 |
| Татьянин день | Схиархимандрит Давид (Псаракис) | 07.08.2012 |
Схиархимандрит Давид (Псаракис) — насельник монастыря преподобного Давида
Эвбейского на острове Эвбея, ученик греческого старца Иакова (Цаликиса), вопрос о канонизации которого сегодня обсуждается в Элладской Церкви. Интервью отца Давида — о том, чем отличаются монастыри и богослужение в Греции и России, о старце Иакове и духовной жизни.
— Отец Давид, Вы впервые в России?
— Нет, во второй раз. Я уже приезжал четыре года назад, но буквально два-три дня. Сейчас приехал на более долгий срок, чтобы какое-то время побыть в России, поклониться святыням, побывать там, где подвизались русские святые, посмотреть монастыри и увидеть, как живут монахи в России.
Еще одна цель — в каком-то смысле повторить путешествие преподобного Давида Эвбейского, покровителя нашего монастыря, которое он совершил в XVI веке, когда прибыл в Россию для того, чтобы найти деньги и святой покров, чтобы иметь возможность построить монастырь на острове Эвбея. В те времена у нас в Греции был период турецкого владычества и не существовало экономической возможности построить монастырь. Преподобный Давид совершил большое путешествие по России, и ему помогли очень существенно. Поэтому я захотел в каком-то смысле уподобиться преподобному Давиду и также попутешествовать по России, потому что у меня есть большой интерес к ней и к ее святым.
Я прибыл в Россию 18 июля и уже побывал в Оптиной пустыни, Никого-Угрешском монастыре и Троице-Сергиевой лавре, сейчас живу в Сретенском монастыре, собираюсь поехать в Дивеево.
— Монастыри и монашеская жизнь в России сильно отличается от греческих?
— Да, достаточно. Есть существенные отличия в том, как устроена их жизнь. Здесь, в России, я вижу сильную связь и развитое общение между монахами и мирянами, из-за чего в монастыре формируется немного другой климат. Монастырь похож на город или селение: в нем можно найти магазины, гостиницу, купить поесть, причем в трапезных или в гостинице работают миряне. В Греции, если ты приезжаешь в монастырь, чтобы поклониться святыням, всем этим — приготовлением пищи, подготовкой комнаты в гостинице — занимаются монахи, у которых есть такое послушание.
В России все это немного более обезличено. Например, в Оптиной пустыни паломник может жить, не имея никакого общения с монахами, в том числе и паломник-монах. То есть, конечно, ты можешь о чем-то попросить любого монаха, но если он не занимается гостиницей, он не сможет тебе помочь в твоем вопросе, если он не занимается приготовлением пищи, он вряд ли сможет помочь тебе с вопросом о еде. В Греции все устроено немного по-другому. Похожее на наши греческие монастыри я видел в ските Оптиной пустыни, где монах отвечал за все: за еду, комнату и так далее. В больших же русских монастырях можно просто потеряться, как в большом городе, где ты платишь за услуги, и служащие выполняют свою работу. Это немного другой климат.
— А если говорить о последовании богослужений, также есть существенные отличия?
— Да. Что касается времени, утреня в Греции совершается только утром, в России же может совершаться вечером в канун праздника. Немного по-разному во время богослужения перемещаются священнослужители. Во время Великого Входа, когда поминают о здравии, в России поминовение совершают и диакон, и священник, а в Греции — только священник. Что касается вечернего богослужения, в России «Свете тихий» поет хор, а в Греции перед большим праздником это песнопение исполняют не певчие, а священники, выйдя из алтаря. В России немного по-другому, чем в Греции, совершают каждение: во время «Херувимской» кадит диакон, а в Греции — всегда священник, а если богослужение возглавляет епископ, то епископ.
— Богослужебное пение в Греции в России сильно отличается? Нравится Вам, как поют в русских храмах?
— Да, пение отличается очень сильно! Лично мне русское церковное пение нравится, хотя иной раз кажется немного необычным с точки зрения ритма и цели. Оно мне нравится, но не думаю, что такое пение правильно с духовной точки зрения, потому что оно слишком сильно обращено к эмоциям и чувствам. Византийское церковное пение — это пение без эмоций, оно обращено непосредственно к уму, ведь молитва должна быть умной, она не должна вызывать эмоции, и если это пение — не должно быть наслаждения пением. В православном храме мы не используем музыкальные инструменты, потому что музыкальный инструмент изменяет состояние человека, вызывая расположение к наслаждению музыкой. Молитва — это дар Божий, а если она вызывает наслаждение такого рода — это уже не дар Божий. Молитва требует много внутренней борьбы и внутренней работы. Русская церковная музыка связана с западной музыкой, и писали ее классические композиторы, которые старались передать чувства. Для храма нужно другое. Если человек хочет собрать свой ум, трезвиться, быть внимательным в духовной жизни, конечно, для этого лучше подходит византийское церковное пение.
— В Вашем монастыре на богослужении поют все монахи?
— Нет. Монастырь у нас небольшой, всего 11 монахов, и поют только двое.
— Но для византийского пения этого достаточно?
— Не могу сказать, что этого достаточно, но, к сожалению, больших возможностей у нас пока нет, потому что у других монахов есть свои, другие послушания помимо пения.
— Пожалуйста, расскажите о Вашем старце — геронде Иакове (Цаликисе)!
— Отец Иаков пришел в монастырь праведного Давида Эвбейского в 1951 году, когда ему был 31 год, и нашел монастырь в плачевном, разрушенном состоянии. В обители была только одна церковь и 2−3 три кельи, и он понял, что надо заново строить монастырь, причем не только в материальном, но и в духовном плане, потому что на тот момент там подвизались только трое монахов, которые пребывали в плохом духовном состоянии. Старец Иаков столкнулся с огромным количеством трудностей, со многими препятствиями, прежде чем смог осуществить задуманное — чтобы монастырь отстроился и действительно стал общежительным. В течение многих лет он вел борьбу — и молитвой, и постом, и в основе этой борьбы было его великое терпение во время искушений и трудностей, которые происходили и от диавола, и от людей, которые создавали много проблем. Шаг за шагом он смог создать монастырь, и в 1985 году стал его игуменом. На тот момент архимандриту Иакову было 65 лет. С этого времени монастырь стал, если можно так сказать, приобретать имя, становиться известным, и в обитель начали приезжать множество людей, потому что архимандрит Давид своими многочисленными аскетическими подвигами стяжал у Бога многие дарования. Он мог исцелять больных, изгонять из людей демонов, знать будущее, у него был дар предвидения и прозорливости — он видел, что происходит у человека внутри. Он мог посмотреть на человека и узнать все, начиная от имени, какие у него грехи, хорошие поступки, проблемы и чего он хочет. К нему входил человек — и геронда отвечал на волновавшие его вопросы до того, как человек их задавал. Для нас это было повседневной жизнью, мы к этому привыкли.
— Когда Вы сам пришли в монастырь праведного Давида?
— В 1989 году. Тогда я не был монахом и не думал принимать постриг. В монастыре жили три великих старца — отец Серафим, отец Иаков и отец Кирилл. Я пришел к старцу Иакову и был его учеником два года, до того, как в 1991 году старец почил. Именно старец Иаков постриг меня в монахи и дал имя преподобного Давида.
В жизни он был очень простым и очень смиренным человеком, так что внешне совсем не походил на игумена. Очень сильно любил людей и умел найти общий язык с каждым. Кто бы к нему ни пришел — простой человек из деревни, преподаватель, врач, ученый, судья, человек из высших слоев общества, — старец становился на его уровень и начинал говорить на его языке, понимал, как надо общаться, чтобы говорить с душой каждого человека.
— Откуда?
— Это был Божий дар.
— Он знал все и о вас?
— Да.
— И каково жить рядом с человеком, который знает о тебе абсолютно все?
— Просто. Ведь важно, как старец использовал эти знания. К каждому он относился с большой любовью.
Совершенно прекрасным образом он проводил исповедь. Мы приходили к нему в келью и, поскольку стульев не было, садились на пол на ковер (таким образом принято сидеть в Малой Азии, откуда старец Иаков был родом), а старец садился рядом. Он говорил все, что мы сделали или о чем подумали, причем говорил, как бы предполагая: «Может, ты сделал это, может, ты подумал вот это?». И говорил с любовью, с улыбкой. А потом спрашивал: «Что-то хочешь добавить?» А добавить было нечего, потому что старец называл все. Потом он говорил: «не беспокойся», читал разрешительную молитву, и мы уходили. Он никогда не обижал, не оскорблял нас.
Помню, в одно воскресное утро я был в монастырском хранилище, а старец после литургии пошел в трапезную, чтобы поговорить с мирянами. Он говорил им о каких-то примерах, рассказывал истории и так далее. А я был в хранилище и подумал о чем-то нехорошем. Через два дня геронда нашел меня на балконе и позвал: «Подойди, я что-то скажу тебе». Я подошел, и он сказал: «Может быть, в какой-то день ты был в хранилище и у тебя был нехороший помысел и сказал тебе вот это. Не нужно, чтобы это было в твоей голове. Помолись, чтобы он ушел». Он сказал мне ровно то, о чем я подумал! Я ответил: «Геронда, это произошло два дня назад!» — «Не переживай, но не возвращайся к этому». В нем была такая любовь! И она давала ему свободу и радость. Рядом с ним не чувствовался страх.
— А что для вас было самое значимое в то время, когда вы жили у старца?
— То, как старец боролся с искушениями и трудностями до последних секунд своей жизни и учил этому нас. Он говорил, что мы не должны уставать, разочаровываться перед лицом искушений и жизненных трудностей и что нужно продолжать бороться до самого конца. Он находился на высших ступенях добродетелей, и в его жизни всегда возникали трудности, и он говорил нам, что самое важное для нас — иметь терпение и оставаться в том месте, куда пришел. Если пришел в монастырь, до должен жить в нем до смерти, не переходя в другой монастырь, а оттуда — в третий, четвертый. Если женился, надо оставаться в браке и не должен оставлять его, чтобы вступать в новый брак, потом в другой, третий и так далее. Надо оставаться там, где ты есть. Это важно для того, чтобы душа была хорошей, чтобы она возделывалась. Часто мы говорили старцу: «Геронда, я устал, у меня больше нет сил». — «Устал? Разве ты не пришел в монастырь?» — «Геронда, когда же закончатся искушения? Когда закончатся трудности?" — «В гробу, когда мы будем в гробу. Господь любит нас и защищает от опасностей, но терпеть и бороться мы должны до самой смерти, чтобы в последние секунды не потерпеть поражение и не проиграть всю борьбу».
Продолжение следует…
