Черное время Тавриды

Крымская деревня и голод 1921−1923 гг.

Несмотря на большое количество публикаций, освещающих различные аспекты социально-политической обстановки в Крыму в начале в 1920-х гг., данный период по-прежнему нельзя назвать всесторонне изученным. Одной из таких важных тем является положение в крымской деревне во время голода 1921−1923 гг.

Унесшее тысячи жизней, страшное бедствие запечатлелось в воспоминаниях современников, художественных произведениях, материалах периодики, а также многочисленных документах. Одними из первых исследователей, обратившихся в конце 1980-х — 1990- е гг. к проблеме крымского голода, были А.Г. и В.Г. Зарубины, в 1997 г. выпустившие совместную книгу «Без победителей», посвященную истории Крыма в годы Гражданской войны. Отдельные аспекты трагедии рассматривались крымскими и украинскими историками Е.Б.Алтабаевой, В.М. Брошеваном, Т.Б. Быковой, В.Н. Пащеней. Не остался в стороне и автор этих строк.

Вместе с тем, события голода в Крыму 1921−1923 гг., до настоящего времени не получили широкого освещения, и эта тема еще ждет своего исследователя. Задачей настоящего очерка (основанного на находящихся в открытом доступе сведениях, и в силу этого нисколько не претендующего на полноту и всесторонний охват информации) является анализ социально-экономической и социально-политической обстановки в крымской деревне во время голода 1921−1923 гг., его динамики и последствий.

После окончания Гражданской войны положение сельского хозяйства Крыма находилось в крайне тяжелом положении. Вследствие недостатка рабочей силы, рабочего скота, семян, фуража сократились посевные площади. Так, в одном только Симферопольском езде посевная площадь сократилась в сравнении с 1914 г. на 30%. Почти во всех уездах имелся недосев, достигавший 50% всей предназначенной для озимых хлебов площади. Сильно пострадали сады и виноградники, значительные площади которых во время войны не обрабатывались (1).
Разруха в аграрном секторе экономики полуострова усугублялась безграмотной политикой советских органов власти, игнорирующей местные условия, нацеленной на «преодоление» кризиса путем издания грозных распоряжений, расстрелов и конфискаций.

Приказом Крымревкома .8 от 18 ноября 1920 г. жителям запрещалось производить самочинную порубку леса. Все зеленые насаждения на полуострове перешли в собственность государства. Отныне дрова отпускались только по ордерам, и новая власть определяла по своему усмотрению, кому выдавать ордер, а кому — нет. Приказом .9 от 19 ноября 1920 г. была проведена национализация племенного скота. За короткое время это привело в упадок все частные селекционные группы и школы по выведению новых пород скота (2).
Постановлением Крымревкома были утверждены следующие объемы продразверстки на 1921 г.: 2 млн. пудов продовольственного хлеба, 2,4 млн. пудов кормовых культур, 80 тыс. голов крупного и мелкого скота, 400 тыс. пудов фуража. Весной 1921 г. в качестве «излишков» изымали даже посевной фонд (3). К 1 июня 1921 г. продразверстка была выполнена на 78% по хлебу; 51,4% - по зерну; 122,6% - по крупному рогатому скоту; 102,7% - овцам; 80% - свиньям (4).

Еще одним существенным фактором, усугубившим разруху в аграрном секторе Крыма, стала попытка создания совхозов на базе конфискованных помещичьих хозяйств, занявших до 1 млн. десятин земли, в то время как примерно 40% крестьян в Крыму оставались безземельными. Данное мероприятие власти носило откровенно авантюрный характер, поскольку практика совхозного строительства в других регионах РСФСР к тому времени показала свою низкую эффективность. Как следствие, большая часть совхозной земли весной 1921 г. оказалась необработанной (5).
Дополнительную почву для голода создавала высокая концентрация на территории полуострова частей Красной армии, стянутых сюда из разных районов (вплоть до Сибири), снабжавшихся исключительно за счет местных жителей (чтоб обеспечить себя продовольствием, отдельные красноармейские отряды невозбранно занимались грабежами); и, покидая Крым, увозивших с собой значительное количество «трофейных» продуктов. Согласно данным полномочной комиссии ВЦИК и СНК РСФСР, проанализировавшей деятельность Крымревкома, в первые месяцы после ликвидации Южного фронта Военпродснабом из Крыма был вывезен весь хлеб, армейскими частями съедены и вывезены все запасы консервов, повидла, жиров (6).

Еще одной причиной будущей катастрофы являлся режим чрезвычайного положения, установленный в Крыму сразу же после прихода большевиков осенью 1920 г., вследствие чего население оказалось лишено возможности уехать в соседние области, и было, по сути, обречено на верную гибель.

После ликвидации Южного фронта на полуострове оставалось много офицеров и солдат Белой армии, поверивших обещаниям об амнистии, данных накануне советским командованием; гражданских и военных чиновников, беженцев. По мнению большевистского руководства, все эти люди являли собой источник потенциальной угрозы. Известно высказывание тогдашнего председателя Крымревкома, Бела Куна: «…Крым это — бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выскочит». (7)

Точное количество жертв последовавшей за этим чудовищной бойни едва ли когда-нибудь будет известно. Называются разные цифры: 20, 50, 80, 120 тыс. Массовые убийства продолжались, по меньшей мере, до мая 1921 г., однако запрет на свободное перемещение для жителей полуострова сохранялся и после сворачивания репрессивной кампании. Несмотря на то, что в п. 2 приказа Крымревкома .373 от 31 мая 1921 г. содержалось предписание «снять все заградительные отряды и воспретить под страхом строгой ответственность кому бы то ни было задерживать и конфисковывать провозимые сельскохозяйственные продукты как у крестьян, та и у потребителей, приобретших их для личного потребления» (8) — по меньшей мере, в первые месяцы после своего обнародования, данное указание во многом продолжало оставаться декларативным.

И даже выбираясь за продовольствием в соседние районы, жители полуострова рисковали на обратном пути быть ограбленными. Так, в телеграмме председателя СНК Крымской ССР С. Саида-Галиева, направленной 30 ноября 1921 г. в адрес ВУЦИК, сообщалось о том, что «крестьяне Джанкойского округа Крымской республики, ввиду острого продовольственного кризиса, обменивают свое живое и мертвое имущество на хлеб у крестьян Александрийской губернии, но при возвращении на границе у них хлеб отбирается комнезамами и Особыми пунктами ВЧК, и крестьяне Джанкоя остаются имущества и без хлеба» (9).

Наряду с человеческими, в трагедии голода весомую роль сыграли природные факторы. В период с 1920 по 1922 г. на полуостров обрушился ряд климатических катаклизмов, в числе которых были страшная засуха 1921 г., последовавшее за ней нашествие саранчи, и затяжные проливные дожди. Засуха 1921 г. погубила «почти весь хлеб., засеянный с такими нечеловеческими мучениями»(10) и привела к упадку не только аграрного, но и промышленного сектора экономики региона (11). В результате засухи погибло 42% посевов, 2/3 крупного рогатого скота, а уцелевшие посевы давали лишь несколько пудов с десятины (12).

Вследствие нехватки посевного материала и засухи, хлеба на полуострове было собрано в 17 раз меньше, в сравнении с 1916 г. — 1400 тыс. пудов. При этом заранее установленный для полуострова план продналога (которым согласно соответствующему распоряжению Крымревкома от 31 мая 1921 г. была заменена продразверстка) пересматривать никто не собирался, и его взимание сопровождалось широким использованием карательных мер (13).

Так, в сентябре 1921 г., «продсовещание признало необходимым применить вооруженную силу, сформировать продотряды и запретить торговлю на рынках в местах, не уплативших продналога» (14). В Севастопольском уезде с 19 сентября по 10 октября 1921 г., проводился «боевой продовольственный трехнедельник», в ходе которого 17 человек были преданы суду Революционного трибунала, 28 — арестованы властью уездного комиссара на 7 суток. Большинство арестованных внесли зерно под залог своего освобождения (15).

В селе Новоцарицынское Карасубазарского района по обвинению в злостной неуплате продовольственного налога на скамье подсудимых оказались главы 14 семей. В ходе судебного заседания обвинения в отношении 11 человек были доказаны. Приговором трибунала 1 человек был присужден к высшей мере наказания, 4 — к тюремному заключению от одного до трех лет, остальным предложено в срок до двух недель внести оставшуюся часть налога. В случае неуплаты имущество осужденных подлежало конфискации (16).

Разумеется, подобные мероприятия режима нисколько не способствовали росту доверия к нему со стороны населения, в особенности крестьян. И сами власти в лице отдельных своих представителей признавали, что такая политика приносит много вреда. Так, выступая на состоявшейся в мае 1921 г. IV областной партийной конференции делегат Суворин из Феодосийского уезда следующим образом охарактеризовал текущее положение:
«Коснусь продналога. Это большой вопрос и имеющий важное политическое значение. Мы за последнее время путём практических мер при собирании продналога создаём на местах контрреволюцию. Конечно, налог собрать необходимо, но когда мы прибегаем к нечеловеческим методам, собирая несколько сотен тысяч лишних пудов зерна, для чего арестовываем десятками и сотнями и на две-три недели сажая их в подвалы, то крестьянство сильно настраивается против Советской власти. Мы отталкиваем его от себя ещё и тем, что собираем продналог не только с урожая, но и вспаханной земли, которая ещё когда-то принесёт урожай. Таким образом, мы последнее зерно у крестьян забираем» (17). (Выделено мной — Д.С.)

Как следствие, крестьяне потеряли заинтересованность в хорошем урожае. Активное же применение репрессий в процессе взимания продналога способствовало новому всплеску повстанческого движения. Если в июле 1921 г. по инициативе Полномочной Комиссии ВЦИК и СНК, прибывшей на полуостров в мае 1921 г., был подписан ряд мирных соглашений с командирами «бело-зеленых» отрядов, и в динамике антибольшевистских выступлений на территории полуострова, казалось, наметился спад, то осенью того же года активность повстанцев приняла прежний размах.
Главной причиной возобновления конфронтации стал приближающийся массовый голод. Начавшись в августе 1921 г., голод продолжался до лета 1923 г. и унес более 100 тыс. человеческих жизней, что составляло примерно 15% населения полуострова на 1921 г. (18)

При этом первые признаки надвигающейся катастрофы проявились значительно раньше.

«Продовольственное положение, — сообщал в своем докладе побывавший на полуострове в начале 1921 г. представитель Народного комиссариата по делам национальностей Мирсаид Султан-Галиев, — ухудшается изо дня в день. Весь Южный район (потребляющий), населенный преимущественно татарским населением, в настоящее время буквально голодает. Хлеб дают лишь советским служащим, а остальное население как в городах, так и в деревнях абсолютно ничего не получает. В татарских деревнях наблюдаются уже случаи голодной смерти. Особенно усиливается детская смертность. На областной конференции женщин Востока делегатки-татарки указывали, что татарские дети «мрут как мухи"(19). (Выделено мной — Д.С.)
И это весной 1921 г.

Летом того же года положение становится все более угрожающим. Настолько, что, когда 30 июля из Одессы в севастопольский порт на пароходе «Феофани» прибыло 10 тыс. пудов кукурузы и 5 тыс. пудов ячменя, между двумя советскими учреждениями, предъявившими свои права на этот груз — Заготконторой, которая обеспечивала горожан продуктами питания, и Военпродснабом, снабжавшим продовольствием воинские подразделения, случился настоящий конфликт. В конце концов, обе стороны спора пришли к соглашению и распределили зерно таким образом, что Севастополю досталась третья часть, а остальное Военпродснаб отправил в Симферополь, где к концу месяца даже дети не ели хлеб по три дня.

Что же касается Севастополя, то спустя несколько дней после инцидента с «Феофани» в местный исполком поступило ходатайство о выделении для севастопольской портовой охраны 20 пудов хлеба, т.к. охрана «уже шесть дней такового не получает» (20).

Следовательно, уже в июле 1921 г. и в Севастополе, и в Симферополе ощущался острейший дефицит продовольствия. Столь же плачевно обстояли дела в сельской местности.
«Состояние садов (Севастопольской пригородной зоны), — сообщалось в донесении агента Заготконторы Гринштейна, — весьма неудовлетворительное, надзор за садами очень плох, фрукты массами расхищаются» (21). (Выделено мной — Д.С.)

Осенью 1921 г. гуманитарная катастрофа стала свершившимся фактом.

В ноябре 1921 г. в Крыму были официально зарегистрированы первые случаи смерти от истощения. За период с ноября по декабрь 1921 г. от голода погибло около 1,5 тыс. человек (22). Опираясь на явно завышенные данные крымских властей (в Москву доложили, что получен урожай в 9 млн. пудов зерна, в то время как фактически было собрано лишь 2 млн. пудов), центр долгое время отказывался признавать полуостров голодающим районом (23). Обращения крымчан в столичные инстанции оставались безрезультатными: их страстные мольбы и призывы о помощи тонули в бюрократической волоките.

«В настоящее время, — сообщалось в докладе полномочной комиссии ВЦИК и СНК РСФСР от 16 января 1922 г., — продовольственное положение в Крыму катастрофическое. В уездах абсолютно выгорели все хлеба и кормовые травы. На 108 тысяч военных едоков и 200 тысяч едоков на предприятиях и гражданских учреждениях имеется всего 75 тысяч пудов хлеба» (24). Однако в Москве этот вывод учтен не был.

Характерно, что и в советской печати в декабре 1921 г. слово «голод» применительно к Крыму еще не встречалось.

«Сообщений о положении в деревнях практически не было, — проанализировав газеты тех лет, отмечает в своей публикации „Царь-голод: в декабре 1921 года Крым жил ожиданием трагедии“, в декабре 2011 г. увидевшей свет на страницах информационно-аналитического еженедельника „Первая Крымская“, журналист Наталья Дремова, — разве что информация о сдаче продовольствия; создавалось впечатление, что в сельской местности люди живут если не в изобилии, то достаточно благополучно. На самом деле у крестьян отбирали последнее» (25). (Выделено мной — Д.С.)

В декабре 1920 г. Крым получил наряды на отправку хлеба, причем, не только в центральные районы страны, но и в Одессу (156 тыс. пудов), Геническ и Скадовск (по 100 тыс. пудов) (26). К середине января 1921 г. большая часть хлеба по этим нарядам была уже вывезена. Продовольствие с территории полуострова вывозили и осенью 1921 г. — в рамках кампании помощи голодающим Поволжья.

Только 16 февраля 1922 г., на заседании президиума ВЦИК Крымскую ССР признали районом, охваченным голодом. Но даже после этого Наркомат продовольствия РСФСР установил для крымской деревни продналог на 1,2 млн. тонн зерна. При этом крестьянам запрещали засевать поля для его внесения (27).

Пик голода пришелся на март 1922 г., когда основная масса голодающих была предоставлена сама себе.

«Стадия эта, — отмечалось в отчете Крымского экономического совещания Совету Труда и Обороны по состоянию на 1 апреля 1922 г., — отличается полным расстройством всех моральных начал и установленных законов человеческого общежития: идут повсеместно грабежи, кражи, убийства и мошенничества. Бандитизм, как один из спутников голода, дошёл до высшей точки своего развития» (28).

Наиболее пострадали от голода весь Ялтинский округ, Евпаторийский, Судакский, Карасубазарский, Коккозский, Бахчисарайский, Балаклавский районы, где голодало практически все население.

«Продовольственное положение Крыма нисколько не улучшилось, — сообщалось в суточной сводке ЧК от 3 февраля 1922 г. — Во всех округах крестьяне голодают по-прежнему. В Сарабузском, Карасубазарском, Мамут-Султанском, Булганакском районах население режет последний скот для того, чтобы не умереть с голода. Режет коров, овец и лошадей. Едят лошадей, павших от бескормицы и болезней. На почве голода участились случаи смерти…(…) Во всех деревнях от голода же — масса больных, опухших и взрослых, и детей. Помощь голодающим почти не оказывается» (29).

Спустя десять дней, 13 февраля, в сводке ЧК констатировалось, что массовый голод в Крыму «достигает все более и более грандиозных размеров. Бич этот занимает крымскую деревню. (Выделено мной — Д.С.) В Бахчисарайском районе ежедневно умирает 25−30 человек голодной смертью. Особенно растет число голодающих в деревне Феодосийского округа, где в Судакском районе голодают все поголовно, так как посевная площадь там слишком мала и хлеба своего нет» (30).

Это февраль 1922 г. В следующем месяце, сообщалось в суточной сводке ЧК от 3 марта, «ужасы голода начинают принимать кошмарные формы. Людоедство становится обычным явлением. <.> Но если в городах заметны кой-какие признаки помощи, то в деревнях голодающие оставлены абсолютно на произвол судьбы» (31). (Выделено мной — Д.С.)

Страницы эмигрантской и советской печати тех лет пестрели сообщениями о самоубийствах на почве голода и массовом людоедстве.

Так, по сообщению газеты «Известия» от 15 марта 1922 г., на окраине Карасубазара (ныне — Белогорск), где, согласно данным суточной сводки ЧК от 16 февраля 1922 г., ежедневно умирали голодной смертью 15−20 человек (32), татарин Муждаба-Суин-Курги-оглы «топором разрубил черепа своей жены, 50 лет, сыновей, 22 и 17 лет, и дочерей, 16 и 6 лет». В ходе проведенного дознания было установлено, что на совершение этого чудовищного злодеяния отец семейства пошел из-за «полного отсутствия питания, так как не мог больше видеть страданий своей голодной семьи» (33). Примерно в то же время одна из жительниц Карасубазара зарезала своего 6-летнего ребенка, сварила его и начала есть вместе с 12-летней дочкой. Женщина была арестована и на допросе в милиции лишилась рассудка. После отправления в больницу она скончалась (34).

«…Мы вымираем, все гибнет, нет никакого просвета, — читаем в одном из писем, опубликованном 28 июля 1923 г. в российской эмигрантской газете «Новое Время». — Былое благосостояние исчезло. Количество скота, отчасти вследствие эпизоотии, отчасти вследствие отчуждений, а также и вследствие голода, сильно уменьшилось. Люди, имеющие лошадь или несколько лошадей, считаются счастливцами, многие ездят на быках ими коровах, чего прежде не было. Большинство населения не имеет, однако, никакого скота и ходит пешком на расстояние 50−100 верст. Всего больше пострадали в последнее время деревни расположенные вдоль железной дороги. Особенно деревни на пути из Джанкоя в Феодосию. В приходском селе Цюрихталь (ныне — с. Золотое поле Золотополенского сельского совета), в немецкой колонии, в прошлом году вымерла значительная часть населения от голода. Школа закрыта уже второй год, т.к. учителя голодают и бегут. Урожай плохой, засеяно маю, фруктов нет.

Все немецкие колонии сильно пострадали. В Судаке очень много умерло от тифа.

Жители отапливают печи колючкой, которая в последние годы пышно разрослась. Мельницы тоже отапливаются колючкой, и многие зарабатывают себе хлеб тем, что подвозят курай на мельницу, за что получают плату маисовой мукой. В Конграте (ныне — с. Маковка Пушкинского сельского совета) за последние два года не сеяли. Таймас и Шайх Али в лучшем положении, но в Шайх Али снова свирепствует тиф, а медикаментов нет совсем.

Очень тяжело в Феодосийском уезде, где семена получались лишь на десятину.

В Евпаторийском уезде население голодает, причем половина уже вымерла. Деревня совершенно разорена. Жители распродали за бесценок не только скот и движимое имущество, но также и дома" (35).

Ужасы крымской трагедии запечатлел в одном из своих стихотворений ее очевидец и современник, поэт Максимилиан Волошин:

Голод
Хлеб от земли, а голод от людей:
Засеяли расстрелянными — всходы
Могильными крестами проросли:
Земля иных побегов не взрастила.
Снедь прятали, скупали, отымали,
Налоги брали хлебом, отбирали
Домашний скот, посевное зерно:
Крестьяне сеять выезжали ночью.

Голодные и поползни червями
По осени вдоль улиц поползли.
Толпа на хлеб палилась по базарам.
Вора валили на землю и били
Ногами по лицу. А он краюху,
В грязь пряча голову, старался заглотнуть.
Как в воробьёв, стреляли по мальчишкам,
Сбиравшим просыпь зёрен на путях,
И угличские отроки валялись
С орешками в окоченелой горстке.

Землю тошнило трупами, — лежали
На улицах, смердели у мертвецких,
В разверстых ямах гнили на кладбищах.
В оврагах и по свалкам костяки
С обрезанною мякотью валялись.
Глодали псы оторванные руки
И головы. На рынке торговали
Дешёвым студнем, тошной колбасой.
Баранина была в продаже — триста,
А человечина — по сорока.
Душа была давно дешевле мяса.
И матери, зарезавши детей,
Засаливали впрок. «Сама родила —
Сама и съем. Ещё других рожу».

Голодные любились и рожали
Багровые орущие куски
Бессмысленного мяса: без суставов,
Без пола и без глаз. Из смрада — язвы,
Из ужаса поветрия рождались.
Но бред больных был менее безумен,
Чем обыденщина постелей и котлов.

Когда ж сквозь зимний сумрак закурилась
Над человечьим гноищем весна
И пламя побежало язычками
Вширь по полям и ввысь по голым прутьям, —
Благоуханье показалось оскорбленьем,
Луч солнца — издевательством, цветы — кощунством.

13 января 1923
Коктебель

Больницы полуострова были переполнены голодающими, которые умирали от истощения. В 1921 — 1922 гг. в одном только Феодосийском уезде, по официальной статистике, голодало 49 тыс. человек (36).

В течение всей весны 1922 г. количество голодающих неуклонно продолжало расти. Так, если в апреле 1922 г. их численность составляла от 347 (174 тыс. взрослых и 173 тыс. детей) (37) до 377 (38) тыс. человек, то в мае в Крыму голодало уже более 400 тыс. человек (т.е. 60% населения Крыма) (39), из них 75 тыс. умерли голодной смертью (40). Летом 1922 г. общее число голодающих снизилось, однако с осени того же года вновь начало неуклонно расти. В ноябре 1922 г. голодало 90 тыс. человек, в декабре — до 150 тысяч, 40% взрослого населения (41). В последующие месяцы положение в Крыму оставалось столь же тяжелым. Так, в марте 1923 г. в Евпаторийском округе голодало 35% населения. Громадные размеры голод также принял в Керченском округе: в одном только Ленинском районе, насчитывающем 13 тыс. жителей, голодало 10 тыс. человек (42).

В то время когда большинство населения полуострова голодало или жило впроголодь, партийные и советские кадры, хотя отчасти и испытывали определенные затруднения в снабжении продовольствием, в сравнении с остальными крымчанами они находились в привилегированном положении. Являясь опорой коммунистической власти, ответственные советские работники снабжались особыми продовольственными пайками.

Вот только одна ведомость на получение продуктов питания служащими судебных органов Севастополя в апреле 1922 г. На 40 человек было выдано: 27 пудов 30 фунтов муки, 6 пудов 19 фунтов мяса и рыбы, 8 ¼ фунтов кофе. Из всех полученных продуктов в адрес Помгола было передано 1 пуд 5 фунтов муки. Таким образом, на одного работника выдали: по 10 кг 600 г муки, по 2 кг мяса и рыбы, по 80 г кофе (43).

Спустя несколько месяцев, 21 декабря 1922 г., секретарь ЦК РКП (б) Валериан Куйбышев подписал строго секретный документ:

«Предложить Крымобкому использовать переводимые кредиты для взаимопомощи в первую очередь для удовлетворения нужд коммунистов голодающих районов… (Выделено мной — Д.С.) Предложить ЦК Последгола выяснить вопрос о возможности оказания помощи коммунистам голодающих районов Крыма и (в) случае необходимости перевести для этой цели Последголу Крыма соответствующие средства». До этого КрымПомгол выделял 1% от имеющегося в фонд помощи коммунистам. В феврале 1923 г. Президиум КрымЦКПомгола, по решению центра, выделил для голодающих коммунистов 300 тысяч рублей дензнаками и 10 тысяч пудов хлеба. (44).

В то же время, нельзя сказать, что власти совсем ничего не предпринимали для преодоления последствий трагедии. Еще 1 декабря 1921 г. Президиум КрымЦИКа по собственной инициативе создал Центральную республиканскую комиссию помощи голодающим — КрымПомгол, которая ввела ряд налогов, осуществила сбор добровольных пожертвований, организовала пункты питания. В деревнях функционировали комитеты взаимопомощи, вынесшие на себе всю тяжесть первых месяцев голода (45).

К началу 1922 г. КрымПомголом для голодавших было закуплено 30 тыс. пудов хлеба внутри страны и 60 тыс. пудов за ее пределами, 20 тысяч пудов зернофуража. В мае 1922 г. на содержании КрымПомгола находились 200 тыс. голодавших. За весь 1922 г. комиссией было выдано 1 481 127 пайков (46).

Помощь голодавшим оказывали и заграничные организации, прежде всего Американская администрация помощи (АРА). АРА открыла 700 столовых по всему Крыму. Как дар народа США голодающему населению было пожертвовано 1 млн. 200 тыс. пудов продуктов. По состоянию на 1 сентября 1922 г. АРА кормила 117 276 тысяч взрослых, 42 293 ребенка, 3100 больных (47).

Помимо АРА, голодающим также помогали Международный комитет рабочей помощи голодающим в Советской России при Коминтерне (Межрабпомгол), международное общество «Верельф», еврейский «Джойнт», миссии Фритьофа Нансена, Папы Римского, американские квакеры, немецкие меннониты, зарубежные крымскотатарские, мусульманские благотворительные общества. Вместе с тем реальные результаты деятельность всех перечисленных выше организаций стала приносить лишь с апреля 1922 г., когда на территории полуострова голодной смертью уже умерли многие тысячи жителей.

Трудно преуменьшить тот страшный урон, который в результате голода был нанесен крымской деревне, чье состояние и прежде было чрезвычайно плачевным. Количество садов и виноградников в Крыму к 1923 г. сократилось с 17,4 до 15,9 тыс. га, поголовье скота уменьшилось более чем вдвое: с 317,7 до 145,6 тыс. голов. Посевные площади, в 1922 г. составлявшие 625,3 — в 1923 г. насчитывали лишь 224,4 тыс. га (48).

Но самыми страшными, были, без сомнения, людские потери.

«Последствия голода, — указывалось в отчете Центрального Исполнительного Комитета Крыма за 1922 г., — проявились во всех областях жизни и заключались в гибели от голода громадного количества живой рабочей силы — рабочих и крестьян, в гибели почти ¾ всего рабочего скота, в полном разорении большого количества (до 13 проц.) крестьянских хозяйств, в сильном экономическом ослаблении остальных, в увеличении безработицы как следствия этого кризиса и, наконец, в крайней дефицитности нашего местного бюджета (доходы покрывали только одну треть расходов)» (49).

В результате страшного бедствия население полуострова сократилось с 719 531 до 569 580 человек (50). Свыше 50 тыс. человек в 1923 г. покинули Крым, перебравшись в более благоприятные районы (51). Особенно сильный удар голод нанес по крымскотатарскому населению, потерявшему 25% всей своей численности (52). Многие деревни горного Крыма вымерли практически полностью. Окончательно преодолеть последствия трагедии удалось лишь к середине 1920-х гг.

Анализ вышеизложенного со всей уверенностью позволяет охарактеризовать происходившее в Крыму в начале 1920-х гг. как самую настоящую гуманитарную катастрофу. Вызванная в значительной мере природными факторами (невиданной за последние 50 лет засухой лета 1921 г., нашествием саранчи и проливными дождями 1922 г.), трагедия голода усугублялась преступной политикой власти.

Примечания:

1. Семин А.С., Горчаков А.А. Борьба большевистских организаций за упрочение советской власти в Крыму (ноябрь 1920-декабрь 1921 г.) // Борьба большевиков за власть Советов в Крыму. Сборник статей / отв. ред. Чирва И.С. — Симферополь, Крымиздат, 1957. — с.263−264
2. Бикова Т.Б. Створення Кримської АСРР (1917−1921 рр.) — К., 2011. — с.135
3. Омельчук Д.В., Акулов М.Р., Вакатова Л.П., Шевцова Н.Н., Юрченко С.В. Политические репрессии в Крыму (1920−1940 годы). — Симферополь, 2003. — с.22
4. Пащеня В.Н. Этногосударственное строительство в Крыму в первой половине XX века (1900−1945 гг.): Монография. — Симферополь, 2008. — с.88
5. Пащеня В.Н. Этносоциальное развитие в Крыму в первой половине XX века (1900−1945 гг.): Монография. — Симферополь, 2008. — с.155
6. Пащеня В.Н. Этногосударственное строительство в Крыму в первой половине XX века (1900−1945 гг.) — с.88
7. Мельгунов С.П. Красный террор в России 1918−1923 гг. М: Айрис-Пресс, 2006. — с.113
8. Ревкомы Крыма. Сборник документов и материалов. — Симферополь, 1968. — с.108
9. Брошеван В.М. Симферополь: белые и темные страницы истории (1918−1945 гг.) Историко-документальный хронологический справочник. — Симферополь: ЧП ГУК, 2009. — с.84
10. Обзорная справка по голодомору в Крыму 1921−1922 гг. // http://www.ppu.gov.ua/images/Golodomor2.rtf
11. Пащеня В.Н. Этносоциальное развитие в Крыму в первой половине XX века (1900−1945 гг.) — с.155
12. Ишин А.В. Политико-экономическое положение Крымского полуострова в конце 1920-первой половине 1921 г. // Культура народов Причерноморья. — 1999. — .8.-с.45
13. Омельчук Д.В., Акулов М.Р., Вакатова Л.П., Шевцова Н.Н., Юрченко С.В. Указ. соч. — с.23
14. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918−1939. Документы и материалы. В 4-х т. / Т. 1. 1918−1922 гг. / Под ред. А. Береловича, В.Данилова. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2000. — с.500
15. Омельчук Д.В., Акулов М.Р., Вакатова Л.П., Шевцова Н.Н., Юрченко С.В. Указ. соч. — с.23−24
16. Указ. соч. — с.24
17. Чебанова А.В. Политическая обстановка в Крыму в 1920-е годы // Культура народов Причерноморья. — 1998. — .3. — с.267
18. Ишин А.В. К вопросу об особенностях политического развития Крыма в первой половине 1920-х годов // Историческое наследие Крыма, 2004., .5 // http://www.commonuments.crimea-portal.gov.ua/rus/index.php?v=1&tek=82&par=74&l=&art=246
19. Султан-Галиев М.Х. О положении в Крыму // Крымский архив,. 2. — Симферо-поль, 1996. — с.87
20. Воронин В. Голод в Севастополе // «Слава Севастополя», .15 (18 476), 24 января 1991.
21. Там же.
22. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму. — 2-е изд., испр. и доп. — Симферополь: АнтиквА, 2008. — с.697
23. Указ. соч. — с.696
24. Пащеня В.Н. Этногосударственное строительство в Крыму в первой половине XX века (1900−1945 гг.) — с.88
25. Дремова Н. Царь-голод: в декабре 1921 года Крым жил ожиданием трагедии // «Первая Крымская»,. 405, 23 декабря/29 декабря 2011.
26. Реабилитированные историей. Автономная республика Крым: Книга первая. — Симферополь: ИПЦ «Магистр», 2004. — с.13
27. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Указ. соч. — с.696
28. Указ. соч. — с.698
29. Зарубин В.Г. Голод 1921−1923 гг. в Крыму (по сводкам ЧК/ГПУ) // «Историческое наследие Крыма», 2003., .2. // http://old.commonuments.crimea-portal.gov.ua/rus/index.php?v=1&tek=84&par=74&l=&art=266
30. Там же.
31. Там же.
32. Там же.
33. Аристова И. Голодомор: дешевое оружие массового уничтожения // http://www.mirnov.ru/arhiv/mn955/mn/21−1.php
34. Протоиерей Николай Доненко. Новомученики Феодосии: Священномученик Андрей Косовский, Преподобномученик Варфоломей (Ратных), Священномученик Иоанн Блюмович; Феодосия, Судак, Старый Крым в годы воинствующего атеизма, 1920−1938. — Феодосия; М.: Издат. Дом. Коктебель, 2005. — с.34
35. Цит. по: Жевахов Н.Д. Еврейская революция. Под редакцией О.А.Платонова — М.: Алгоритм, 2006. — с.305−306
36. Протоиерей Николай Доненко. Указ. соч. — с.30;32
37. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918−1939. Документы и материалы. Т.1. — с.633
38. Зарубин В.Г., Зарубин А.Г. Голод в Крыму (1921−1923) // Клио — Симферополь, 1995. .1−4. — с.35
39. Алтабаева Е.Б. Марш энтузиастов: Севастополь в 20−30 годы. — Севастополь: «Телескоп», 2008. — с.30
40. Гарчев П.И. С.М. Киров — организатор Крымской Республики // Культура народов Причерноморья. — 1998. — .4. — с.60
41. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. Из истории Гражданской войны в Крыму — с.704
42. Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918−1939. Документы и материалы. В 4-х т. / Т. 2. 1923−1929 гг. / Под ред. А. Береловича, В.Данилова. — М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2000. — с.79
43. Алтабаева Е.Б. Указ. соч. — с.35−36
44. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Указ. соч. — с.703
45. Указ. соч. — с.697−698
46. Указ. соч. — с.703
47. Указ. соч. — с.704
48. Указ. соч. — с.705−706
49. Чирва И.С. Под всепобеждающим знаменем ленинизма // Борьба большевиков за власть Советов в Крыму. Сборник статей / отв. ред. Чирва И.С. — Симферополь, Крымиздат, 1957. — с.12
50. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Указ. соч. — с.704
51. Реабилитированные историей. Автономная республика Крым: Книга первая — с.14
52. Пащеня В.Н. Этносоциальное развитие в Крыму в первой половине XX века (1900−1945 гг.) — с. 155

Впервые опубликовано: информационно-аналитическая газета «Крымское эхо»:
http://kr-eho.info/index.php?name=News&op=article&sid=8477