Эксперт | Елена Чудинова | 13.07.2012 |
Воздух, вода, земля и огонь. Четыре стихии, четыре столпа нашего существования все чаще демонстрируют, что наше существование им надоело. Пожары полыхают, земля трясется, небеса вот-вот свернутся свитком. На сей раз гневается вода. В пятидесятитысячном Крымске, чье название так блаженно мало говорило нам еще несколько дней назад, хоронят. Эти похороны, вне сомнения, не последние. Когда разгребут зловещие завалы, фотографии которых щедро тасует виртуальное пространство, будут найдены новые жертвы. А сейчас чьи-то родители, чьи-то дети еще лежат под обломками досок и ветвей, смятыми жестянками автомобилей, домашним скарбом и мусором. Действительно ли до них есть дело тем, кто искренне исповедует убеждение, будто в странах с лучшим правительством стихии по определению укрощены? Столь искренне, что напоминать про бедствие в Новом Орлеане даже как-то и неловко. (У нас, кстати сказать, не выявлено до сих пор фактов мародерства, выше сознательность и взаимовыручка жителей.)
С другой стороны, очень тошно и то небрежное отбрехивание, что идет от лиц официальных. «Да хватит уже раскручивать бредовые версии», «да мы неслись в Крымск со всех паров», «да неправда это все, что пострадавшим раздают сухие макароны». Губернатор Ткачев, чьей отставки безрезультатно требовали еще в связи с прискорбными событиями, не имеющими ровно никакого отношения к разгулу стихии, личность не вполне популярная. Политическая культура повсеместно падает с каждым десятилетием. Бывали времена, когда, случись что, начальник начальников оборачивался чем-то вроде сакральной жертвы, долженствующей унять народный гнев: стрелялся, уходил в отставку. Вне зависимости от реальной возможности и невозможности усмирить стихию. Произошло «при мне», значит, и виноват я. Такова была причинно-следственная сцепка, ныне безнадежно разорвавшаяся. У нас сейчас — ни на каком уровне — не отказываются от власти добровольно, вклещиваются в нее отчаянно, до мертвого зажима челюстей. Кто удержался — пьет шампанское фонтанами и в три слоя покрывает металлическими красками крепостных ребятишек. Пусть неудачник плачет.
Не могут не вызывать напряжения (и действительно вызывают его) явно заниженные официальные цифры. Менее двух сотен человек — когда целый город застигнут водным ударом во сне. Блогеры-южане пишут о невообразимо переполненных моргах. По их предварительным подсчетам, число мертвецов уже на сегодняшний день перевалило за триста. Называют и на порядок большие цифры.
Немудрено, что ходят слухи, будто (ради спасения большого Новороссийска) были нарочно открыты шлюзы Неберджаевского водохранилища, будто маленьким Крымском просто «пожертвовали». Уже довелось прочесть предположения, что «спасали» даже отнюдь не Новороссийск, а некие дачные угодья. А еще бы слухам не ходить, когда губернатор уже успел все их начисто опровергнуть. Ой, не рановато ли опровергать? Или уже вода сошла, уже проведены следствие и все возможные технические экспертизы? За что сейчас можно ручаться, не будучи вещуном-прорицателем? На этом этапе человек способен клясться только в том, что сам не отдавал преступного распоряжения. (Да и это не выводит из-под подозрения, ибо к чему нам клятвы заинтересованных лиц?) Сейчас еще ничего нельзя исключать — ни преступных действий, ни террористического акта, ни аварийного состояния водохранилища.
Как всегда: плохо скрытое раздражение на случившуюся катастрофу, а в особенности — на пострадавших. Так и вспоминается позапрошлое лето в объятой кольцом пожаров Москве. До сих пор невозможно понять — отчего не было объявлено чрезвычайное положение? Не была прекращена работа библиотек, музеев, всех государственных учреждений, кроме жизненно необходимых? Отчего не были приостановлены строительные работы на открытом воздухе? По-хорошему функционировать должны были лишь скорая помощь, больницы, транспорт, полиция, аптеки и продовольственные магазины. Так нет, понадобилось же кому-то, чтоб научные сотрудники, кому не посчастливилось вовремя уйти в отпуск, отсиживали в своих кабинетах в аду Ленинского проспекта.
Мы все сейчас в большей либо меньшей степени питаемся слухами. Но слух о сухих макаронах чрезмерного изумления, к сожалению, не вызывает. Подызносившуюся коммунистическую идеологию отбросили как кожуру от съеденного банана, а советское отношение к человеку благополучно наследовали.
Выбор же между неприличным оживлением горе-лидеров нашей оппозиции и официальным — до паралича души — равнодушием к трагедии приятен не меньше, чем выбор между наводнением и пожаром.
Маленький южнорусский городок с его саманными и деревянными домиками, с огородами и садами почти что смыт. На фотографиях мелькают штабеля свежих гробов, реки улиц, озера площадей, изуродованные отчаяньем лица.