Сохранившие верность

17 июля — день памяти святых царственных страстотерпцев — семьи последнего русского императора Николая II. Молитвенно вспоминая их, необходимо вспомнить и тех, кто прошел вместе с ними крестный путь, кто сохранил верность в те дни, когда предательство стало обыденностью и нормой.

«Кругом измена и трусость, и обман!» — записал император Николай II в дневнике в ночь после отречения. Сказать так он имел все основания: измена царю, подобно эпидемии, охватила все сословия. Предатели были среди великих князей: именно здесь сочинялись грязные сплетни о царской семье, затем спускавшиеся на страницы бульварных изданий и в умы обывателей; не забудем и о том, что двоюродный брат царя Кирилл Владимирович привел Гвардейский экипаж присягать мятежной Думе за сутки до отречения (его потомки ныне претендуют на российский престол, к равному недоумению как противников, так и сторонников восстановления монархии). Предатели были среди генералов: начальник штаба Ставки Верховного Главнокомандующего М. Алексеев и главнокомандующий армиями Северного фронта Н. Рузский сыграли ключевую роль в падении трона, но это были далеко не единственные изменники в генеральских погонах. Предатели были среди офицеров рангом пониже; например, сразу после отречения командир Собственного Его Величества железнодорожного полка Цабель кинулся снимать царские вензеля; его пристыдил солдат, с возмущением отказавшийся участвовать в таком деле. Но и среди солдат предателей хватало с избытком: скоро те, кто присягал на верность государю, будут с быдловатой изобретательностью издеваться над заточенной царской семьей. «Рожу убери, или я стреляю!» — орал один из таких героев революции выглянувшей из окна царевне Татьяне Николаевне, юной красавице, все годы войны трудившейся в лазарете хирургической медсестрой. И подобных шариковых в солдатской форме нашлось немало. Сбывалось страшное пророчество Тютчева из стихотворения, написанного за полвека до рокового 1917-го: «Везде измена — царь в плену!/И Русь спасать его не встанет».

Но, как всегда бывает в «минуты роковые», предательство одних лишь ярче высветило верность, благородство, самоотверженность других. И люди, сохранившие верность святым царственным страстотерпцам, нашлись тоже. Конечно, их было гораздо меньше, чем предав­ших, что вполне закономерно: избирающих крест всегда меньше, чем тех, кто спасает шкуру.

Имена верных приближенных, добровольно разделивших с царской семьей заточение и ссылку в Сибирь, навсегда вписаны в страницу русской славы. Это убитые вместе с царственными мучениками доктор Евгений Боткин, камердинер Алоизий Трупп, горничная Анна Демидова, повар Иван Харитонов. Кто немного раньше, кто немного позже царской семьи, но за одно-единственное преступление — верность ей — были убиты также гофлектриса Екатерина Шнейдер, гофмаршал Василий Долгоруков, генерал-адъютант Илья Татищев, камердинер Иван Седнев. Можно назвать немало других имен.

Судьбы этих людей заставляют вспомнить слова Спасителя: тогда будут двое на поле: один берется, а другой оставляется; две мелющие в жерновах: одна берется, а другая оставляется (Мф. 24, 40−41). После того как 8 (21) марта одновременно были арестованы государь в Ставке и царица с детьми в Царском Селе, всем служащим революционная власть предложила выбор: уйти или остаться, подчинившись тюремным правилам; потом во дворец уже никого не пустят. Предложением уйти воспользовался генерал-адъютант свиты императора А. Ресин, еще некоторые. Зато графиня Анастасия Гендрикова благодарила Бога за то, что успела вбежать во дворец за два часа до того, как двери захлопнулись. В феврале она уехала в Кисловодск навестить заболевшую сестру. По дороге узнала о событиях в Петрограде и, не повидав сестру, помчалась назад, в Царское Село. «Ангел Настенька», как называли фрейлину Гендрикову, последовала за августейшими узниками в Тобольск. Но в Екатеринбург ей ехать не позволили и заключили в пермскую тюрьму. 4 сентября за ней пришли чекисты. Она спокойно сказала: «Что, уже?» — и по-французски попросила сокамерниц написать ее сестре. Графиню повели на расстрел, но в последний момент экономный чекист пожалел пулю и прикладом снес 30-летней женщине полчерепа. Труп сбросили в канализационную канаву. Когда впоследствии его обнаружили белые, Гендрикову без труда опознали: тело после 7 месяцев пребывания в нечистотах оставалось нетленным, даже ногти имели розоватый оттенок.

У другой фрейлины, баронессы Софии Буксгевден, в мартовские дни тяжело заболела мать. Баронесса осталась с заключенными, мать похоронили без нее. Иза, как называли ее в царской семье, не могла поехать со всеми в Тобольск — ей предстояла операция аппендицита. Едва встав на ноги, она стала добиваться разрешения присоединиться к сосланным. Разрешение получила в последний день существования Временного правительства и сразу выехала в Сибирь. Но к царственным узникам Изу не пустили, что спасло ей жизнь: после долгих мытарств она оказалась в Англии.

Невозможно в газетной статье сказать обо всех верных, бывших с царской семьей до конца. Но нельзя не упомянуть подвиг двух иностранцев, которые, в отличие от русских подданных, даже не были связаны присягой. Воспитатель наследника, преподававший также всем царским детям французский язык, швейцарец Пьер Жильяр 13 лет верой и правдой служил царской семье. Не колеблясь ни минуты, он разделил с ней заключение и ссылку в Сибирь. Его коллега, Чарльз Сидней Гиббс, учивший царских детей английскому языку, по поручению императрицы как раз 8 (21) марта отправился в город за новостями. Когда вернулся, во дворец уже никого не пускали. Упорный англичанин начинает борьбу за право быть вместе с арестованными и побеждает. Но пропуск во дворец выдали только 2 августа — царскую семью увезли накануне. Гиббс начинает новый этап борьбы и добивается разрешения на поездку в Сибирь, в Тобольске присоединяется к остальным.

Жильяра и Гиббса, несмотря на их протесты, разлучили с царской семьей в Екатеринбурге. Видимо, промыслительно: два беспристрастных иностранца, оставшись в живых, получили возможность свидетельствовать всему миру истину об оклеветанных царственных мучениках. Правда, Гиббс мемуаров не писал и даже осудил Жильяра, в 1921 году выпустившего книгу «Император Николай II и его семья» (после перестройки неоднократно переиздавалась в России). Гиббс считал, что отношения с царской семьей — это слишком личное. Но и он иногда, в минуты откровенности, делился воспоминаниями с самыми близкими: его память сохранила немало драгоценных подробностей.

В 1934 году Гиббс крестился в Православие с именем Алексий — в память о наследнике, год спустя принял монашеский постриг с именем Николай — в память о царе. До конца жизни (он прожил 87 лет) архимандрит Николай бережно хранил реликвии, связанные с царственными мучениками. За три дня до кончины в спальне над его кроватью обновилась когда-то подаренная ими икона.

Когда один берется, а другой оставляется, это происходит не по фатальной предопределенности — люди сами выбирают свою судьбу. Разный выбор сделали два моряка, состоявшие при царевиче дядьками. Боцман Андрей Деревенько с первых дней после отречения царя начал хамить наследнику и всячески проявлять «революционность»; впоследствии выяснилось, что он к тому же воровал вещи своего подопечного. Матрос Климентий Нагорный остался с царской семьей, последовал с ней в Сибирь и был расстрелян одним из первых — в конце мая или начале июня. Расстрелян за то, что не давал спуску охранникам, заступаясь за царевича и великих княжон. Судьбу свою предвидел заранее и ни о чем не жалел. Примечательно, что один из цареубийц, Медведев (Кудрин), говорил о слугах царской семьи: «Мы с самого начала предлагали им покинуть Романовых. Часть ушла, а те, кто остался, заявили, что желают разделить участь монарха. Вот пусть и разделяют…». Вряд ли бандит понимал, что сказал. Разделить участь святых — может ли человек мечтать о большем!

Иногда спрашивают: почему Русская Православная Церковь, в отличие от РПЦЗ, этих верных слуг не канонизировала? Причина, в частности, в том, что некоторые из них были инославными: Трупп — католик, Шнейдер — лютеранка. Но вопросы, связанные с канонизацией, находятся в ведении не мирян, а священноначалия; поэтому будем руководствоваться словами из доклада Митрополита Коломенского и Крутицкого Ювеналия: «…наиболее подобающей формой почитания христианского подвига верных слуг царской семьи, разделивших ее трагическую участь, на сегодняшний день может быть увековечение этого подвига в житии царственных мучеников».

Подробнее о жизни верных царских слуг и приближенных можно прочитать в книгах О. Черновой «Верные. О тех, кто не предал царственных мучеников»; баронессы Буксгевден «Венценосная мученица»; Лили Ден «Подлинная царица»; дочери доктора Боткина Татьяны Мельник-Боткиной «Воспоминания о царской семье»; чудом спасшегося от расстрела камердинера Алексея Волкова «Около царской семьи»; в сборнике «Царственные мученики в воспоминаниях верноподданных»; в книге «Цесаревич Алексей в воспоминаниях его учителей», включающей мемуары Жильяра и биографический очерк о Гиббсе.

http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=60 808&Itemid=4