 |
| Вера-Эском | Игумен Игнатий (Бакаев) | 18.07.2012 |
Однажды я услышал историю. Идёт Господь по земле 
и видит безутешно плачущего. Подошёл и говорит ему: «Я друг беззащитных, угнетённых и обездоленных. Я Бог твой и могу помочь тебе. Скажи, что ты так горько плачешь?» И человек ответил: «Я — русский». Тогда Спаситель мира сел рядом с ним и тоже заплакал.
Вспомнилось это 12 июня, в День независимости, который пришёлся на день моего рождения. Обычно я в этот праздник принимаю участие в крестном ходе «Православный Сыктывкар», где люди молятся об Отечестве своём и обо всём мире. На улицах много нарядно одетой публики, в небе — фейерверки, проносятся автомобили, украшенные флагами с российским триколором, произносятся торжественные речи.
Но в этот раз всё вышло иначе, и я оказался как бы в тылу праздника, навещая деревни Озёл и Сёйты. В Озёле намечалась Божественная литургия. Наш путь к храму лежал мимо продовольственного магазина, который был ещё закрыт. Тем не менее там собралось уже около десятка мужчин и парней. Некоторые не могли стоять и лежали. На литургию пришли всего двое мужчин, а ещё молодая мать с ребёнком и две бабушки. Началась служба. Большие окна деревенского храма смотрят на озеро, которое совсем рядом — в десятке метров. Видно было, как на берег пришли пятеро молодых ребят. Начали пить водку, запивая её пивом. Закуски у них не было. Подумалось: что с ними будет к обеду? Через полчаса они ушли — оживлённые, даже весёлые. Их место заняли две женщины с колясками и мужчина. Тоже вынули сигареты, достали бутылку. Пили прямо из горла… А я помню другой Озёл, когда здесь ещё занимались сельским хозяйством, работал молокозавод. Помню, как нас угощали здесь превосходным маслом, отрезая от большого, размером с буханку, бруска. Это было совсем недавно, всего лет десять назад. Храм был ещё обшарпанный, но людей приходило намного больше. Люди были при деле, ещё не отчаялись, не разъехались в поисках работы.
В Сёйты меня звали на водосвятный молебен. Там есть часовня в честь Модеста, Патриарха Иерусалимского, — старенькая, на треть ушла в землю. Когда мы приехали, нас ждало человек пятнадцать. Очень обрадовался, когда увидел среди них четверых ребят шестнадцати-восемнадцати лет. После молебна захотелось с ними поговорить. Слово за слово, спрашиваю: «А вы знаете, кто такой святой Александр Невский?» С недоумением переглядываются, пожимают плечами. «А Суворов?» Молчат. «Кутузов, Ломоносов?..» Переступают с ноги на ногу. Стоящие рядом бабушки краснеют, смущённо вздыхают: им неудобно за внуков. Я был потрясён. Не знал, что сказать на это. Налицо убиение России. Пока где-то горят фейерверки, Россия погибает, враг властвует и побеждает.
Местные жители мечтают обновить часовню. Скинулись, купили передвижную пилораму — святое дело помогло объединиться. Никто и представить не мог, с чем придётся столкнуться дальше. Землю под лесопилку власть им выделить отказалась. Это в деревне, где свободной земли больше, чем в ином европейском государстве, — от дома до дому по сотне метров! А пока нет земли, лесопилку не оформить, а к пилораме не подвести электричество. С лесом тоже возникли трудности. Выписать выписали, а делянку второй год не дают, где лес можно было бы напилить. Хотя кругом тайга. Представляю, как мучаются предприниматели…
И в Озёле храм под угрозой. Провели мы там новую проводку. Кабель хороший, медный, а нагрузки на него, считай, никакой: три лампочки и чайник. В общем, всё сделано добротно — я же себе не враг, люблю этот храм и за него отвечаю. Много лет здесь собирались местные пропойцы, курили, но пожарная охрана старалась не обращать на них внимания. Мол, сгорит церковь — ничего страшного: других построек рядом нет, огню некуда перекинуться. Так было, пока мы не отремонтировали храм, и вот тут в МЧС оживились. Настаивают, чтобы мои старушки были обучены правилам борьбы с пожаром, но это ещё полбеды. Требуют, чтобы мы провели сигнализацию, а цена у неё такая, что хоть убейся — не осилить. Говорят, пожарные связаны с фирмой, которая занимается такими работами. Штрафы выписали огромные.
Говорю чиновнику в МЧС: «Ты же крещёный, так зачем Церковь гонишь? Зачем старух душите, которые молиться хотят? Лучше бы вы меня в тюрьму засадили, хоть ясно бы стало, кто вы такие». А чиновник отвечает, что, мол, крещёный или некрещёный — дело второе. Главное — он «человек государственный». Вот куда замахнулся! А совесть? Как же государственный человек без неё обходиться может? А запросто.
Идёт убиение России. И все мы виновны в этом. Одни — в том, что творят такое. Другие — в том, что ничего не видят и не слышат, пока не припрёт. Виноваты мы, крещёные люди, — что запустили всё, перестали быть хозяевами своей страны. За всё придётся отвечать: и за гибель России, и за гибель всякого человека.
Одна женщина спросила старца Паисия Святогорца: а что, князь мира сего сильнее Бога? На что отец Паисий ответил, что, конечно же, нет. Но Господь не может нас спасти против нашей воли. А её тяжело пробудить. Вот берут озорники кипяток и капают на лапку лягушки. Она сначала отдёргивает её, но постепенно привыкает к мучениям, ни на что не реагирует. Страдает, но думает, что сопротивление бесполезно. И смерть незаметно поражает её. Так и наша Россия. Оттого и заплакал Господь в той притче.
Приходил на днях человек. Его по суду лишили прав, а сообщить об этом не удосужились. Сел за руль — и попал в кутузку на пять суток. Государственный человек защищать нас должен, а не душить. А ведь люди сегодня боятся любого, кто в мундире.
Что же верховные наши правители делают, пока Россия умирает? Они погружены в высокие материи. У меня с внуком та же беда. Играет на компьютере во властелина мира. Встаёт из-за машины совершенно одуревший: опять спас человечество! Вжился в эту роль.
Администрация в тот день, когда я служил в Сёйтах, выделила местным старухам машину. Повезла их смотреть соревнования по бегу. Всё-таки День России…
