 |
| Православие.Ru | Александр Сегень | 10.09.2012 |
Падение Наполеона и возрождение православной России
План Наполеона продолжал осуществляться. Но если корсиканец 
и впрямь был таким гением, каким нам являют его историографы, то он уже после Бородина чувствовал, чуял, что впереди его ждет погибель. Мрачно входил он в Москву, дабы вскоре в ужасе бежать из этой горящей столицы непонятных, кошмарных русских, спаливших свой великий город, только чтобы выкурить из него врага.
Несокрушимый Наполеон пришел в Россию, и русские вспомнили: «Христиане же мы!» И тогда нечто непонятное произошло с победителем, взявшим столицу Руси. Некая неодолимая сила вышвырнула его вместе с «великой армией» вон.
Прекрасные слова нашел Александр Сергеевич Пушкин в финале своей неоконченной повести «Рославлев», главная героиня которой, узнав о пожаре Москвы, произносит: «Неужели. пожар Москвы наших рук дело? Если так. О, мне можно гордиться именем россиянки! Вселенная изумится великой жертве! Теперь и падение наше мне не страшно, честь наша спасена; никогда Европа не осмелится уже бороться с народом, который рубит сам себе руки и жжет свою столицу».
Осенью 1812 года в Петербурге с мучительным нетерпением ждали хороших вестей из Москвы. Царь был здесь. Положение его становилось шатким. Родная сестра Екатерина Павловна писала ему: «Недовольство дошло до высшей точки, и Вашу особу далеко не щадят. Если это уже до меня доходит, то судите об остальном». Желали его присутствия вблизи театра военных действий. Но Александр оставался в Петербурге. Разочарованный в собственных полководческих дарованиях, он боялся своего присутствия на войне. Его война перешла в область мистическую. Он сильней, чем когда-либо, раскаивался в своем пассивном участии в умерщвлении отца. Полагал, что и это является причиной обрушившихся на него и на страну бедствий.
Тема религиозного мистицизма Александра I до сих пор, можно сказать, не раскрыта и требует особенного и внимательного изучения. Отечественная война 1812 года и последовавший за нею Европейский поход русских войск полностью изменили Александра Павловича. Историки с некоторой чрезмерной легкостью обычно приписывают это влиянию баронессы Крюднер, с коей царь духовно сблизился в Европе. Но стоит подумать о более глубоких объяснениях. Всю жизнь мучившийся терзаниями по поводу косвенного участия в гибели отца, верующий и потому постоянно кающийся Александр впервые увидел страшный упадок европейского христианства и ужаснулся. О французах он без стеснения вслух говорил: «Что может быть хорошего здесь, где нет никакой религии!» Как разительно это контрастирует с фразой Наполеона, который, увидев, сколько в России храмов, недоуменно спросил: «Зачем столько? Ведь сейчас уже никто не верит в Бога!» Вернувшись в Россию, Александр удивлял всех полным изменением своего характера. Исчезли щегольство, самолюбование, кокетничанье с дамами, царь порвал свою связь с Нарышкиной, которая продолжалась целых 16 лет, и стал проповедовать целомудрие. Он гораздо больше внимания уделял паломничествам по монастырям, часто исповедовался, причем требовал, чтобы его исповедовали не как монарха, а как простого прихожанина.
Несмотря на полное отсутствие военного гения, несмотря на то, что Наполеона победили Кутузов, Барклай, Милорадович, русский солдат и офицер, Александр, тем не менее, своей политикой 1813−1815 годов внес неоценимый вклад в дело окончательного разгрома революционного императора Франции и по праву считался главным победителем. И он понимал, что хотя бы одним этим навсегда войдет в память потомков как благословенный государь.
1 октября 1812 года на праздник Покрова в Петербурге архимандрит Филарет (Дроздов) произнес проповедь о том, что храм Божий есть видимый, но он пуст, если мы не имеем в себе храма невидимого. Тем самым он призывал к духовному деланию, без которого невозможно возвращения гармонии мира. В тот же день в присутствии Филарета государь произнес свои пророческие слова. Когда зашел разговор о возможности подписания мира с Наполеоном, император разгорячился и воскликнул: «Я отращу себе бороду и лучше соглашусь питаться хлебом в недрах Сибири, нежели подпишу стыд моего Отечества!»
Об этом зароке он вспомнит через 17 лет и поймет, что надобно его исполнять. Если только миф о сибирском старце Федоре Кузьмиче — не миф.
Через неделю пришло радостное известие о бегстве Наполеона из Москвы. Молитвами праведников, таких как митрополит Платон (Левшин), преподобный Серафим Саровский и святитель Филарет, русское оружие возобладало над вражеским. Таким духовным оружием, какое ковалось в их молитвах, Наполеон не обладал, а потому обречен был на поражение.
22 октября праздновалась икона Казанской Божией Матери, вспоминалось избавление Москвы от поляков в 1612 году. В сей день произошло Вяземское сражение, знаменательное тем, что в нем генерал Милорадович явил полное расстройство наполеоновской армии, и далее знамя победы уже не переходило к врагу из рук наших воинов.
Европейцы, несущие в сердцах своих безбожие, были заведомо обречены, потому что им навстречу выйдет рать, осененная верой во Христа Спасителя, встанет народ, вспомнивший о звании христианского, ведомый не только блистательными полководцами, но и вдохновенными священниками, которые укрепляли солдат евангельским словом, бесстрашно шли впереди войск с крестом в руке.
Победители
Тарутинский маневр Кутузова стал одним из невиданных доселе шедевров мирового полководческого искусства. Покуда Наполеон, сидя в Москве, ждал от русского царя капитуляции, наша армия отдохнула, воспрянула духом и значительно пополнилась. Когда Москва заполыхала, прекратились споры о том, правильно ли поступил главнокомандующий: теперь все видели гениальность его замысла и выгоду избранной им позиции.
Кутузов победил Бонапарта не в генеральном сражении, его победа — в том, что он не дал неприятелю уйти из России через богатые земли Орловщины и Малороссии, заставив незваных гостей отступать по разоренной войною старой Смоленской дороге. При этом Михаил Илларионович вынужден был отстаивать свой план медленного истребления «великой армии», спорить с теми, кто требовал от него окружить остатки французских войск и взять их в плен.
Удивительно и то, что Наполеон, не проиграв Кутузову ни одного сражения, полностью потерял свою могущественную армию и уполз из России, удовольствовавшись лишь награбленным добром. Забавно, но французы, благодаря этому, и по сей день считают войну 1812 года успешной! Они уверяют, что победили в Бородинской битве, взяли Москву, прекрасно поживились — чем тебе не победная кампания!
Но как бы то ни было, в действительности полную победу одержал не Наполеон, а более мудрый полководец — Михаил Илларионович Кутузов.
Следом за ним нужно назвать других главных героев Отечественной войны 1812 года, победителей.
«Чем бы дело ни кончилось, я всегда буду убежден, что я делал все необходимое для сохранения государства, и если у его величества еще есть армия, способная угрожать врагу разгромом, то это моя заслуга. После многочисленных кровопролитных сражений, которыми я на каждом шагу задерживал врага и нанес ему ощутимые потери, я передал армию князю Кутузову, когда он принял командование в таком состоянии, что она могла помериться силами со сколь угодно мощным врагом. Я ее передал ему в ту минуту, когда я был исполнен самой твердой решимости ожидать на превосходной позиции атаку врага, и я был уверен, что отобью ее. Если в Бородинском сражении армия не была полностью и окончательно разбита — это моя заслуга, и убеждение в этом будет служить мне утешением до последней минуты жизни», — писал Михаил Богданович Барклай-де-Толли, и эти слова весьма точно отражают суть его участия в войне 1812 года.
Раненых при Бородине развозили по всем городам и весям к востоку от Москвы. Много их было под Ярославлем, многих распределяли по монастырям, как, например, в московском Сретенском или в Толгском монастыре под Костромой, где монахи и монахини способны были предоставить умирающим и выздоравливающим терпеливый и внимательный уход. Генерал Петр Иванович Багратион долго и мучительно умирал в деревне Симы Владимирской губернии у своего друга князя Бориса Голицына. Его можно было спасти, ампутировав ногу, но он не мог представить себя инвалидом, не участвующим в защите Отечества, и отказывался от ампутации. Развившаяся гангрена унесла его в могилу через две с половиной недели после роковой битвы. Ему было 47 лет от роду. Из них 30 лет он почти без отдыха воевал за Россию.
Воспитанный Суворовым, генерал Багратион во всем был подобен своему великому учителю. Он всегда делил с солдатами все тяготы походов, отличался выносливостью и нетребовательностью к еде. Как грузин, он был вспыльчив, но сколь легко его было разгневать, столь же легко он забывал свой гнев и обиды. И не знал, что такое мстительность. За его удалой и веселый нрав солдаты любили Петра Ивановича всей душой. Так, как любили Суворова и Кутузова.
Во время войны 1812 года Михаил Андреевич Милорадович в основном руководил арьергардом, и именно благодаря арьергардным боям русским удалось измотать «великую армию». А потом Милорадович вместе с Витгенштейном и Барклаем гнал французов до самого Парижа.
Народ любил его самозабвенно, ибо и сам Михаил Андреевич самозабвенно любил русских людей. Вот почему, когда казнили декабристов, четверо из них обнялись на прощание между собой, а пятому — мерзавцу Каховскому — Пестель, Муравьев-Апостол, Бестужев-Рюмин и Рылеев даже не подали руки. За то, что он подло, из-за спины, убил выстрелом из пистолета самого Милорадовича!
За всю свою жизнь, находясь всегда в самом пекле сражений, он ни разу не был ранен. Французская пуля лишь однажды сбила с него эполет. И тут — смертельная рана нанесена своим же соотечественником! Когда врач Арендт извлек пулю, Милорадович попросил показать ему ее и, умирая, вымолвил с облегчением: «Слава Богу — не солдатская!» Ему невыносимо было бы осознавать перед смертью, что он погибает от руки русского солдата.
Гренадерская дивизия под командованием генерала Михаила Семеновича Воронцова во время Бородинского сражения обороняла Семеновские флеши. Шесть французских дивизий остервенело атаковали эту важнейшую позицию, 200 орудий обстреливали защитников. Воронцовские гренадеры, неся огромные потери, не отступали. Сам граф повел в штыковую атаку один из своих батальонов и получил ранение в бедро. «Смотрите, братцы, как умирают генералы!» — воскликнул он, продолжая сражаться.
Вместе с армией генерал Воронцов отступил в Москву. У своего дома в Москве он увидел около сотни подвод, которые должны были вывезти из столицы богатства, накопленные несколькими поколениями Воронцовых. Но граф приказал освободить подводы и посадить на них раненых генералов и офицеров, сотню их денщиков и три сотни солдат. В своем имении Андреевском во Владимирской губернии он организовал госпиталь, где на его счет жили и лечились раненые.
После излечения Михаил Семенович участвовал в заграничных походах русской армии. В сражении под Краоном его корпус с успехом противостоял превосходящим силам французов, которыми командовал сам Наполеон. Наградой за это сражение был орден святого Георгия 2-й степени. А после окончательной победы над Наполеоном Воронцова назначили командиром русского оккупационного корпуса. Главным принципом своего командования Михаил Семенович провозгласил милосердие к поверженному врагу. Русские солдаты и офицеры призваны были показать, что они — истинно цивилизованные люди, в отличие от тех дикарей, что явились грабить Россию в 1812 году. А когда оккупационный корпус покидал Францию, Воронцов из личных средств оплатил все огромные долги русских солдат и офицеров.
Пантеон героев Отечественной войны 1812 года велик. В нем звенят славные имена Алексея Петровича Ермолова, Матвея Ивановича Платова, Дмитрия Сергеевича Дохтурова, Александра Петровича Тормасова, Петра Христиановича Витгенштейна, Дениса Васильевича Давыдова, Александра Ивановича Кутайсова, Ивана Семеновича Дорохова, Дмитрия Петровича Неверовского, Николая Николаевича Раевского, Петра Петровича Коновницына и многих других.
(Окончание следует.)
