская поэтика

Все тексты Священного Писания сложились на основе древневосточной религиозной литературы, поэтика которой, кроме эстетического, всегда имеет и смысловое значение. Один из главных принципов библейской поэтики — параллелизм, когда каждая мысль повторяется дважды. Например, Псалом 50-й: «Помилуй меня Боже по великой милости Твоей, И по множеству щедрот Твоих очисти беззакония моя. Сердце чисто созижди во мне, Господи, И дух прав обнови в утробе моей» И т.д. В такой параллелизм заложен мощнейший экзегетический принцип: смысл второго стиха всегда дополняет, уточняет смысл первого. «Сердце чисто созижди во мне, Господи». Что значит — чистое сердце? Читаем второй стих: «И дух прав обнови во утробе моей». То есть сердце чистое — это некий непоколебимый («прав» дословно переводится как непоколебимый) дух, когда в сердце обитает дух Божий. Так что знание библейской поэтики — не филологическая роскошь, а способ для понимания смысла в данной для нас полноте.

Подготовила Ирина ЛУХМАНОВА

http://www.nsad.ru/index.php?issue=13§ion=10 014&article=2645


Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика