Святой евангелист Матфей и его Евангелие

Обычно рассказ об апостоле Матфее принято начинать с его жизнеописания, самые достоверные факты которого можно найти в синоптических Евангелиях. [1] Но мы поступим иначе. На то есть свои причины. Дело в том, что на сегодняшний день в библейской и церковно-исторической науке существует проблема авторства Евангелия от Матфея. В чем она заключается? В том, что многими учеными-библеистами ставится под сомнение тот факт, что апостол Матфей, упоминаемый в ряде книг Нового Завета, — и евангелист Матфей это одно и то же лицо. Кроме того предметом широкой дискуссии давно стали и продолжают оставаться до сих пор проблемы происхождения и языка Евангелия от Матфея. Попробуем разобраться в этом вопросе. От того или иного решения будет зависеть и ряд других проблем, которые ставит перед нами первое Евангелие Нового Завета.

В первую очередь, необходимо заметить, что сам текст Евангелия не содержит ни имени автора, ни каких-либо явных указаний на его личность (также, кстати, дело обстоит и с Евангелием от Марка). Как мы увидим ниже, некоторые исследователи обнаруживают в Евангелии фрагменты, указывающие, по их мнению, на то, что автором его не мог быть апостол Матфей, бывший некогда собирателем пошлин и призванный Иисусом в самый разгар трудового дня (Мф 9:9). Имеется еще несколько значимых дискуссионных моментов как в самом тексте Евангелия, так и в предании о его происхождении.

Самое раннее из дошедших до нас свидетельств церковных писателей, в которых Матфей выступает как собиратель «изречений», или «речей», Господа Иисуса, принадлежит Папию, епископу христианской общины г. Иераполя (Фригия, область, расположенная примерно в средней части Малой Азии, на территории нынешней Турции). Около 130 г. по Р.Х. он написал книгу «Истолкование слов Господа», до нас не дошедшую, отдельные выдержки из которой приводит в своей «Церковной истории» Евсевий Кесарийский (IV в.). Согласно Евсевию, Папий «о Матфее сообщает следующее: «Матфей собрал (synetaxato — греч.) речи (ta logia — греч.) Иисуса на еврейском наречии (Hebraidi dialekto — греч.), переводил же (hermeneusen — греч.) их кто как мог» (Евсевий, Церковная история, III, 39,16).

Несмотря на краткость, данный отрывок не так прост для понимания, как кажется с первого взгляда.

Из контекста всего отрывка, сохраненного Евсевием, можно вывести, что Иерапольский епископ этим понятием обозначает Евангелие, которое написал апостол Матфея, при этом, на древнееврейском, или арамейском, языке. Именно так или примерно так понимали эти слова церковные авторы II—IV вв. — сщмч. Ириней Лионский, Ориген и, судя по тексту, сам, только что упоминаемый, Евсевий. Их мнение по вопросу авторства и языка оригинала Евангелия от Матфея опираются на приведенное свидетельство Папия. Они только облекают это, сохраненное в кратком, а потому и довольно сухом виде, свидетельство в драматическую форму.

Вот, что они пишут. Ириней в своем трактате «Против ересей»: «Матфей обнародовал у евреев написанное на их собственном языке Евангелие, когда Петр и Павел проповедовали в Риме и основывали там Церковь…» (III, 1,1).Ориген: «Первым было написано Евангелие от Матфея, который некогда был сборщиком пошлин, а позже — апостолом Иисуса Христа. Оно было написано для верующих из евреев…» (Евсевий, VI, 25, 4).

Налицо определенное историзированное толкование разбираемого нами отрывка из сочинения Папия. Единственный новый факт, который они нам сообщают, — это что, согласно полученному преданию, среди четырех Евангелий от Матфея было написано первым. Такой взгляд на автора и происхождение Евангелия от Матфея, явно под влиянием сщмч. Иринея, Оригена и Евсевия, в дальнейшем становится господствующим.

Однако многие современных исследователи Нового Завета предпринимают все новые и новые попытки уяснения смысла сообщения Папия о святом Матфее и его «речах» (ta logia). Есть смысл попытаться прочесть и понять его заново, учитывая последние исследования по этому вопросу.

Для начала требуется выяснить, кого имеет в виду Папий под Матфеем — апостола или нет? В отрывке, как мы видели, его титул не указывается. Однако, можно допустить вместе с Евсевием, а также и с другими церковными писателями, что Папий подразумевал именно апостола Матфея (хотя такое допущение зиждется на очень зыбких основаниях — только одном второисточнике, в который сделаны весьма небольшие и разрозненные вкрапления из первоисточника), так как только апостола с этим именем он упоминает в других местах, приведенных Евсевием в «Церковной истории» (Евсевий, III, 39, 4−5).

Следующий вопрос: что же все-таки Папий подразумевает под центральным понятием этого отрывка — ta logia?

Учеными были высказаны различные точки зрения по этому вопросу. Некоторыми из них предложено было видеть в них так называемый источник Q (от нем. Qelle — «источник») — гипотетический сборник изречений Христа, -который был составлен апостолом Матфеем, а затем использовался автором Евангелия от Матфея и другими авторами I—II вв. по Р.Х. в качестве апостольского свидетельства. [2] Другие под этим понятием иногда хотят видеть систематизированную подборку «свидетельств» (testimonia) о Христе из Ветхого Завета с небольшими толкованиями, которая позже была инкорпорирована в композицию Евангелия от Матфея. [3] Однако, думается, что в приведенных предположениях не учитывается других случаев использования этого понятия епископом из Иераполя, как они представлены в сохраненных Евсевием фрагментах. Так, Евсевий приводит дословно рассказ Папия о евангелисте Марке и написанном им Евангелии, в котором используется то же самое понятие — logia (Евсевий III, 39, 15). Этим словом в случае с Марком он явно обозначает Евангелие от Марка, в основание которого была положена проповедь апостола Петра.

Такое понимание ta logiaсовпадает с приведенными выше свидетельствами древних церковных авторов, которые, скорее всего, опирались в своих взглядах на авторство и происхождение на Папия.

Есть в разбираемой нами цитате Папия Иерапольского еще несколько слов, вызывающих вопросы.

Много дискуссий среди исследователей Нового Завета вызвало выражение Hebraidi dialekto (греч.), которое обычно переводится — «на еврейском языке», или «еврейском наречии». Вслед за сщмч. Иринеем, Оригеном, Евсевием и др. некоторые ученые (М.-Ж.Лагранж, Ж. Карминьяк, Н.Н.Глубоковский, еп. Кассиан (Безобразов) и др.) придерживаются «прямого» толкования этих слов, понимая под ними именно древнееврейский или, в крайнем случае, арамейский язык, на котором говорили современные евангелисту иудеи Палестины. В подтверждение этого мнения, к примеру Корминьяк, знаток семитских языков, известный своими исследованиями рукописей Кумрана, даже предпринял попытку восстановления древнееврейского оригинала Евангелия от Матфея, впрочем малоуспешную.

Несмотря на сопротивление исследователей, придерживающихся традиционного взгляда по этому вопросу, все больше и больше аргументов выдвигается учеными, отрицающими семитский оригинал Евангелия.

Особенно сильно тот факт, что Евангелие изначально написано на греческом, подтверждает лингвистический анализ, в процессе проведения которого выявилась, например, игра греческих слов (Мф 6:16; 21:41; 24:30), зависимость от Септуагинты (Мф 1:23; 11:10; 13:21 и др.). [4]

На сегодняшний день этой позиции придерживается авторитетное большинство исследователей Нового Завета.

Что же касается указаний Папия, то анализ древнегреческого выражения Hebraidi dialecto на фоне малоазийского контекста показывает, что оно означает не «на еврейском языке», а «в риторическом еврейском стиле». [5] Опять-таки из контекста свидетельства Папия о происхождения Евангелий от Марка и от Матфея, необходимо констатировать, что епископ из Иераполя сравнивает стиль обоих книг. При этом противопоставляется, судя по всему, неупорядоченный и отрывочный стиль сочинения Марка, больше похожий на поучения и записки по ходу, (Eus III, 39, 15) еврейскому систематизирующему материал стилю Матфеевой книги.

Последнее неоднозначное для исследователей слово hermeneusen, при допущении сказанного выше, относится тогда совсем не к переводу с еврейского на греческий язык речей Христа, собранных Матфеем.

Этот глагол, подобно тому, как в описании деятельности евангелиста Марка существительное hermeneutes должно, конечно, переводиться как «толкователь», или даже «секретарь» [6], а ни в коем случае не «переводчик» проповедей апостола Петра, — так вот в отношении Евангелия от Матфея глагол hermeneusen означает, скорее всего, именно различные толкования, с которыми был знаком или о которых слышал, а может быть и сам пытался давать ta logia’м Матфея епископ Иерапольский Папий.

В результате получается, что самое древнее свидетельство содержит следующие сведения о первом Евангелии новозаветного канона и его авторе: а) Евангелие было написано христианином по имени Матфей, в котором, исходя из данных текста «Церковной истории» можно видеть апостола, хотя, естественно, такой вывод не является единственным (о чем ниже); б) можно с уверенностью утверждать, что-то, что Папий называет ta logia’ми, является ни чем иным, как нашим Евангелием от Матфея; и в) это собрание «речей», идентифицированное как Евангелие от Матфея было написано, скорее всего, на греческом языке, а ни на каком-либо из семитских языков.

Тем не менее, неразрешенной до конца остается проблема автора, указанная еще в самом начале статьи: кем же все-таки был евангелист Матфей — апостолом или кем-то другим?

Наверное, все древние и средневековые, а также некоторые новые церковные писатели и толкователи Евангелия, в Матфее, авторе первого канонического Евангелия, видят именно апостола из числа Двенадцати, который был вначале сборщиком пошлин, а после призвания его Христом стал проповедником Царствия Божия (Мф 9:9; 10:3, 5−7 сл.). Не предположительным (как в случае с Папием), а однозначным такое отождествление впервые мы встречаем у сщмч. Иринея Лионского (Против ересей, III, 1, 1). Далее такое представление утверждается во всей Церкви. Однако в современной новозаветной библеистике апостольское авторство ставится многими исследователями под сомнение. И вот какие выдвигаются возражения.

Уже в течении XVIII—XIX вв. в западной богословской и филологической науке, в ходе кропотливого анализа текста трех первых канонических Евангелий, была замечена определенная взаимосвязь между этими книгами, которая, в конце концов, была оформлена в теорию двух источников. Согласно этой теории, в основании Евангелия от Матфея и Евангелия от Луки лежат два источника — более раннее Евангелие от Марка и некий сборник изречений Христа, имеющий условное обозначение Q. Кроме того, в двух больших Евангелиях был выделен и особый материал, которым эти Евангелия отличаются как друг от друга, так и от Евангелия от Марка и Q. В таком общем виде, за исключением привносимых разными исследователями частностей, эта теория принимается на сегодняшний день подавляющим большинством ученых. [7]

Если следовать логике теории двух источников, то получается, что Евангелие от Матфея едва ли мог написать апостол из Двенадцати, так как в этом богословско-литературном труде используется Евангелие от Марка, написанное человеком, который не был свидетелем жизни и смерти Спасителя. Даже при допущении вероятности, что апостол позволил себе использование дополнительного источника, остается непонятным тот факт, что в процессе работы над Евангелием предполагаемый апостол Матфей просто взял и буквально слово в слово переписал из Евангелия от Марка сцену своего собственного обращения (ср. Мф 9:9−13 и Мк 2:13−17).

Доводом, похожим на предыдущий, в пользу неапостольского происхождения могло бы послужить также и вся, выявляемая работа по компиляции и редакции, которая обнаруживается в Евангелии от Матфея в отношению Евангелия от Марка.

Но как бы мы не решали этот вопрос — признавая апостольское происхождение, или отрицая его, наше решение ни в коем случае не влияет на вероучительную каноничность и на апостольский авторитет разбираемого текста. Потому как, в конечном счете, ортодоксальность текста, а значит и принадлежность его к апостольской традиции, определяется не наименованием автора. Основными критериями являются: 1) соответствие текста основополагающим вероучительным парадигмам, воспринятым Церковью от Господа Иисуса Христа, святых апостолов и их учеников; 2) историческая практика церковной жизни, которая либо подтверждает, либо отвергает истинность, т. е., опять-таки, тождество изначальному Преданию, вероучительной концепции рассматриваемого литературно-богословского сочинения. [8] Очень метко по этой проблеме высказался в свое время, обсуждая вопрос происхождения Послания к Римлянам, А.С. Хомяков: «Пусть бы сегодня удалось доказать, что Послание к Римлянам принадлежит не апостошлу Павлу; Церковь сказала бы: «Оно от меня!» [9]

Имея в виду все вышесказанное, давайте перейдем к другим вопросам касающимся как происхождения, так и содержания Евангелия от Матфея.

О времени написания нашего Евангелия можно сказать следующее. Ориентиром для верхней хронологической границы периода, когда оно могло быть создано является время написания Дидахе и Первого послания Петра. В них впервые встречаются точные цитаты из Евангелия от Матфея (ср. 1 Петр 2:12/Мф 5:6; 1 Петр 3:14/Мф 5:10). В Дидахе приводится молитва «Отче наш» в том виде, в котором она представлена в Евангелии, а речения в Дид 1:3 слл. предаются в форме очень близкой к евангельской. Послание было написано где-то между 70 и 100 г., а Дидахе можно датировать началом II в. по Р.Х. Таким образом, на основании текстологических данных, возникло наше евангелие не позже этого времени.

Нижняя граница зависит от датировки Евангелия от Марка. Это последнее обычно относят где-то к концу 60-х гг. — но не позже 70 г., так как в нем не содержится свидетельств о взятии и разрушении Иерусалима, хотя в событии раздирания «надвое, сверху донизу завесе в Храме» (Мк 15:38) некоторые комментаторы видят намек на падение Иерусалима и Храма [10], как на совершившийся факт.

Как бы там не было, но определяющим для установления времени написания первого Евангелия будут внутренние свидетельства самого евангельского текста.

Так в стихе Мф 22:7, который содержит заключение притчи о злых виноградарях написано: «Услышав об этом, царь разгневался, и, послав войска свои. Истребил тех убийц и сжег город их». В Марковой версии этого стиха нет указания на уничтожение города (Мк 12:9). Это редакционная вставка, внесенная автором Евангелия от Матфея, служит явным указанием на событие взятия и разрушения Иерусалима войсками римского полководца Тита весною 70 г. Кроме того, «апокалиптическая речь» — Мф гл. 24, — произнесенная Христом на Елеонской горе, предваряется вопросом учеников, в котором присутствует фраза: «Какой признак Твоего пришествия и кончины века?» (Мф 24:3b), которой нет у Марка в параллельном месте (Мк 13:4).В Евангелии от Марка ученики спрашивают о знамениях, которые будут предшествовать и сопровождать падение Храма, а значит и города, в котором Храм находиться (в этих событиях ранние христиане клоны были видеть начало эсхатологических свершений). Вместе с падением Иерусалима они ожидали пришествия, или возвращения (греч.- parousia), Господа Иисуса во славе (Мк 13:26−27). При этом, ни в коем случае не шло речи о завершении истории.[11] В Евангелии же от Матфея автор вносит очередную редакционную добавку и тем самым расширяет перспективу эсхатологических событий, предсказанных Христом, до последних пределов истории мира. Исходя из рассматриваемого стиха, можно с большой вероятностью предположить, что Матфея больше не интересовала судьба Иерусалима и Храма, т.к. они, по всей видимости, уже прекратили свое существование.

Внутри текста Евангелия от Матфея имеется еще ряд косвенных, но очень красноречивых свидетельств в пользу датировки книги после 70 г. Но я ограничусь сказанным, лишь добавив, что подавляющая часть ученых относит создание нашего Евангелия к периоду с 75 по 85 г. по Р.Х. [12]

Читатели, которым было адресовано Евангелие от Матфея, — это иудеохристиане, то есть евреи, которые признавали мессианское достоинство Иисуса из Назарета. Такой вывод можно сделать не только на основании упоминания Матфеем различных иудейских обычаев, например побелки гробовых пещер (Мф, 23:27), своеобразных способов клятвы (Мф 23:16, 18) и аксессуаров для ритуала — повязки на лбу с текстами Закона (Мф 23:5), кисти на краях одежды для напоминания о заповедях (Мф 9:20). Для автора и его читателей остается в силе исполнение субботы (Мф 24:20). Более того, для общины евангелиста актуальными, в отличие от «надзаконных» Евангелий Марка и Луки, остаются дебаты о правильном понимании заповедей Закона (5:17−22). Судя по всему, Матфей и его единомышленники ведут жаркие споры с нарождающимся в русле фарисейской традиции раввинистическим иудаизмом (что, кстати, соответствует и принятой нами ранее датировке Евангелия). Однако, несмотря на усиливающуюся конфронтацию, юридический авторитет синагоги остается еще пока в силе (Мф 23:2−3а), хотя насколько он высок, установить сложно.

Относительно ситуации, в которой находится евангелист и его братья по вере, ясно одно: что независимо от той миротворческой и даже дружелюбной позиции, которую они стараются, во исполнение заповедей Христовых, занять (Мф 10:16−17, 23), иудеи, не признающие в Иисусе Мессию, прежде всего иудейская верхушка, настроены по отношению к ним враждебно (Мф 23:34−35). Более того, эти последние время от времени инициируют и применяют к своим «заблудшим» единоплеменникам, проповедующим об Иисусе как Мессии остракизм, а возможно, что практикуются и гонения, доходящие до избиений и даже убийств (10:28−39).

Если пытаться выяснить местонахождение грекоязычной иудеохристианской общины, то, кроме указанных выше иудейских реалий, необходимо упомянуть и признаки эллинистического окружения, в котором написано Евангелие от Матфея. Прежде всего, это неизвестное иудеям, но «распространенный у греков обычай клясться головой (Мф 5:36). В ст. 6:7 критикуется языческий способ умилостивления, а в маленькой притче 5:25 говорится о долговой тюрьме — типично языческое учреждение» [13]

Скорее всего автор и читатели-адресаты — это сирийские иудеохристиане, значительный процент общины которых составляют и язычники, которых должна была привлечь универсалистская открытость общины, к которой принадлежал евангелист (напр., Мф 8:10−12; 28:19−20). На Сирию указывает упоминание сирийской монеты (статира) в ст. 17:28. Это предположение подкрепляется также близкими параллелями Евангелия от Матфея с Дидахе — более поздним документом сирийской церкви.

Разбираемое нами Евангелие было рассчитано на читателей с хорошим образованием, которые и сами должны были быть в состоянии разобраться в сложной композиции книги и понять суть замысла, который заложен в нее автором, и помочь истолковать ее как в частностях, так и в целом, менее образованным братьям и сестрам из своей общины.

В результате многолетних исследований Евангелие от Матфея многие ученые пришли к выводу, что оно имеет действительно очень сложную и тщательно продуманную до мелочей композиционную структуру. До сих пор не прекращена дискуссия касающаяся отдельных нюансов этой композиции, так и критериев, на основании которых необходимо выявлять тот или иной план произведения, но мы приведем общий вид композиционной схемы. Все сочинение построено следующим образом: в центре находиться 13 -я глава — речь Христа, состоящая из притч о Царствии Небесном. Судя по всему, это смысловое ядро всего Евангелия. Остальные главы расположены симметрично: 13-ю главу обрамляют главы с повествовательным материалом — спереди 11−12 главы, в которых описаны сцены, иллюстрирующие реакции веры и неверия в Господа Иисуса; сзади 14−17, где рассказывается о том, как Христос покинул землю Израиля и посвятил много времени наставлениям для Своих учеников. 10 и 18 главы — это речи Спасителя о, с одной стороны (в 10 гл.), наставления о миссионерстве, с другой стороны (в 18 гл.), правила жизни внутри общины. 8−9 главы соответствуют 19−22 повествовательным главам; 5−7 и 23−25 гллавы снова представляют собой речи, которые сменяются повествованиями в 1−4 и 26−28 главах. Наиболее подходящим объяснением мне кажется то, согласно с которым в центральном положении 13-ой главы необходимо видеть центральность для евангелиста темы Царствия, уже наступившего и еще наступающего. Деление же при помощи этой главы всего текста на две почти одинаковые по объему части служит для выражения «диалектического противоречия между прошлым и будущим, стары и новым, преемственностью и ее разрывом». [14]

Евангелист Матфей, видимо, старался осмыслить и духовно оценить ситуацию противостояния между Христом и его новой общины народа Божия и современными ему иудеями, не только не принимающими Вести о Царствии Небесном, но и восстающих и гонящих ее.

Кроме того, все большее признание в научном мире получает концепция «Нового Пятикнижия», которое Матфей создает при посредством пяти больших речей, которые, как мы показали, можно вычленить из остального материала Евангелия. Предполагают, что такую форму книге, в основе которой лежит пять речей, Матфей явно придает по аналогии с Торой — своего рода конституцией Израиля, — чтобы, с одной стороны, обеспечить необходимую для автора преемственность с историей Израиля. С другой стороны, так как явно, что все Евангелие не укладывается в пятичастную схему (особенно повествование о смерти и Воскресении Христовом), это показывает стремление автора посредством такого разрушения формы как бы «взорвать» единство между Ветхим и Новы Израилем, выражая свое несогласие с вождями иудаизма, не только неверующими в истинного Мессию Израилева, но и утверждающимися в неправедном толковании Закона.

На этом пока мы остановимся, так как дальше начинается еще одна огромная и вполне самостоятельная тема — библейское богословие Евангелия от Матфея.

Обозревая все вышеизложенное, необходимо сделать некоторые выводы.

В процессе анализа самого раннего свидетельства церковного предания об авторе и происхождении Евангелия от Матфея, нужно отметить, что в основном оно совпадает с результатами исследований последних лет. Что нельзя сказать про сведения, которые предоставляют нам церковные авторы последующих столетий церковной истории. Хотя основная интуиция о иудеохристианском характере нашего Евангелия присутствует, во многом благодаря традиции, в трудах этих авторов, однако подробные сведения относительно языка, места, времени написания рассматриваемой книги не подтверждаются текстологическими данными, которые предоставляет нам Евангелие от Матфея. Что касается авторства, то вопрос остается открытым, хотя вопреки устоявшемуся мнению существуют, как было показано выше, довольно серьезные аргументы, заставляющие сомневаться в принадлежности Евангелия перу апостола.

Но в какую бы сторону по этой проблеме мы не склонялись, то или иное решение не может никаким образом повлиять на вероучительную авторитетность данной книги Нового Завета. Как писал в своих лекциях по Евангелию от Матфея еп. Кассиан (Безобразов): «Для нас вопрос о подлинности Евангелия от Матфея не имеет существенного значения. Писатель нас интересует, поскольку его личность и условия его служения могут объяснить написание книги» [15] Потому что автор Евангелия от Матфея, как признавала и признает вся Церковь во все времена, был вдохновлен Духом Божиим. И содержание этого чрезвычайно полезного, интересного, а в чем-то даже загадочного (взять хотя бы проблему композиционной структуры) сочинения отражает именно апостольское учение. Последнее же могло вполне восходить к гипотетически существовавшим записям речений Христа, которые мог, что вполне возможно, сделать никто иной, как апостол Матфей. В прошлом своем он был чиновник царской, или имперской, налоговой полиции, человек едва ли не самый образованный из числа Двенадцати апостолов, скорее всего, имевший склонность к ведению подсчетов и записей. Но это еще одна гипотеза для глубокого исследования и большого разговора.

Примечания:

[1] Синоптики от sunoptikos (греч.), что значит «способный обозреть все вместе». Традиционно это наименование прилагается к первым трем Евангелиям, у которых, в процессе длительного изучения, была выявлена общая исходная композиция, общая последовательность перикоп и вербальные совпадения.

[2] Гатри Дональд. Введение в Новый Завет. СПб, 1996 г. С. 24.

[3] То же.

[4] Евангелие от Матфея//Иисус и Евангелия: Словарь, М.:ББИ, 2003 г. С. 202.

[5] То же.

[6] Мецгер Б. Канон Нового Завета. М.: ББИ. С. 55.

[7] См. Two-Source theory//The Anchor Вible Dictionary, vol. V.

[8] Для первого критерия можно привести пример с Книгой пророка Исайи, в которой выделяют несколько частей, принадлежавших разным авторам, одни из которых действовали в допленный период, а другие в послепленный. Или взять, скажем, приписывание в древности авторство «Ареопагитиков» сщмч. Дионисию Ареопагиту, греку I в. по Р.Х. обратившемуся в Христианство благодаря проповеди ап. Павла. Все эти книги псевдоэпиграфичны, т. е. имеют своим автором не того человека, чьи именем надписаны. Но из-за этого указанные произведения не теряют ни толики своего боговдохновенного содержания.

Для второго критерия очень подходящей иллюстрацией могла бы послужить судьба книги Откровения Иоанна Богослова, которую большинство Церквей не признавало за каноническое писание вплоть до IV в.

[9] Хомяков А.С. Несколько слов православного христианина о западных исповеданиях. — В кн.: Церковь одна. М.: Изд-во ПСТГУ, 2001. С. 208.

[10] См., напр., Лезов С. Основные мотивы интерпретации Евангелия от Марка//Канонические Евангелия. М., 1992. С. 118.

[11] Райт Томас. Иисус и победа Бога. М.:ББИ, 2005. С. 46.

[12] Иисус и Евангелия, с. 203.

[13] Тищенко С. Основные мотивы интерпретации Евангелия от Матфея//Канонические Евангелия. М., 1992. С. 194.

[14] Там же, с. 199.

http://www.sedmitza.ru/text/403 905.html