85 лет назад, 23 декабря 1917 года (по старому стилю), Народный комиссариат просвещения — орган новой советской власти — издал декрет о введении нового правописания. Этот во всех отношениях революционный документ поначалу имел ограниченное действие и был обязателен лишь для школы. Для того чтобы расширить сферу применения новой орфографии, 10 октября 1918 года Советом народных комиссаров утверждается еще один декрет, согласно которому правила распространяются и на печатные издания, то есть приобретают всеобщий характер. Перечисленные документы и связанные с ними мероприятия (изъятие и уничтожение старых наборных шрифтов, пертурбации общеобразовательных методик и учебной литературы и проч.) принято считать реформой орфографии 1917−1918 гг. Это была единственная в ХХ столетии настоящая реформа русского правописания. Изданные в 1956 году «Правила русской орфографии и пунктуации», которые и доныне остаются в силе, были нацелены только на упорядочение и унификацию ряда формулировок и не затрагивали основ правописания. Последующие «Предложения по усовершенствованию русской орфографии» (1964) вообще не нашли одобрения у широкой общественности. Впрочем, они так же, как и несостоявшиеся проекты 90-х гг., не преследовали революционных целей. Кардинальные изменения, введенные в русское правописание в 1917—1918 гг., были изданы как приложение ко второму декрету. Это приложение включало в себя 11 пунктов, большинство которых и тогда, и сейчас вызывают горячие и непримиримые споры: 1. исключение буквы ять и замена ее на е; 2. исключение буквы и десятеричная и замена ее на и (и восьмеричная); 3. исключение буквы фита и замена ее на ф (ферт); 4. исключение буквы ъ (ер) на конце слов при ее сохранении в качестве разделительного твердого знака; 5. избирательное написание приставок из-, воз-, вз-, раз-, роз-, низ-, без-, чрез-, через- перед буквами звонких с з, а перед буквами глухих — с с; 6. замена в Р. и В.п. прилагательных, причастий и местоимений окончания -аго (-яго) на -ого (-его); 7. замена в И. и В.п. ж. и ср.р. мн.ч. прилагательных, причастий и местоимений окончания -ыя (-ия) на -ые (-ие); 8. введение единой формы они в И.п. мн.ч. для всех родов; 9. введение единых форм одни, одних, одними для всех родов; 10. замена формы личного местоимения Р.п. ед.ч. ж.р. ея на её; 11. упрощение правил переноса. В последнее время неожиданно обострилась дискуссия вокруг пятого положения, а точнее, вокруг префиксов (приставок) без-/ бес-. Некоторые православные верующие наотрез отказываются следовать орфографическим правилам и во всех случаях пишут только без-. Свой жесткий и безальтернативный выбор они объясняют созвучием приставки бес- с обозначением самой темной, злой и враждебной христианам силы. В доказательство своей правоты они приводят церковнославянский язык, где есть лишь префикс без-. Смущенные и возмущенные чувства верующих можно понять. Значительный интерес представляют также богословские и философские аргументы. Однако пришло время спокойно и трезво разобраться в этой ситуации и дать ей сугубо лингвистическую оценку. Итак, в случае с отождествлением приставки бес- и существительного бес имеет место так называемая народная этимология. В ее основе лежит принцип семантического притяжения (аттракции) созвучных слов, независимо от их реального этимологического родства и исходных значений. В восприятии многих носителей языка любые звуковые сходства сигнализируют о сходствах смысловых. При этом слова воспринимаются не в лингвистических и исторических связях, а видятся как ассоциативный комплекс на основе паронимии (случайной внешней похожести). Это нередко рождает ошибки в употреблении: двойной — двойственный — двоякий. На таком механизме может строиться игра слов: замужество — за мужество. Подобными примерами пестрит речь детей и сельских жителей. Так, песенная строчка «Трутся спиной медведи о земную ось» у пятилетней девочки звучит как «Трутся спиной медведи, а зимою — лось»; название села Троекурово, восходящего к фамилии Троекуров, объясняется следующим образом: трое сидели и курили, вот и Троекурово вышло. Не вызывает сомнений, что лексические значения префикса и существительного не содержат ни одной общей семы, ни одной точки соприкосновения. Бес — это самостоятельная часть речи, имя существительное, называющее нечистую силу, злого духа. Это слово формирует вокруг себя большое словообразовательное гнездо, являясь его вершиной: беситься, бесноватый, беснование и т. д. Бес- - в рассматриваемом случае приставка, аффиксальная (некорневая) морфема. Она в значении «лишенный чего-нибудь, не имеющий чего-нибудь» служит для образования новых слов: бескрылый, беспрерывный, бесстыжий. Кроме того, бес- в другом графическом виде (без) может выступать как предлог, то есть как служебная часть речи с аналогичной семантикой: без вас, без ума, без семьи. Многие объясняют свое нежелание употреблять на письме префикс бес- тем, что его буквенный состав затемняет семантику слова: «Тут последовательно фонетический принцип очень гасит смысл слов, таких как изсекать, изскакать, изспела…» (Русский словарь языкового расширения. Составил А.И. Солженицын. М., 1990. С. 5). Данное мнение несколько поспешно и «нелингвистично». Ибо по правилам русского словообразования любая приставка всегда присоединяется только к реально существующим в языке единицам: за + ехать = заехать; без + денежный = безденежный; бес + толковый = бестолковый. В противном случае перед нами уже не приставочный способ образования, а это, как говорится, совсем другая история, когда в игру, наряду с префиксом, вступает суффикс, который также привносит в новое образование свое значение: бесстыдник — «тот, у кого нет стыда», следовательно, бес + стыд + ник — приставочно-суффиксальный способ образования. Таким образом, если пойти по пути отождествления совершенно разных по лексическому, словообразовательному и грамматическому значению единиц, для иных носителей русского языка может стать категорически неприемлемым употребление таких, например, слов, как асбест, небеса и нек.др., ведь в них тоже есть букво- и звукосочетания бес-. Обратившись к истории рассматриваемых слов, можно без особого труда обнаружить, что каждое из них прошло отдельный, обособленный путь. Существительное бес писалось через букву ять, которая в старославянском языке произносилась как очень широкий, открытый звук переднего ряда нижнего подъема — средний между [а] и [э]: [бяс]. В древнерусском языке, напротив, этот звук был узким, закрытым, переднего ряда верхне-cреднего подъема — средний между [и] и [э]: [биес]. И только потом звук ять совпал со звуком [э]. Такое произношение отражают современные церковнославянский и русский языки. В приставке второй буквой издревле была есть. И произносилась она как звук переднего ряда среднего подъема — [э]. Помимо этого, на конце указанного существительного писалась буква ер — ъ, которая в старославянском языке обозначала особый очень краткий гласный звук неполного образования. Впоследствии ъ как звук исчез, однако буква веками сохранялась. Осталась она до сих пор и в церковнославянском языке как показатель того, что ни одно его слово не может заканчиваться на согласную. Приставка же бес- является звуковым вариантом без-. И данный вариант возник уже очень давно — задолго до прихода большевиков к власти. Дело в том, что приставка без-, а также из- раз-, въз- (первые две, как уже было сказано, могли выступать и в роли предлогов) исконно, еще в старославянском языке, писалась без буквы ер на конце. Это повлекло за собой раннее оглушение звука [з] и превращение его в [с]. И в «Старославянском словаре», основанном на рукописях X—XI вв., можно найти 41 (!) слово с префиксом бес-: бесконьчьнъ, беспечаленъ, бесхрамьникъ и др. (Старославянский словарь. М., 1999. С. 81−83). Небезынтересна в этом отношении история слова беседа. Мало кто знает, что изначальное значение этого слова — «лавка с сидением снаружи, то есть лавка без седа». Позже на основе метонимического переноса («место» — «событие, происходящее на этом месте») появился новый лексико-семантический вариант — «разговор», а старый — исчез. Параллельно с развитием значения шли и фонетические процессы: сначала предложный [з] оглушился, а затем произошло полное стяжение. В церковнославянском языке предлоги-приставки без-, из- раз-, вз-(воз-) в ряде случаев пишутся со специальным диакритическим знаком — паерком (похожим на молнию), заменяющим букву ъ. И здесь уместно настойчиво подчеркнуть мысль о необходимости четкого разграничения письменной и устной речи. Проще говоря, даже если отказаться от написания префикса бес-, избежать этот звукокомплекс в произношении все равно нельзя. По непреложным фонетическим законам русского языка перед глухими гласными и на конце слов звонкие оглушаются: [бесканечный], [беславесный], [бестрасный]. Если предварительно обобщить все перечисленные факты, получится такая картина: до орфографической реформы русские, одинаково произнося в определенных фонетических условиях префикс и существительное — [бес], — писали их по-разному: первое слово с буквами есть и земля, а второе — с буквами слово, ять, ер. Из этого следует, что до 1917−1918 гг. при написании приставок без-, а также из-, воз-, вз-, раз-, роз-, низ-, чрез-, через- использовался так называемый морфемный критерий — одна морфема (часть слова) пишется единообразно вопреки разному звуковому составу. Например, сад — садовник — высадить — садовод. Данный принцип является основополагающим для русской орфографии. Иными словами, перечисленные префиксы всегда имели конечную з: безгласный, безславный, безвкусный. Аналогично — и в современном церковнославянском языке. После того, как правило изменили, выбор финальной согласной стал зависеть от последующей согласной — звонкая она или глухая: безгласный, бесславный. Вроде бы срабатывает фонетический принцип правописания. Однако почему пишется безвкусный, ведь далее идет глухой звук [ф]? А потому что, что данная орфограмма зависит не от звука, а от буквы: главная функция в — обозначение звонкого звука. То есть к фонетическому критерию добавляется так называемый традиционный принцип (понятно, что традиционным он называется в данном случае чисто условно, ибо век этой традиции недолог). Итак, становится совершенно очевидным следующее: несмотря на декларируемую цель большевистской реформы — упрощение русской орфографии, — правило, связанное с приставками без-, из-, воз-, вз-, раз-, роз-, низ-, чрез-, через-, напротив, усложнилось. И с этим нельзя поспорить. Но данное обстоятельство не дает никаких разумных и серьезных оснований для того, чтобы скоропалительно заставить всех писать в соответствии с дореформенной нормой. Почему? Во-первых, правописание — это рукотворная вещь, плод человеческого ума. В определенной степени почти все правила характеризуются искусственностью, хотя и опираются на языковые законы, живую речь и вековые традиции. Орфография любого языка является большой, сложно устроенной, формализованной системой, элементы которой тесно связаны между собой. И если, строго следуя морфемному критерию, писать всегда только приставку без-, значит, нужно писать всегда только из-, воз-, чрез- и т. п. Значит, надо избавиться от альтернативности в орфографии пре-/при-, а также всех остальных приставок. Префиксы — это служебные морфемы так же, как и суффиксы. Следовательно, последние тоже должны писаться исключительно однообразно и т. д. И конец этой цепной реакции придет нескоро. Во-вторых, несмотря на то, что орфография относится к наиболее ярким приметам самобытной культуры любого народа, еще одним ее свойством является значительная условность. Так, например, после конечных согласных приставок в большинстве случаев следует писать ы, а после иноязычных префиксов — и: безыдейный — контригра. Данное правило было введено только в 1956 году — до этого бытовали варианты. Наконец, в-третьих, орфография — феномен исторический, изменяющийся. И не исключено, что со временем многие современные предписания будут тем или иным образом пересмотрены, как было не раз в истории русского языка (в ХХ веке — по крайней мере дважды). А пока не надо на словах и на деле разрушать и без того хрупкое здание русской орфографии. Нужно просто (правда, это совсем не просто) грамотно писать на родном языке, не поддаваясь соблазнам случайных звуковых и буквенных совпадений.
