Православие и современность | Ксения Гаркавенко | 26.09.2012 |
Сегодня в нашей традиционной рубрике «Книжная полка» — произведение, которое называют русским аналогом «Унесенных ветром». Есть ли основания для таких сопоставлений? В чем сходство и различие романов американской и русской писательниц? Попытаемся ответить на эти вопросы.
Над книгой ее автор, Ирина Головкина (Римская-Корсакова), работала с конца 1950-х по 1960-е годы. О публикации тогда даже мечтать не приходилось. В 1973-м она устроила один из экземпляров на хранение в Государственную Публичную библиотеку. Рукопись была положена в сейф с условием, что откроют его через 30 лет. Но в конце 1980-х началась перестройка, и опубликовать произведение удалось значительно раньше. Роман, в журнальном варианте называвшийся «Побежденные», впервые был напечатан в 1992 году на страницах «Нашего современника», затем под тем же названием вышло несколько книжных изданий. Книга «Лебединая песнь. Роман из жизни русской интеллигенции в период диктатуры Сталина», продающаяся сейчас в церковных лавках, выпущена в 2009 году в Санкт-Петербурге и впервые представляет полный, несокращенный авторский текст.
Ирина Владимировна Головкина (урожденная Троицкая; 1904−1989) происходила из дворянского рода; по материнской линии — внучка композитора Римского-Корсакова. Когда родилась Ирина, ее великий дедушка работал над оперой «Сказание о невидимом граде Китеже», в чем можно усмотреть некую символику — ведь в книге повествуется о людях, сформированных той Россией, что, подобно граду Китежу, исчезла безвозвратно, ушла на дно Светлояра.
Произведение автобиографично, но, разумеется, не воспроизводит один к одному события жизни автора. К примеру, в образах главных героев Аси Бологовской и Олега Дашкова явно присутствуют черты самой писательницы и ее мужа, Капитона Васильевича Головкина. Последний, как и Олег Дашков, в годы германской войны командовал «ротой смерти», был награжден Георгиевским крестом. Когда после Февральской революции началось разложение армии, спровоцированное безумными приказами Временного правительства и большевистской агитацией, солдаты-революционеры постановили на тайном собрании убить Головкина как «олицетворяющего собой доблесть царского офицера» — замечательная формулировка, ярко характеризующая прежде всего самозваных судей. Головкину удалось спастись благодаря собственному мужеству и поддержке солдат, оставшихся верными присяге. То же самое в книге происходит с Олегом. При этом некоторые черты характера Головкина и эпизоды из его жизни перешли к другому герою книги, Валентину Фроловскому, и т. д. Автор «Лебединой песни» писала не историю своей семьи, а художественное произведение и, как любой писатель, имела право на типизацию и вымысел.
Куда вымысел заведомо не проникал — так это в область исторических событий, связанных с террором, который развязали большевики сразу после захвата власти. По словам внука Ирины Головкиной, написавшего предисловие к книге, «бабушка постоянно твердила, что в романе нет ни одного вымышленного факта, даже самого мелкого или незначительного. Решительно всё, до мелочей, было в реальной жизни». Кстати, по этой причине, когда она давала читать машинопись друзьям, не сообщая, кто автор, они об авторстве догадывались сразу: слишком хорошо этим людям — уцелевшим осколкам дворянских родов и старой петербургской интеллигенции — известны были описанные перипетии.
Сюжет книги — трагическая судьба нескольких дворянских семей, гонимых, живущих в постоянном ожидании очередных репрессий. Сравнение с «Унесенными ветром» Маргарет Митчелл мне представляется не совсем корректным. Сходство лишь в том, что и там и здесь гибнущий прежний мир показан глазами молодой женщины, красивой, утонченной, образованной, прекрасно воспитанной, к этому миру принадлежащей — и обреченной жить совсем в другом. Однако героям и героиням Митчелл не довелось пережить и тысячной доли того, что выпало на долю русских из стана побежденных: ведь ни их самих, ни их родителей, жен или мужей не пытали и не расстреливали, их родовые гнезда не превращали в безобразные коммунальные клоповники, их детей и внуков не травили за происхождение, закрывая дорогу и к работе, и к учебе в вузе; они не жили в вечном страхе ночного стука в дверь. К концу произведения мало кто из героев «Лебединой песни» остается в живых. На смену им, унесенным не ветром даже, а ураганами, цунами революции и террора, идут «грядущие гунны», вполне свободные не только от культуры, но и от элементарных проявлений человечности. Вот характерный эпизод: молодая женщина, муж которой арестован, тщетно пытается узнать хоть что-то о его судьбе, проводя целые дни в тюремных очередях. Наконец она убеждается, что муж расстрелян. Полумертвая от горя и усталости, женщина возвращается домой, где плачет голодный двухлетний сын. Помощи ждать не от кого, все родные уже высланы из Ленинграда или арестованы, она последняя. Что-то подгорает у нее в кастрюле, и соседка по коммунальной кухне визгливо кричит: «Таких, как она, у нас в Союзе уже пятнадцать лет выводят, да все не перевелись — живучи больно!». Муж визгливой соседки — красный курсант; со временем, вероятно, станет командиром, а его жена, соответственно, будет считаться интеллигенткой — уже новой, советской формации. Вспоминаются строки из цикла «Лебединый стан» Марины Цветаевой: «„Где лебеди?“ — „А лебеди ушли“.— „А вороны?“ — „А вороны — остались“».
Есть еще одно несходство «Лебединой песни» с романом Митчелл: как бы мы ни сочувствовали героям последней, в реальности на американской гражданской войне правое дело защищали все-таки не южане: рабство негров являлось абсолютным злом, оно должно было быть отменено, и обсуждать здесь нечего. Совсем иное происходило у нас, но это — отдельная тема.
Головкина не идеализирует своих героев: некоторым из них, наряду с прекрасными качествами, присуще чувство кастовой замкнутости, дворянской гордыни; впрочем, при том классовом расизме, который насаждался в «бесклассовом» советском обществе в 1920—1930-е годы, это могло становиться своеобразной защитной реакцией. Другая, более важная проблема — изначальное отсутствие веры или ее утрата от тяжести обрушившихся бед (так, еще в ранней молодости княгиня Нина Дашкова теряет веру, после того как красноармейцы совершают над ней насилие, перед этим убив на ее глазах старика отца, тщетно пытавшегося защитить дочь). Но именно в том, что еще до революции образованные русские люди в большинстве своем к вере были в лучшем случае равнодушны, а в худшем — враждебны, наиболее проницательные из персонажей видят причину попущенной Богом катастрофы. Только тогда, когда Россия и они вместе с ней падают в адские бездны, приходит прозрение. Это было и в реальной жизни: в 1920-е годы, несмотря на гонения, среди интеллигентной молодежи начиналось религиозное возрождение (позднее почти задавленное катком репрессий). При Александро-Невской Лавре существовало православное братство. Одним из его активистов был родственник Ирины Головкиной, который в дальнейшем за эту активность поплатился — попал на Соловки; через него она также вступила в братство. Сюда же приходят самые юные герои романа: младший брат Нины школьник Мика, его друзья Петя и Мери. В одном из эпизодов появляется будущий митрополит Гурий (Егоров), в те годы еще молодой иеромонах, которого ненадолго выпустили из тюрьмы перед очередной ссылкой. Отец Гурий, прощаясь со своей паствой, каждому дает небольшое напутствие; так в пространстве романа пересекаются судьбы вымышленных (хотя и имевших прототипов) героев и реальных исторических деятелей. Петя вскоре умрет, не сумев пережить арест матери, а судьбы Мики и Мери будут неразрывно связаны с Церковью. Выживут ли они в мясорубке новых витков репрессий? Действие романа завершается в 1937 году, уцелевших героев ждут новые испытания, в том числе Ленинградская блокада.
Закончим справедливыми словами внука писательницы, автора предисловия к книге, Николая Кирилловича Головкина: «Ушло из жизни поколение, родившееся в начале ХХ века. Это поколение передало нам из первых уст те устои, обычаи, традиции, которые утверждались в России веками. Люди этого возраста, в большинстве своем, будь то дворяне или крестьяне, или другие социальные группы, делали все еще по старым заветам, оставленным нам предками. Это было поколение, носившее еще в полноте „русский дух“. Его они пронесли через время прямых и скрытых гонений на православную веру, они были последним поколением — носителем традиционной народной культуры, впитанной с молоком матерей, они говорили еще на настоящем чистом русском языке. Пусть эта книга увековечит их память и поможет нам помнить свою страшную, но славную историю, поможет осознать проблемы современности, ведь прошедшее приводит нас к настоящему».
В заключение отметим, что эта столь трагическая по материалу книга читается очень легко; фабульное напряжение не ослабевает на протяжении всех девятисот с лишним страниц текста.
Газета «Православная вера» № 15 (467), 2012 г.
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=61 222&Itemid=10 393