«Я не ставил себе задачу рассказать о Боге»

Почему такой цели не ставил себе автор учебника по ОПК диакон Андрей КУРАЕВ, какие — ставил и удалось ли в результате решить хитрую задачу «культурологического подхода к вере»?

СПРАВКА:

Учебник протодиакона Андрея Кураева — единственный официально рекомендованный Министерством образования и Синодальным отделом учебник по курсу Основ православной культуры для преподавания в школах России. Рассчитан на 36 уроков в четвертом классе. Среди тем: «Библия и Евангелие», «Христос и Его крест», «Храм», «Икона», «Христианское отношение к природе», «Христианская семья», «Зачем творить добро», «Чудо в жизни христианина».

В период преподавания курса ОПК в качестве регионального компонента в различных регионах России использовался ряд пособий: учебники, подготовленные А. В. Бородиной и Л. Шевченко; книга для учителя «Основы православной культуры в первом классе» (2002), подготовленная О. К. Харитоновой под редакцией протоиерея Виктора Дорофеева; книга для учителя «Я иду на урок в начальную школу: Основы православной культуры» (2001) и пособия, подготовленные рядом других авторов.

Православным Свято-Тихоновским гуманитарным университетом подготовлено Методическое обеспечение экспериментальных уроков по Основам православной культуры для четвертого класса к учебнику, написанному протодиаконом Андреем Кураевым в 2009 году.

— Как понимается цель курса ОПК и вашего учебника?

 — Если говорить на профессионально-педагогическом жаргоне, то воспитующая задача курса — привить младшему подростку навыки нравственного самоанализа. То есть познакомить ребенка с тем, что у него есть внутренний мир — мир его души. Научить реагировать не только на боль в пальчике, но и на болевой ожог совести.

Есть еще информационная задача: дать базовые представления о мировоззрении христиан, о внутренней логике христианской культуры.

А вот миссионерской или религиозной цели у учебника нет.

Это государственный курс в государственной школе, и задача воцерковить ребенка в такой школе ставиться просто не может.

От ребенка из нецерковной семьи не ожидается религиозного обращения. Но если он пройдет этот курс — он по крайней мере станет более терпим, а в истории России сможет видеть больше добра, смысла и красоты.

— Как решался вопрос: рассказать детям о Боге, при этом не агитируя за веру?

 — Так я и не ставил себе задачу рассказать о Боге. Нужно было рассказать о человеке православной культуры: как устроен его мир, на какие ценности он ориентируется, какие у него могут быть мотивы, желания, опасения. Почему православные что-то делают или не делают. Курс этикоцентричный и антропоцентричный. Это попытка говорить на темы, которыми реально живут дети этого возраста: проблемы зависти, воровства, ябедничества. При этом нет никакого «мальчиша-плохиша», который бы все эти проблемы персонализировал.

— Изучение одного из модулей курса ОРКиСЭ становится с сентября обязательным для четвероклассников всех регионов России. Решена ли проблема обеспечения школ учебниками ОПК?

 — Просто любому желающему взять в руки учебник по Основам православной культуры возможности нет. Издательство «Просвещение» ориентируется на заказы из школ, а не из магазинов, поэтому свободных экземпляров почти нет.

Учитывая новизну курса, это плохо. Я не знаю места, где перед тем, как выбирать модуль для ребенка, родители могли бы посмотреть всю линейку из шести учебников, вдумчиво их полистать (хотя бы на родительских собраниях) и ответственно сделать выбор. Им приходится верить учителю на слово. А ведь нормальные условия выбора предполагают, что родителей недели за две знакомят со всеми вариантами учебников на собрании, куда приглашают представителей разных религий.

— Есть ли учебники, которые могут причинить скорее вред, чем пользу?

 — Это область мнений. Один скажет, что учебник скучен, а другой ответит: вот и замечательно, пусть будет меньше поповского мракобесия, а больше так называемого академизма. Что для одного минус, в глазах другого — плюс. Про иной учебник и я скажу, что идет слишком лобовое погружение в Православие и отождествление ученика с ним, а кто-то скажет: замечательно, я хочу, чтобы мой ребенок учился по этому учебнику и воцерковлялся.

— Когда вы писали учебник, вы вспоминали себя в возрасте десяти-одиннадцати лет, учитывали свои реакции или ориентировались на современного ребенка?

 — Я плохо помню себя в этом возрасте, и уж точно размышлял тогда не на эти сюжеты. Мне очень помогла завуч одной из московских школ, которая читала заготовки учебника глазами мальчишки-хулигана и комментировала их от его лица. В каждом классе есть такой задира, для кого сорвать урок — дело чести. Любые слова одноклассников или преподавателей он перетолковывает максимально пошло и шутовски. Нужно было избегать любой двусмысленности в тексте, памятуя, что, если будет возможность глумливого перетолковать, дети ею обязательно воспользуются.
Также было важно избежать прямой назидательности и каждую фразу сто раз проверять по параметру доходчивости для детей.

— У современных детей фонд «прецедентных текстов», цитаты из которых узнаваемы всеми, отличается от того, что было в вашем детстве. На что можно ссылаться в учебнике?

 — В этом была одна из главных сложностей. Я пытался выяснить, какие общие знания есть у всех сегодняшних детей, на что можно опереться. Оказалось, что это неизвестно. В моем детстве сорокалетней давности был общий стандарт детской литературы. Определенный набор сказок, повестей и рассказов читали все. Сейчас такого практически нет. В четвертом классе опираться на сказки уже поздно, уже не до Курочки Рябы. Потому и переклички с другими детскими текстами в учебнике практически нет. От того, что нет уверенности, что упоминание того или иного художественного произведения не будет полкласса отсылать в пустоту.

— Предмет предлагается детям десяти-одиннадцати лет, в этом возрасте возникает «синдром негативизма», отторжение правильного. Вы учитывали это?

 — Как раз в этом возрасте такого еще нет. Но я боюсь другого — детского лицемерия. Дети хорошо знают, что именно хотят от них услышать взрослые. На уроках они могут выдавать правильные ответы, и даже дома рассказывать родителям, как им нравятся занятия. При этом про себя и в кругу друзей понимая, что эти высокие принципы жизни не для них: «Скажу, чтобы тетенька отвязалась, а сам буду, как все». Поэтому я просил бы и педагогов, и родителей не позволять себя обманывать, не спешить успокаиваться от правильных детских речей, всеклассных громких согласий или осуждений…

— Насколько предмет ОПК связан с патриотизмом? Возможно ли его воспитать?

 — Сам по себе предмет ОПК не способен решить ни одну из задач — в отрыве от других предметов и средств воспитания. Он может помочь, но сам по себе не панацея. Не должно быть иллюзий — мол, наконец-то придумано лекарство, которое решит все проблемы. Но не должно быть и негативизма — мол, если он ни одну проблему не решает до конца, то его вообще не нужно.
Наш курс — как наличие фруктов в рационе питания. Присутствие фруктов в меню не есть гарант всеобщего и всецелого здоровья. Но с ними лучше, чем без них.
О патриотизме в учебнике прямо говорится в первом и последнем уроке (они одинаковые во всех шести учебниках по модулям и написаны не мною). В этих уроках есть прямые призывы к любви к Отечеству. В моем тексте таких «лобовых атак» нет. Но я считаю, что верность Православию — важная причина остаться жить в России.

— Если бы вам предложили переписать первый и последний уроки учебника, как бы вы это сделали?

 — Я предлагал свои варианты переработки, и академик А. Я. Данилюк, автор этих страниц, был согласен принять мой текст, но, к сожалению, нам не разрешили внести поправки. Посмотрим, может быть, это удастся при доработке учебника.

— Такая доработка планируется?

 — Желание дорабатывать учебник есть, а возможности пока нет. Я не хозяин текста, все права принадлежат издательству «Просвещение». Необходимость доработки чувствуется: учебник писался для третьей четверти четвертого класса и первой четверти пятого, а по итогам апробации курс был целиком перенесен в четвертый класс. Между сентябрем и маем в четвертом классе очень большое расстояние. Ребенок в этом возрасте быстро меняется, поэтому методически и педагогически текст нужно адаптировать, это очевидно.

— Так все же шанс на доработку есть?

 — В июне этого года глава издательства «Просвещение» А. М. Кондаков в интервью «Литературной газете» сказал про меня: «У меня были проблемы с автором книги по Основам православной культуры. Дети только что изучили природоведение, и тут узнают из учебника, что есть небесная сфера, в ней планетки нанизаны на ветки, как вишенки, и Всевышний их двигает».

Сравним цитату г-на Кондакова с тем текстом, который его личная вкусовая цензура убрала из учебника: «Как-то великий английский физик Ньютон принимал у себя дома гостей. Это были его друзья, профессора университета, где трудился Ньютон. В беседе Ньютон упомянул о Боге, который создал наш мир. Один собеседник возразил: „Ну что вы, господин Ньютон, никакого творца у нашего мира нет. В природе все создается и развивается само собой, без вмешательства какого-то божественного разума!“ Хозяин дома не стал спорить. Но после чая он пригласил гостей в рабочий кабинет. Украшением кабинета Ньютона была модель Солнечной системы. Это был как бы глобус из тонких прутиков. На прутья были нанизаны шарики-планеты. В центре — светильник-солнце. Вокруг шарика, обозначавшего Землю, вращалось Луна. Планеты можно было передвигать по прутьям и выстраивать из них разные сочетания. Гости были в восторге от этой конструкции. И вот тот самый физик, который за чаем сказал, что мир понятен и без Бога, спросил Ньютона: „Скажите, а где найти того мастера, который сделал для вас такую замечательную модель? Я хочу заказать ему такую же для себя!“ На что Ньютон ответил: „А никакого мастера нет! Эта модель возникла сама собой. Постепенно появились эти прутики и шарики. Шарики катались, катались, а потом нанизали себя на эти прутики, и вот так вот закрутились!“ Гость растерялся: „Да вы шутите! Такого не может быть! Эта модель слишком сложна, чтобы случайно возникнуть! Ее обязательно кто-то изготовил!“ Тут уж пришла пора для серьезного ответа, и Ньютон сказал: „Скорее шутите вы! Скажите, что сложнее — эта игрушечная модель мироздания или само мироздание? Но еще час назад вы утверждали, что у нашего мира нет Творца и все возникло случайно, а теперь вы же уверяете, что даже для гораздо более простой игрушки все же нужен творец!“».

Ну и какова культура чтения и полемики у нынешнего абсолютного хозяина прав на мой учебник? Так что надежд у меня немного.

— Кто должен отслеживать плоды курса в каждом конкретном классе?

 — За реализацию проекта отвечает Министерство образования: оно вырабатывает критерии как для оценки успешности детей, так и для оценки эффективности труда конкретного учителя, и общего хода проекта в регионах и в целом по стране. Если Церковь привлекут к дискуссии — у нас есть специалисты, которые с радостью примут в этом участие (я не себя имею в виду).

— По статистике (данные на февраль 2012 года) большинство родителей сегодня выбирает СЭ — «как нейтральный предмет» — 42 процента. ОПК — 30 процентов. Это естественно для нашего постатеистического государства?

 — Эта цифра, я думаю, близка к реальности, хотя я до сих пор слышу о случаях давления в пользу выбора светской этики. Я надеюсь, что профессиональные педагоги это делают не из антипатии к Православию, а просто потому, что они люди осторожные и руководствуются принципом «Не навреди». И поэтому они предпочитают преподавать то, с чем лучше знакомы, — светскую этику. Думаю, через несколько лет, оценив курс, учебники, реакцию родителей и детей, услышав отклики коллег, которые решились работать с «конфессиональными» курсами, они свое не-отношение к ОПК изменят.

— Как можно сформулировать цель учебника по светской этике?

 — Побыстрее отписаться. Получился очень скучный учебник, хотя мог быть полностью игровым. В светском мире нет священных авторитетов и таких канонических текстов, которые не допускали бы улыбки. Есть огромный мир детской литературы, художественной и сказочной, от «Незнайки» до «Денискиных рассказов» Драгунского. Бери что хочешь, пиши учебник-обсуждение, выстраивай сценарные, игровые, ролевые уроки. А вместо этого — изложение тезисов Аристотеля. Зачем он в четвертом классе? В итоге учебник очень трудно читать. Это не означает, что не может быть написан другой. Я бы сам с удовольствием написал учебник по светской этике, но такого задания я не получал.

— Трудно представить, что российское общество благожелательно примет сегодня учебник по светской этике, написанный священнослужителем.

 — Это результат семидесяти лет безбожия. В Литве учебник по светской этике написали православные авторы. Он учит немножко большему, чем просто быть хорошим человеком. В нем есть сюжеты, отсылающие в том числе к христианской этике.

А у нас для школ написали первый в истории учебник по этике, где вообще не упоминается Христос. Там нет и Моисея, Будды, Магомета, Конфуция. Даже в советские времена учебники этики не обходились без таких имен. А в школьном курсе без Аристотеля не обошлись, зато без Христа — запросто. Я не думаю, что в учебнике для младшей школы нужно упоминать Конфуция, но обходиться без рассказа про десять заповедей как-то странно.

Христианство в учебнике по этике упоминается только в одном задании: «Подумайте, кто из персонажей сказки Александра Сергеевича Пушкина „О попе и работнике его Балде“ добрый, а кто злой?»

А представьте, если бы я привел в учебнике по ОПК еврейскую сказку про тупого раввина с вопросом в конце: как вы думаете, этот раввин — злой или нет? Мне сказали бы: «Зачем ты в учебнике по православной культуре ставишь оценку раввину? Ты сдурел?»

Важно, чтобы в учебниках были перекрестные ссылки и добрые отзывы о других религиозных культурах. Скажем, расскажешь школьникам о заповеди, притче или тезисе, и говоришь: а у буддистов и мусульман это тоже есть. Их нужно будет при доработке внести и в мой учебник.

— Обсуждался проект внесения в каждый модуль 20 процентов учебного времени на изучение других религиозных культур — обзорные уроки о буддизме, исламской культуре, иудейской культуре.

 — Это обычное стремление московской интеллигенции — изучать что угодно, кроме своего родного. Я резко против такого проекта. И так часов с гулькин нос. Что можно рассказать за один урок об исламской культуре? Лучше в старшей школе вернуться к этим сюжетам и ввести два параллельных курса. По выбору — история одной из конфессиональных культур, а для всего класса — история мировых религий. В старших классах параллельно ведутся курсы истории Отечества и всемирной истории. Почему бы не ввести такой же параллелизм в знакомстве с духовной историей человечества? Пусть будут два параллельных курса — «Родная духовная культура» и «Мировые религии».

Лучше всего сделать это в предвыпускном десятом классе, пока дети не заняты подготовкой к ЕГЭ. Идеально, если бы этот курс стал спиральным: по одному году в младшей, средней и старшей школе, например — в четвертом, седьмом и десятом классах.

— Учебникам в других модулях удалось удержаться на грани информирования без проповеди?

 — Да, и по исламской, и по иудейской, и по буддийской культуре хорошие учебники. Единственный провал — светская этика, где допускаются шпильки в адрес религиозных людей. Одно дело еврейский анекдот в еврейской газете, другое дело — тот же анекдот в газете с условным названием «Голос арийской расы». Есть разница между самоиронией православных и использованием сведений о недостатках для межконфессионального разделения и противопоставления.

Беседовала Александра СОПОВА

http://www.nsad.ru/index.php?issue=94§ ion=2&article=2568